Как журнал «Замочная скважина» состоялся сразу. Словно вырос здоровенный бледный гриб — ядовитый и вонючий. Уже через год после первого выпуска его тираж составлял около трех миллионов экземпляров и продолжал расти. Этим, без преувеличения, журнал был обязан Лео Барону, его чутью, хватке и умению уловить настроение толпы. Выхода журнала ждали — это я уяснил себе сразу же, как только стал наводить справки. Там работали неглупые люди, которые знали, что станут читать портье, официантки, которым скучно возвращаться в обшарпанные номера после утомительного дня, медсестры, продавщицы и озлобленные старые девы, поглаживая своих кошек.

Все эти люди с удовольствием читали о чужих бедах, о катастрофах, случившихся не с ними, о банкротствах и интимных подробностях жизни известных людей. Подобное чтиво давало иллюзию, что не только у них все плохо, что кому-то не повезло еще больше, что чьи-то неприятности исчисляются в миллионах, и от этого их убогие души согревал огонек удовольствия: мол, вот, и богат, и известен, и полон дом прислуги, а жизнь все равно захочет — саданет по голове, не взирая на состояние и положение.

Кроме того, журнал умело спекулировал на человеческом любопытстве, обещая в следующем номере напечатать продолжение скандала с известным бизнесменом или актером. И, нужно сказать, в этом «Скважина» не знала себе равных. Невозможно было спрятаться от целой оравы их вездесущих репортеров, готовых целыми сутками сидеть в засаде (неважно где), лишь бы удалось сделать тот самый, главный снимок, или услышать именно то, пусть даже в сердцах, оброненное слово.

Журнал продавался по смехотворно низкой цене, но колоссальный тираж позволял покрывать расходы и даже получать некоторую прибыль. На «Скважину» трудилась целая стая частных детективов, не очень-то соблюдающих законность и пользующихся методами, от которых у представителя правосудия волосы, по крайней мере, зашевелились бы. Лео Барон сумел организовать дело так, что ни один скандальчик, ни одно тайное свидание не оставалось вне бдительного ока его молодчиков. И все это служило лишь одной цели: пощекотать нервы и самолюбие обывателей.

Редакция «Замочной скважины» размещалась на трех последних этажах нового высотного здания на Медисон Авеню. Наружный лифт долго полз вдоль отделанных алюминиевыми панелями стен и остановился перед дверью со скромной вывеской: Журнал «Замочная скважина».

Мы прошли мимо клевавшего носом портье, кабинета помощника редактора, распределительного щита со множеством рубильников и кнопок и оказались в небольшой комнатке со столом, за которым пристроилась фигуристая блондинка в короткой юбке, черных чулках и светлой блузке, которая говорила значительно больше, чем скрывала.

Секретарша проворковала в интерком:

— Сэр, к Вам пришли! — потом деловито выяснила у нас, кто мы такие, и передала шефу. Получив благословение, она пропела: — Проходите, босс вас ждет.

Лео Барон был почти незаметен за огромным письменным столом, затянутым зеленым сукном. Создавалось впечатление, что на этом столе он разыгрывал в карты будущее своих жертв. Я обратил внимание на его руки: сухие и цепкие, они беспокойно сновали по столу, ни на миг не оставаясь в покое. Словно что-то выискивали, нащупывали среди вороха бумаг и фотографий, кучей наваленных здесь же.

Он опасливо покосился на нас. Видимо, ему уже приходилось встречаться с разгневанными героями его публикаций, потому он и прятался за здоровенным столом, который даже при большом желании нельзя было просто так обойти или перепрыгнуть. Помнится, когда-то писали, что некий разгневанный плейбой, которого «Скважина» крепко приложила, ворвался в этот кабинет, вооруженный пистолетом сорок пятого калибра, и только могучий стол и быстрая реакция Лео спасли его от крупных неприятностей. Плейбой солидно подготовился к акции, и полиция выкуривала его отсюда несколько часов. Все проходило под аккомпанемент проклятий, которые Барон извергал на голову обидчика.

Спрашивается, почему тот просто не пристрелил хозяина кабинета? Да потому, что Лео Барон умудрился залезть в тумбу письменного стола и ругался уже оттуда. Говорят, плейбой всадил в стол десяток зарядов, но так и не смог прошибить массивную крышку.

Я заметил, что он вертит в руках мою визитную карточку.

— Здравствуйте, Лео, — сказал я как можно вежливее. Кто знает, а вдруг этот тип приказал установить в столе пулемет? В таком столе вполне можно разместить средних размеров батарею и для кавалерии место останется.

— Так Вы — адвокат Тоби Хаммонда? — полувопросительно, полуутвердительно протянул он и положил карточку на стол. — Должен сказать, лихо Вы провернули в суде его дело.

— Думаю, мне удастся так же лихо провести и дело Хаммонда против Вашего журнала.

— Да? — он сверкнул на меня глазками. — А что, существует такое дело?

— Думаю, мой клиент сумеет притянуть Вас к ответу за клевету.

— Клевета?! — всплеснул он маленькими ручками. — Вы сказали: клевета?

— Именно. Те материалы, которые Вы собираетесь публиковать, на сто пятьдесят процентов состоят из домыслов и клеветы.

— Не понимаю, о чем это Вы, мистер Скотт?

— Прекрасно понимаете. Это история насчет Тоби и жены Эдди Гропера. Только попробуйте ее опубликовать, и я Вам обещаю кучу неприятностей!

Улыбка, вернее гримаса, которая должна была изображать улыбку, исчезла с его физиономии.

— Откуда у Вас такие сведения? — губы его вытянулись, лицо заострилось, и сам он весь стал вдруг похожим на сидящую за столом крысу. Злобную, мерзкую, готовую укусить.

— Не могу сказать, — вздохнул я, — источник предпочитает себя не афишировать.

Он снова засновал руками по столу, потом пристукнул кулачком и тихо спросил:

— Ник, вы слышали? Они предпочитают не афишироваться!

За моей спиной послышался какой-то шум, раздалось сопение. Я повернулся. В глубокой нише сидел в кресле ранее не замеченный мною человек. Полузакрыв глаза, он, казалось, дремал сидя в кресле, а после того, как хозяин кабинета обратился к нему, просто сменил позу. Пошевелив рукой, он издал звук, отдаленно напоминающий шум уходящей в раковину воды.

— Это как же нужно понимать? — продолжал Лео. — Похоже, у нас где-то течет, а?

Неизвестный мне Ник снова проворчал нечто нечленораздельное.

— Что Вы сказали? Если я не могу доверять своим сотрудникам, — продолжал Барон, — мне придется перешерстить все штаты и обнаружить этого мерзавца! И я это, черт побери, сделаю! — он перевел взгляд на меня. — Теперь давайте разберемся с Вами. Очень Вы меня напугали! — он коротко хохотнул. — Как бы мне раньше времени не помереть от страха! Чего Вы, собственно, хотите? Чтобы журнал прекратил печатать свои материалы? А на каком основании, позвольте узнать? Тоби Хаммонд — человек известный, и мой читатель имеет полное право знать о его жизни. А уж какая она — эта жизнь — меня совершенно не заботит.

— О Тоби Хаммонде — актере можете писать сколько угодно. Но речь идет о его личной жизни, а это — совсем другое дело.

— Вы ведь адвокат, мистер Джордан, — он слегка высунулся из-за стола. — Вам лучше, чем кому бы то ни было, должно быть известно, что у актеров, а тем более знаменитых, нет никакой такой личной жизни! Она им просто не положена! Издержки, так сказать, производства. Актер весь на виду, весь! Понимаете? И зная это, знаменитостям следует вести себя разумно. Вы меня понимаете?

Еще бы, конечно, я его понимал! Выдрать у него из когтей подобный лакомый кусок — задача сложная.

— Клевета преследуется по закону. Вы запросто можете вылететь из издательского бизнеса.

— Ха! — он хрипло рассмеялся. — Сколько я слышал подобных угроз! Если бы Вы только знали. И ничего — жив пока. Прекратите молоть вздор и говорите: зачем пришли?

— Я хочу, чтобы Вы не печатали этой статьи.

— Да? А с какой стати, позвольте спросить?

— Просто потому, что большая часть ее — вымысел.

— Я слышал, издатели в огромных количествах печатают фантастические романы, и при этом совсем неплохо себя чувствуют. Что Вы мне предлагаете? Отказаться от статьи, которая заинтересует моих читателей? Три миллиона человек будут лишены заслуженного удовольствия, а я понесу колоссальные убытки. Так что в Вашем предложении я не вижу смысла. Должен сказать, что нам угрожали и до Вас. И люди посильнее Вас, господин Джордан. И ничего — как видите, мы до сих пор живы! И я Вам скажу, почему так. Люди, подобные Вам, слишком много болтают, но слишком редко что-то делают, а потому, если Вам больше нечего мне сказать, извольте покинуть помещение! Я позабочусь, чтобы экземпляр журнала с большущей фотографией Тоби Хаммонда доставили Вам лично. До свидания.

Он, этот крысенок, был прав. Запретить ему печатать что угодно я не мог. Никто не мог. Даже если после публикации подать жалобу, это ничего не изменит — свое дело она сделает, а там разбирайся, кто прав, кто виноват.

— А вы не учитываете, что, нанося удар по престижу Хаммонда, Вы, тем самым, наносите вред всему театральному миру. Вам это может дорого обойтись!

— Ох-хо-хо! — закряхтел Лео. — До чего же ушлый вы народец! Не удалось запугать напрямую — решили иначе. И во сколько же, по-вашему, обойдется мне театральная немилость?

— Думаю, в миллион, не меньше.

— Ник, ты слышал? Миллион! Эти ребята знают, как вести разговор! Нормальный американец благоговеет перед этим словом. Только намотайте себе на ус, любезнейший, — ни черта у Вас не выйдет! У меня есть свои собственные адвокаты, и они прекрасно разбираются в законоуложениях. К тому же любой процесс, который вы затеете, обернется мне на пользу: мы на страницах журнала докажем каждый факт нашей статьи, а это даст бездну материала для новых выпусков!

— Как же Вы собираетесь доказывать?

— Не Ваше дело! Впрочем, могу сказать — у нас есть свидетели!

Я усмехнулся:

— Вам не приходилось видеть, что может сделать умный адвокат со свидетелем при перекрестном допросе? Вы хорошо знаете ваших свидетелей? Вы уверены, что все они станут говорить то, что нужно? Вы уверены, что все они в прошлом — законопослушные граждане? Стоит ли так рисковать?

Он слушал меня и с улыбкой кивал.

— Прекрасно! Сразу видно мастера! Вы, конечно же, правы — могут случиться и неожиданности. И все же, повторяю, я не могу снимать материал из номера, и не стану.

— Хорошо, тогда продайте его. Мы готовы заплатить.

— Предлагаете взятку, а, адвокат?

— Лично Вам я ничего не предлагаю, у меня нет ни денег, ни желания. Но я представляю клиента. Так вот, Тоби Хаммонд готов заплатить за вашу фальшивку.

Лео покачал головой:

— Уже одно то, что Вы пришли ко мне с подобным предложением, говорит о ценности статьи. Нет, я не стану ничего продавать!

Чертов ублюдок! Конечно, он сообразил, что сколько я ему не предложи, доходы от продажи составят сумму более внушительную. У меня оставался последний козырь:

— Когда должен выйти номер?

— Он выйдет точно по графику, я сейчас не помню точной даты.

— И вам не интересно, что скажет по этому поводу мистер Гропер?

Его физиономия словно окаменела, губы сжались в жесткую линию, руки, до этого момента сновавшие по столу, замерли, пальцы сжались в кулаки. Тем не менее голос Лео прозвучал ровно:

— Что такое? При чем здесь Эдди?

— Он очень любил свою жену. Души в ней не чаял. После ее трагической гибели мистер Гропер пребывает в глубоком и безутешном трауре. Вы что, этого не знали?

— Это его дело. Пусть разбирается с Хаммондом. Вопреки вашим утверждениям мы не придумываем факты, мы их печатаем. — Он усмехнулся. — Если Вас беспокоит репутация Вашего клиента, то с этой стороны ему ничего не грозит — публика давно привыкла к похождениям Тоби. О его отношениях с женщинами легенды ходят! А может, Вас беспокоит реакция Гропера? — Он хихикнул. — Но меня это не касается. Мистер Гропер сам должен определить степень вины или невиновности Вашего клиента.

Все! Мне оставалось встать и уйти. Пытаться воздействовать на Лео с точки зрения общечеловеческой морали было занятием совершенно бессмысленным. Слова отскакивали от него, как горох от стенки. Однако я предпринял еще одну попытку.

— Вам не удастся продать на Бродвее ни одного экземпляра. Учтите! Думаю, и почтовое ведомство поддержит нас.

— Вы слышите, Ник? Мистер Джордан снова грозит нам пальчиком! У мистера Джордана, оказывается, связи в Вашингтоне! Мистер Джордан имеет влияние на министра связи! — Он покачал головой. — Хочу Вам сказать, что это уже было, Джордан. В нашем деле без врагов не обойтись. Порой даже очень влиятельных. Ну и что? Они уже пытались прижать нас с этой стороны, и чего добились? Ровно через две недели справедливость была восстановлена! Я могу потерпеть еще столько же. У Вас ничего не выйдет! Мы, слава Создателю, живем в свободной стране, и никто не станет прислушиваться к клеветническим измышлениям какого-то адвокатишки! Наши материалы всегда доказательны, подумайте над этим, Джордан.

— Читал я вашу стряпню. Многим она не по душе. От нее тошнит.

— Вполне возможно. Но по меньшей мере три миллиона человек не разделяют Вашу точку зрения. Или у них просто желудки покрепче?

Затренькал телефон, и Лео снял трубку:

— Алло! Да. Слушаю. — Потом он чему-то улыбнулся и сказал: — О’кей, немедленно отправляйте в набор. Теперь слушайте меня внимательно: если голос на пленке поддается стопроцентной идентификации, кассету немедленно в архив. Заплатить за нее можете по двойному тарифу. Что касается иллюстраций — полагаюсь полностью на вас. Здесь денег не жалейте — сколько запросят — столько дайте. Экономия должна быть разумной. Постарайтесь к вечеру представить готовый макет. Если возникнут сложности, звоните мне. Я буду здесь допоздна. Все!

Он бросил трубку и перевел свой тусклый взгляд на меня. Вздохнул и принялся ковырять в зубах грязным пальцем.

Я понял, что впустую потратил утро. Встав со стула, я направился к двери, но на пороге остановился.

— Вы не вняли голосу разума, — я смотрел прямо на него, в его маленькие глазки с красными прожилками. — Встретимся в суде и там посмотрим, так ли уж Вы сильны, как стараетесь это представить.

Он ничего не ответил, просто продолжал смотреть на меня, сохраняя на физиономии самую гадкую из своих улыбок.

В лифте я, наконец, вздохнул свободно — офис Лео Барона больше всего походил на нору: темно, тесно и падалью воняет. Потому даже загазованный уличный воздух показался мне одуряюще свежим. Я повернул за угол и медленно побрел по улице.