Глава 37

– Милютин – это тот самый господин, что привез тебя сюда, чудом оказавшись на месте аварии? – Зеленые глаза моей матери стали подобны толстому слою непрозрачного стекла, под которым не разглядеть истинных эмоций, хоть разбейся. Лишь почти неуловимый, мгновенно растворившийся в больничном запахе аромат раздражения и… возбуждения?

Было время, я реально восхищался этой непрошибаемой невозмутимостью, но сейчас… такое ощущение, что она уничтожает всю пригодную для дыхания атмосферу вокруг себя, делая ее неживой. А я, похоже, был инфицирован вирусом эмоций под названием Аяна. Эта инфлюэнца встроилась в мою ДНК, въелась в каждую клетку, превратила в мутанта, что больше не в состоянии существовать в окружении этой проклятущей невозмутимости, я здесь больше не функционирую.

– Мама, ты ведь не можешь не отдавать себе отчет, что если есть некто, откровенно враждебно настроенный к нам, я должен знать об этом все.

– Я отдаю себе отчет, что непонятная и не присущая тебе прежде импульсивность толкает тебя на действия, разрушающие твое же будущее. И вместо того чтобы думать об этом, ты почему-то отвлекаешься на мелочи, не заслуживающие внимания.

Ничто не способно сбить этот ледокол с курса!

– Разрушена, надеюсь, окончательно лишь та картинка моего будущего, что ты нарисовала себе. Ты. Себе. Моего там не было ни единого штриха, если подумать.

Зачем вообще это говорю? Бесполезное колебание воздуха.

– Что за трагично-безвкусные сравнения и бредовые выводы, Захар? Начинаю задумываться о том, что травма не проходит для тебя без глубоких последствий и помощь психиатра будет нам весьма кстати.

– Неужели? И как ты намерена это провернуть? Потребуешь обколоть меня тут чем-нибудь позабористее и доставишь к «своему» мозгоправу? Это не поможет, мама.

– Захар, тебе не кажется, что ты уже все границы переходишь? Кто я, по-твоему? Враг тебе?

– Ты – София Уварова, моя мать и женщина, известная не только мне своим умением добиваться от всех вокруг желаемых тобой результатов, невзирая ни на что. Даже на откровенное сопротивление и неприятие, навязываемого тобой. И так как я твоя плоть от плоти, то повторю свой вопрос: что между тобой и этим волком?

С чем мне придется иметь дело, когда я пойду к нему за моей кукляхой? За этим моим чертовым сердечным стимулятором, что шарахнул бешеным разрядом и превратил эту мышцу, качающую кровь за ребрами, в нечто большее. И теперь без этих самых разрядов прямиком из их источника сейчас там растекается ледяное онемение. Словно мне уже без них и не жить. А между нами и так достаточно наворотилось и без всяких подержанных временем, присыпанных пылью чужих косяков обстоятельств. Ладно, не само наворотилось, но сделанного уже не отменишь.

Подхватив сумочку, родительница грациозно прошагала до двери и распахнула ее.

– Прошу прощения, но как долго еще моему сыну придется ждать необходимую помощь? – громко спросила она тоном раздраженной королевской особы и кивнула мне, покидая палату. – Вскоре увидимся, сын.

– Бегство не решит проблем! – сказал матери в спину, но, само собой, это не остановило ее и не открыло волшебным образом источник откровения.

– Господин Уваров, вы интересовались обстоятельствами вашей доставки сюда. – Молодой медик вернулся с блестящим стальным поддоном с инструментументами, как только звонкий стук каблуков госпожи Уваровой стих в коридоре.

«Андрей Мирсан», – прочитал я на бейдже. Из рысей. Рыжий, коренастый, смуглый, как и все они.

– Да, я спрашивал. Что-то вспомнили?

– Просто подумал и решил поделиться одним своим наблюдением, хотя это не особо профессионально с моей стороны, да и вообще это можно счесть домысло…

– Господин Мирсан, давайте без этого. Я заплачу.

– Того, что я здесь зарабатываю, мне хватает. – Тон парня стал суше, а ножницы, разрезающие бинты, защелкали быстрее. – Я всего лишь думаю, что вам стоит знать о том, что, несмотря на весьма бурное требование господина Милютина оказать вам максимально необходимую и предельно срочную помощь, у меня создалось ощущение…

– Что ему было бы куда как приятнее, если бы я сдох? – ухмыльнулся я тому, как Мирсан поморщился от моей формулировки и кивнул.

– Не то чтобы он хотел вашей смерти, но пахло такой стойкой сдерживаемой агрессией и предвкушением.

Выходит, то, что я слышал сквозь забытье, мне не почудилось. Волчара не хотел, чтобы я окочурился, но только прямо сейчас. Далеко идущие планы, Федор? Но на что?

– Благодарю и за спасение, и за вашу честность. – Я огляделся и понял, что принести одежду мне никто из посетивших женщин не озадачился. – Могу я позвонить с вашего телефона?

– Безусловно!

– Людмила, добрый день! – Я не стал выслушивать ответное приветствие и сразу к делу перешел: – Мне нужно, чтобы вы собрали мне одежду из запасов в моем кабинете и послали Вдовина…

– Прошу прощения, но Вдовин и вся его команда ведь только сегодня вечером заканчивают на форуме и вылетают из Питера, Захар Александрович. Но я могу и сама.

– Вот черт, забыл совсем! – Не только это я забыл. Такое чувство, что во мне абсолютно все перезагрузилось, обновилось, кое-где радикально поменялось, как если бы я очнулся не в своей прежней человеческой форме, а в изрядно подправленной. Одной большеглазой выдрой. Говорю же – мутант стал.

– А мой брат Родион сегодня в офисе? – Людмила, конечно, помощник-золото, но человек, и нечего ей делать в клинике нашего племени. Хрен знает, что на глаза попадется. – Отдайте ему вещи для меня и скажите забрать у Ливентайна. Он знает, где это.

– Все в порядке, Захар Александрович. С вами? – Судя по тону, у секретаря было что мне сказать.

– Да, а что?

– Вчера утром в офис приходила ваша мать. Потребовала открыть ей кабинет, а потом и сейф с документами. Сказала, что вы приболели и поручили ей нечто, не терпящее отлагательств.

– И?

– Кабинет я открыла, насчет сейфа ответила, что ключей не имею, как и пароля от вашего рабочего компьютера. Это, надеюсь, не создало никаких реальных трудностей, как утверждала госпожа Уварова, и у меня все еще есть работа? – Господи, я обожаю эту женщину!

– Людмила, она у вас есть ровно столько, сколько вы пожелаете на меня работать! А еще у вас есть, уже считайте, ощутимая премия к празднику и мое признание в том, что вы личный помощник – мечта! – я рассмеялся, представляя шок и недоумение на лице немолодой женщины.

Я ведь тот еще засранец, если подумать. Столько лет я полагался на нее, воспринимал как нечто само собой разумеющееся, что все, что ни прикажу, будет выполнено идеально и даже сверх этого, но разве благодарил на самом деле? Словами, вот чисто по-людски? Язык бы отвалился?

Родька влетел в двери палаты спустя час, взъерошенный, и обшарил меня испуганным взглядом, словно ожидая найти при смерти.

– Братан… как… что…

– Все нормально уже. Угодил под фуру, но все уже срослось, – сухо заверил его я и забрал сумку из рук.

– Под фуру… – сглотнул он, глядя ошалело.

Глухо рыкнув, брат подался ко мне и стиснул в таких крепких объятиях, что мои едва зажившие кости взвыли и я чуть не оттолкнул его, избегая боли. Но в том самом месте за ребрами, где чертова кукла провела свое варварское хирургическое вмешательство, вдруг потеплело… так же почти, как было рядом с ней, и я обнял Родиона в ответ, ворча, однако, тискать меня потише и не стесняясь присутствия постороннего.

Отстранившись, он потянул носом, принюхиваясь.

– Мать была у тебя? И ты здесь сколько? Пару дней? Она знала и мне ни слова? – он гневно нахмурился, но я махнул рукой.

– Забей, делов-то было.

Зачем ей сдался ты, братец, болтающийся под ногами, когда тут вовсю представление готовилось с заботливой невестушкой, сутками напролет орошающей мою поломанную грудь горькими слезами, аки живой водицей. Отвлекал бы еще.

– Домой? – спросил мелкий, порываясь мне помочь одеться, но я от него отмахнулся.

– В офис.

– Господин Уваров, я бы настоятельно рекомендовал еще хотя бы пару суток покоя, – влез медик. – Ваши переломы были очень многочисленными, да и повреждения тканей – глубокими. Необходимо полное восстановление, исключающее активность, и обильное питание.

– Я услышал ваши рекомендации, – кивнул я ему. Но следовать им вряд ли получится. Не сейчас, пока я понятия не имею, где Аяна, что с ней и между нами. Ну разве что жрать могу от пуза, а вот с отдыхом подождем.

– Значит так, – оборвал я бубнеж брата «док сказал домой, домой и повезу». – Мы в офис, а тебе я предлагаю на выбор целую кучу занятий, братишка, вместо того чтобы без толку торчать в холле: можешь отправиться на помощь нашему айтишному кроту Снегову, и вместе вы мне в кратчайшие сроки соберете абсолютно всю инфу о Федоре Милютине. Где живет, с кем, кого трахает и в каких позах, что и где жрет, чем владеет и даже, блин, как часто в сортир ходит. Ясно? Либо можешь отправиться за моей тачкой в одно из убежищ Комаровских, заберешь все вещи, мои и девушки, что была со мной, и очень-очень тщательно поинтересуешься внезапным появлением там волков. Если какая-то падла в убежище завела привычку распускать язык, за это мы должны наказать.

– Девушка! – опамятовался брат и оглянулся, будто ожидая ее увидеть. – Она… выжила хоть?

Что-то темное, первобытное, огромное, куда больше родственных чувств заворочалось внутри, задирая мою губу в оскале и рождая грозный рокот в груди.

– Тебе что за дело? – напрягся я.

– Ого! – простодушно захлопал своими серыми глазами Родька. – Да ты попал, брат! Но как так-то? А как же Алана?

Серые глаза! Серые, с таким четким, почти бесцветно-прозрачным кольцом вокруг зрачка, гори оно навеки в аду! Серые, против ярко-зеленых материнских и желтых, как у отца и у меня. Я хренов безмозглый эгоистичный идиот, у которого все перед носом всегда было, да только мне никогда не было до этого дела!

– Захар? Ты чего?

Очнувшись, я осознал, что уже не просто скалюсь на брата, но и тесню его к стене, словно собираясь придушить, в то время как обалдевший медик порывается остановить нас.

– Мирсан, нам срочно нужен анализ крови! – прорычал я ему. – На сравнительное родство со всеми семействами!

– Слушайте, док, а его точно уже ваши препараты отпустили? – хохотнул брат, но я расслышал за его ненастоящей веселостью отчетливый призрак боли.

Дважды хренов безмозглый эгоистичный идиот Захар. Да чего уж скромнягу строить – учитывая мое поведение с Аяной – сотню раз!

«Попроси меня остаться!»

Заткнись сейчас, память!

«Не угрожай! Не приказывай! Пообещай что-то кроме места твоей постельной грелки, и я и шагу отсюда не ступлю!»

– Я сказал – заткнись! Не время! Потом! – рявкнул я и дернул ворот уже застегнутой рубашки от неожиданного приступа удушья, разрывая и превращая ту, по сути, в тряпку.

– Ты уверен, что реально стоит покидать больницу? – встревоженно спросил брат, всматриваясь в мое лицо.

– Я бы тоже… – начал Мирсан, но я мотнул головой.

– Вы – выйдите и дайте нам с братом минутку. Ты – молчи и внимательно выслушай меня, Родька. И если что-то тебе поперек горла станет – пошли меня. Без сомнения.

Медик ушел, плотно прикрыв дверь, а я плюхнулся в то кресло, в котором недавно сидела мать.

– Дело вот как обстоит: этот самый хрен Милютин, о ком я желаю знать все, забрал мою… Аяну… мою женщину.

– Твою истинную, брат. Черт знает, как у тебя так причудливо вышло, не слыхал о подобном отродясь, но я видал недавно спаровавшихся парней из наших. Все они слегка в неадеквате поначалу, но ты – круче всего, что я помню.

Аяна – моя истинная? По всему выходит – да. Тогда все верно, все мои закидоны и помешательство на ней на своих местах. Не на месте только изначально были мои чертовы глаза, а мозги и вовсе в заднице, и поэтому теперь не на месте, не рядом со мной и моя, МОЯ женщина, и не факт, что она еще захочет его занять.

«Попроси меня».

Попрошу кукла. И дурную башку склоню. И на колени встану. Ведь их с самой первой встречи перед тобой мне как подрубывало, вот только правда о том, кто ты для меня, где-то на полпути застревала, очевидно, в трясине моей жесточайшей похоти и непомерной гордыни. Что же, хотел я тебя прикупить по дешевке, цинично планировал все в тебе, саму тебя разменять на подачки и роскошь, а чем теперь платить придется – еще и понятия не имею. Как бы цена не из разряда неподъемных оказалась.

– Захар? Брат? Эй, приди в себя!

Правильно, встряхнись, нытик! Лажал – исправляй. Разве не так всегда относился к окружающим?

– Милютин забрал мою истинную. – Все сказано вслух, считай, высечено в камне. – Забрал, потому что он ее отец.

– Фигасе! – брат присвистнул. – Ну это не есть хорошо. Насколько знаю, этот волк почему-то зуб точит на нашу семью. Точно будет против того, чтобы ты и она… Но, с другой стороны, хоть сто раз он там альфа, однако против вашей парности-то не попрет. Где это видано?

– Если бы ты знал. – Я испытал желание хорошенько разок приложиться лбом к стене. Или гораздо больше одного раза. Это, видно, об этом говорят что-то типа – будешь потом об стену убиваться, да поздно? – Я обращался с Аяной… как… гадко очень.

– Девушка не обрадуется тебе при встрече? Да брось, братишка, я чуял химию между вами. Чуток попресмыкаешься, сделаешь парочку красивых жестов, щедрых подарков и…

Знал бы ты…

– Не об этом сейчас, Родька, – перебил я его. – Я почти уверен, что Милютин и твой отец.

Родион резко выдохнул, будто я ему поддых врезал, и отвернулся.

– Ты поэтому анализ хочешь? – сипло спросил он, не оборачиваясь.

– Я хочу его, только если того же хочешь и ты. Если готов узнать и тебе это в принципе нужно.

Брат отошел к окну и молчал несколько минут, вглядываясь во что-то снаружи и без остановки почесывая затылок, словно намереваясь до мозга доцарапать.

– Это как-то поможет тебе?

– Я еще не знаю. Но вполне возможно.

– А ну и хрен с ним, давай сделаем, – Родька махнул рукой и развернулся, натягивая свою обычную маску бесшабашного парня, которого ничем не проймешь. – Я ведь и так уже знал, чего теряю? Наоборот, могу сеструхой обзавестись.

Он подошел к двери и распахнул ее.

– Эй, док, иди тыкать в меня иголкой, или как там это делают! И, кстати, Захар, если что, у меня могут внезапно образоваться права намылить тебе шею за сестру как у брата.

– Ага, запасайся вагоном мыла. Однозначно пригодится.