Шанин вбежал, как всегда, первым, запыхавшийся. Распахнул широко дверь, прошёл к столу, поприветствовав с порога: «Здравия желаю, товарищ прокурор!» – и уселся в угол кабинета, к окну. Удобное место для милиционера, подметил Шаламов, всех видно, а самого не видать со света.

Но начальник райотдела не умел скучать, его постоянно что-то будоражило.

– Как Григорич, не приглашал? – въелся Шанин в прокурора. – Я только что от него. Злой наш Зелезнёв.

«Знаем твои заботы, – подумал Шаламов, не поднимая глаз. – С утра, чуть свет в окошке, в райком несёшься, чтобы гэбэшник не опередил. Наперегонки бегаете». – А вслух пробасил:

– Нужды вроде не было.

– А статья? Журкин, змей, настрочил! – Шанин открыл папку. – Собирать объяснения пришлось.

– Тебе не впервой.

– Личный состав перевернул. На ноги всех поставил.

– Убийством бы лучше занимались, – нахмурился прокурор. – Сплетни да склоки проверяете. А дело стоит. Что по убийству?

– Щас. Мои доложат.

– И самому не мешало бы знать.

– Да что уж там… Пусто пока. Хвалиться нечем. Я что говорю, Михалыч… Звонил я опять в Управу к своим. Отцы в один голос твердят: ошибку мы допустили, с квалификацией происшествия: не убийство это, как карточку Миронов твой выставил, а причинение тяжких повреждений. Сидели бы сейчас спокойно, не дёргал бы никто.

– Опять ты за старое, Константиныч! – нахмурился прокурор. – Обсудили уже. Я сам Колосухину звонил. Он согласился. А он, сам знаешь, десять раз отмерит. Убийство, говорит, как есть. Не напутали мы с квалификацией.

– А мои бесятся! – не отставал Шанин. – Они в один голос, что зря на себя взваливаем.

– Что зря?

– Статистику портим. У нас в прошлом году ни одного убийства не было в районе. И в этом всё тихо. А второе полугодие вон с чего началось! А вдруг висяком окажется? Не раскроем если? Максинов на каждом совещании столбом ставить будет.

– Ну, постоишь, ничего не случится. Злей будешь. И сыщики бегать будут. Для дела – одна польза.

– Я извиняюсь, Владимир Михайлович, и прокуратуру по головке не погладят.

– Не привыкать.

– Молодой вы ещё, Владимир Михайлович, – покачал головой начальник милиции. – Не один год склонять будут на совещаниях.

– Были и мы рысаками когда-то… – усмехнулся Шаламов и даже закрыл глаза, вспоминая прошлое. – Не один год прокурором-криминалистом в областной прокуратуре пропахал. Только по висякам и специализировался. Ты за всю свою жизнь, Николаич, столько трупов не видал. И задушенных, и утопленных, и частями в чемоданах по почте… Хочешь послушать? Приходи ночью в гостиницу. Рассказывать буду.

– Это не то, Михалыч, – не успокаивался Шанин. – Ты за территорию не отвечал. У тебя статистика другая была. От тебя раскрытия преступления как победу ждали.

– А у тебя какая статистика?

– А у нас текучка. Повседневная тягомотина. За каждый месяц отвечай. Чуть что – на ковёр. А там Максинов, знаешь, как стегает?

– Ты мне страхи не нагоняй. У нас тоже не сахар. На коллегию вытащат, с мокрой спиной выкатываешься. Покруче вашего генерала.

– Ошибки бы не допустить… Вчера мне Максинов звонил. Интересовался.

– Вон оно что…

– Расспрашивал про артистку эту. Знаешь, каким вопросом он меня ошарашил?

– Ну, скажи.

– А почему, говорит, рыбаки, приезжающие со всей страны, без регистрации у вас болтаются месяцами. Ворам и жулью – лепота. Нашли пристанище, рассадник. И понёс, понёс…

– Правильно сказал генерал. В корень смотрит. Вот о чём думать надо! Я тебе не раз уже замечания делал, Николаич.

– А-а-а, – огорчённо махнул рукой Шанин, – теперь точно жди проверку. Прикатят голову снимать.

– Вот тогда убийство точно раскрытым будет, – отвернулся прокурор.

В открывшуюся дверь, робко постукивая, один за другим потянулись подчинённые начальника райотдела. Уголовный розыск – хмурой молчаливой толпой с прокуренным насквозь невозмутимым Брёхиным во главе. Инспектор речной инспекции – лоснящийся лейтенант в новой форме с поскрипывающей портупеей и кобурой на тощем боку. Два шустрых круглых гаишника. Седой пожарный Сомов Евсей Афиногенович, протискиваясь в дверь животом, провисающим за ремень, зацепил стол ненароком и теперь спасался от Тимофеевны, награждавшей его всевозможными эпитетами. Заглянула Валентина Павловна, помощница. С порога спросила Шаламова:

– Стульев-то хватит, Владимир Михайлович? А то возьмите у меня.

И тут же бросилась к начальнику милиции, к Брёхину, к Сомову обниматься. «Век не видались, – скрипнул зубами Шаламов. – Обязательно на людях надо покрасоваться. Не успокоится никак старушка». Хмурясь, он опустил глаза. Не нравилась ему эта ассамблея, коробило от известий Шанина насчёт Журкина, райкома, Зелезнёва со злосчастным домом и его обитателями, нераскрытое убийство не давало покоя, а визит помощницы совсем испортил настроение. «Что ей понадобилось выскакивать со своими стульями? Припёрлась и делает вид, что не знает ничего. Сейчас начнёт злорадствовать по поводу убийства. Советы давать. Хочет показать, что и она при деле…»

До его назначения Хорлова исполняла обязанности. А после – работала следователем, пользуясь в районе всеобщей известностью, и сама знала каждую дворнягу. Пенсию она боялась пуще смерти: с прежним прокурором воевала и грозилась, что вынесут её из служебного кабинета только в деревянном ящике. Была она одинока, подружек не водила, детей не имела. Многих трудов стоило Шаламову заменить её молодым городским Мироновым. Хорлова, собравшись, тайком выбралась в областную прокуратуру, но получила «полный отлуп от Игорушкина». Шаламов после этого сам зашёл в кабинет Хорловой, тяжело померил его шагами от стенки к стенке с руками за спиной, покрякал, послушал её причитания и, не сказав ни «да», ни «нет», вышел. А к Игорушкину поехал утром и выпросил для Хорловой место помощника прокурора. Однако ожидаемой горячей благодарности не заметил. Хорошо хоть, Хорлова без нужды перестала бывать у него в кабинете. А с Мироновым нашла общий язык, но как только появлялся Шаламов, старушка, сухо здороваясь, не подымая глаз, убегала к себе…

Наконец все угомонились, ушла и Хорлова.

– Начнём, пожалуй, Константин Николаевич, – обведя всех хмурым взором, остановился на начальнике милиции Шаламов.

– А главного докладчика-то нет, – улыбнулся тот.

– Тимофеевна! – крикнул прокурор в коридор. – Скажи Николаю Александровичу. Все в сборе. Пусть заходит.

– А он в больнице, – просунула в дверь голову завканцелярией. – Из дома забежал, я тут ещё убиралась, сказал, что заглянет артистку проведать.

– Ничего, – опустился на стул Шаламов. – Начнём без него. Давай, Константин Николаевич, кто из твоих доложит?

– Я, наверное, – поднялся Брёхин.

– Ты так ты, – согласился прокурор. – Начнём с уголовного розыска. Прошу потише.

Дверь отворилась, высунулась завканцелярией:

– Владимир Михайлович, райком звонит.

– Скажите, я занят.

– Райком партии, Владимир Михайлович! – возвысила голос та и вытаращила глаза на прокурора.

– Я не глухой! – скрипнул зубами Шаламов. – Совещание у меня важное! Так и скажите!

– Георгий Григорьевич сам, – зашипела Тимофеевна, делая глаза ещё круглее.

– Подождём, Михалыч, – сказал Шанин. – Сядь, Брёхин! Что застыл столбом? Не понял, Первый звонит!

Шаламов поднял трубку. В ней коротко и зло пиликало.

– Опустил! – охнул Шанин.

– Я же говорила, – юркнула за дверь завканцелярией.

– Извините, Владимир Михайлович, – постучав в дверь, вошёл раскрасневшийся Миронов. – Бегом бежал.

– С хорошими вестями? – подставляя стул следователю рядом с собой, спросил Шанин.

– Ага, – улыбался тот.

– Заговорила! – вытянулись лица у Брёхина и у всех его сыщиков.

– Нет, – ответил Миронов, продолжая радоваться неизвестно чему.

– А чего же хорошего-то? – Брёхин заскучал. – Вас не понять, Николай Александрович.

– Врачи успокоили, кризис миновал. – Миронов обвёл всех ликующими глазами и повернулся к Шаламову: – Будет жить жертва, Владимир Михайлович.

– С тобой не соскучишься, Николай, – обронил тот и отвернулся в окно. – Боюсь, жертвами станем мы с тобой. Скоро. Если она молчать так и будет.

– Заговорит, Владимир Михайлович! – продолжал восторгаться тот. – Непременно заговорит! Софья Петровна, завотделением, мне обещала. Только придётся подождать. Амнезия сильная у неё.

– Это что же? – спросил Брёхин.

– Полная потеря памяти вследствие тяжёлого травматического и психологического шока, – отчеканил Миронов.

– Значит, опять ноги в руки? – загрустил Брёхин, оглядывая своих. – Вот так, братцы…

– Давайте всё-таки по порядку, – остановил его Шанин. – Владимир Михайлович, с кого начнём, а то мне ещё в райисполком надо.

Он быстро глянул на часы и добавил:

– Время одиннадцатый час, у меня десять минут осталось.

– Ну что же делать? Беги. Мы тут без тебя, – Шаламов опустил голову, зарылся в бумагах на столе.

– Позволь минутку, Михалыч, – вскочил Шанин и надел фуражку. – Я два слова.

– Давай, – буркнул прокурор.

– Товарищи! Прошу внимания, – повернулся к собравшимся начальник милиции. – Мне звонил Евгений Александрович. Максинов. Домой. Высказал озабоченность розыском убийцы. Слышишь, Брёхин?

– Слышу, – повесил тот голову и скривился, как нашкодивший двоечник.

– Коротко, Николай Александрович. Что отработано по версиям и задачи, – начал совещание Шаламов.

Следователь поднялся, как на экзамене, подошёл к краю прокурорского стола, раскрыл блокнотик.

– Значит так, – начал он, заметно волнуясь, дело об убийстве было у него первым, нигде и никогда он докладов ещё не делал, да и докладывать, собственно, было, на его взгляд, нечего. – Значит, так…

И он глубоко задумался.

– Не спешите, Николай Александрович, – подбодрил его прокурор, вместо того, чтобы сказать: не волнуйтесь. – Что наработал уголовный розыск?

– Ничего положительного, Владимир Михайлович.

– Как ничего? – возмутился с места Брёхин. – Все ноги оббили. Я весь отдел разогнал.

– Брёхин, я вам дам слово, – одёрнул крикуна прокурор. – Сдерживайте эмоции.

– Работаешь, работаешь и все шишки на нашу голову!

– И про шишки расскажете, когда время придёт, – прижал Брёхина к стулу жёстким взглядом прокурор. – Неизвестно, кому больше достаётся.

– Я что хотел сказать, Владимир Михайлович… – начал между тем следователь. – Мы вчерась, когда вечером я вернулся от артистов, посидели немножко с Валентиной Павловной и подумали…

«Сдружился, значит, со старушкой, молодой, – не удивился прокурор. – Так. Так…»

Но промолчал.

– Очень подозрительные вырисовываются две личности на горизонте, – сделал значительным лицо следователь. – Помните, я рассказывал прошлый раз? Их Бобрачков видел, когда Вельзевулову с бакена снимали? Он их помочь просил, а те пьяными оказались. Лыка не вязали.

– Установили личности, Брёхин? – строго спросил Шаламов. – Двух неизвестных?

– Откуда? Шпаны крутится возле туристов, пруд пруди. Даже из города приезжают.

– Что значит, откуда, товарищ капитан?

Брёхин поднялся, опомнившись.

– Извините, – вытянулся он. – Но Николай Александрович прошлый раз не акцентировал…

– Что значит, не акцентировал?! – взорвался прокурор. – У вас свой план раскрытия преступления имеется? От титьки, простите, только что оторвали? Первый год в уголовке? Что удалось сделать по выяснению личности тех двоих?

– Бобрачков их обрисовал так, Владимир Михайлович, – залистал опять свой блокнотик следователь. – Одну минуту… Вот… Невыразительной наружности, оба пьяные, как будто спали всю ночь.

– Слышали? – оживившись, подал голос Брёхин. – Попробуй, установи таких.

– Это я с ваших объяснений читаю, – поднял на него глаза Миронов. – Ваш инспектор Репин писал.

– Где Репин? – обвёл кабинет Шаламов.

Поднялся тощий и длинный, как жердь, Репин и застыл вопросительным знаком, не выпрямляясь, будто тесно было ему под потолком.

– Ну? – спросил прокурор.

– Бобрачков сам был в то утро, мягко выражаясь, не в себе. – Репин поднял глаза вверх, вспоминая. – Намекал, браконьеры те вдвоём были.

– Надо было выяснить их наружность, инспектор Репин, – осуждающе покачал головой прокурор. – Мне вас учить, капитан Брёхин?

– Я их выучу! Я их научу спрашивать! – задохнулся тот.

– Без эмоций, Брёхин, – осадил его Шаламов. – Бобрачкова сегодня же доставить в прокуратуру. К Миронову. И чтобы был словесный портрет обоих. Чёткий. Как по учебнику криминалистики.

– А вчерась я с геологами беседовал, Владимир Михайлович, – уловив момент, продолжал следователь. – И выяснил такую деталь. Они из Саратова приехали. Порыбачить. Встретили двух мужиков. Так те их прямо к ростовским палаткам направили. Где артистка наша… С бакена. Вот и выходит…

– Что выходит? – не понял прокурор.

– Их нам специально подсунули. Чтобы, значит, на ложный след навести. Мы геологов сцапаем, а те двое дёру дадут.

– Вполне возможно… Геологи назвали приметы неизвестных?

– Вполне. Я записал.

– Вот и поставьте задачу Брёхину. Поняли, товарищ капитан?

– Так точно, товарищ прокурор! – вскочил тот на ноги.

– Прекрасно. Теперь вернёмся всё же к нашей первой версии. Главной.

– Установили все теплоходы. Туристические. Времени убили много, а без толку. Проверяли, не выброшена ли потерпевшая с проходящего транспорта, – Брёхин переваливался с ноги на ногу, говорил зло, коротко. – А теперь выяснилось… палатки пропали, муж неизвестно где… Надо перекраивать направление поиска. Будем срочно перестраивать работу. Все мои здесь. Задачу знают. Помощи бы не мешало…

– Обращались к Константину Николаевичу? – спросил Шаламов.

– А что он? – поднял голову Брёхин, и прокурор только теперь обратил внимание, как тот осунулся, как запали его глаза чёрными впадинами, ввалились щёки. – Весь личный состав задействован на розыск убийцы. Вместо сыщика инспектора, вон, прислали из Управления. Лейтенанта по маломерному флоту… Разбираться. Вот и вся их помощь.

– Хорошо! – хлопнул Шаламов по столу. – Сам попрошу Игорушкина, когда буду докладывать. Что нужно в первую очередь, как считаете?

– Этих двух бродяг мы сами отыщем, раз по земле ходят. – Брёхин оглядел своих сотрудников жёстким взглядом. – А вот с другой братией помощь нужна.

– Что вы имеете в виду?

– Нельзя сбрасывать со счетов мужа пострадавшей, артиста Вельзевулова. Он отсутствует несколько дней и может быть как убийцей, так и жертвой. По показаниям шофёра артистов, они собирались на лодке плыть на другой берег Волги. Но шофёр, не дождавшись, уплыл один. Если Вельзевулов жив, его надо искать в городе или, к сожалению, уже далеко за его пределами. Если мёртв, попав, как и жена, под топор бандита, – скорее всего, на дне. Нужны водолазы и вертолёт. Хотя бы один.

– Так, – пометил себе прокурор. – Я согласен. Будут вам водолазы и вертолёт.

– Нельзя сбрасывать со счетов ещё одну личность.

– Сребровского? – заблестел глазами Миронов. – Я тоже думал о нём. Долго гуляет где-то режиссёр.

– Помощник, – поправил Брёхин.

– Ну да, – согласился Миронов. – У него мотивов на убийство никаких, но что-то он пропал. А куда укатил, неизвестно.

– Получается уравнение с четырьмя неизвестными? – подвёл черту Шаламов.

– Биквадратное уравнение, – улыбнулся Миронов.

– Не привыкать, – буркнул Брёхин.