16

Асфоделовый мед (Asphodelus microcarpus)

Обладает ароматом цветков миндаля, розы и цедры лимона.

Это мед беззаботности, он рождает улыбку.

На вкус напоминает сладкую вату и миндальное молочко.

Перламутровый. Медленной кристаллизации.

Разбудил ее Лоренцо. В спальне раздавалось его гулкое рычание. Анжелика ночевала все там же, в башне. На кровати, где спала в детстве. Перед глазами стояла густая ночная мгла. Анжелика приподнялась, села и прислушалась. Сердце бешено колотилось. На языке страх отдавал горечью. Она продолжала вслушиваться, пока не донесся посторонний шум. Похоже на вздох, подумала она, слезая с кровати.

Она надела майку и легкие штаны. Лоренцо остановился у двери, а затем помчался вниз по лестнице. Сначала страх, что что-то случилось, подталкивал ее последовать за псом. А затем сменившая страх злость придала ей мужества.

Дерево под ее ступнями было теплым и гладким. Ее окружала глухая темнота, и лишь бледные проблески просачивались сквозь ставни. Она продвигалась вперед, держась рукой за стену, и словно вдруг вернулась в детство. Тогда она тоже спускалась в кромешной темноте и в гробовой тишине по этим ступенькам. Ночами Яя часто уходила и бродила по лесу.

Анжелика знала это, потому что несколько раз следила за ней.

Лоренцо зарычал, затем залаял. Анжелика побежала за ним, боясь, что ему могут навредить. Даже выстрелить ведь могут. Что-то с силой ударило в дверь. Анжелика вскрикнула и кинулась к выключателю. Когда свет залил прихожую, она отчетливо увидела какую-то тень за окном. Похолодела от ужаса, но тень уже исчезла. Она пулей бросилась к дверному замку. И только когда удостоверилась, что дверь заперта, перевела дух. Пальцы у нее дрожали, она огляделась вокруг. Телефон. Нужно срочно позвонить и вызвать помощь. Она бегом поднялась наверх и схватила телефон. Далеко не с первой попытки ей удалось унять дрожь в пальцах и набрать нужный номер. Долго ждать не пришлось. Он ответил после второго гудка.

– Ты можешь приехать ко мне?

Марии всегда нравились ночи. Ночью можно отдохнуть, подумать, что-то поделать.

Но так было не всегда. В детстве ночь для нее была синонимом ужаса и боли. Она гнала от себя эту мысль. Не было никакого смысла рыться в воспоминаниях, которые были частью умершего и погребенного прошлого.

Она вздохнула и устремила взор в потолок. С тех самых пор как Анжелика уехала, она ни о чем другом и думать не могла. Если, с одной стороны, ее возмущало безрассудство дочери, с другой, она прекрасно понимала, как Анжелике больно было осознавать, что ее обокрали. И обокрала ее она сама, она, любившая дочь больше жизни.

«Я упала, я звала тебя…»

Голос Анжелики впечатался в ее память и сердце. Но больше всего разрывало ей душу обвинение, которое содержали в себе эти слова. Потому что так оно и было. Она плохо заботилась о дочери, она так долго лелеяла в себе боль, что отдала ей в жертву все. Даже свою дочь.

Она прекрасно знала о том несчастном случае. Гомер, старый пастух, который пас стада семьи Гримальди неподалеку от их хижины, обнаружил ее малышку Анжелику после того, как она ударилась о камни, и отнес к Маргарите.

Когда по возвращении Мария поняла, что дочери нет, как с цепи сорвалась. Она ведь запретила той ходить побираться к Маргарите. Ей это больше с рук не сойдет. Она уже достаточно взрослая, чтобы справляться самой. Черт побери, да она в ее возрасте уже работала и сама себе зарабатывала на хлеб. У нее даже руки зудели от гнева. Ну она попляшет еще. Такие мысли роились у нее в голове, когда она шла по тропинке к дому пожилой женщины. Но когда Мария добралась до места, Маргарита никак не отреагировала на обвинения. Лишь бросила на нее взгляд и промолчала в ответ, губы поджаты, выражение лица терпеливое – то, которое Мария терпеть не могла, что еще больше приводило ее в бешенство.

Неделя выдалась тяжелая. Женщина, у которой работала Мария, вдвое урезала ей жалованье, и это означало, что придется искать другую работу. Скорее всего, где-то далеко. Мария обрушила на Маргариту всю злость, которая скопилась за последние дни.

Ох уж эта проклятая Маргарита Сенес! Всегда и во всем идеальная, безупречная, ловкая. Ей все нипочем, и что бы ни происходило, она принимала это с улыбкой на устах. Мария заорала на Маргариту.

– И близко к ней не подходи! Это не твоя дочь, а моя! Ты поняла? Оставь Анжелику в покое. Она моя!

Старушка выслушала ее, не проронив ни слова. В какой-то момент ей надоело. Маргарита была высокой, крепкой женщиной. Она схватила Марию, потащила в дом и велела подниматься наверх.

– Пойдем, я покажу тебе Анжелику. Давай, поднимайся.

Девочка пластом лежала на кровати, все лицо было покрыто тонким слоем меда. Под золотистой вуалью проглядывала ярко-красная кожа, кое-где бордовая. Рука и нога обездвижены.

Мария прикрыла рот ладонью. Вопль ужаса застыл где-то в горле. Она бросилась к дочери, хотела прижать ее к себе, прикоснуться. Но Маргарита преградила путь и покачала головой. Мария выкручивалась, пытаясь пробраться к своей девочке. Она хотела объяснить Анжелике, как сожалеет, что ее не было рядом, что она не смогла предотвратить беду, что недостаточно хорошо приглядывала за ней.

Слезы скатывались по лицу. Она так ни разу и не взглянула на свою дочь, проплакала в тишине все то время.

Она спустилась вниз, не спеша, шаг за шагом. Несколько раз Маргарите даже пришлось поддержать Марию, чтобы она не упала.

– Она еще маленькая, она не может оставаться одна. Она всего лишь ребенок.

Ребенок. Это слово мучило ее, пульсировало в голове, будто кровоточило. Что Маргарита сделала с ее дочерью? Та заверила, что раны заживут и ожоги от многих часов, проведенных под августовским солнцем, тоже. Мед в таких случаях творит чудеса. Нет лучшего средства для восстановления кожи. А вот в остальном… Мария знала, что душевные раны – намного серьезнее. И у Анжелики их уже слишком много. Осознание того, что виной этим рубцам на сердце – она сама, любящая Анжелику больше жизни, вынести она не могла.

Она уже не плакала. Те времена прошли. Она поняла, что слезы не помогают, но она приняла решение и в тот же вечер собрала свои вещи. Спустя два года она вышла замуж, а на третий год вернулась забрать Анжелику к себе.

Мария поднялась с кровати. Заснуть все равно не получалось. Накинула халат и застыла на месте, схватившись за сердце. Боль была нестерпимой, так что дыхание перехватывало. Она вгляделась в темноту за окном. Нет, это была не боль… это было чувство глубочайшей тревоги.

Что это был за день? Она бросилась на кухню, где висел календарь. Сколько дней прошло с тех пор, как дочь вернулась на Сардинию? От клокотания в груди она содрогнулась и поднесла руку к горлу.

А вдруг с ней что-нибудь случилось?

«Тебе надо было бы меня послушаться, доченька. Не стоило возвращаться в это богом проклятое место».

Анжелика встала, глаза устремлены в глаза Николы.

– Кто-то стучал в дверь, чтобы я проснулась.

Он провел рукой по волосам, затем, не спрашивая позволения, отправился на кухню, сел на стул. Перед ним стояла чашка кофе. В воздухе витал аромат – дома, уюта, семьи.

– Никакого следа не оставил. Видимо, перелез через ограду. Не думаю, что он проник со стороны пляжа. Я все осмотрел кругом, вроде все в порядке. Но я не знаю, вдруг он что-то унес.

Он отхлебнул кофе, который Анжелика только что поставила перед ним.

– Сейчас все проверяет полиция. Тебе нужно будет подписать протокол. – Он замолчал, чтобы она поняла всю серьезность произошедшего. – Чуть позже зайдет плотник. Сменит замки.

Он поднялся и подошел к стеклянной двери. Затем повернул ручку и собрался выйти.

– Кто мог такое совершить?

Анжелика схватила его за рукав. Хрупкие пальцы, вцепившиеся в ткань рубашки, были красноречивее слов и взглядов.

Никола взглянул на ее руку. Болван. Непроходимый тупица.

– Все позади.

В нем зрела мысль, кто бы это мог быть, кому было выгодно до смерти напугать Анжелику, но он силой воли прогнал от себя любые подозрения. Он не хотел об этом думать, уж точно не сейчас.

Никола сосредоточился на Анжелике.

И это было ошибкой.

Больше всего его поразило то, что это он пытается унять дрожь в руках и испуганно смотрит на бледную улыбку на лице Анжелики.

Она всегда была смелой.

Смелость – одно из тех качеств, что восхищали его в ней еще в детстве, и продолжали восхищать теперь, когда она стала женщиной, но эта смелость обрела новую, иную силу. То, что было лишь на уровне намеков, обещаний, выражалось в уверенности на ее лице.

Он протянул руку и взял ее ладонь. Он нежно касался ее пальцев цвета слоновой кости. Кожа Анжелики на фоне его кожи казалась еще светлее. Их глаза встретились. Тепло, легкий трепет. Но вдруг она отпрянула от него.

Никола отвернулся. Он не хотел смотреть на нее. Стоило ему посмотреть на Анжелику, он вынужден был бы признать, что понял ее жест, означавший одно: отказ. Но в тот момент он был слишком поражен и разочарован своим поведением.

Он слишком наивно пустился в сентиментальные мысли.

Анжелике не требовалось утешение.

Он чуть не рассмеялся. Это ему нужно было, чтобы она была рядом. После ее звонка он как сумасшедший посреди ночи мчался сюда на машине, перед глазами мелькали самые ужасные картины. Это с ним что-то не так, а не с ней.

Никола вышел во двор. Когда он отошел на достаточное расстояние, позволил себе вдохнуть полной грудью. Резко вытащил мобильный и судорожно набрал номер.

– Что происходит? Ты в своем уме? – Никола пытался обуздать гнев. – Что тебе в голову взбрело? Совсем рехнулся, что ли?

– Что? Какого черта? Ты о чем вообще? Ты хоть знаешь, который час?

Никола сжал челюсти. Он медленно вдохнул, затем выдохнул. Голос Клаудио был очень сонным, и удивление, прозвучавшее в голосе, показалось искренним.

– Так это был не ты?

– В каком смысле?

– Кто-то пытался пробраться в дом к Анжелике и на двери оставил послание.

В ответ тишина, затем слабый смех.

– Думаю, там вряд ли «Добро пожаловать».

– Нет, конечно.

– Понятия не имею, кто это мог быть, но он неплохо пошутил. Представляю, как она испугалась. Постарайся ее еще пообрабатывать. Предложи больше, если понадобится. Ее всегда тянуло к тебе. Она доверяет твоему мнению.

Да, ее тянуло к нему. И это было важно.

– Ты знаешь, что я обо всем этом думаю.

– Я тебе уже все объяснил. На этот раз все просчитано до мелочей.

– Ты вообще представляешь, о чем просишь?

– Никола, ты не прав, мне не все равно. Это другое. Мы подошли к самому концу. Ты мне нужен. Альтернатива тебе известна.

Она всегда любила свою комнату. Из башенки было видно море, небо и линию, в которой они сходились. Безграничная синева насыщала ее мир красками и чудесами. Но в тот миг ничто не могло излечить ее от тревоги, что пытала ее раскаленными щипцами.

Лоренцо свернулся клубочком у ног, Пепита заняла место на кровати. Анжелика бегло взглянула на них и устремила взор к морю и к небу. Ее собаку запросто могли застрелить или покалечить. Одна мысль об этом пугала ее до смерти.

Ее взгляд все еще блуждал где-то за горизонтом, когда она протянула руку и открыла окно. Порыв ветра обдал ее терпкими, солоноватыми, влажными запахами. Она прислушалась к ноткам аромата, пытаясь разобрать его слова, но ветру нечего было сообщить ей.

Глубокое чувство растерянности сплеталось с тревогой и окутывающим ее недоверием. Она не знала, как быть. Одна мысль, что что-то могло произойти с ее питомцами, приводила в ужас. Она крепко прижала руки к груди, скрестив их.

«Убирайся прочь».

Именно эти слова ей написали красной краской на входной двери. Капли стекли вниз и образовали алые подтеки. Анжелика не хотела даже вспоминать об этом. Кто мог такое сотворить?

Она перевела взгляд от линии горизонта на двор. Фургон стоял на месте, где она его и припарковала, чтобы удобнее было разгружаться. Меньше часа ей понадобилось, чтобы перенести немногочисленные пожитки в дом. Все поместилось в две коробки и дорожную сумку. Интересно, чтобы загрузить их обратно, понадобится столько же времени? В скольких коробках уместится вся ее жизнь на этот раз? В двух, трех?

Анжелика снова взглянула на фургон, внутри ее зрело недовольство, а затем настал черед ярости и боли. Она ощущала их и кожей, и волосами. Ей хотелось вырвать из себя эти эмоции, срезать, словно ногти.

Если она уедет, то исчезнет навсегда. Это она знала наверняка, так всегда и получалось.

Анжелика осмотрелась, прикидывая в уме, сколько понадобится времени, чтобы собрать вещи. Десять минут, а если поторопиться, то даже меньше.

Жители Аббадульке не жаловали ее.

Для нее это не было новостью. Но до этого никто ей не угрожал.

Николе пришлось перекрашивать дверь, чтобы стереть надпись.

Но стоило Анжелике закрыть глаза, как снова появлялись темные капли краски. Словно кровоподтеки. А ведь это и правда могла быть кровь. Кровь Лоренцо или Пепиты. От одной этой мысли ее выворачивало наизнанку.

Она спустилась на первый этаж. Анжелика старалась ни на что не смотреть, чтобы не видеть вещи Яи, фотографии, книги, мебель. Какого черта Яя оставила это все ей? Она понятия не имела, что с этим делать. Анжелика была из тех, кто всегда спасался бегством, бросая людей, вещи и все прочее. Свое наследство Яя должна была оставить Фену. Или Мемме. Но не ей, она не заслуживает его.

Анжелика поставила чайник на плиту. Чашка чая привела бы ее в чувство. Бояться – это нормально, подумала она. Но то, что она чувствовала, было не просто страхом. Это было желание сбежать и оставить все позади. Опять и снова.

В ней кипели противоречивые чувства. Это было удивительно для нее самой – обычно она ни капли не сомневалась, всегда была уверена в том, что делает. Одно лишь чувство безграничной свободы.

Мысленно Анжелика вернулась в прошлое. Она уже когда-то пыталась закрепиться на одном месте. Но в какой-то момент все стало бесцветным, бесформенным, даже потеряло свой аромат, и она поняла, что пора была что-то менять. Вот что было девизом ее жизни – перемены. Новые люди, чужие языки, необычная еда. Новизна, открытия помогали отвлечься от мучающих ее мыслей. Но тот самый мир, который она только что отвергла, становился для нее зеркалом, в котором отражалась она сама. То, что она видела в этом отражении, ей не нравилось. Не нравилось никогда. И она сбегала, снова и снова.

Анжелика провела рукой по лицу, вздохнула и огляделась. Сад, деревья, море. Как бы ей хотелось создать что-нибудь самой. Как Яя, как София. Но она была в точности, как ее мать. Несчастная, беспокойная и одинокая.

Все дело в том, что несмотря ни на что, она хотела остаться в этом доме. Она даже строила планы, прикидывала, какой станет ее жизнь.

Смотрела на Николу и мечтала, что всю оставшуюся жизнь проведет рядом с ним, будет гладить его волосы после пробуждения и каждый день они будут вдвоем встречать рассветы.

Анжелика налила чаю. Горячий напиток придал ей спокойствия. Она подошла к входной двери.

Никола был там, наносил последние мазки, теперь дверь была сине-белой.

Конечно, если бы она осталась…

Вдруг он поднял голову, их глаза встретились. Как сильно ей захотелось подбежать к нему, обнять, так что даже пришлось вытянуть руки вдоль тела и прижать их, чтобы не поддаться порыву.

Он что-то крикнул ей, улыбнулся и помахал рукой.

Она не ответила, а резко развернулась. Она не хотела его слушать.

И видеть не хотела.

Все ей представлялось невыносимым, отчего перехватило дыхание. Воздух с трудом проникал в легкие, казался густым и плотным. Она задрожала, стараясь победить навалившееся удушье. Будто какое-то кольцо сдавливало ее: куда бы ни упал взгляд, все напоминало ей о том, сколько еще предстоит сделать, будто кто-то требует, чтобы она срочно выполнила это.

Наследство, Яя и вранье Марии. Затем одинокие Пина и Лилия, брошенные там, на холме. Мысли бешено мчались вперед, пока не столкнулись с воспоминанием о сегодняшней ночи, когда незнакомец пытался пробраться в дом. А затем наступил черед Николы. Его глаза. Ощущение его рядом.

Она вернулась на кухню и вышла в сад.

Медленно зашагала по тропинке, перебарывая желание побежать.

Вот и улей, прямо перед ней. Еще немного, и она будет знать наверняка. Она еще не подошла к пчелиному домику, но уже вытянула руку и запела. Пчелы беззаботно летали вокруг. Анжелика наблюдала, как они кружились, затем на миг застывали и улетали обратно, будто зазывали ее куда-то. Такое их поведение было странным. Она замолчала и заглянула в улей под фиговым деревом.

Но первым, что она увидела, была… детская ножка, выглядывающая из-за улья. Сердце бешено заколотилось, ее обуял страх, она ощутила его физически. Кто это мог быть? Что произошло?

Шорох, и из-за крышки улья на нее уставились два глаза. Такого насыщенного зеленого цвета, каких Анжелика никогда не видела. Над ними копна волос с запутавшимися веточками и листьями. Рядом с мордашкой она увидела чумазые, почерневшие от земли пальчики, которые крепко держали крышку. Желтая маечка была вся перепачкана. Вокруг продолжали летать пчелы, иногда садились прямо на голову девочки и снова взмывали вверх.

У Анжелики дух перехватило, она взяла себя в руки, вздохнула и улыбнулась. Увиденное перечеркнуло все переживания, что беспокоили ее. Сейчас во всем мире были только она и девочка. И пчелы.

– Привет! Как тебя зовут?

Девочка не ответила, едва качнула головкой и огляделась. Анжелика заметила, что девочка собиралась убежать, как и при прошлой их встрече, поэтому протянула к ней руки.

– Хочешь, я кое-что покажу тебе?

Девочка с любопытством взглянула на Анжелику. Подозрительность, неуверенность и страх светились в ее умненьких глазках.

– Ты ведь не боишься пчелок, правда?

Над бровями пролегла морщинка, выдав то, что она задумалась. Нет, пчел она не боялась, ей даже смешно было о таком помыслить. Но все же девочка не торопилась выходить из-за улья, продолжая прятаться.

Пение сливалось с щебетанием птиц и дуновением ветра. Ноты мелодии одна за другой заполнили собой поляну. Эта песнь лилась из самой души Анжелики. Девочка заинтересовалась и вышла из своего укрытия. Когда пчелы стали садиться на Анжелику, малышка была всего в нескольких шагах от нее.

– Попробуй, вытяни ручку, пой и ты, это просто.

Девочка смотрела на Анжелику, не сводя глаз. Она открыла рот, затем закрыла. Вдруг нахмурила личико, опустила голову и посмотрела куда-то вдаль. Развернулась и помчалась прочь.

– Подожди, не убегай!

Она уже сделала несколько шагов, чтобы догнать девочку, но заметила, что пчелы заволновались. Она обернулась. На краю поляны стоял Никола и смотрел на нее.

– У тебя все в порядке?

– Да. Ты тоже видел эту девочку? Я ее уже встречала, в первый день, когда только приехала сюда.

Никола в задумчивости огляделся и протянул ей руку.

– Я тоже встречал ее, но понятия не имею, кто это. Иди сюда, пойдем в дом.

Анжелика уставилась на протянутую руку. Затем не спеша положила сверху свою.

– Я никуда не уеду, – произнесла она, ни на миг не отводя от него взгляд, словно бросая вызов.

Никола был невозмутим.

– Ты уверена?

– Да. Я остаюсь.

Они так и стояли в тишине, застыв, рука в руке. Каждый думал о чем-то своем.