Исследования подтвердили наличие генетических маркеров, с помощью которых можно достоверно провести различия между людьми из разных частей света. Часто мы можем с высокой вероятностью догадаться о чьих-нибудь предках только по его физическим чертам. Естественно, никто пока не принимал Дональда Трампа за африканца, например. Точно так же нельзя не заметить, что люди из определенных регионов чаще других занимаются той или иной деятельностью. Скажем, гораздо больший процент людей с предками из Африки профессионально играет в баскетбол, чем в хоккей. Подобные наблюдения заставляют думать, что вся концепция рас в действительности сводится к представлениям о генетических различиях между жителями разных континентов. Неужели раса – это просто продукт нашей биологии?

Хотя существуют четкие модели генетических вариаций среди людей из разных точек мира, сам по себе этот факт говорит лишь о том, что люди путешествовали по миру и переносили с собой свои непрерывно мутирующие гены. Чтобы утверждать значительную биологическую основу расы, требуются специфические доказательства. Биологи прибегают к специальным критериям, когда определяют, есть ли разные «расы» (подвиды) в других видах. Мы можем обратиться к тем же признакам в случае с человеком. Например, биологи признают, что у вида есть разные расы, если существуют доказательства четких генетических границ, отделяющих одну популяцию от другой. Но между группами людей таковые отсутствуют. Скорее, для любого гена в той или иной мере есть различия внутри популяции. Генетические различия, выраженные в той или иной степени, – закономерный итог обыкновенного поведения людей, которые в основном скрещивались с представителями своей популяции и – иногда – с выходцами из соседних популяций.

Подобным образом биологи используют для доказательства существования рас второй критерий. Они подсчитывают общее количество генетических различий между популяциями. Установлено пороговое значение: по крайней мере, 25 % генетических различий между особями должно быть свойственно всей популяции, чтобы эти индивиды определялись как представители разных рас. Предположим, миллион генетических вариаций отличает Дональда Трампа от Опры Уинфри. Мы должны будем найти среди них по крайней мере 250 тысяч таких, которые в общем отделяют людей с европейскими предками от африканцев по происхождению. Тогда эти личности можно будет отнести к разным биологическим расам. Для людей, однако, только 4,3 % генетических вариаций между индивидами разделяют континентальные «расы». Остальные 95,7 % обусловлены причинами, не относящимися к расовым различиям. Эти 4,3 % не незначительны – большая часть данных генетических вариантов приводит к разнице во внешности (такой, как цвет кожи, волос, черты лица). И эта несхожесть позволяет нам с уверенностью сказать, что Дональд Трамп и Опра Уинфри выглядят так, будто принадлежат к разным расам. Этот относительно небольшой процент говорит нам о том, что подавляющее большинство генетических различий между людьми не имеет ничего общего с расами.

Третий критерий, позволяющий идентифицировать расу, состоит в возможности проследить по прямой линии эволюционную последовательность поколений. Это требование подразумевает, что почти все скрещивания происходят внутри популяции, а не между ними. Но, так как исторически люди постоянно скрещивались с представителями других популяций, особенно соседних групп, этот этап проверки человеческими расами полностью провален.

Наконец, можно сказать, что расы существуют, если у каждой из них развились уникальные адаптивные черты, которые отличают одну популяцию от другой. Примером такого приобретенного в ходе адаптации признака служит цвет кожи. Как мы уже говорили, он менялся, чтобы приспосабливаться к уровню ультрафиолетового излучения в разных широтах. Несмотря на это, адаптивные черты разных популяций уникальны не только для этих групп. Например, выходцы из Африки к югу от Сахары и меланезийцы из Новой Гвинеи имеют одинаково темный цвет кожи, хотя являются двумя наиболее генетическими далекими друг от друга популяциями на всей планете. Обычно мы определяем разные расы по видимым маркерам, таким как цвет кожи и черты лица. Но эти наглядные признаки являются лишь верхушкой генетического айсберга. Есть куда более важные адаптивные генетические вариации, которые мы не можем увидеть, в отличие от цвета кожи. Например, гены, лежащие в основе устойчивости к малярии или способности усваивать лактозу во взрослом возрасте. Но эти генетические различия невозможно обобщить в виде какой бы то ни было разумной модели, хоть отдаленно напоминающей наши теории о главных континентальных расах. Более того, цвет кожи и черты лица, которые мы используем для различения рас, не связаны в достаточной мере с другими аспектами нашей биологии. Например, жители Западной Африки с генами, которые обусловливают более курчавые волосы, вряд ли имеют гены, отвечающие за большую устойчивость к малярии, чем у других западных африканцев.

Опять же важно помнить, что подавляющее большинство генетических различий определяется дрейфом генов. А большая часть генетических вариаций, полученных генов в результате этого явления, не оказывает сколько-нибудь ощутимого воздействия на фенотип. То есть, хотя ДНК-тест на происхождение позволяет нам узнать о наших предках при помощи моделей генетических вариантов со всего мира, это не значит, что те же самые гены отвечают за сколько-нибудь важные различия в нашей биологической внешности.

Подведем итоги: генетические вариации среди людей проваливают все возможные тесты на наличие рас. Именно поэтому социологи и генетики объединились против Николаса Уэйда и сошлись во мнении, что у понятия расы нет никакого весомого биологического базиса. Напротив, раса обычно определяется как социальный конструкт – результат знаний, получаемых всеми нами по мере взросления. Общества решают, кого к какой группе отнести и по каким критериям. То, к каким выводам они приходят, варьируется от одного места к другому. В отличие от биологического понимания расы, социальный взгляд на нее фокусируется на том, как наш опыт, а не гены различается между расами. И, в отличие от генов, опыт не ведет нас к размышлениям о сущностях.

Как мы можем увидеть социальную основу расы? Вспомним о том, что происходит с теми, кто переезжает в другие страны. Южноафриканский комик и ведущий The Daily Show Тревор Ной отмечает, что жители США и Южной Африки не сходятся во мнении относительно того, кто он. Его отец – швед, а мать – темнокожая африканка, принадлежащая к народу коса. Поэтому в Южной Африке его считают цветным, а в США, наоборот, называют черным. Точно так же многих людей относят к белым в Бразилии и к черным в США. Это отражает разную оценку соотношения предков в родословной человека в двух странах. Идентификация Уэйна Джозефа как афроамериканца, несмотря на полное отсутствие африканских генов, – прекрасный пример того, что понятие расы конструируется обществом над генетической основой или вообще вне ее.

Социальная основа расы очевидна и в случае с президентом Бараком Обамой, родившимся от африканского отца и белой американки. Почему его считают первым черным президентом, а не 44-м белым? Что делает предков его отца более убедительными при определении его расовой принадлежности, чем предков его матери? Это отражает принцип гипонаследования – практику приписывания детям от смешанных браков принадлежности к подчиненной группе. Иначе говоря, это расовая версия принципа преобладания негативного опыта, который мы рассмотрели в предыдущей главе. Плохое сильнее хорошего. К сожалению, мы до сих пор живем в обществах, в которых одни расовые группы имеют больше статуса и власти, чем другие. Поэтому в глазах окружающих при оценке вас будет перевешивать часть ваших предков с более низким статусом, чем та, которая занимала более высокое положение. Этот принцип очевиден в работах по евгенике Мэдисона Гранта. В 1916 году он писал: «Черта между белым человеком и индейцем – это индеец. Граница между белым человеком и негром – это негр. Рубеж между белым человеком и индийцем – индиец, и черта между любой из трех европейских рас и евреем – это еврей». Самая крайняя форма гипонаследования в США проявляется в «правиле одной капли крови». Его впервые узаконили в Теннесси в 1910 году и затем в нескольких других штатах. Эта норма гласила, что любой человек, в котором хотя бы «одна капля» черной крови, считается черным. И, как показывает случай с президентом Обамой, люди по-прежнему демонстрируют приверженность гипонаследованию. Этот принцип раскрывает огромную силу, которой человечество порой наделяет наследуемые сущности. Даже малой толики сущности группы с низким рангом достаточно, чтобы отнести человека к ней. Гипонаследование и – более широко – социальная основа расы показывают, что точка зрения общества на определенную этническую общность определяет ее условия жизни намного больше, чем гены, которыми наделены ее представители.

Имеет ли значение, какой теории о расах следуют люди: биологической или социальной? А что, если их ознакомить с одной или другой концепцией? Белым и азиатским студентам калифорнийского колледжа дали прочесть одну из двух сфабрикованных газетных статей. В первом материале утверждалось, что раса – продукт нашей биологии. Автор ссылался на генетика, который сказал: «В конце концов, мы получаем генетический материал от родителей. Так что мы наследуем их расу вместе со всем остальным». Другая группа студентов ознакомилась со статьей, в которой, напротив, отстаивалась точка зрения, что раса – это продукт социальных норм. В ней утверждалось: «Практика приписывания людей к расовым группам на основе определенных совокупностей внешних признаков имеет полностью культурные корни». После этого участники смотрели видео, в котором чернокожий студент рассказывал, как его уволили с работы без объяснения причин: «Я работал там шесть месяцев. Я думал, что все идет хорошо… Я правда не знаю, что произошло». Потом испытуемым задавали вопросы о том, насколько сильно они хотели бы подружиться с этим студентом. Результаты исследования красноречивы. Те, кто прочел статью о социальных основах расы, были куда более заинтересованы в дружбе с чернокожим студентом, чем ознакомившиеся с материалом о биологических причинах расы. Если источником расы представляется биология, то, возможно, в факте увольнения чернокожего студента проявилась внутренне присущая ему расовая неадекватность, которая влечет за собой проблемы. Напротив, если раса – социальный продукт, то ситуация чернокожего студента вызывает гораздо больше сочувствия.

Другие исследования привели, в принципе, к похожим результатам. Например, студентов американского колледжа азиатского происхождения также просили прочитать эссе, в которых утверждалась либо биологическая, либо социальная основа расы. Потом участников спрашивали, насколько они идентифицируют себя с американской культурой. Те, кто рассматривал социальную теорию происхождения рас, чувствовали себя связанными с американской культурой сильнее, чем размышлявшие над тем, что их раса основана на биологии. Похоже, студенты, ощутившие себя азиатами на биологическом уровне, пришли к выводу, что их отличия неизменны и они никогда не впишутся в американскую культуру.