86.
(Сараван, 22 сентября 1965 года)
Пыточная камера.
Шестеро рабов привязаны к стульям. Шестеро сочувствующих вьетконговцам обмотаны проволокой. Шесть электрических стульев. Шесть проводков, прикрепленных прямиком к яичкам.
Рубильником распоряжался Месплед. Он нажимал кнопки, он задавал вопросы на ломаном французско-вьетнамском.
Пит наблюдал за происходящим, жуя «Никоретте» — жвачку для бросающих курить. Стояла влажная, липкая жара — похоже, будет гроза. Хижина точно впитывала в себя жар и сохраняла его. Сама превратилась в один большой электрический стул.
Месплед изрыгал по-вьетнамски угрозы. Говорил быстро. Его слова сливались в один сплошной поток — точно угрожающий клекот.
Пит знал план. Собственно, он его и составлял. Пит смотрел на выражения шести лиц.
Рабы сбежали. Все — за Вьетконг. «Кто их пустил?» — «Я не знаю!» — и так все шестеро. «Не знаю никого!»
Так и продолжалось. Надо же, никто ничего не знает! Пит наблюдал, жевал жвачку и читал по глазам.
Месплед зажег сигарету. Пит сделал ему знак — тот нажал кнопку. И подал ток — от черной коробки до причинного места — несмертельная доза. Узкоглазые дрожали, потели и вопили что было мочи.
Месплед вырубил ток. Месплед заговорил на ломаном французско-вьетнамском. Конговцы убежали! Украли сырье! Говорите, что знаете!
Узкоглазые забормотали, закорчились и засветились остаточным накалом. Говори! Не скрывай! Выкладывай! Шестеро узкоглазых забормотали в унисон: не видели, не знаем.
Кто-то визжит. Кто-то кричит. У кого-то начинает капать слюна. Набедренные повязки до лодыжек, заземление на половые железы, провода между ног. Один узкоглазый корчится, второй бормочет молитвы, а третий и вовсе обмочился.
Пит дал знак Меспледу. Тот нажал кнопку — снова пошел ток.
Кое-кто забился в корчах, завертелся волчком, впитывая заряды. Узкоглазые орали, дергались, вены их пульсировали.
Пит думал и жевал. И прикидывал, закрыв глаза.
Чан говорит Уэйну: рабы убегают, прихватив с собой героиновое сырье, готовят его, а потом подбрасывают солдатам. Диверсия якобы.
Но никто не станет подбрасывать порошок просто так. Его продают.
И потом, когда Уэйн ездит домой, лаборатория пустеет. Туда вполне могут пробраться химики конкурентов, похозяйничать там и прикарманить чего надо.
Надо проследить за лабораторией — пока не поздно — пока он сам не уехал.
Месплед кашлянул:
— Пит, что ты там — уснул со своей жвачкой?
Пит открыл глаза:
— Хотя бы один из них должен что-то знать. Спроси, почему убежали рабы, — а начнут ерепениться, подашь заряд.
Месплед улыбнулся и откашлялся. И залопотал на ломаном вьетнамском. Быстро-быстро: глотая окончания, выпаливая и выплевывая слова.
Узкоглазые слушали и впитывали. И бубнили: не-не-не-не.
Месплед нажал кнопку. Ток пошел. Почти смертельные разряды. Узкоглазые завопили. Причиндалы покраснели и набухли.
Месплед остановил подачу тока. Узкоглазые перетерпели. Узкоглазый номер пять залопотал. Месплед улыбнулся и стал слушать. А затем и переводить:
— Он говорит, что проснулся и увидел, как Чан выволакивает их из хижины. Чан… как это… заставил их бежать, а через какое-то время раздались выстрелы.
Пит выплюнул жвачку.
— Отпусти их. А на обед дай побольше бобов.
Месплед сказал:
— Да, я оценил твое сочувствие.
В холмах оказалось нелегко.
Он тяжело дышал. Месплед с двумя охранниками ушли далеко вперед.
Они протиснулись сквозь кустарник, стараясь не наступать на змей. Дождь не прекращался, колючие ветки царапали лицо. Пит жадно хватал ртом воздух.
Он принимал таблетки, которые разжижали кровь и прочищали сосуды. От них он чувствовал слабость. Он проклинал их за то, что не может идти наравне с остальными.
Он побежал и нагнал их. И с трудом отдышался.
Началась грязь. Грязь налипала на подошвы ботинок, многократно утяжеляя их. От тяжести ныло в груди. Так они прошли несколько километров. Спустились по склону — стало немного легче.
Пит услышал хрюканье и повизгивание. Учуял гниющее человеческое мясо. Увидел диких кабанов, роющихся в грязи.
Ага. Кому грязная канава, а кому — целый буфет. Кабаны и обглоданное до костей мясо.
Пит спрыгнул в канаву. Она оказалась глубокой. Грязь — тяжелой. Кабаны бросились врассыпную. Пит порылся палкой в поисках плоти.
Ковырнул. Зашлепал по жидкой грязи. Нашел руку. Ногу. Голову. Стряхнул с нее грязь и лоскуты скальпов.
Увидел отверстие — как раз по размеру входного пулевого. Ухватил за челюсти и раскрыл рот.
Хорошее дыхание. Силы остались. Неплохо для амбулаторного пациента.
Из черепа выкатилась пуля. Пит подхватил ее. Она была расплющена. Тупоконечная пуля для «магнума». Такими стрелял Чан Лао Динь.
Чан мило улыбался. Чан ругался. Чан пытался запудрить Питу мозги. Месплед привязал его к стулу. И подключил две клеммы: к яичкам и к голове.
Ливень не прекращался. Муссонный климат — грязь навсегда.
Пит жевал резинку. Пит приоткрыл дверь, впуская ветерок с улицы.
— Кончай трепаться. Говори, с кем ты работаешь, и поподробней — а потом посмотрим, что скажет Джон Стэнтон.
Чан сказал:
— Ты меня знаешь, босс. Я не работаю с Виктором Чарльзом.
Пит нажал кнопку и подал ток. Чан согнулся и сжался.
Клеммы вспыхнули. Как и волосы Чана. Причиндалы его дернулись. Он прокусил губу. Прикусил язык. Расколол вставную челюсть.
Пит сказал:
— Байка под названием «деморализуем солдат», которую ты рассказал Уэйну, — вранье. Исходи из этого.
Чан облизнул губы.
— Виктор Чарльз, босс. Не надо их недооценивать.
Пит снова врубил ток. Чан согнулся и сжался.
Обмочил ноги. Клеммы заискрили. Дернулась его голова. Вставная челюсть полетела на пол.
Месплед сказал по-французски:
— Он не просто чокнутый, он полный придурок.
Пит пнул протез. Тот вылетел за порог и плюхнулся в грязную лужу. Чан продемонстрировал голые десны. Пит увидел шрамы — на память о вьетконговских пытках.
— В следующий раз я удвою напряжение. Тебе не понравится. Тебе…
— Ладно, ладно, хорошо. Я убиваю рабов и продаю сырье республиканской армии.
Пит выплюнул жвачку.
— Неплохое начало.
Чан отодвинулся на стуле и показал Питу средний палец — вот же псих, а?
— Ты — французский ублюдок. Чмо безмозглое.
Пит сунул в рот очередную порцию жвачки.
— Ты работаешь не один. Выкладывай с кем.
Чан показал Питу средний палец. На смуглой закоченевшей уже руке.
— Да пошли вы, лягушатники хреновы. В Дьенбьенфу вы от нас бежали.
Пит принялся жевать резинку.
— На кого ты работаешь? Скажи мне. А потом мы с тобой выпьем и обсудим, что с этим делать.
Чан задергался. Чан отодвинул стул и показал Питу средний палец. И завертелся.
— Свинья ты французская. Пидор толстожопый.
Пит принялся жевать резинку. Надул пузырь — тот лопнул: шлеп.
— Кто над тобой главный? Ты явно работаешь не один.
Чан еще дальше отодвинул стул, энергично работая бедрами.
— Я над твоей женой главный. Я трахаю рыжуху, потому что ты педе…
Пит нажал кнопку — и не отпускал. Чан задергался. Отодвинул стул еще подальше.
Поехал на нем. Выпрямился. Двинулся к двери. Месплед прыгнул следом. Пит подался было за ним, но споткнулся.
Чан показал им средний палец. Опрокинулся на стуле. Заорал: «Банзай!» — и бросился наружу, под пелену дождя. В жидкую грязь. И получил заряд тока.
