9. Инстинкт
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Я наконец понял, что я здесь делаю. Зачем приехал сюда. Теперь я осознаю лживость того списка причин, что я предоставил Йоде и Палпатину в кабинете Канцлера несколько недель тому назад.
Я лгал им.
И себе.
Пожалуй, я впервые разглядел истинную причину в тот момент, когда обернулся к ней в поселении. В изогнутых от боли уголках ее рта. В шраме на месте Знака просветления.
Да, на самом деле это была не она. Это было видение Силы. Галлюцинация. Ложь. Но даже ложь Силы куда правдивее реальности, доступной нашему пониманию.
В тряпке, покрывающей ее глаза, но не мешающей видеть истинного меня…
Я обрел свои условия победы.
Я прибыл сюда не для того, чтобы узнать, что случилось с Депой, и не для того, чтобы защитить репутацию Ордена. Мне не важно, что случилось с ней, а репутация Ордена не имеет никакого значения.
Я прибыл сюда не для того, чтобы сражаться в этой войне. Мне не важно, кто победит. Потому что никто не побеждает. В настоящей войне никто не побеждает. Вопрос лишь в том, насколько каждая из сторон готова проиграть.
Я прибыл сюда не для того, чтобы арестовать или убить блудного джедая, и даже не для того, чтобы осудить ее. Я не могу осудить ее. Я пробыл на краю этой войны всего несколько дней, и смотрите, в кого я превращаюсь. Она же провела в самом ее пекле месяцы. Утопая во тьме.
Захлебываясь джунглями.
Я прибыл сюда не для того, чтобы остановить Депу. Я прибыл сюда, чтобы спасти ее.
Я спасу ее.
И да проявит Сила милосердие к тем, кто попытается остановить меня, ибо я его не проявлю.
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Я не помню, как уходил из поселения. Видимо, я находился в состоянии своеобразного шока. Не физического, ранения у меня незначительные. Правда, теперь бакта-пластыри из захваченных медпакетов требуются для более серьезных увечий, и бластерный ожог у меня на бедре сильно болит и буквально кишит всякими инфекциями. Но шок — самое подходящее слово. Ментальный шок, возможно.
Моральный шок.
Опустилась пелена: от того момента, когда Депа подошла ко мне в лагере, до времени, когда я вновь стал осознавать себя на склоне, все в моей памяти размазано и туманно. И в этом тумане уживаются два противоречащих друг другу воспоминания о нашей с ней встрече…
И кажется, оба они фальшивы.
Грезы. Интерпретация событий силой воображения.
Галлюцинация.
В одном варианте воспоминаний она протягивает мне руку и я протягиваю в ответ свою… но вместо пожатия чувствую, как натягивается моя куртка, ее световой меч вылетает из внутреннего кармана и, развернувшись в воздухе, падает ей в ладонь. Бластерные лучи лазерных пушек штурмовых кораблей выбивают кратеры по всему поселению; каждый заряд заставляет грязь и камни взрываться, словно гранаты: воздух вокруг нас наполнен красной плазмой и оранжевым пламенем. И эта ее старая знакомая полуулыбка поднимает один уголок губ, когда она спрашивает: «Вверх или вниз?» И я говорю ей: «Вверх» — и она делает сальто в воздухе у меня над головой, а я делаю один-единственный шаг вперед, чтобы она приземлилась и встала спина к спине со мной…
И это чувство ее спины, прижимающейся к моей, это сильное, теплое и живое прикосновение, что я чувствовал столько раз в самых разных уголках Галактики, вырывает тоску из моего сердца и тьму из моих глаз, и наши лезвия совершенно синхронно встречают лучи, падающие сверху, и отражают их обратно в обожженное рассветом небо…
Как я сказал — греза.
В другом варианте воспоминаний я вижу неспешную прогулку рядом с Депой сквозь ливень бластерного огня, вижу, как мы спокойно разговариваем, обращая на бластботы не больше внимания, чем на джунгли и зарево рассвета. В этой грезе или воспоминании Депа поворачивается ко мне, наклонив голову, словно вглядываясь в мое сердце.
— Зачем ты здесь, Мейс? Ты хоть знаешь?
Я не слышу этих слов: как часто бывает во сне, мы просто выражаем свою мысль и нас каким-то образом понимают.
— Зачем ты послала за мной? — задаю встречный вопрос я.
— Это разные вещи, — мягко указывает мне она. — Ты должен определить свои условия победы. Если ты не знаешь, что пытаешься сделать, как ты поймешь, что добился результата? Зачем ты приехал? Остановить меня? Ты можешь сделать это одним взмахом светового меча.
— Думаю, — все так же без слов отвечаю я, — пытаюсь понять, что же здесь произошло. Что здесь происходит. С этими людьми и с тобой. Когда я пойму, что происходит, я пойму, что со всем этим делать.
— Ты не понимаешь всего одной вещи, — произнес этот слепой призрак-греза моего любимого падавана, — того, что ты уже понял все, что можно было понять. Ты просто не хочешь в это поверить.
Затем пелена густеет и углубляется, становясь подобной ночи, и я не помню ничего до того момента, как немного позже бегу сквозь джунгли будто ошпаренный.
Спускаясь вниз по длинному-длинному склону, обожженному лавой, я ощущал партизан, идущих где-то впереди, благодаря темному следу, что, как дым, тянулся за ними в Силе. А еще я мог следовать за ними по кровавым следам, что оставляли за собой многие раненые.
И я помню, как, соскользнув по руслу высохшего ручья, увидел ждущего меня Кара Вэстора.
Кар Вэстор…
Я долго могу рассказывать об этом лор-пилеке. О силах, которыми он обладает, начиная с извлечения лихорадных ос из Беша и Мел и заканчивая тем, что джунгли, кажется, сами расступаются перед ним и вновь смыкаются позади. О его последователях, этих шести коруннаях, которых он зовет акк-стражами, о мужчинах, превратившихся в отголоски его самого. О том, как обучил их пользоваться фирменным оружием, этими ужасными виброщитами, которые сам разработал и сконструировал. Даже маленькие детали: природная свирепость его взгляда, речь, наполненная не словами, а звуками джунглей, то, как ты понимаешь его слова, которые твой собственный голос шепчет в твоей голове, — все это заслуживает рассмотрения гораздо более глубокого, чем я могу себе сейчас позволить.
Не знаю, почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять, что он и я — естественные враги.
Лор-пилек стоял ниже по склону, держа в руке поводья оседланного траводава. Животное пристально, с подозрением смотрело одним из своих трех глаз на Вэстора и, когда тот начинал говорить, дрожало так, словно собиралось убежать, но не могло из-за того, что какая-то невидимая сила побеждала его инстинкты.
— Джедай Винду. Тебя зовут, дошало.
Мейсу не было нужды спрашивать, кто его зовет.
— Где она?
— В часе езды отсюда. Отдыхает в паланкине. Она более не в состоянии ходить.
Эти слова ошарашили джедая: восприятие мира внезапно изменилось, словно он смотрел на его отражение в дрожащей глади бассейна.
— В часе… Не в состоянии ходить?.. — Эти слова не могли быть правдой, но Сила подсказывала, что в них нет лжи. — Она была здесь… была здесь буквально только что…
— Нет.
— Но она была… Она приветствовала меня, и… — Мейс провел ладонью по черепу в поисках крови или шишки, в поисках травмы головы. — Я вернул ей меч… мы сражались… мы сражались против «Турбоштормов»…
— Ты сражался в одиночку.
— Она была со мной…
— Когда ты не присоединился к колонне, я послал двоих своих, чтобы они проверили, что с тобой случилось. Они наблюдали снизу, прячась от балавайских кораблей. Они видели тебя: ты был один посреди поселения, и твои лезвия мелькали, отражая бластерный огонь. Мои бойцы говорят, что ты в одиночку заставил корабли улететь, хотя, кажется, повреждений им не нанес. Возможно, ты научил балаваев бояться клинка джедаев. — Он показал Винду свои заостренные зубы. — Ник Росту много рассказывал о твоей победе на перевале. Даже я, вероятно, не смог бы совершить подобное.
— Она была со мной. — Мейс стоял, уставившись на следы от смолы портаака, прилипшей к рукам. — Мы сражались… или разговаривали… Кажется… Не могу вспомнить…
— Ты вспоминаешь пилекотан.
— Силу?.. Ты хочешь сказать, это было некое видение Силы?
— Пилекотан приносит нам наяву сны о наших желаниях и страхах. — Голос Вэстора наполнился мрачными, но не злыми интонациями. — Когда мы желаем того, чего боимся, и боимся того, чего желаем, пилекотан всегда отвечает. Неужели джедаи забыли это?
— Все казалось таким реальным… реальнее, чем ты сейчас.
Лор-пилек пожал плечами:
— Оно и было реальным. Только пилекотан реален. Все остальное — формы и тени, что мимолетнее облаков… и памяти. Мы — сон пилекотана. Это джедаи тоже забыли?
Мейс не ответил. Лишь осознал, что вес в его куртке распределен по-прежнему равномерно: он проверил ладонью правую часть груди и почувствовал сквозь испачканную кожу пантеры очертания светового меча, схожие с очертаниями его собственного, который он носил слева.
Оружие Депы.
Если то, что он видел в поселении, было лишь видением Силы, что это значит? Меняло ли это правду, которую он увидел? Меняло ли это правду, которую она увидела в нем?
Благодаря Силе эти истины становились более реальны, а вовсе не наоборот.
— Сон, — пробормотал джедай себе под нос. — Греза…
Вэстор жестами показал, что надо забираться в седло.
— Может быть, она и сон, но откажись предстать перед ней, и ты узнаешь, как легко сон превращается в кошмар.
Мейс уселся в седло, не сказав лор-пилеку, что уже это знает.
Какой-то непонятный импульс заставил его спросить:
— А какие видения посылает пилекотан тебе, Кар Вэстор?
Лор-пилек бесконечно долго смотрел в глаза Мейсу, нечеловечески долго. Его взгляд был столь же полон опасности, сколь сами джунгли.
— Зачем пилекотану что-то показывать мне? У меня нет страхов.
— И нет желаний?
Но Вэстор уже отвернулся и повел за собой траводава, никак не выказав того, услышал он вопрос или нет.
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Кар Вэстор вел моего траводава пешком: он умудрялся находить путь сквозь самые плотные, самые переплетенные заросли настолько легко, что казалось, будто мы все время шли протоптанной тропой. Через какое-то время мне начало казаться (и кажется до сих пор), что его умение продвигаться сквозь джунгли лишь отчасти было обусловлено органами чувств. Куда большую роль играла его незамутненная мощь. Он не просто чувствовал путь там, где его не видел никто другой. Мне кажется, когда нужно, он создавал проход там, где его вообще не существовало.
Впрочем, возможно, «создавать» не самое подходящее слово.
Я ни разу не увидел эту его мощь в действии: я не видел, чтобы деревья раздвигались или чтобы хитросплетения корней и лиан распутывались сами собой. Но я чувствовал непрерывный ритмичный поток Силы, словно дыхание какого-то огромного существа. Мощь втекала в Кара и вытекала наружу. Но ощущения от того, как он пользуется ей, были не сильнее ощущений моих собственных мышц, потребляющих питательный сахар.
И это очень верная ассоциация, потому что мы двигались по джунглям, словно кровяные тельца их вен. Или мысли их бесконечного разума.
Так, словно мы были сном пилекотана.
Во время этой поездки вдоль колонны партизан я впервые смог рассмотреть прославленный Освободительный фронт высокогорья. ОФВ, ужас джунглей. Смертельный враг ополчения. Беспощадные, неистовые воины, что изгнали Конфедерацию независимых систем с этой планеты.
Они едва держались на ногах.
Колонну составляло сборище шагающих раненых в лохмотьях, которые находили друг друга в джунглях по следам крови и мощному запаху инфекции. Позднее, за время нескольких дней жуткого марш-броска, я узнал, что последней боевой операцией была серия налетов на поселения исследователей джунглей. Эти нападения проводились не для того, чтобы убить балаваев, а для того, чтобы захватить медпакеты, боеприпасы, еду, одежду, оружие — запасы, которые наша Республика не могла или не хотела предоставлять коруннаям.
Они двигались в сторону своего лагеря в горах, где собрались почти все выжившие коруннаи: старики, инвалиды, дети и то, что осталось от их стад. Жизнь в ограниченном, перенаселенном месте для коруннаев была неестественна. Они не знали, как существовать в подобных условиях, и это постепенно начинало сказываться. Болезни, давно забытые в цивилизованной Галактике, беспощадно сокращали их численность: за то время, что провела здесь Депа, дизентерия и пневмония унесли жизней больше, чем балавайские «Турбоштормы».
Эти штурмовые корабли кружили над джунглями, словно стервятники. Деревья регулярно гудели от звуков тяжелых репульсоров и турбодвигателей. Гудение превращалось в рев, затем в жужжание, как у насекомых, его источники сбивались в стаи и разделялись на одиночные точки, что разрезали невидимое небо. Снова и снова сверху на джунгли лился огонь, принося яркий оранжевый свет в сумрак под кронами, отбрасывая черные тени на зелень.
Не думаю, что они надеялись по кому-нибудь попасть.
Они постоянно нас донимали, стреляя без разбору сквозь полог джунглей или же скользя где-то в небесах и поджигая все и вся своими огнеметами «Солнечное пламя». Если бы мы начали отстреливаться, их стрелкам было бы проще некуда засечь наши позиции, так что мы могли лишь прятаться под кронами и надеяться, что нас не обнаружат.
Партизаны, похоже, вообще не замечали налетов. Те, что еще могли идти, медленно шагали вперед, опустив головы, будто уже смирились, что рано или поздно один из этих огненных ковров обрушится им на головы. Оставаясь коруннаями до мозга костей, они ни разу не пожаловались. Почти все могли черпать энергию из Силы, из пилекотана, чтобы оставаться на ногах.
Тех, кто идти не мог, привязывали к спинам их траводавов, словно поклажу. Большинство животных несло только раненых: все припасы и оборудование, отобранные у балаваев, были свалены на грубые волокуши, которые траводавы тащили за собой.
Во время этого марш-броска ОФВ познакомился с новой тактикой ополчения: ночными налетами. Они не пытались нас поймать, цель была не в этом. Их бластботы летали высоко в небе и стреляли из лазерных пушек по джунглям. Просто мешали. Не давали отдыхать. Заставляли просыпаться и нервно вздрагивать.
Раненым сон крайне необходим. Никто из них его не получал.
Каждое утро еще несколько неподвижных тел оставалось лежать на скатках. Каждый день кто-то спотыкался, ослепленный усталостью, и отбивался от колонны, пропадая среди деревьев.
Обычно навсегда.
На Харуун-Кэле множество крупных хищников: полдесятка разных видов лозовых кошек, два вида акк-псов поменьше, гигантские дикие акк-волки и множество мерзких падальщиков, например якуны — нелетающие птицеподобные создания, передвигающиеся стаями до нескольких десятков особей размером с обезьящера и умеющие одинаково хорошо лазить по деревьям, прыгать с ветки на ветку и бегать по ровной земле. Якуны не слишком привередливы в вопросах того, умерла ли уже их пища или еще нет. И большинство крупных хищников Харуун-Кэла достаточно умны, чтобы запомнить, что в хвосте колонны раненых коруннаев можно прекрасно полакомиться. Поэтому отбившиеся редко догоняли остальных.
По словам Ника, мы являли собой ходячую забегаловку «съешь-сколько-влезет».
В том числе и поэтому ОФВ не слишком заботился об охране пленных.
Их было двадцать восемь: двадцать четыре исследователя джунглей и четверо детей. Иджей предоставили самим себе, не оказывая никакой поддержки, так что они собственноручно тащили своих раненых на уменьшенных версиях волокуш, что тянули траводавы.
Следили за ними всего двое вэсторовских акк-стражей и шесть свирепых акк-псов. Ведя траводава Мейса, лор-пилек объяснил, что стражи и псы нужны лишь для того, чтобы балаваи не украли оружие или припасы у раненых коруннаев или не навредили как-нибудь еще. Стражи прекрасно обходились без бластеров: никто не стал бы удерживать пленника, решившего сбежать в джунгли.
В конце концов, они все равно там окажутся: лишив одежды и ботинок, их отправят плутать по джунглям в поисках какой бы то ни было безопасности.
Тэн пил'трокэл. Правосудие джунглей.
Мейс наклонился к шее траводава и тихо, чтобы услышал только Вэстор, прошептал:
— Почему ты считаешь, что они не пойдут вслед за колонной? Некоторые ваши раненые еле держатся. Эти балаваи могут решить, что риск того стоит, и попытаются заполучить оружие и припасы.
Ухмылка Кара создавала впечатление, что роту него набит иголками.
— Ты что, не чувствуешь их? Они в джунглях, а не из джунглей. Они не смогут застать нас врасплох.
— Тогда почему они до сих пор здесь?
— Сейчас день, — пророкотал лор-пилек, взмахнув рукой в сторону освещенной солнцем зеленой листвы над головой. — День принадлежит штурмовым кораблям. Тэн пил'трокэл ждет пленников после заката.
— В темноте, — пробормотал Винду.
— Да. Ночь принадлежит нам.
Мейс вспомнил шепот Депы на записи: «Ночь принадлежит мне, и я принадлежу ночи»… Что-то заныло в груди. Дыхание стало тяжелым и медленным.
Ник шел с пленными, ведя на поводу грязного, исхудавшего траводава. На звере было два седла, как и на прошлом траводаве парня, которого разорвали на куски на перевале. В каждом из седел помещалось по двое детей. В верхнем, смотрящем вперед, крепко вцепившись в грубую шкуру на шее траводава и выглядывая из-под его ушей, сидели Урно и Никл. Кила и Пелл, смотря назад и держась друг за друга в молчаливом отчаянии, ехали в нижнем седле.
Заметив этих детей, мастер-джедай вспомнил о ребенке, которого уже с ними не было, и отвел глаза от Кара Вэстора. В голове родилось воспоминание о том, как лор-пилек держал тело мальчика. Винду увидел поблескивание щита под тонким слоем потеков крови Террела.
Он не мог смотреть Вэстору в глаза и не ненавидеть его.
— Детей тоже? — Слова как будто сами вырывались из Мейса. — Их вы тоже отдадите джунглям?
— Таков наш путь. — Рык Кара смягчился, наполнился пониманием. — Ты думаешь о мальчике. Том мальчике из бункера.
Мейс по-прежнему не мог заставить себя встретиться взглядом с лор-пилеком.
— Ты уже схватил его. Уже обезоружил.
— Он был убийцей, а не солдатом. Он напал на беззащитных.
— Как и ты.
— Да. И если меня схватит враг, моя участь будет куда хуже. Или ты думаешь, балаваи подарят мне чистую быструю смерть?
— Мы говорим не о них, — указал джедай. — Мы говорим о тебе.
Вэстор лишь пожал плечами.
Ник заметил их взгляды в его сторону и язвительно улыбнулся.
— Я на самом деле не нянька, — громко произнес он, — просто играю эту роль в Голосети.
Тон его речи был смешливым, но на лице мастер-джедай ясно видел четкое понимание, что случится с этими детьми на закате. Лицо Мейса тоже не выражало спокойствия: Винду дотронулся до лба и осознал, что хмурится.
— Почему он занимается детьми? — спросил мастер-джедай, все еще глядя на Росту.
Лор-пилек посмотрел мимо парня, словно взгляд, направленный прямо на него, стал бы для того незаслуженной похвалой.
— Ему нельзя доверять серьезную работу.
— Потому что он оставил меня одного, чтобы спасти своих друзей? Мел и Беш — опытные солдаты. Неужели их спасение того не стоит?
— Они расходный материал. Как и он.
— Не для меня, — возразил Винду. — Вообще никто не может быть расходным материалом.
Вэстор словно на какое-то время задумался над его словами, продолжая вести траводава Мейса.
— Не знаю, зачем Депа захотела, чтобы ты приехал, — наконец нарушил тишину он, — но мне и не нужно знать. Она желает, чтобы ты был здесь, — этого достаточно. Потому что ты важен для нее, важен для нашей войны. Значительно важнее такого никчемного солдата, как Ник Росту.
— Вряд ли его можно назвать никчемным солдатом…
— Он слаб. Труслив. Боится идти на жертвы.
— Рисковать заданием, рисковать жизнью ради друзей, возможно, признак плохого солдата, — ответил Мейс, — но зато это признак хорошего человека. — И он почему-то не смог удержаться и не добавить: — Человека куда лучше тебя.
Вэстор поднял на мастера-джедая взгляд, наполненный джунглями.
— Лучше в чем?
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Я не считаю Вэстора злом. Он не истинный злодей. Да, он излучает тьму, но ее излучают все коруннаи. И балаваи. Он — тьма джунглей, но не тьма ситхов. Он живет не ради власти, не ради того, чтобы причинять боль и доминировать над всем, что его окружает. Он просто живет. Яростно. Естественно. Без ограничений цивилизации.
Он в меньшей степени человек и в большей — воплощение самих джунглей. Темная мощь втекает в него и вытекает обратно, но, кажется, не касается его. Ему присуща дикая чистота, которой я мог бы позавидовать, не будь я джедаем и не служи свету.
Черный содержит в себе все остальные цвета.
Он не создает тьму, он лишь использует ее. Его внутренняя тьма — это отражение тьмы окружающего его мира. И она в свою очередь делает мир вокруг него темным. Внешняя и внутренняя тьма создают друг друга точно так же, как внешний и внутренний свет, — в этом заключено единство Силы.
Депа, вероятно, сказала бы, что не он развязал эту войну. Он лишь пытается победить в ней.
И вот оно: мои инстинкты джедая сами нащупали связь за пределами границ моего сознания. Вэстор. Джунгли. Акк-псы и коруннаи, вошедшие в стаю Вэстора. Депа. Тьма настолько густая, будто ты ослеп. Слова Ника: «Джунгли не обещают. Они существуют… Не потому, что джунгли убьют тебя. Просто потому, что все здесь такое, какое есть».
И сама война.
Лишь позже, когда я проведу целый день в поездке у паланкина на спине ее огромного анккокса, когда я буду волей-неволей наклоняться к тонким занавескам, чтобы услышать ее полушепот, я пойму, куда вели меня мои инстинкты.
Периодически ее голос становится сильным и четким, а ее аргументы — очень здравыми. Если в эти моменты закрыть глаза, начать игнорировать покачивание из-за походки животного, укусы насекомых и насыщенный запах гниения джунглей, я могу представить себе, как мы беседуем с ней за парой чашек рикового чая в моей комнате для медитации в Храме джедаев.
В такие моменты она говорит страшно убедительно.
— Ты по-прежнему мыслишь категориями законника, — сказала она мне во время одной из наших бесед. — Это твоя основная ошибка. Ты по-прежнему мыслишь категориями соблюдения закона. Исполнения правил. Ты был великолепным блюстителем порядка, Мейс, но генерал из тебя никудышный. Именно поэтому мы стольких потеряли на Джеонозисе. Мы прибыли навести порядок. Пытались спасти заложников, избежав лишних смертей. Пытались сохранить мир. А джеонозианцы знали, что мы уже воюем. Поэтому лишь немногие из нас выжили…
— А если бы я сражался, как генерал, что бы мне следовало сделать? — спросил я ее. — Позволить Оби-Вану и Энакину умереть?
— Генерал, — пробормотала она из тени своих занавесок, — скинул бы на арену барадиевую бомбу.
— Депа, неужели ты это всерьез? — начал я, но она уже не слушала.
— Выиграть войну, — продолжила она свою речь. — Выиграть ценой жизни двух джедаев, одного сенатора и нескольких тысяч наших врагов.
— Ценой всего того, что делает джедаев джедаями.
— Вместо этого сотня с лишним джедаев погибла, а Галактика погрузилась в пучину войны. Миллионы умрут, миллионы станут такими, как этот мальчик, которого убил Кар: сломленными, озлобленными, порочными. Возьми миллион трупов и объясни им, что твоя этика важнее их жизней…
Даже сейчас мне нечего на это ответить.
Но Йода говорит: «Есть вопросы, на которые мы никогда не сможем получить ответы, мы сможем лишь быть ответами».
И я обязан постараться стать ответом, ибо теперь я знаю, что значит быть хранителем мира в Галактике Войны.
Знаю.
Ничего не значит.
Мира не существует. То, что мы считали Великим Миром Республики, оказалось лишь сном, от которого наша Галактика очнулась. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь вновь погрузимся в подобные грезы.
В Галактике Войны никто не спит настолько крепко.
Это понимание пришло позже. А в тот момент я сидел в седле траводава и смотрел вниз на Кара Вэстора, назад — на пленников и вперед — на все еще невидимого анккокса Депы. И у меня было лишь поверхностное представление, общий замысел, куча необдуманных чувств и неупорядоченных идей.
Инстинкт.
Но мои инстинкты, похоже, каким-то образом снова заработали… И поэтому я решил послать Вэстора вперед одного. Я тысячу раз спрашивал Депу, когда она была моим падаваном: «В чем заключается истинный урок? В том, что преподает учитель, или в том, что выучивает ученик?»
В нескольких шагах позади бредущих по джунглям пленных балаваев Мейс Винду протянул руку к носу траводава и схватил рукой поводья.
— Мы достаточно далеко. Оставь меня здесь.
Вэстор остановился и оглянулся через массивное плечо:
— Депа ждет.
— Она ждала неделями. Подождет еще пару часов. — Впервые со времен битвы на перевале Мейс чувствовал спокойствие. Уверенность. Стоял на твердой почве. — Идите без меня. Я встречусь с ней, когда сочту нужным.
— Она вызвала тебя. Нельзя не исполнить ее волю. — Кар развернулся и потянул за поводья, но они были зажаты в кулаке Мейса, будто намертво привязаны к скале.
В глазах Вэстора мелькнул намек на угрозу: всполох бури за горизонтом.
— Ты пожалеешь об этом.
— Я мастер-джедай и старший член Совета джедаев, — терпеливо пояснил Мейс. — Я генерал Великой армии Республики. Меня не вызывают. Если она захочет встретиться со мной, то сможет найти меня у дороги паровых вездеходов на закате.
Всполохи в глазах лор-пилека стали ближе.
— Я сказал, что доставлю тебя.
Винду ответил аналогичным взглядом:
— Забавно. Ник говорил почти то же самое. И ему тоже с этим не повезло.
— Мои приказы…
— Это твоя проблема. — Мейс отпустил поводья и развел руки в стороны. Он сидел абсолютно неподвижно, абсолютно расслабленно, если не считать мощного тока Силы, что проскальзывал, словно статическое электричество, меж рукоятями двух световых мечей и его пустыми ладонями. — Если, конечно, ты не решишь сделать это нашей общей проблемой. Если хочешь, можешь приступать прямо сейчас.
Вэстор тоже отпустил поводья. Он на шаг отступил от траводава и развернулся лицом к лицу с мастером-джедаем. Кар расправил огромные плечи, и под кожей его мощной груди загуляли мускулы. Воздух вокруг него дрожал, словно мираж: в Силе гнев хлестал джедая, словно горячий ветер:
— Ты пойдешь со мной.
— Нет.
Темная мощь ударила по воле Винду:
— Ты пойдешь со мной.
Медленно, неохотно Мейс выскользнул из седла и спрыгнул на землю. Он сделал два шага в сторону Вэстора.
И остановился.
— Твоя компания мне больше не по душе, — сказал Винду. — Ступай. Не возвращайся ко мне без Депы. — Глаза Вэстора расширились. Его губы безмолвно шевелились. — А нам с тобой более не следует оставаться наедине. Может случиться драка.
Жилы вздулись на шее лор-пилека, голова его наклонилась, а губы обнажили острые зубы.
— Я не хочу драться с тобой, дошало. — Несмотря на ярость, клубящуюся вокруг лор-пилека в Силе, голос его был мягок. — Депа разозлится, если ты умрешь.
— Тогда, пожалуй, тебе лучше идти, — резонно заметил Мейс. — Ты ведь не хочешь, чтобы Депа разозлилась, правда?
Видимо, Вэстор этого не хотел — его рык превратился в разочарованное ворчание:
— И что мне ей сказать? Что ты собираешься здесь делать?
— Ничего, о чем бы я собирался информировать тебя. — Мейс повернулся к траводаву и вновь взялся за поводья. — Все вопросы Депа сможет задать сама.
Мейс делал вид, что проверяет подпругу седла траводава, а сам тем временем сосредоточил все свое внимание на обжигающем взгляде Вэстора, который тот вперил в свои наручные щиты. Винду был расслаблен и прекрасно держал равновесие, чтобы ловко отпрыгнуть, если лор-пилек бросится в атаку со спины.
Но он услышал ворчание, затем — рык и несколько коротких отрывистых возгласов: Вэстор что-то сказал одному из акк-стражей, что наблюдали за пленными. Взглянув напоследок на Мейса (и этот взгляд был более жгучим, чем ожог от линзы, сфокусировавшей солнце на кожу), Вэстор резко развернулся и нырнул в джунгли, продолжив свое движение.
Мейс смотрел, как он уходит, с легким удовлетворением на лице: «Как же трудно стать здесь желанным гостем».
* * *
Акк-страж, с которым говорил Вэстор, сурово посмотрел на Мейса, и три акк-пса эхом подтвердили свое присутствие поблизости. Винду проигнорировал их всех, и несколько секунд спустя акк-страж отправился искать своего напарника и других акков. Мейс поймал взгляд Ника Росту и поманил его к себе. Парень передал поводья траводава с детьми одному из балаваев и направился в сторону мастера-джедая, все еще поглядывая на уходящего акк-стража.
— Ну дела. От этих ребят у меня мурашки по коже. Кажется, здесь слегка закипели страсти, мастер Винду? И что тебе сказал наш здоровяк?
— На, подержи. — Мейс передал поводья траводава Нику. — Что ты слышал?
— Кое-что из твоих слов. А тебе палец в рот не клади. — Росту вытянулся, чтобы почесать шею траводава. — Но речь Вэстора… Может, ты не заметил? Его можно понять, только когда он говорит непосредственно с тобой. Когда он говорит с кем-то еще, он словно рычит, или свистит, или издает какие-то животные звуки.
— Да. Я заметил нечто подобное, — кивнув, медленно признал Мейс. — Но я думал, дело во мне. Там, в поселении… все перепуталось.
— Вот-вот, его речь — словно разговор с самим собой, понимаешь? В моей голове он говорит, словно оборванец из Пилек-Боу. Так что же он сказал тебе?
— Он пытался, — сухо бросил Мейс, — впечатлить меня своим чувством долга.
— Ну? И что теперь? Ты ведь избавился от самого опасного человека Коруннайского высокогорья не ради того, чтобы просто поболтать с президентом компании «Джунглевые няньки Росту». У тебя есть какой-то план.
Джедай кивнул:
— У нас есть план. Залезай в седло. Ты поведешь этих пленников к дороге вездеходов, чтобы ополчение нашло их и забрало с собой.
Челюсть Ника отвисла.
— Мы… Я? С какой стати я буду делать что-то подобное?
— С той, что я дал им слово мастера-джедая, что если они сдадутся, то я не дам причинить им вред. Лжецом я становиться не собираюсь.
— А я-то тут при чем?
— Ни при чем, — согласился Мейс. — Я уверен, ты в восторге от мысли, как лозовая кошка разорвет Килу. Когда думаешь о Пелл, ты видишь, как она умирает от голода в хватолисте или как ее глаза выковыривают якуны?
Росту, похоже, стало нехорошо.
— Эй, потише с этим клыкачовым дерьмом, ладно?
— Как ты думаешь, мальчиков затопчут клыкачи или разрубят на части медные лозы? Может, им повезет и они свалятся в яму смерти. По крайней мере, едкий дым, разъедающий легкие, и собственные слезы, напоминающие кислоту, не так суровы.
Молодой корун отвернулся.
— Ты хоть представляешь, что Кар и Депа сделают со мной?
— Ты знаешь эти места. Если я поведу их сам, мы все потеряемся в джунглях. Залезай в седло. Живо.
Ник фыркнул:
— Ну дела, а мы по-прежнему раздаем приказы направо и налево, да? А что, если я не хочу? Что, если мне действительно нравится думать о том, что ты описал? Что, если я хочу, чтобы они умерли? Что тогда?
Мейс замер. Он уставился на джунгли, и его глаза наполнились тьмой.
— Тогда я буду бить тебя до тех пор, пока ты не потеряешь сознание, — тихо ответил он. — А затем попрошу о помощи кого-нибудь другого.
Джедай посмотрел на Ника.
Тот сглотнул.
— Повторять не буду, — сказал Винду.
Ник залез в седло.
— Кар Вэстор, — произнес мастер-джедай, вновь смотря в джунгли, на этот раз в том направлении, куда исчез лор-пилек, — не самый опасный человек Коруннайского высокогорья.
Ник покачал головой:
— Ты говоришь так лишь потому, что по-настоящему не знаешь его.
— Я говорю так, — ответил Мейс Винду, — потому, что он не знает меня.
