Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
– Юрий Михайлович, обычно на юбилей знаменитого писателя спрашивают про его детство, отрочество, юность…
– Некогда мне… А-а! Чтобы вы не приставали, я вам свой семейный альбом дам – там снимки сами за себя, точнее, за меня говорят. Это, так сказать, мои семейные ценности. И вот еще вам отрывки из второй части «Гипсового трубача» – там тоже про это. Как раз к 55-летию закончил, выйдет в ноябре.
– Ага, давайте… Тогда сразу же и перейдем к семейным ценностям. А вы-то сами вообще как – за семью или против?
– Я? Странный вопрос для юбилейного интервью…
– Вы же первый начали! А вы хотели про литературные свершения Юрия Полякова? Но ведь герои ваших книг – ив «Небе падших», и в «Грибном царе», и в той, где «Замыслил я побег», да и во многих других – такое вытворяют!
– Что вас не устраивает в поведении моих героев?
– Изменяют направо и налево, уходят из семьи, даже, извините, на свинство свинга (свальный грех по-нашему) готовы пойти. А сколько едких афоризмов на тему: хорошее дело браком не назовут… Вам не стыдно?
– А почему мне должно быть стыдно? Да, мои герои изменяют, конечно, не направо и налево, а избирательно, по влечению сердца. Но что же делать? Я писатель-реалист. Кстати, мои герои, как правило, возвращаются в семью. И лично я, как частное лицо, – за семью. Женат 34 года. У меня дочь, внуки!
– Вы оправдываетесь?
– Ставлю вас перед фактом. У меня совершенно нормальная семья. А книги – это совсем другое: писатель – соглядатай эпохи. И он невольно описывает и анализирует то, что происходит вокруг него. А вокруг него происходят…
– Секундочку, а давайте об этом позже. А сейчас расскажите: как вам удалось так долго сохранять брак?
– Я не такая уж большая редкость. Мы дружим с семьей Меньшовых. Они тоже много лет прожили вместе. А еще – с Говорухиным. Там, правда, не первый брак, но очень длительный. Стабильных семей довольно много.
– А ваш стабильный брак – это заслуга писателя Юрия Полякова, который так хорошо все понимает, или вашей супруги?
– Думаю, здесь несколько моментов. Важно, что и я, и моя жена Наталья – мы оба из семей, где никто и никогда не разводился. Отсюда представление о семейной жизни не как об эксперименте, который в любой момент можно прекратить, а как о какой-то кармической предопределенности. Это у нас от родителей…
– А семейные скандалы были?
– А у кого их не было?
– И кто посуду в вашей семье бил?
– Кто бил? Да все били! И жена била, и я бил.
– И сколько же тарелок разбили?
– А я не считал. Но немного. Мы первое время жили бедно, у нас не было излишков, в том числе и посуды… Помню, начались первые размолвки, она бежит к своей матери, моей покойной теще, царствие ей небесное… Та говорит: «Нет уж, вышла замуж – живи». Я бегу к своим – мне от ворот поворот: «Нечего здесь ходить! Женился – живи!» У всех возникают моменты, когда кажется, что все «порвато-разломато»… Проходит неделя – и конфликт выглядит такой ерундой! А потом жена моя отличается терпением и пониманием. Что не сразу пришло. Потому что, когда выходишь замуж за учителя, а затем выясняется, что, оказывается, за поэта… Совсем другие ценности, ритм жизни, окружение, эксцессы…
Случаются, конечно, роковые несовместимости… Но очень многие из моих знакомых, вспоминая первые распавшиеся семьи, жалеют. Говорят, дурацкий был повод! Надо бы переждать, перетерпеть. И второй момент. У меня есть чувство ответственности за семью… Старался заработать побольше. Дать дочери хорошее образование.
– Кстати, сколько у вас внуков?
– Двое. Внучка Люба пяти лет и внук Егор шести. Они любят бывать у нас в гостях.
– Так что же происходит вокруг?
– А происходят драматические вещи: рушатся государства. И семьи. Любой кризис бьет по семье.
– Вы имеете в виду экономический?
– Не обязательно. Исторический, государственный, моральный, религиозный – любой. И большим испытанием для традиционной, сложившейся в советские времена семьи стало изменение экономического уклада. Не многие разбогатевшие внезапно мужчины или женщины сохранили прежнюю семью.
– Просто мода такая – на молодую жену двухметрового роста…
– Почему мода? Это сложный процесс. Отношение к семейным ценностям трансформируется в зависимости от материальных возможностей. Многие семьи в советский период сохранялись, потому что все понимали, что развод – это безквартирье, неустроенность… И вдруг человек становится владельцем заводов, газет, пароходов. И он уже может себе позволить иметь столько семей, сколько выдержит. Даже не материально, а физически и морально.
Один мой приятель, теперь уже разорившийся, рассказывал, как в лучшие времена вывозил на отдых сразу всех трех своих жен с восемью детьми. Жены жили в разных гостиницах, а он – с ребятишками… В четвертой гостинице жила юная любовница – прямо с выпускного бала. И страшно этим гордился.
– Многие социологи прогнозировали в кризис увеличение числа разводов. Особенно на Рублевке.
– Не знаю, некоторые, наоборот, возвращаются в семьи. Вот актер-то Жигунов вернулся. Может, и финансовый кризис на это повлиял, откуда мы знаем?
– Может, кризис как раз на руку обезденеженным мужикам?
– Мы сейчас вступили в гедонистическое общество. Где на первое место ставится не ответственность перед следующим поколением, необходимость вырастить и поставить на ноги детей, а удовлетворение своих потребностей, радостей. Семья – не как тяжкий долг, а как способ получения удовольствия. А ребенок писает, какает, орет… Жена умученная, никакая, ей ни до чего… Удовольствие пропало – пошли вы на фиг! Но у человека есть же какие-то сверхзадачи, он пришел на землю не только для того, чтобы получить определенное количество удовольствия, и потом все, что осталось от удовольствий, червям скормить.
– С одной стороны, женщины жалуются, что мужчины стали безответственными, бросают детей. С другой стороны, мужчины выступают с теми же претензиями к женам и отбирают детей. Последние примеры – конфликты в семьях Байсарова, Батурина, Слуцкера.
– Иногда партнеру просто хочется уесть другого. Особенно успешному мужчине, когда женщина от него, такого крутого, взяла и ушла. Через ребенка уесть, понимая, что это единственный способ сделать ей больно. Ребенок ведь для женщины – сверхценность.
– Вы говорите о людях обеспеченных А остальное население?
– Живет, как и жило, с той только разницей, что при советской власти не хватало дефицитов, а были деньги. А теперь «дефицитов» завались – не хватает денег, да и квартиры теперь просто так, за трудовой стаж не дают. И я здесь не вижу особого кризиса. Я просто оглядываю внутренним взором своих ровесников, друзей… Примерно процентов 50–60 как женились 30 лет назад так и живут. Это абсолютно укладывается в статистику не только российскую, но и общеевропейскую.
– Так что ж вы переживаете из-за маленькой кучки богатых?
– Кто переживает? Я лично не переживаю. Я, когда описываю какой-то социальный слой, оцениваю объективно. Когда мне выражают недовольство по поводу, так сказать, аморальности героев моих книг, я говорю: ко мне-то какие претензии? Они так живут! Дело в том, что безнравственность, которая необходима для зарабатывания денег в наше время, особенно в 90-е годы, она же невольно и на семейно-брачные отношения распространяется. Так же не бывает, что я вот погноблю своих партнеров, стырю из бюджета, откушу у стариков, а приду домой и превращусь в идеального, высоконравственного человека. Большие деньги развращают. И поскольку эти люди на виду, то их материальные и моральные ценности (или антиценности) непроизвольно проецируются на массы как образцы, как пример для подражания, незаметно расшатывая основы семьи.
– Но вот же Роман Абрамович долго и счастливо жил с супругой и нарожал пятерых детей.
– А потом бац – и ушел-таки к молодой.
– Что делать, если любовь…
– Честно говоря, меня не интересует личная жизнь конкретно этого олигарха. Он меня вообще мало интересует. Мне интересен человек, разбогатевший творчески, а не тот, которому сказали «Подержи, мы потом заберем!» Но то, что обладание большими средствами (причем не заработанными, а полученными, не будем говорить, от кого и для чего) меняет психологию и жизненные ценности, это факт. Если человек может удовлетворить любую свою прихоть – менять яхты за миллиард долларов, – то почему нельзя поменять семью? Какие здесь нравственные тормоза: моральные обязательства перед женщиной, детьми? От них нельзя откупиться, выделив роскошное содержание?
– Однополая любовь, о которой вы одним из первых заговорили со сцены (пьеса «Женщины без границ»), это тоже признак кризиса семьи?
– Это тема у меня возникает и в других вещах. Так или иначе. Я считаю, что однополая любовь – она в нашем нынешнем обществе занимает довольно значительное место. Собственно, явление это всегда было. Почитайте античные тексты. Другое дело, что в какие-то времена оно пряталось, камуфлировалось. Известно ли вам, что гомосексуализм в закрытых мужских учебных заведениях был бичом викторианской Англии, которая считается образцом пуританской морали? И только отдельные случаи, как с писателем Оскаром Уайльдом, которого за это посадили, становились причиной публичного скандала.
Опасность, на мой взгляд, сегодня заключается в том, что эта сторона жизни из маргинальной превращается чуть ли не в генеральную… И так это все подается, что человек с нормальной сексуальной ориентацией начинает себя чувствовать вроде как ущербным… Надо понимать, что отношения, которые способствуют продолжению рода человеческого, – норма. Остальное – виньетка (даже очень красивая) на бесплодных полях. Это антинорма. И путать не надо.
В пьесе «Женщины без границ» я показываю героиню, которая ушла от нормы из-за недостатка мужской любви. И это едва не закончилось для нее катастрофой.
– Экономисты говорят, что в финансовом кризисе мы достигли дна и вроде бы уже начинаем всплывать. А когда закончится девальвация семейных ценностей?
– Кризис семьи – он цикличный. И, как правило, связан с кризисом самой цивилизации. Долгое время семейно-брачные отношения носили жесткий контролируемый церковью характер. Причем иногда чересчур принудительный. Скажем, на Руси был такой типичный случай: все пошли к причастию, и стоит дюжина смущенных молодоженов – не пускают в церковь! И все идут и над ними издеваются. А почему их не пускают? Потому что они в пост не удержались и согрешили.
– Кто-то видел, что ли?
– А нельзя было скрывать! Мораль-то какая была: Бога не обманешь. Это не партком ведь. Это же Бог! Тоже крайность, но она была реакцией на абсолютную предхристианскую вседозволенность… Видимо, мы сейчас опять вступаем в период этой вседозволенности, которая закончится завинчиванием семейно-сексуальных гаек ради спасения человечества как рода. Логика вещей подсказывает, что так должно быть.
– А может, просто времена меняются?
– Они уже менялись. Вспомните свободу личных отношений, которая практиковалась и пропагандировалась интеллигенцией в пред- и послереволюционные 20-е годы в нашей стране. А потом вынуждены были опять возвращаться к традиционной семье.
– Что нас ждет в недалеком будущем – патриархат или матриархат?
– Тенденция – к увеличению роли женщины. В семье, в обществе. Это очевидно. И я вижу, что отношения в семье сейчас – у моей дочери, у молодых знакомых – они другие. Не такие, как у нас, скажем… У нас больше патриархальности. Но это такой остаточный, очень либеральный патриархат. В отличие от семьи моих родителей, где мужской авторитет был уже не террористический, но достаточно жесткий. А у моих рязанских дедушек и бабушек он был такой просто беспрекословный.
– А в семье дочери вашей уже матриархат?
– Не то чтобы, но уже практически равные партнерские отношения. А есть семьи, где давно царит настоящий матриархат. Там жена и зарабатывает больше, и принимает решения.
– Есть такая точка зрения: когда жена командует – семье копец… Женщина все разрушает.
– Почему? Все зависит от мужчины. Если подобное положение его устраивает, то это семью укрепляет. А если нет, он разводится и ищет себе другую женщину.
– А может, она и не хочет вовсе доминировать, просто мужики измельчали…
– Да, есть мелкие мужики. Есть женщины с железякой внутри. Но для этого и существует выбор – найди свою половину! Одной женщине нужен измельчавший мужик, чтобы командовать, а другой – гигант, чтобы повиноваться.
– А вот еще скажите честно: вы своих героев наделяете какими-то собственными чертами? И нет ли в ваших книгах «биографических совпадений»? Юрий Михайлович, колитесь!
– Опять вы про «семейные тайны Полякова»? То, о чем мы сейчас говорим, называется «личная жизнь». А исподнее трясти, по-моему, очень дурно. Я вообще не понимаю некоторых моих творческих коллег, которые охотно рассказывают о своих личных заморочках. И, как правило, этим пытаются восполнить невнимание, иногда вполне заслуженное, к их собственно творчеству. Та часть бытия, которую я готов сделать публичной, есть в моих книгах. Можно сесть и прочитать.
– Ладно, почитаем…
Беседовали Любовь и Александр ГАМОВЫ «Комсомольская правда», 12–19 ноября 2009 г.
Войти с помощью соц. сетей: