Глава 36

Очнулась я с сиплым воплем, резко садясь и тут же падая обратно, когда в голове поплыло и незнакомая комната завертелась перед глазами с такой скоростью, что пришлось зажмурить глаза, а то вывернуло бы. Вот это нефиговые вертолетики! Таких со мной ни с какого перепою с парнями вроде не случалось.

Парни… Сазан… Больно… Пусто… Отчаяние… Никому не нужна… Никого нет… Погоня… Белоглазое чудище… Темнота…

Дойдя до этого момента, воспоминания покатились назад, как на обратной перемотке. Так, мой невесть как случившийся идиотизм, с проклятой униженной мольбой Захару удержать меня, дать дурацкую надежду, сразу пропускаем. Я просто помнить этого не хочу, анализировать, объяснять себе, как это вообще могло прийти мне в голову и вылететь изо рта. Как не желаю сохранять в памяти его ответ, полный насмешки и пренебрежения. Типа, «не охренела ли ты, замарашка, место свое знай, пшла!» Бывало мне в этой жизни больно и физически, и в душе, да и стыдно, но это мгновение моей дурости и самоуничижения – хренов апофеоз. Прямо опять стало и жарко, и тесно в собственном теле и захотелось бежать… все равно куда. Прочь из моей головы, все гребаные эмоции, пошли в бездну! Лед, я – твердый, монолитный кусок льда, а не кипящее пекло! Вычленяем только факты. По порядку.

Я – не человек. У меня объявился новый или, правильнее будет сказать, настоящий отец. Я обрастаю шкурой и становлюсь зверем.

Приоткрыв глаз, поднесла к лицу руку. Ну мало ли. Вдруг там до сих пор мех и когти. Пощупала себя везде под легким, как пух, одеялом. Голая, но нигде не мохнатая. И то хлеб.

Голова кружилась уже меньше, и я отважилась на осмотр помещения. Обычная комната такая. Спальня. В смысле, хорошо и явно недешево обставленная спальня, я бы даже сказала – роскошненько так. Кругом все белое, лиловое и золотистое, от обивки стен, мебели и до покрывал с подушками. Белье, на котором я начала ерзать, ощущалось… ну, блин, дорогим, очевидно. Потому как, например, наше прежнее было бы по сравнению с ним чем-то вроде мелкой наждачки. Но сейчас для меня актуальнее расположение тут санузла.

Второй раз я уже села медленно и осмотрелась более внимательно. Комод, туалетный столик с мягким пуфиком, огромное зеркало с подсветкой. Мебель напоминает чуть ли не антиквариат. Ага, а вот и, похоже, заветная дверка! И ух ты, а на окнах-то решетки! В целях безопасности от угроз извне, или это новая тюрьма для меня? Даже в туалет расхотелось.

Я сползла с широкой постели и, покачавшись с ноги на ногу, проверяя их способность держать меня, на цыпочках подкралась к другой двери, явно ведущей наружу. Хотя это было излишне. На полу постелен ковер с таким высоким ворсом, что я запросто могла отбивать чечетку – никто бы не услышал. А дверь легко открылась. Ну вот, никто меня не запирал. Придумала себе уже смену одного заключения на другое.

Из коридора донеслись далекие голоса, звуки шагов, и я закрыла ее, вспомнив, что вообще-то голышом тут брожу. Ладно, туалет и душ. Исследования подождут. Само собой, что интерьер ванной оказался тоже «на высшем уровне». На вешалке нашелся пушистый розовый халат, судя по запаху, новый. В него я и облачилась после быстрого купания.

– Доброе утро, дочь! – приветствовал меня при выходе уже знакомый голос новообретенного папаши, и, испугавшись, я чуть не отпрыгнула обратно в ванную.

– Какого?! – прошипела, часто задышав и уловив новый прилив внезапного жара.

– Спокойно, Аяна! – Мужик сидел, вальяжно расположившись в одном из двух глубоких кресел. – Тебе здесь некого и нечего бояться.

Ага, это еще проверить нужно. Так-то он и его э-э-эм-м, ну волки, да, чего уж тут крутить, чуть не угробили меня, выгнав…

– Савка… Мой друг, Савелий… с ним все в порядке? – нахмурилась я, припомнив все, особенно тот ужасный глухой звук удара, с которым он врезался в бревна сруба, и передернулась.

– Он жив. И со временем будет здоров, – пожал плечами мой… биологический родственник. – Но вряд ли теперь он будет твоим другом.

А то я сама не поняла. В груди противно заныло от родившейся зоны пустоты. Что же, очевидно, она там отныне навсегда. Тут вряд ли что исправишь уже.

– А Захар? – Я не хотела о нем спрашивать, правда не хотела. Само сорвалось.

– Что Захар? – ответил он вопросом на вопрос.

– Жив?

– Жив.

– Он в порядке?

– Мне кажется, поесть для тебя сейчас будет очень кстати. – Мой вопрос был проигнорирован нарочно и даже демонстративно, но мой желудок на упоминание о еде среагировал буквально зверским рявканьем, будто только и ждал в засаде подобного предложения.

Усмехнувшись, этот… блин, ну не выходит у меня назвать его отцом, указал мне на противоположное кресло, рядом с которым я только сейчас заметила сервированный столик с тарелками, накрытыми крышками, и с изящным кофейником.

– Перехвати немного, потом нормально поедим внизу, доченька. – А у него, видимо, моих проблем не наблюдалось.

Как его там Захар называл?

– Господин Милютин, да? – сразу решила не ходить вокруг да около я.

– Отец или папа будет уместнее.

– Не для меня. Я вижу вас второй раз в жизни и…

– Ладно, тогда лучше уж Федор, – милостливо согласился он и кивнул на стол: – Ешь, ты же просто умираешь с голоду, я это чувствую.

Голод можно почуять? Я принюхалась к себе, открывая крышку над приличных размеров стейком. Скорее уж услышать, судя по реву моего желудка, тут и сверхслуха не надо.

– У меня уже есть, в смысле, был все это время отец, и новый мне не особенно нужен, – не стала любезничать я. – Тем более у меня создалось впечатление, что я сама по себе не слишком-то вам нужна. Тут ведь дело в том, что у вас какие-то контры с За… Уваровым. Так?

Хозяин дома приподнял темную бровь, уголки его рта напряглись, не поймешь, то ли улыбку сдерживает, то ли оскал, ведь лицо у него, красивое, с острыми «аристократичными» скулами и твердым, как нарочно вырезанным, идеальным подбородком, не отразило никаких эмоций. Захотелось на всякий случай подобраться и отодвинуться подальше. Как же это все-таки пугающе и необыкновенно – знать, что за этим обликом человека скрывается самый настоящий зверь. Хищник. В зеркало пойди глянь, Аяна.

– Умненькая девочка с хорошим чутьем, – холодно, прям до мурашек рассмеялся Милютин, вроде расслабляясь. – Но пока мы обсуждать это не станем. На данный момент моя задача как, ну, будем говорить, проштрафившегося своим долгим отсутствием отца, показать тебе преимущества иметь меня в числе своих родственников.

Придурок, учитывая мой жизненный недолгий опыт, причислять себя к числу моей «любящей» родни – худшее, что ты мог бы придумать, чтобы заполучить меня… А для чего?

– И каким же это макаром? – проглотив кое-как прожеванный кусок, уточнила я.

– Скажем, мы можем начать с твоего гардероба как с самой насущной сейчас необходимости, потом предлагаю продолжить поездкой куда-нибудь, где есть море, пляж и солнце, где мы будем без всякой суеты общаться и узнавать друг друга, а после разберемся уж.

Вот ведь причудливой стала моя жизнь. Был недавно любовник – захватчик и шантажист – рядил меня, воспиталку нанимал, путешествовать заставил. Теперь вот папаша – и те же яйца, только в профиль.

– А вы, Федор, мне случайно не хотите нанять дрессировщицу, ну чтобы довела мой моральный и внешний облик до соответствующего новому положению в обществе? – осведомилась я не без ехидства, заканчивая с «завтраком». Некоторые так и в обед не едят, а у меня перекус.

– Не без этого, Аяна. Так как вскоре тебе предстоит появляться в этом самом обществе много и часто.

– А если это не входит в мои жизненные планы, как и обретение блудного отца со всеми к нему прилагаемыми привилегиями? – Я прямо уставилась в странные серые глаза, мельком опять спросив себя, где же видела такое же необычное осветленное серебристое кольцо вокруг зрачка, как у него.

– А возвращение к Уварову на правах его личной, почти неодушевленной собственности входит? – улыбка Федора была минусовой температуры. Прям очень такой реальный минус, замораживающий на месте. – Если да – скатертью дорога. Если нет – то только мое покровительство, включающее защиту всей волчьей диаспоры, способно избавить тебя от этого.

Только что жадно поглощенное мясо превратилось в камень в животе.

– Сдалась я ему. – Голос почему-то разом осип, а на языке почудился привкус горечи. – Через неделю себе новую… игрушку найдет. К тому же у него невеста.

– Чье наличие никак не мешало ему все эти годы иметь все, у чего есть сиськи, и присвоить тебя. – Ну с какого перепугу в груди от его слов так больно-гадко? И почему мерещится, что папаше это доставляет удовольствие? Ведь он и знать не может. – А насчет сдалась ли… тут, понимаешь ли, дело принципа. Любой мужчина чрезвычайно болезненно относится к тому, что им пренебрегают, тем паче его бросают. Любого самца взбесит потеря его, так сказать, «добычи». А уж метаморфы считают, что все вокруг существуют для их личного удобства и развлечения. Так что я тебе гарантирую, что он будет искать тебя и способы обязательно наказать за то, что ослушалась его приказов и ушла из-под его контроля.

– А мои друзья… ну, в смысле, парни не пострадают? – встревожилась я.

– Стоит отвыкать называть словом «друзья» тех, кто втягивает тебя в неприятности, а потом еще и с такой легкостью отказывается и осуждает, не разбираясь. – Голос Федора приобрел стальные нотки, и возразить мне ему было нечего, к сожалению. – Но, если уж это так для тебя важно, скажу: двое из них сейчас вообще не в стране, а Савелий – в больнице. Трогать их у Уварова больше нет резона, даже ради мести – бессмысленные движения. Если вы вдруг опять каким-то чудом не сблизитесь, то эти парни и не попадут в сферу его интересов как рычаги давления на тебя.

Что же, выходит, наши пути разошлись окончательно. Стало так бесконечно тоскливо. Что у меня осталось теперь? Кто? Этот как-бы-отец, который неизвестно где пропадал всю мою жизнь, да и сейчас, подсказывает мне интуиция и его реакция на мои вопросы, проявился не из-за внезапно вспыхнувших родительских чувств или раскаяния.

– Федор, встреча с вами превратила жизнь моей матери в кошмар. Мой отец… Марат, всегда подозревал, что я не его ребенок. Как и все вокруг. Он до сих пор ее ревнует и устраивает ад.

– Я уже знаю об этом, – ответил он, глядя на мне все так же с нечитаемым выражением лица.

– И?

– «И» что? Чувствую ли я себя виноватым? Нет, Аяна. Тебя, может, это и задевает, но я твою мать не насиловал и ни к чему не принуждал. Мы были молоды, пересеклись случайно, разошлись без всяких сожалений. Оглянись, вокруг ежедневно происходят тысячи таких историй. Да ты сама-то сколько раз проходила через подобное?

Вообще-то, ни разу. Но какое ему дело.

– Мою мать зовут Майя, – зачем-то сказала я, вглядываясь в это невозмутимое красивое лицо в ожидании хоть чего-то. Не дождалась. – Но ведь это неважно, да?

– Только если важно для тебя.

– Моя жизнь из-за этого всего тоже была не сахар.

– Это я тоже теперь знаю, – сухо кивнул он. – Чего ты хочешь? Мести? Скажи – и получишь.

Хотела ли я возмездия за все свои детские обиды и мучения? Да нет, пожалуй. Уж не в качестве какой-то подачки, типа откупа за его право не возвращаться к этой теме больше, чего он явно желал. Ну что он сделает? Убьет Марата? Покалечит? Это что, сделает меня счастливее? Заставит забыть? Или обрадует мою мать? Вот уж точно нет.

– А вы богаты, Федор? – прищурилась я.

– Достаточно, чтобы дать тебе почти все, что ты могла бы попросить, – усмехнулся он понимающе. Да ни черта ты не понял, зверь.

– Тогда я прошу вас дать моей матери денег. Много денег.

– Сколько? – деловито спросил он. – Миллион? Два? Три?

– Пять! – выпалила я, прищуриваясь еще больше в ожидании отказа.

– Хорошо, – согласился он и не моргнув. – А тебе?

– Что мне?

– Ты хочешь некую сумму сразу?

– В обмен на что?

Как же тошно. Вот это разговор неожиданно обретших друг друга ближайших родственников? Больше смахивает на торговлю. Он мне деньги – я ему… что?

– На согласие жить здесь, со мной, и делать все, как я скажу.

Противно и смешно. Выбралась из одного такого вот дерьма, чтобы врюхаться в то же самое. У этих оборотней что, совсем нет никаких нормальных отношений или потребности в чувствах? Но, с другой стороны, какое же облегчение, что он мне тут про покупку дочерней любви хоть задвигать не стал.

– Недалеко же вы ушли от Уварова, – не стесняясь правды, сказала ему, горько рассмеявшись, и впервые его щека заметно дернулась, и в глазах вспыхнул гнев. Ненадолго.

– Ему у тебя тоже будет возможность отплатить, – это он произнес осторожно, будто я была чем-то непредсказуемым и взрывоопасным.

– Нет. Мне это не нужно, – покачала я головой. Забыть. Выбросить из головы, из памяти тела.

– Мне нужно, – отрезал Федор.

– Что он вам сделал?

– Думай лучше о том, что он сделал тебе, – его рот презрительно искривился. – Обращался как с мусором, унижал, насиловал. Сделал своей подстилкой, вещью для секса.

А ведь мужику прямо-таки вкрай надо, чтобы я Захара люто возненавидела.

– Не насиловал. По сути. А все остальное… я не мстить, а забыть хочу. Напрочь.

– Что же, меня это вполне устраивает, если это включает твое проживание здесь и следование моим при… советам.

Пока вреда в том, чтобы согласиться, не вижу. Куда мне податься в любом случае? Домой, в глушь?

– Включает. – Ага, покажите, где нужно кровью расписаться.

– Замечательно, – вежливо, именно, бл*дь, вежливо, как заключив удачную сделку, улыбнулся он. – Ну что же, сейчас я велю Лионелле принести тебе что-то из ее вещей, и вы сможете отправиться по магазинам. Под охраной, естественно.

Он поднялся и, не оборачиваясь, пошел к двери, словно я перестала его интересовать. И то верно. Чего хотел – добился, засим разрешите откланяться.