Глава 20

Скотина! Он опять и не подумал о предохранении! Но что-то и моих истерических воплей «Надевай резинку!» тут тоже не прозвучало.

Я зло скребла кожу ногтями, стремясь поскорее смыть с себя сперму Захара.

– Я уезжаю, – сообщил он, появляясь огромной темной тенью с другой стороны матовой душевой перегородки. – Повторюсь, если ты меня не поняла сразу: теперь ты живешь тут, о любом выходе из дома ставишь меня в известность звонком или сообщением, а я решаю, нужно ли это. «Забывать» не советую. Со своими бывшими дружками никаких контактов. И никаких – значит, именно никаких, Аяна. О любой попытке нарушить правила я тут же буду осведомлен, можешь не сомневаться. А вслед за этим будут и последствия.

– Как я узнаю, что…

– Не начинай! – грубо оборвал он меня. – Я сказал, что их отпустят. Так и будет.

– А когда отпустят меня? – спросила, добавив в голос яда, подставляя под струи лицо.

– Мне пора, – проигнорировал мой вопрос котоволчара. – Завтра тебя ждет нелегкий день, да и у меня полно забот.

– Ты женат? – неожиданно вырвалось у меня.

– Абсолютно не твое дело. – И он направился из ванной.

– А что, блин, мое дело?

– Наше совместное удовольствие, де-воч-ка. Хотя мое – в приоритете.

– И что, так теперь и будет? – Мне захотелось заорать и разбить чертово стекло. – Ты приходишь когда хочешь, трахаешь меня как хочешь и просто сваливаешь?

– Как только я действительно стану тебя иметь именно так, как я хочу, так и будет, а пока уж как выходит. – Не расслышать насмешку было невозможно. – Доброй ночи, Аяна.

Я нарочно стояла под душем, сколько смогла выдержать. Будто вода могла смыть все то дерьмо, в которое превратилась моя жизнь.

Непривычно широкая постель после моей узкой койки на втором ярусе, чужая квартира, считай, практически тюрьма, где я сама себе ответственный тюремщик, пустота и тишина после постоянного чувства присутствия кого-либо в одном с тобой пространстве. Все это, не говоря уже обо всех переживаниях, совсем не способствовали нормальному отдыху. Да еще этот неотвязный аромат недавнего присутствия Захара при полном отсутствии сейчас. Странно, конечно, но, похоже, я бы предпочла даже его компанию в этот момент полному одиночеству. Пусть бы бесил и раздражал, но я бы тогда не казалась себе такой маленькой и никчемной, не нужной никому, свернувшаяся клубком на этой такой большой для меня одной кровати. Как там парни? Уже дома? Волнуются обо мне? Ненавижу тебя, долбаный ты златоглазый Захар. А Шмеля вообще хотелось удушить. И все же… Я предпочла бы видеть сейчас хоть кого-то, нежели быть одной. Когда я наконец пригрелась и отключилась, не уловила, зато проснулась резко, словно кто с постели скинул. Снова этот странный мучительный сон! В нем внутри нечто ворочалось во мне, такое сильное, огромное даже, отчего тело ощущалось тесной оболочкой, тонкой, но нерушимой и от того удушающей. Как коробка из костей и кожи, что неминуемо уменьшалась в размерах, как кусок шерсти в кипятке. Такая тонкая или даже хрупкая, сквозь которую видна моя неизведанная прежде свобода, но и прочная при этом. Прорвать ее можно, лишь разрушив окончательно, а это пугало так, что я сидела вся потная и дрожащая от внезапной паники, дико озираясь на стены малознакомой комнаты.

Поняв, что уснуть все равно уже не вариант, я включила свет, нашла на столе свой телефон и еще одно щедрое пожертвование от моего «господина». На пропитание и мелкие расходы, так понимаю. Бери, Аяна, и благодари щедрого барина, холопка. Искушение все же ослушаться и позвонить было так велико… но тут я вспомнила и тот подвал, где с нами чуть не сотворили ужасное, и последнее видео… Нет, не время рисковать так и столь многим, пока я понятия не имею, насколько реальны все угрозы и наверняка за мной присмотр поначалу особенно тщательный.

Залезла в контакты и скрипнула зубами, поняв, что у меня их оставлено только два: «Мама» и «Захар». Мстительно прищурившись, набрала своего шантажиста и ждала ответа. Полшестого, но ты сам приказал, так что так тебе и надо, и похрен мне, если придется кому-то объяснять, что за девка звонит…

– Слушаю! – Голос его не звучал сонно, скорее уж устало, и мне на малю-ю-юсенькое мгновение все же стало стыдно. Я ведь слышала часть разговора с его матерью, и, как понимаю, в их семействе проблемы, которые ему и предложено было решить.

– Иду на пробежку, – заявила без всяких вежливостей.

– И не спится тебе, – хмыкнул Захар. – Ничего, я это скоро исправлю. Как вернешься – отзвонись. И оденься нормально – с утра холодно очень, а ты мне не в доктора играть нужна.

Скотина!

Консьержка проводила меня пристальным взглядом, явно прикрепив на спину табличку «шлюха» или типа того. Зато рядом с домом обнаружился ухоженный парк, где бегать было одно удовольствие. Что я и делала, пока мышцы не забастовали, а голова не опустела. Волшебное средство, что неизменно срабатывало, сколько себя помню.

На обратном пути в лифт со мной вошел долговязый парень и стал пялиться, осматривая с ног до головы совершенно бесцеремонно. Когда добрался до глаз, я ответила столь же наглым прямым взглядом, и он неожиданно стушевался и покраснел.

– Привет. Не встречал тебя тут раньше, – пробормотал он, но двери открылись на моем этаже, и я просто молча убралась.

Я уже почти разделась, чтобы смыть пот, как входная дверь негромко хлопнула.

– Кто вы такая? Как вы вошли? – Я с подозрением уставилась на высоченную и широкую в плечах женщину в светло-зеленом халате, которая вошла в комнату после короткого требовательного стука, даже не дождавшись моего ответа.

– Добрый день, Аяна. Будем знакомы. Меня зовут Серафима, – сухо представилась она.

– Мне не интересно, как вас зовут. Я спросила, как вы сюда вошли.

– Эту дверь я открыла ключом, который мне дал Захар Александрович, – невозмутимо ответила тетка, неотвратимо приближаясь.

– И почему он его вам дал? – Я прищурилась, разглядывая внушительную посетительницу, что вела себя так по-хозяйски в этом чужом для меня месте.

– Потому что я получила от него задание, которое надо выполнить вдвоем с тобой? – Все с тем же равнодушным выражением лица она приблизилась ко мне и обхватила мое лицо, крепко, но неожиданно бережно. Не глядя мне в глаза, женщина крутила лицо к свету, внимательно его разглядывая. Слегка раздвинула губы, оттянула ушную раковину, прошлась по моим коротко остриженным волосам, как будто пытаясь рассмотреть кожу под ними.

Я опешила настолько от этой беспардонности, что боялась пошевелиться под уверенными, даже, сказала бы, властными движениями. А потом меня, как кипятком, окатило яростью. Я что ей – породистая сучка на собачьем рынке?

– Уберите свои руки! Что вы себе позволяете ?! – Я сжала кулаки, примеряясь, куда ей двинуть, так, чтобы если уж не вырубить, но получить возможность сразу свалить, но тут же поняла, что это будет бесполезно.

Бежать – это подставить под раздачу парней, пусть она и заслуженное возмездие, а к такому я не готова.

– Что за задание? – прорычала гневно.

– Скажи, Аяна, ты получала пятерки в школе, потому что твоя бабушка работала в ней учительницей или все же потому, что реально училась?

Моя бабушка, отцова мать, терпеть меня не могла, потому как и была главной поборницей идеи «нагулянной Аяны», и, между прочим, мне мои пятерки доставались куда как труднее, чем остальным, и ставились только потому, что придраться вот абсолютно ни к чему уже нельзя было.

– Откуда вы знаете, что я получала пятерки?

Женщина, не мигая, смотрела мне прямо в глаза. И взгляд этот был… неприятным. Я чувствовала себя какой-то букашкой. Нет, микробом. И даже еще мельче – вирусом под стеклом микроскопа, изучаемого хладнокровным ученым из секретной лаборатории. Смотрит на тебя такой типок и прикидывает, какие твои свойства можно использовать, чтобы придумать новую болячку, способную умертвить все человечество.

– Ты сейчас выслушаешь меня, и я уйду, – наконец заговорила она. – И вернусь через час. Этого времени тебе хватит на размышления. А потом мы начнем работать.

Она отступила от меня и, найдя взглядом стул, решительно уселась на него, закинув ногу за ногу и сцепив руки на верхней коленке.

– Тебя зовут Аяна Батоева. Двадцать лет. Родилась в селе Подволок, ходила в школу там же, с детства дружишь с Шмелевым Данилой, Сазоновым Савелием и Гридиным Алексеем. Пару месяцев назад вас поймали на горячем первый раз: грабеж, поджог. Если бы Захар Александрович тогда дал официальный ход делу, вы все вчетвером получили бы срок. Небольшой, но, сама понимаешь, жизнь портит любая отсидка. Даже самая маленькая. В результате пострадавшая сторона решила получить компенсацию только от тебя. И была удовлетворена этой компенсацией. Буквально вчера твоих друзей снова задержали. И снова не дают официальный ход делу. Знаешь почему? Потому что тому, в чьих руках сейчас судьба твоих друзей, понравилось получать плату за грехи твоих дружков с тебя. И знаешь что? На твоем месте я бы взяла этот момент за отправную точку.

– Отправную для чего? – нервно сглотнув, спросила ее.

– Для анализа и планирования дальнейшего твоего поведения. И начала бы я вот с чего. Ты всей душой сейчас ненавидишь в первую очередь свою беспомощность. Ты не управляешь ситуацией. Ты не управляешь своим временем и пространством. Мало того, ты не управляешь своим телом.

Последнее чуть не заставило шарахнуться от странной тетки.

– Что значит, не управляю телом?

– Оно тебя предает. В присутствии Захара Александровича ты не можешь скрыть своих плотских желаний. Тебя это неимоверно злит, но поделать ты ничего не можешь.

– Да с чего вы взяли?! – взорвалась я.

– Реакция зрачка, легкий тремор рук, учащенное дыхание – признаки возбуждения. Сексуального. Мне даже не нужно имя его называть, лишь упомянуть о вашем взаимодействии, и все очевидно. Он был твоим первым мужчиной. Не в физиологическом смысле. Тут кто-то успел чуть раньше. Но успел очень и очень посредственно. Так, что ты решила переключиться на другой пол, верно я все помню? А тут тебя почти насильно принудили к… наслаждению. К удовольствию. К ощущениям, которые ты раньше не испытывала, но которые понравились тебе с первого раза. Примерно так подсаживают на сильные наркотики. С первой дозы. И как бы ты ни ненавидела его, как бы он тебя ни бесил, ты его хочешь. И это злит еще больше. И тут мы подходим к интересному вопросу. Что с этим делать?

Меня аж затошнило от понимания, насколько много обо мне знает посторонний человек. Все равно что голой перед ней стоять или даже хуже.

– И что? – буркнула я, не глядя в глаза той, которая так спокойно на пальцах разложила тот сумбур и бардак, что творился в моей башке с первой встречи с этим чудовищным котоволчарой.

– В течение ближайшего времени ты пройдешь классические этапы принятия неизбежной ситуации: Отрицание, Гнев, Торг, Депрессия и Принятие. Надеюсь, что с моей помощью ты сможешь дойти до следующего этапа, который не рассматривают ни в одном из учебников психологии.

– Какой? – невольно заинтересовалась я.

– А вот об этом я расскажу тебе после того, как начну с тобой работать. А работать с тобой я начну не раньше, чем через час, получив твое осознанное согласие.

– Согласие на что?

– На то, чтобы я сделала с тобой то, что меня попросил сделать Захар Александрович, – то есть привести твой внешний вид в соответствие с его представлениями о том, как должна выглядеть женщина, удовлетворяющая его… скажем так… капризы.

– И зачем мне соглашаться? – недоверчиво хмыкнула я.

Женщина медленно приблизила свои губы к моему уху и едва слышно прошептала:

– Чтобы найти способ сбежать отсюда. Ты ведь этого хочешь больше всего? – и уже нормальным громким голосом, как будто на камеру: – Чтобы выглядеть так, как ты можешь – красиво, уверенно, безмятежно и невероятно привлекательно.

– Херня! – прошептала я в ответ, усмехнувшись и теперь сама подавшись к Серафиме. – Дурой меня считаете? Если я стану так выглядеть, то этот… Захар тем более от меня не отстанет. А так заманается и сам выгонит.

– Дурой ты будешь, если продолжишь бросать вызов такому мужчине, как он, а твой нынешний облик он и есть.

Может ли это быть правдой? Я такая, как сейчас, непонятно чем цепляю этого похотливого зверя, а причеши-прилижи, и все исчезнет, как бабка пошептала? И тогда… свобода?

– Что будет со мной, если я откажусь?

– Не правильнее ли спросить, что будет с твоими друзьями? – тетка как будто искренне грустно улыбнулась, развернулась и молча вышла.

Целый час я металась по квартире, гоняя в голове все ее слова и пытаясь принять правильное решение. А потом внезапно успокоилась. Да хер с тобой, золотая рыбка! Хочешь поиграть в куклы – да играйся! Надо тебе для этого мое тело – да возьми, бога ради! Все равно уже взял. Даже такую вот – немытую, небритую, что называется. Позволю тебе и этой твоей церберше намазать меня, накрасить, или что вы там себе напридумали. Лишь бы парни были целы и здоровы. А уже выбраться я смогу. Сам наиграешься и отпустишь. Любая кукла однажды наскучит. А нет – так рано или поздно все равно сбегу. Сама сбегу и ушлепков этих малолетних увезу. Подальше от тебя и твоих чокнутых заморочек!

Ровно через час ключ в замке входной двери снова провернулся.

– Я готова, но при одном условии, – выпалила я, пока решимость не покинула. – Сперва я должна увидеться с парнями. И это не обсуждается.

– Не вопрос, – пожала плечами женщина. – Вот дверь, выходи, поезжай домой и жди повестку в суд в качестве свидетеля. Там и повидаешься. Месяца через три-четыре, может, полгода, год. Сейчас про мелких хулиганов порой забывают. И они сидят в СИЗО несколько месяцев, прежде чем их вызовут к следователю. Только и здесь ты тогда не нужна будешь.

– Но я не могу… – Голос предательски дрогнул, и бессильные слезы невольно полились из глаз.

– Можешь. Ты многое можешь, девочка. Если уберешь сейчас эмоции и включишь мозг. Тебе нужна индульгенция? За якобы грех, который ты вот-вот совершишь?

– Что? – я вытаращила глаза, не понимая, что имеет в виду эта странная баба.

– Кхм, ладно. Проехали. Тебе надо удостовериться, что с твоими пацанами все в порядке?

Я молча закивала головой, не в силах объяснить ей, что мальчишки – какими бы придурками они ни были – моя семья. Ради этой семьи я готова пожертвовать собой, своим телом, своей свободой и своим чувством достоинства. Но только если им ничего не сделают.

– Ты же помнишь, что Захар Александрович запретил тебе разговаривать с ними?

– Помню.

– Ты обещаешь молчать?

– Молчать когда?

– Когда я позвоню твоему Карасю…

– Сазану.

– Хорошо, Сазану. Так вот, ты будешь молчать, пока я буду разговаривать с Сазаном.

– С Савелием.

– Хм… Имечко, – проворчала она, задумываясь. – Какие там у нас инициалы… Диктуй номер.

Тетка достала навороченный телефон и нажала кнопку вызова. Серафима – так, кажется, зовут эту дылду? – нажала громкую связь и хорошо поставленным голосом произнесла:

– Сазанов С.В.?

– Да, – Сазан звучал хрипло, но довольно бодро. Да и ответил очень быстро.

– Здравствуйте. Это беспокоит банк «Закрытие», специалист кредитного отдела Марина Светлова. Беспокою вас в связи с неуплатой последнего платежа по кредиту.

– Какому, на хрен, кредиту? Я ничего у вас не брал! – Друг явно волновался, но звучащие фоном голоса Мелкого и Шмеля успокоили меня. Значит, они все вместе, телефон у Сазана не отобрали. Может, их действительно отпустили?

Сердце тоскливо сжалось от желания увидеть этих раздолбаев.

– Ну как же, 10 июня этого года вы оформили кредит на покупку машины…

– Какая, на фиг, машина? Вы что? Я в это время вообще в городе не был!

– Успокойтесь. Давайте еще раз проверим. Сазанов Сергей Владимирович…

– Никакой я не Сергей. Я Савелий Васильевич!

– Ох, простите, инициалы совпадают. Очевидно, произошла какая-то ошибка.

– Ошибка у них! Чуть заикой не сделали! Совсем уже охренели. Пацаны, прикиньте, они меня…

Серафима нажала отбой.

– Ну что, удостоверилась?

Облегчение и одновременная полная решительная обреченность – вот что я почувствовала.

– Спасибо, – выдохнула, порывисто вытерев глаза. – И да. Я согласна.

– На что?

– На все. Мне без разницы.

Потому что в самом деле плевать. Я ведь тут просто, считай, затаюсь, пережидая дерьмо и выискивая способ освободиться, а что там происходить будет… Не на куски же резать станут.

– Ну что ж. Тогда приступим.

И она, сука, приступила.

Папашка меня поколачивал. Ну, если не успевала увернуться. Иногда бывало, что ремнем умудрялся перетянуть, хворостиной попадало, да и просто рукой. Поэтому что такое боль, я знала с детства. Но, мать его ети! То была боль, от которой ты имеешь право убежать, скрыться, защититься от нее хоть как-то.

То, что творила со мной Серафима несколько бесконечных, превратившихся в сплошную череду изощренных издевательств дней, называлось модным словом СПА-процедуры. И при этом я была связана крепче, чем отцовским ремнем, – собственным словом. Так что все, что мне оставалось, глубоко дышать, изредка орать, материться, судорожно расцарапывать простыни и, когда становилось совсем уж невмоготу, тупо реветь. По-детски, со всхлипами и завываниями, пуская слюни и сопли. Серафима на это реагировала… да никак не реагировала, только подавала периодически салфетки, чтобы высморкаться и отдавала команды:

– Расслабься.

– Вдохни поглубже.

– Выдохни.

– Закрой глаза.

– Повернись.

– Разведи ноги. Не зажимайся. Я не гинеколог, внутрь не полезу, а вот зону бикини надо привести в порядок.

– Расслабь булки. Не зажимайся ты так, это просто палец с вазелином, сейчас введу шланг. Расслабься. Вот так, молодец. Когда почувствуешь распирание, скажи, включу отсос воды.

– Приготовься, сейчас будет немножко больно.

– Повернись на бочок, вот так, молодец. Ножку согни. И не заваливайся, мне доступ вот к этой мышце нужен.

Она крутила меня, как безвольную куклу, массировала, продавливала какие-то жутко болючие точки, хрустела моими позвонками так страшно, что у меня волосы становились дыбом, так и казалось, что она меня вот-вот сломает. Что-то грела, горячим обмазывала, заворачивала, разворачивала, снова мяла, потом мыла под душем, удаляла волосы на всем теле совершенно варварскими способами, от которых слезы лились градом, делала процедуры такие, которые стыдно даже вслух произнести, а не то что описать их в деталях. И не стеснялась рассматривать мое тело в мельчайших подробностях, комментируя при этом:

– Похоже на старый перелом. Был в детстве?

– Был, – кивала я.

– А связки не рвала?

– Рвала, – снова соглашалась я.

– Надо потянуть немножко, – качала она головой и начинала тянуть.

– Уши прокалывала?

– Не только уши, – послушно отвечала я и показывала остальные свои эксперименты с телом, коих наделала за последний год немало, да забросила все эти цацки – уж больно приметным становилось тогда мое лицо в частности, да и все тело в целом. Один раз я только остановила Серафиму, которая собралась нанести на мое лицо и тело очередную маску.

– Я не капризничаю. Просто это мне нельзя.

– Что именно?

– Ну, вот эта вот штука. Там написано Argentum. Это же серебро?

– Да, все верно.

– Мне нельзя. Какая-то странная аллергия у меня на серебро. Ни украшений никаких носить не могу, ни ложкой серебряной есть. Мне от бабки маминой в наследство досталось колечко ее серебряное и ложечка чайная, тоже из чистого серебра. Говорят, что мол эта ложка воду очищает, а я как поем с нее, так хоть ложись и помирай.

– Хорошо, Аяна. Я заменю эту маску и запомню на будущее. Ты отдохни немного. Можешь даже вздремнуть. И займемся растяжкой и дыханием.

Истязания тела перемежались еще и дурацкими уроками этикета за столом и в прочих местах, где мне вряд ли придется бывать.

– Многому за неделю я тебя не научу, Аяна, – заявила Серафима. – Но как совсем не опозориться и не заставить стыдиться себя Захара Александровича, захоти он тебя в люди вывести, подскажу.

– Будто мне не по…– начала я, но она сжала мое плечо, затыкая.

– Тебе «не», деточка! – строго сказала она. – Сядь прямо! Не сутулься! Не в эту руку!

– Вы не понимаете, – огрызнулась я.

– Не понимаю что? – наклонившись с высоты своего роста, прошипела она мне в ухо. – Что ты так и намерена оставаться для него куклой для утех, пока он соизволит тобой пользоваться, и не собираешься выгрызти себе более достойное место рядом с этим мужчиной?

– Мне не нужно никаких мест рядом с ним! – процедила я в ответ.

– Вот сейчас ты врешь, хотя, допускаю, еще сама и не понимаешь этого. Тогда используй хотя бы все, чему учу, в своих интересах, Аяна. Даром я этого не делаю, так что наслаждайся тем, что некто, «в ком ты вот вообще не заинтересована», платит за то, что однажды тебе может очень пригодиться с кем-то другим. Такая мотивация сойдет?

– Сойдет, – смирилась я и принялась разбираться под ее руководством с кучей столовых приборов.