Профессионально искреннее раскаяние

Познер умело создает впечатление человека, старающегося сгладить острые углы и докопаться до «золотой середины». Его осмотрительность вызвана не только цензурой в США, и СССР, не только тем, что он старательно умело обслуживал режимы с самыми разными идеологиями. Он человек без родины, пожизненный апатрид, постоянно ощущающий свою чужеродность.

Его отстраненность – бесценный дар для журналиста, обязанного быть «профессиональным посторонним». Она помогла Познеру быть преданным власти коммунистом при Брежневе, певцом перестройки при Горбачеве, убежденным демократом при Ельцине, иностранцем при раннем и борцом за свободу слова при позднем Путине, – и, вероятно, не принимая ничего из пропагандируемого близко к сердцу, продлить свою жизнь и работоспособность.

Равнодушие к чужим ему людям и странам позволяет ему быть эффективным, умело передергивая факты, морализируя, имитируя объективность. Его «творческая лаборатория» была подробно разобрана Сергеем Смирновым в книге «Времена лжи с Владимиром Познером»: «Каждая глава посвящена определённой передаче. Даётся подробный разбор: о чём говорили, как говорили, где звучит откровенная ложь, где передёргивания потоньше, где умелая подмена понятий, а где беспардонное затыкание рта».

Познер остался высокоэффективным пропагандистом, использующим в качестве одного из действенных приемов «промывания мозгов» демонстрацию личного раскаяния.

Говоря о работе в советской пропаганде (уже, конечно, после ее распада), он с профессиональным пафосом возвещает: «Утверждаю, что лучшие свои годы, свою молодость отдел неправому делу». Он каялся так часто и так картинно, что обогатил фольклор фразой «Лучше Познер, чем никогда», – и демонстрация раскаяния стала, судя по всему, частью его личности.

Характерно, что он очень долго не мог простить своего отца не только за само возвращение в СССР, но и за то, что тот до конца жизни так и не счел это ошибкой.

Кающийся почти по любому поводу Познер не мог простить отца, похоже, в том числе и просто за то, что тот не стал каяться и не уподобился своему сыну. Представить себе, что отец мог делать это не из упрямства, а по убеждениям, потому что действительно считал Советским Союз более подходящим для своей семьи местом, чем Запад, Познер, похоже, просто не в состоянии.

Умело производя впечатление патриарха журналистики, Познер оставил глубокий и фатально недооцениваемый в современной России отпечаток на всем журналистском сообществе, а значит, – и на всем нашем коллективном самосознании.

Именно Познер сыграл ключевую роль в формировании журналистского стандарта – восприятия недоверия к власти в качестве непременного критерия профессионализма. Он выразил это, отвечая на вопрос о своем отношении к Путину: «Владимир Владимирович представляет власть, а я привык относиться к ней с недоверием. Профессия не позволяет поступать иначе».

Недоверие демонстративно сторонящегося крайностей «патриарха» и «академика телевидения» (и многих других его единомышленников из либерального клана) в массовой журналистской культуре вылилось к проповедь враждебности журналиста к власти как главного (а то и единственного) критерия профессионализма.

И вот уже в 2015 году, как сообщалось, при приеме на журфак МГУ отсеивали абитуриентов, не считавших, что Россия незаконно оккупировала Крым и ведет войну против Украины, и в целом не демонстрировавших признаков ненависти к своей стране. Помимо прочего, это означало, что либералы требуют для поступления на журфак МГУ совершить уголовное преступление (которым по законам РФ является отрицание принадлежности Крыма).

Таким образом, журфак МТУ превратился, похоже, в конвейер воспитания ненависти и вражды к России под видом «журналистского профессионализма». При том, что преподают там прекрасные люди, которые искренне страдают от уничтожения образования в ходе либеральных реформ и от необходимости весь первый курс обучать студентов, по сути, программе старших классов школы.

Корень проблемы – именно в понимании журналистского профессионализма как вражды к власти. Многие обращали внимание на то, что на журфаке МГУ, как и в других местах (особенно на журфаке «вши» – Высшей школы экономики), студентам настойчиво вбивают в голову, что, если они хотят быть журналистами, они обязаны быть противниками власти во всех ее проявлениях.

А если студент замечает что-то сделанное ею хорошее, – начинается дикий вопль про «нерукопожатность» и «вон из профессии».

Причем, говоря про «власть вообще», на деле либеральные преподаватели имеют в виду конкретную российскую власть.

Полностью растаптывается американская максима «каждый имеет право на собственное мнение по поводу фактов, но никто не имеет право на собственные факты»: для пестования ненависти к своей Родине студентов учат отрицать реальность и иметь именно «собственные факты». Таким образом, журналисты, завтрашние властители общественного мнения, изначально превращаются во врагов не данного конкретного государства со всеми его пороками, но российской государственности как таковой. Им ломают судьбы, а обществу – будущее, так как верящие в свою обязанность только ругать власть будут уничтожать не ее пороки, а ее как таковую.

Такое обучение лишний раз обнажает нацеленность либерального клана на уничтожение России, ибо враждебность критически значимой части молодежи к основе российского общества, какой является государство, просто не даст нашей стране существовать.

Позиция либералов обусловлена позицией глобального бизнеса, которому они служат. Он ради сокращения издержек в условиях глобального кризиса поставил на уничтожение России, на ее слом по образцу Ливии, – с тем, чтобы договариваться о доступе к месторождениям нефти не с правительством и не, условно, с «Сургутнефтегазом», а с запуганным и мечтающим о гринкарте мэром Сургута.

А у истоков этого процесса стоит, насколько можно судить, вальяжный лощеный телеакадемик, сочащийся объективностью и продолжающий разъяснять, что критерием профессионализма журналиста является – нет, конечно же, не «вражда» или «ненависть», а всего лишь «недоверие» к власти. И не к власти «вообще», а к той самой конкретной власти, которую в зависимости от обстоятельств (в первую очередь цели и аудитории) олицетворяет собой то «плешивый мальчик», то «уважаемый Владимир Владимирович».

Ведь Познер, как и многие другие «рукопожатные либералы», страдает в стране, в которой его держит, по его словам, только работа, – то есть приносимые ею деньги и власть, которые они не могут получить ни в одном другом месте мира.

В котором они, как доказала практика, никому не нужны и не интересны.