Крушение крестного отца российской олигархии

Именно Кох стал непосредственным исполнителем скандальной сделки с блокирующим пакетом акций «Связьинвеста»: обещанный за бесценок Березовскому, он был передан структурам политически близкого тогда к Чубайсу Потанина. С точки зрения столкновения двух доминировавших тогда внутри "семибанкирщины" олигархических кланов – Березовского и Чубайса – это было оправдано: усиливать основного противника не имело смысла.

Но по-чубайсовски откровенное и неотвратимое в своей логичности нарушение договоренностей вызвало сильнейший ответный удар Березовского, приведший к качественному ослаблению «команды молодых реформаторов».

Была предана гласности детская на фоне их остальных свершений, копеечная шалость: получение гонорара за еще не написанную книгу об истории приватизации (с претенциозным заголовком «распродажа советской империи»). Ничтожный на фоне активов, которыми с легкостью распоряжались либералы, гонорар за ненаписанную книгу – 90 тыс. долл, каждому из пяти «соавторов» – был головокружительным на фоне тогдашней кромешной нищеты (хорошая однокомнатная квартира в Москве стоила порядка 20 тыс. долл.) и, самое главное, понятным для людей. Несколько лет спустя по аналогичной причине – именно из-за своей понятности и близости каждому – вызовет общественное негодование самая незначительная из предъявленных либеральному экс-премьеру Касьянову претензия (в приватизации за гроши роскошной дачи в черте Москвы).

Скандал развивался долго; даже Чубайс под его давлением уже осенью 1997 года попросился в отставку, мотивируя это желанием «поработать в крупной корпорации», и в итоге ушел с госслужбы в марте 1998 года, перед назначением премьером, а по сути – «козлом отпущения» за устроенный либеральными реформаторами социально-экономический кошмар мало кому известного и никем не воспринимавшегося всерьез Кириенко.

Но одной из первой жертв скандала стал Кох, ушедший в отставку со всех постов в августе 1997 года. Он был так напуган, что накануне объявления об увольнении даже бежал с семьей в США, – якобы «в отпуск», из которого вернулся менее чем на день сдать дела. Винить его за паническое бегство не стоит: хоть и член-корреспондент РАН, Березовский бывал иногда весьма простым, и тому, кого он счел бы ответственным за свой непосредственный обман, стоило всерьез опасаться за физическую безопасность.

Не стоит забывать, что через несколько дней после бегства Коха в Санкт-Петербурге был убит глава городского Комитета по управлению госимуществом Маневич, причем убит с демонстрацией высокого профессионализма (киллер стрелял сверху через крышу машины, не видя цели), недоступного обычным тогдашним бандитским «бригадам». Говорят, именно по поводу смерти Маневича высокопоставленный правоохранитель, перечитывая его личное дело, меланхолически обронил сакраментальное: «Некоторым людям можно спасти жизнь, лишь вовремя посадив их».

Впрочем, без работы Кох оставался недолго: уже 1 сентября 1997 он возглавил Совет директоров американской управляющей компании Montes Auri («Златые горы»), которой руководил А. Евстафьев, бывший сотрудник внешней разведки КГБ из команды Чубайса, попавшийся во время выборов Ельцина на выносе из Белого дома полумиллиона долларов наличными. (Деньги вошли в фольклор в качестве «коробки из-под ксерокса» потому, что проводивший задержание заместитель Коржакова не знал английского и из надписи на коробке «бумага фирмы Xerox» узнал лишь название фирмы).

Компания Montes Auri, в которой Чубайс держал свои деньги в качестве частного инвестора, была одним из ведущих операторов на фондовом рынке, управляла паевым фондом «Краткосрочные взаимные инвестиции». По имеющимся свидетельствам, на эту должность Коха устроил лично Чубайс – в знак признательности и, возможно, в качестве извинения за проблемы, созданные исполнением его решения по «Связьинвесту».

Но «дело писателей» продолжало раскручиваться – медленно и неотвратимо. 11 сентября 1997 года генпрокурор Скуратов специально заявил о своем поручении проверить сообщения прессы о том, что Кох, возглавляя Госкомимущество, получил 100 тыс. долл, за другую ненаписанную книгу (да еще и о приватизации, которая прямо входила в круг его служебных обязанностей!) И уже с 1 октября прокуратура Москвы возбудила уголовное дело против Коха по признакам злоупотребления служебным положением.

А в ноябре журналист Минкин сообщил о сделанном в частном порядке признании Чубайса, что он с группой соавторов (М. Бойко, П. Мостовой, А. Кох и А. Казаков) намерен написать книгу о приватизации в России. Минкин заявил, что имеет документы, по которым все пять авторов должны получить по 90 тыс. долл, каждый, и расценил это как «скрытую форму взятки». На следующий же день «Независимая газета» уточнила: договор был заключен в мае 1997 года, а 60 % гонорара была выплачена уже в июне. Чубайс, защищаясь, заявил, что по договору 95 % гонорара должны быть пожертвованы авторами в организовавший финансирование фонд (и, насколько можно было понять, пойти на благотворительность), но столь нелогичные действия не вызвали доверия даже у его сторонников и в дальнейшем в публичной защите, насколько можно судить, не использовались. Получилось, что Чубайс публично солгал, – что, впрочем, ни у кого не вызвало ни малейшего удивления или возмущения.

Стремясь демонстрировать открытость и прозрачность, Кох представил налоговикам копию договора со швейцарской компанией о написании книги «Приватизация в России: экономика и политика» и копию платежного поручения на 100 тыс. долл. Защита была столь неуклюжей, что предоставила нападению все возможности для наращивания атак, ибо посредником между госслужащим Кохом и швейцарской компанией оказался зампред правления потанинского тогда ОНЭКСИМ-банка, победившего в борьбе за «Связьинвест», а владельцем столь щедрой швейцарской компании – сотрудник швейцарской «дочки» ОНЭКСИМа.

Нараставший политический скандал вокруг «дела писателей» был, насколько можно судить, не только средством вычищения чубайсовцев из госуправления, но и прикрытием уголовной атаки персонально на Коха. В его отношении совпали интересы Березовского, желавшего отомстить за «Связьинвест» хотя бы непосредственному исполнителю, и прокуратуры, стремившейся наказать за чудовищные злоупотребления хоть кого-то из реформаторов и вынужденной поэтому искать кого-то из них, не имевшего непробиваемой политической «крыши». Возможно, свою роль сыграла и предельный цинизм Коха, на фоне которого даже Чубайс выглядел сдержанным и корректным интеллигентом (похоже, в этом была еще одна причина симпатии Чубайса к Коху).

В мае 1998 года прокуратура предъявила Коху официальное обвинение в присвоении и растрате госимущества, но в связи не с навязшим к тому времени в зубах «делу писателей», а с его квартирными махинациями.

В 1993 году, став зампредом Госкомимущества и переехав в Москву из Санкт-Петербурга, Кох с семьей стал жить на казенный счет в гостинице «Арбат». (К слову сказать, высококвалифицированным специалистам, приглашавшимся в то время Минфином, это министерство предлагало лишь общежитие без перспектив получения даже служебного жилья).

В декабре 1993 года Кох получил из специального фонда Госкомимущества деньги на приобретение квартиры. И приобрел трехкомнатную квартиру тогдашней рыночной стоимостью более 100 тыс. долл. за… 2280 долл, (не за метр, а за всю квартиру!) В этой замечательной операции зампреду Госкомимущества помогла фирма, в уставной фонд которой Госкомимущество внесло несколько зданий в Москве. В последующем Кох с гордостью утверждал, что заплатил за эту квартиру еще около 10 тыс. долл, налогов (из которых почти половина, правда, не попала в бюджет); превышение этой суммой формальной цены квартиры его не смущало.

Судя по тому, что прокуратура обвинила Коха еще и в растрате (за проживание его семьи в гостинице «Арбат» бюджет заплатил 25,7 млн. руб.), Кох продолжал за казенный счет пользоваться семейным номером в гостинице и после получения квартиры.

Впрочем, он был не одинок: в деле фигурировало едва ли не все тогдашнее руководство Госкомимущества, включая зампредов Мостового и Беляева.

Незадолго до Коха (в марте 1998 года) обвинения в растрате и присвоении государственного имущества были предъявлены бывшему первому зампреду Госкомимущества Иваненко, начальнику управления Веретенникову и главному бухгалтеру Ломакиной. В условиях высокой политической неопределенности дело против высокопоставленных либеральных реформаторов тянулось ни шатко ни валко и в конце концов было закрыто в декабре 1999 года. Возможно, сыграл свою роль приход к власти В.В. Путина: Кох мог козырять знакомством с ним с 1991 года. Принципиально важно, что все чиновники Госкомимущества, включая Коха, признали себя виновными в инкриминируемых им преступлениях, – и затем дали согласие на прекращение дела по амнистии.

Таким образом, обвинения в адрес Коха не были голословными: несмотря на политически напряженную ситуацию, совершение им уголовных преступлений бесспорно.

Похоже, единственным постыдным в них для либеральных реформаторов стала относительная незначительность их масштабов.

В ноябре 1999 года московская прокуратура все же возбудила в отношении Коха уголовное дело по подозрению в «злоупотреблении властью или служебным положением, вызвавшее тяжкие последствия» в связи с проведением залогового аукциона, в результате которого 38 % «Норильского никеля» досталось все тому же потанинскому ОНЭКСИМбанку. Следствие пришло к самоочевидному выводу: Кох, используя служебное положение, помог ОНЭКСИМ-банку приобрести акции «Норникеля» по заниженной цене. Но и это уголовное дело было закрыто по амнистии.

Впоследствии, в августе 2003 года депутат Госдумы Мельников заявил о получении им копии внутренних документов ОНЭКСИМ-банка, свидетельствующих, что 1 сентября 1997 года банк открыл Коху «разрешение на расходы» на сумму 6,5 млн. долл. По мнению Мельникова, Кох умышленно нарушил требования методики определения начальной цены акций и занизил стартовую цену пакета акций почти вдвое – с 310 до 170 млн. долл., после чего под надуманным предлогом отстранил от участия в залоговом аукционе конкурента ОНЭКСИМбанка – банк «Российский кредит» и ввел в заблуждение правительство.

Но государство осталось глухо к этим обвинениям; похоже, подобные действия были нормой, а покровитель Коха – Чубайс – обладал, возглавляя РАО «ЕЭС России», колоссальным политическим влиянием.