Книга: Счастье-то какое!
Назад: Евгения Костинская Совы на руках
Дальше: Александра Шевелева Шопен

Мария Степанова
Золотое зеркало

«Как на блошином рынке тряпку счастливу…»

Как на блошином рынке тряпку счастливу,
Вдруг себя обнаружишь – ах, хороша!
То растянусь, то сожмусь я аккордеоном,
То побегу, то рыдаю – умею всё!
И разлетишься, не зная, чем бы потрафить,
Схватишь – роняешь, сядешь – и снова вскочишь,
Да и стоишь, как царский дуб за решеткой,
Ах, междустрастья в сладостном промежутке.

«Как когда в ныряющем стекле…»

(Полчаса пешком)
Как когда в ныряющем стекле
Показался самый первый глетчер,
Весь автобус, как на амбразурах,
У окна, и дышим полуртом,
И показывают, показывают,
То справа, то слева, то снова,
Неутомимую белизну.
И стыдно, но слезы просыпались,
Так пешком, восстанавливая дыхание,
Постепенно выпрямляясь и спеша,
Открываю незапамятные форточки,
Выметаю невидимую пыль.
Встанешь во тьме, как вечером на даче,
Слушаешь время, слушаешь кровь.
И всё, что было, только о-е-а-е,
Книжка-раскраска, ну и что.
Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится, хочет упасть,
Не умолкай, не умолкаю.

«Каждая тварь в нашей округе…»

     Каждая тварь в нашей округе
     – Цветочна, древесна, кустова —
     Стоит на ноге, в ледяной подпруге,
И выхода ждет простова.
Сирень набирается пороху
И крупного синего праха,
И низко проносится – по руку —
Дыхание смертного страха.
Ива стоит растопыра,
Разбитая, как корыто:
Раззява и простодыра,
Но крестиками покрыта.
Вся дворовая ботаника
Числится переселенцем,
Просит нелишнего пряника,
Спит под одним полотенцем.
Воздуха мало-мало,
Синь горяча, как сыпь.
…И как упоительно пахнет бензином, мама!
И как удвоительно пахнет бензином, сын.

«Вот она, весна, и всё шелушится…»

Вот она, весна, и всё шелушится,
Умывается, умиляется, копошится.

Колоба-коробочки, щёки картошки,
Белень-зелень, мусор и крошки.
Наступает апрель и колется мелкими
Полуголыми стрелками,
Всё мелками расчерчено – райда-райда,
Всё зеленым наперчено, рада? Рада.

Птички
снесли яички.
Мухи
нагрели брюхи.
Пробегают сутулые молодухи,
крещены и в воде, и в Духе.
Будем яица красить,
полы-углы пидорасить.
Будем, как те полёвки —
изюмчатые поклёвки, сладчайшие башни пасхи,
булочки, сыр, обновки.

Это всё будет у нас перекроено,
вынуто, выделено, устроено.
Там, где надо, утроено, чтобы хор.
Там, где надо, немой и прямой пробор.
Будем жить-поживать, как Маша с медведем.
Здесь поставим кровать.
Никуда не уедем.

Это мне говорила
Маша, егда курила.
А сигарету бросит —
Пойдет и меня не спросит.

«Утреннее солнце восходит утром…»

Утреннее солнце восходит утром —
Столько соблазнительных вероятий!
Что же ты, девка, ходишь по квартире,
Тапками стуча, пятки печатая?
Что тебе, голубка моя лебедка?
Поворотись-ка, сними последнее,
В золотое зеркало полюбуйся,
Это и то вперед выдвигая.
И чу! Я слышу глухое биенье.
Тепло бокам и шея удлинилась.
Ноги не радуют, но белым перьям
Многие подруги позавидуют.
Достаточно сделать движенье крылом —
В животе ухает; паркет остался
Далеко внизу; родные, простите,
Пишите мне до востребования.
– Бессмертная, навеки бессмертна я,
Стиксу не быть для меня преградою!

Назад: Евгения Костинская Совы на руках
Дальше: Александра Шевелева Шопен