Круг друзей
1
Квакер поглядывал в окошко на двор. На спасенные вчера вечером часы. Ждал, когда подберется к линии истинного полдня тень от шеста.
Остальные ждали, усевшись на табуретах перед волшебным фонарем. Тростик устроился вплотную к Лике, словно она излучала обещание полного прощения. Матуба сидел рядом с Тростиком. И будто говорил: «Да ничего же не было, все просто привиделось!»
— Ну, приготовились. Отключите мобильники… — напряженно сказал Квакер. — Сейчас… Раз! — И он дернул длинную нитку.
Нитка была привязана к большому колокольчику, что висел у стены рядом с картой. Понятно, что не корабельный колокол — меньше во много раз. Но… возможно, он был из тех, с которыми носились на лихих тройках ямщики давней поры, в том числе и родной отец Гриши Булатова. Хотелось так думать. Квакер недавно отыскал эту «мини — рынду» в закутке своего древнего сарая.
Колокольчик ударил неожиданно громко. Квакер шагнул к ребятам, сел между Федей и Бруклиным. Сказал, слегка стесняясь:
— Ну, чего? Поехали, что ли…
— Подожди, — остановила его Лика. — Все собрались?
— Конечно, все, — нетерпеливо отозвался Федя. Мол, не видишь разве?
— И… Гриша Булатов? — сказала Лика. И на миг стало тихо. Потом торопливо откликнулся Никель:
— Да. Здесь…
— И Павлушка Григорьев?
— Здесь… — серьезно отозвался Квакер и кашлянул.
— И Агейка Полынцев?
— Да… — выдохнул Андрюшка Чикишев. И следом за ним тихонько сказал «да» Тростик.
— А Ремка Шадриков? Костик Евграфов? Саша Юхманов?
— Да! Все трое! — откликнулся Ваня с полным ощущением, что так оно и есть. (Интересно, Всеобщее информационное поле не задело ли в этот миг старого Графа?)
Лорка, не дожидаясь ничьей команды, вдвинула ключик в фанерную скважину. Будто отпирала кукольный домик. Плавно повернула в пустоте. (В пустоте ли?)
Ваня завертел головку штырька над звучащими лепестками. Он все — таки имел отношение к музыке, знал, как создать нужный ритм.
Тронет пружинку стальной волосок.
Ветер соленый заденет висок.
Ветер с утра —
Значит, пора…
— Раз все мы здесь, у волшебного фонаря, — медленнее, чем обычно, заговорила Лика, — надо наконец рассказать по порядку все, что мы узнали… Тростик, не сопи…
— Это не я, это Матуба…
— Оба не сопите. Вы нарушаете торжественность обстановки…
— А зачем торжественность? — вдруг звонким голоском сказала Лорка. — Повернули ключик, значит, все хорошо. Теперь Ваня начнет…
— Почему я? — Ваня перестал вертеть «музыку».
— Потому что с тебя все началось, — мрачновато напомнил Квакер. — Забыл?
— Что?
— Помидор…
— Хватит вам, — жалобно попросила Лорка. — Нашли, когда сводить счеты…
— Я не для счетов, а для точности, — объяснил Квакер. — Когда потомок доктора Повилики москвич Иван вляпал мне раздавленным скользким помидором по шее, я…
— Сам был виноват… — дернуло за язык Ваню.
— Ребята, хватит! — прикрикнула Лика. — Разве мы для этого здесь?
— Они просто выстраивают цепь событий, — объяснил Бруклин.
— Да, — оч — чень терпеливо подтвердил Квакер. — Я не о том, кто был виноват. Кстати, я как — то на улице извинился перед Лоркиной бабкой… бабушкой. Я о том, что помидор был противный… не перебивайте… и поэтому мы с Лёнчиком и Гошкой (не к ночи будь помянуты) стали караулить приезжего мальчика. Увлекательное дело. А благородная Лорка, которая всегда отстаивает справедливость, стала мальчику помогать, и это послужило началом их трогательной дружбы… Лика, не надо бить меня папкой! Что я такого сказал?
— Ты сказал то, что и так все знают… Чего болтать попусту!
— Не все знают… — вдруг высказался Никель. Задумчиво так. — Гриша Булатов не знает. И другие, которые оттуда… Пусть тоже услышат, как появилась вся наша команда…
— Во — от… — Квакер поднял палец. — Поэтому я и начал с корней… Лорка стала уводить мальчика Ваню от нас, злодеев, но мы настигли беглецов, и могла случиться ужасная драма, но Трубачи в этот миг грохнули из карронады… Закон есть закон, пришлось повременить с кровопролитием… А любопытный Ваня Повилика взялся расспрашивать Лорку: что за выстрел? Так? Ну, вот. И познакомился со всем народом… А дома рассказал про пушку деду, а дед начал вспоминать, откуда пошел этот обычай, поведал о капитане Булатове и карте… А там уже одно к одному: карта, глобус, Пришелец… И куча всего другого… Про эту кучу пускай рассказывает Иван. И больше не упирается, а то я опять вспомню помидор…
— Хоть целую сумку, — отозвался Ваня и почуял, как исчезло напряжение. Как стало вдруг опять хорошо всем вместе (и тем, кто оттуда, — тоже). Больше ничто не сковывало, не мешало.
— Давным — давно, — сказал Ваня, — в середине позапрошлого века на этой улице, совсем недалеко отсюда, стоял дом купца Платона Филипповича Максарова… Ну, про это каждый уже знает, но я снова, чтобы по порядку… У него было несколько дочерей и один приемный сын, Гриша… И у них дома был «волшебный фонарь», проектор, чтобы рассматривать стеклянные картинки. Вроде той, что у Тростика… А может быть, она и есть от того фонаря… Гриша любил смотреть картинки, и корабль нравился ему больше всех…
Он говорил и сам удивлялся, как легко выстраиваются фразы. Нет, бывала в них и сбивчивость, но не было долгих остановок, слова находились почти сразу. И главное — тут же появлялись в голове подробности, о которых он сам не знал раньше. Что это было? Разыгравшаяся фантазия? Или великодушная помощь таинственного ВИПа? Или неслышные подсказки незаметно сидевших рядом Гриши, Агейки, Павлушки, Ремки, Костика, Саши?..
Он чувствовал на лице снежную пыль, когда Гриша и Агейка лихо слетали на санках со склонов лога. Слизывал с губ штормовые соленые брызги. Ощущал в руках тяжесть раковины, которую подарила Грише девочка Анна… (Откуда она взялась в памяти у Вани, эта Анна? Потому что была на свете Лорка? Или в самом деле жила на острове Флореш такая девочка — среди ребят, которых однажды мальчик из далекой страны научил делать бумажных голубков?.. Гриша кивал: жила…)
Долго он говорил. Порой обсыхали губы, и Лорка совала ему в руку пластмассовый стаканчик с теплым квасом. Ваня кивал и продолжал рассказ, он боялся, что оборвется нить. Но, слава богу, она не обрывалась. Все слушали, почти не двигаясь. Только Лика быстро водила карандашом в раскрытой папке. Бруклин сунул было нос, но Лика показала ему кулак. Тим принял смиренный вид.
…У Вани в горле несколько раз царапались слезы. Когда Гриша уезжал в дальний путь, буквально отдирая себя от родного дома. Когда он умолял, чтобы капитан Гарцунов не отдавал в приют гваделупского мальчика Павлушку. Когда Саша Юхманов поднес к простреленному берету ладонь, видя, как уходит под воду пароход «Охотникъ»…
А потом… Ваня понял, что рассказ окончен. Он сказал о знакомстве летчиков Юхманова и Булатова и…
— Ну, вот и все…
Не сразу зашевелились, заговорили. Наконец Квакер известил:
— Вот это да. Ты рассказывал больше часа…
— Жалко, что все кончилось, — вздохнул сдержанный Федя Трубин…
— А ничего еще не кончилось, — сообщила Лика, захлопывая папку. — Завтра… нет, послезавтра соберемся снова. Есть еще одно дело. О том же…
— Какое дело? — недоверчиво сказал Квакер. — Да нет, хорошо, что оно есть, но…
— Я знаю какое, — перебил его Бруклин. — Только я скорее провалюсь сквозь пол, чем выдам тайну…
Половицы крякнули, и ножка табурета под Тимом ушла между ними в щель.
Сеновал застонал от хохота…
4
День прошел обыкновенно. Будто он и не был одним из последних для Вани в Турени. Ваня старательно гнал от себя эту память, это ощущение. Утром он привычно сходил с Ларисой Олеговной на рынок — с тележкой для овощей. После обеда он, Лорка, Трубачи и Никель дурачились на дворе у Чикишевых, поливали друг друга из шланга — все еще было очень тепло, хотя и не знойно. Лика и Тростик не появлялись, Бруклин тоже. И Квакера не оказалось дома, только Матуба, спустившись с сеновала, помахал гостям хвостом.
Вечером беседовали с дедом об энергетических полях, бессмертии душ, коллайдере, искусственных мозгах и умении делать рогатки (каковое умение, по словам Графа, было в нынешние времена полностью утрачено). На этом день кончился. Они, дни — то, стали заметно короче, в десять часов вместо заката висело за окнами звездное небо…
А назавтра… Дожидаться истинного полдня не стали, собрались с утра.
На этот раз поворачивать ключик велели все — таки Тростику. Чтобы он понял наконец, что нет на нем никакой вины. Он посопел, потоптался и согласился.
Снова серьезно сделали перекличку: здесь ли Гриша и другие герои прошлых лет?
Ваня опять покрутил музыку про стальной волосок. Но ни он и, кажется, никто другой (разве что Тим) не знали, что собирается делать Лика.
А она принесла, кроме всегдашней папки, плоский чемоданчик. Оказалось — ноутбук.
Откинули крышку, поставили ноутбук на верстак, сели к экрану лицом. Никто не спрашивал: что будет? Понимали — что — то такое…
Лика включила компьютер. На экране появился сделанный быстрыми линиями рисунок. Заснеженная одноэтажная улица со знакомой колокольней Михаила Архангела. Потом — один дом, во весь экран. Снежные валики на карнизах с резьбой… И вдруг прозвучало:
— Давным — давно, в середине позапрошлого века на этой улице, совсем недалеко отсюда, стоял дом купца Платона Филипповича Максарова… Ну, про это каждый уже знает, но я снова, чтобы по порядку…
— Ой… — сказала Лорка рядом с Ваней. А он ничего не сказал, потому что не понял. Не узнал свой голос. И лишь после нескольких фраз будто очнулся.
— Это ты… значит, ты записала меня на диктофон?
— Конечно, — спокойно согласилась Лика. — А ты хотел, чтобы все это пропало?.. Я включила запись в мобильнике, и вот… А ты что, обиделся?
Да ни чуточки он не обиделся! Просто не ожидал… Он слушал теперь свой рассказ вместе с остальными и будто смотрел кино. Конечно, легкие штриховые рисунки не были похожи на кадры фильма, но… они все равно были живыми! Потому что удивительно живою была рука Анжелики Сазоновой, умеющей двумя штрихами набросать эпизоды и портреты.
…И был Платон Филиппович Максаров с семейством у волшебного фонаря…
…И лицо Гриши, увидевшего парусник на экране.
…И портрет конопатого Агейки.
…И капитан Гарцунов с густыми эполетами.
…И стройный, окутанный снастями бриг у архангельского причала.
…И тот же бриг под парусами, в океане.
…И шторм, когда Гриша удерживает развязавшиеся весла.
…А еще — офицеры Артемиды, гардемарин Невзоров, девочка Анна, малыши с бумажными голубками, старый полковник Шато, прижавшийся к нему мальчонка.
…И тот же мальчонка — Павлушка — снова, снова, снова. С тревогой в глазах и несмелой радостью от неожиданной дружбы.
…Потом французский капитан фрегата, непроходимые заросли Ривьер — Сале, выбросившая клуб дыма пушка.
…Светлоголовый мальчик и черная девочка — друзья Гриши на Кубе.
…Добродушный и решительный доктор Повилика…
…И Гриша — как он бежит по знакомой Ляминской улице к родному дому.
…И Павлушка с девочкой Соней Луковой — рука в руке.
…Самодельная пушка в окружении растрепанных мальчишек на берегу.
…И наконец тоненький Саша Юхманов с ладонью у берета. На фоне пылающего, уходящего под воду «Охотника»…
Рисунков было не меньше полусотни. Конечно, Лика сейчас не прокручивала всю звукозапись подряд. Быстро проматывала куски без картинок и включала звук перед очередной иллюстрацией. Но все равно осталось впечатление «потрясного кинопоказа», как выразился Федя…
И все с Федей согласились. И канючили, чтобы Лика для каждого сделала на дисках копии. Только Ваня не канючил. Потому что Лика сказала сразу:
— А тебе я сделаю не только эту запись, но и отдельно твой рассказ и сами по себе картинки. И даже добавлю те, которых здесь нет…
— Лика, когда же ты успела… все вот это?.. — изумленно пробормотал Ваня. — За одни сутки…
Лика сказала, что не за сутки. Рисовала она давно. А вчера сделала лишь несколько последних рисунков. Потом они с Тимом у него дома (там был сканер) перевели их на диск. И Ванину речь. Труднее всего было поместить иллюстрации и рассказ на одном диске…
— Но папа у Тимы такой специалист!.. Непонятно даже, в кого такой непутевый сын… Ай! Я же пошутила!
Квакер задумчиво вертел перед собой малыша Пришельца. И вдруг сказал:
— Вань, а ты, значит, придуривался тогда?
— Когда? — Ване стало тревожно.
— Ну, помнишь разговор? Я сказал: «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты». А ты ответил, что все равно не знаешь, кем быть…
— Ну… и что?
Квакер пожал плечами. Сказал, как о вещи, понятной давно и всем:
— Ты же готовый писатель. Твой Жюль Верн отдыхает…
— Да ну тебя… — выговорил Ваня. — Бзя…
Но Лорка шепнула у его щеки:
— Ваня, не спорь…
И он не стал спорить. Не потому, конечно, что принял слова Квакера всерьез, а потому что… Лорка иногда говорила так, что могла обидеться, если ей не поверить…
Лика же продолжала всех удивлять сюрпризами. Каждому подарила его портрет. Сделаны портреты были тоже несколькими штрихами, но удивительно похоже. И не шаржи, серьезные. В каждом схвачено что — то самое главное. У Никеля — его взгляд, направленный в глубину, в самого себя. У Тростика — удивление перед находкой: он держит в пальцах выпуклую линзу. У Квакера — грустноватый и в то же время прицельный взгляд (и большие уши ничуть не кажутся смешными)… Федя — деловитый, со стамеской. Андрюшка, удивленно оглянувшийся (возможно, опять поспорил с Евдокией Леонидовной — «чё я сделал?»).
Тимофей Бруклин на рисунке жевал стебелек (может быть, что — то сочинял про Онегина).
А Лорка, а он, Ваня, — где?
Они оказались вместе. То есть на двух рисунках, но одинаковых, будто копии. Они улыбались и смотрели перед собой, но понятно было, что улыбаются они друг другу…
Оба разом вопросительно взглянули на Лику.
— А что? Разве не так? — спросила она.
Они опустили глаза и весело посопели: все было так…
Лика наклонилась к Ване и полушепотом пообещала:
— Потом я еще нарисую вам на память карту Гваделорки…
Ваня вздрогнул:
— А ты… откуда знаешь про нее?
— Вот те на… — сказала Лика. — Все, по — моему, знают про вашу сказку.
По дороге домой, когда шли вдвоем, Ваня спросил:
— Откуда же они знают?.. Лор, ты кому — нибудь говорила про наш остров?
Она ответила беззаботно:
— Вань, я не помню. Кажется, нет… Может, однажды Никелю? Там, на даче… Но я правда не помню. А ты обиделся?
— Да нисколько. Просто удивился… Но вообще — то я думал, что это лишь наша тайна…
— А она и есть наша, — сказала она чуть удивленно. — Разве нет? Никто ведь в нее не вмешивается… А если знают, то что плохого? Наоборот…
— Может, и наоборот… Вот, карту получим…
— Многие ведь знают друг про дружку… Квакер никому не говорил, что хочет пойти в училище спасателей, а про это всем известно…
— Мне неизвестно! — удивился Ваня.
— Было неизвестно. А теперь знаешь, — улыбнулась она, почти как на портрете. Глядя перед собой. И сказала еще: — Про тебя тоже не знали, что станешь писателем. А теперь…
— Смеешься, да? Вот надергаю за бывшие косы!
— Бе — е… — ответила она. Высунула круглой лопаткой язык и на всякий случай отпрыгнула в сторонку…
