Книга: Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

Гарольд Мазур

Зарой меня глубже

Глава первая

Когда я впервые столкнулся с этой блондинкой, был холодный унылый вечер. Я только что приехал с Пенсильванского вокзала и едва успел открыть дверь в свою квартиру. Свернувшись на моем диванчике, она слушала мое же радио и потягивала свой собственный бренди. По крайней мере, я решил, что свой, потому что сам бренди не люблю и никогда его не покупаю.

При виде ее наряда я остолбенел. Черные трусики, черный лифчик — и все. Уютно подогнув под себя ногу, она мне мило улыбалась. Я раньше никогда ее не видел, и глазел с отвисшей челюстью, забыв даже войти и поставить свой пятидесятифунтовый багаж.

Это была длинноногая, пышногрудая особа с округлыми формами, канареечно-желтыми волосами и жемчужной кожей, потрясающе оттененной черным бельем. Даже алкогольный блеск не мог заглушить тепло и искренность ее глаз. Бывало и раньше, что женщины так на меня смотрели, но не в такой же ситуации.

— Джордан? — почти прошептала она.

Не отрывая глаз, я только кивнул.

— Вы немного опоздали.

Я поставил дорожную сумку и осторожно вошел:

— Напротив. Я даже рано.

Это правда. Я прибыл в город на борту «Королевы солнца» всего двадцать минут назад и на неделю раньше положенного. Недели в Майами хватило по горло. Бешеные скорости, проматываемые состояния, женщины с выпирающими из кукольных купальников грудями умопомрачительных размеров и сверкающие бриллиантами такой же величины — все это осточертело. Тамошняя страсть к наслаждению ужасает, поэтому под влиянием порыва я сбежал из Города Чудес, никого не предупредив в Нью-Йорке.

А здесь, дома, эта блондинка, смущенная не более гимнастки на трапеции. Одежда ее оказалась небрежно брошенной в угол. На кожаной подушке валялось платье цвета мха, пальто и шляпка в цвет с щегольским зеленым пером.

Я неловко остановился напротив, копаясь в памяти. Даже на таком расстоянии в ноздри бил запах жасмина, смешанный с алкогольными парами. А она полуприкрыла глаза и улыбалась. Бессмысленное выражение лица говорило, что она либо пьяна, либо успешно к этому идет.

— Пристраивайся, — ручка с бордовыми ногтями хлопнула по дивану рядом с собой.

Самец внутри меня шептал: «Не стой как чурбан, Джордан. Валяй. Дареному коню в зубы не смотрят». Но внутренний юрист протестовал: «Расслабься, старик, не спеши. Не все то золото, что блестит. Здесь отдает подлянкой». Мысли неслись вихрем. Она не ошиблась дверью, потому что назвала меня по имени. Ее не могли подослать знакомые со специфическим чувством юмора, потому что никто не ожидал моего приезда.

Я покачал головой:

— Слушай, сестренка, это все прекрасно. Я глубоко польщен. У тебя потрясающее тело, и в другое время я был бы рад. Но я покрыл тринадцать тысяч миль, я усталый, пыльный и не в настроении для развлечений. Мне нужна ванна и десять часов сна. Короче, я хочу побыть один. И я хотел бы знать, как ты попала сюда, и что это за шутка.

— Шутка? — ее губы дрогнули и застыли. Казалось, она смутилась. Но потом пожала плечами и пристально на меня посмотрела. — А, понятно, ты смеешься.

— Я грязен по уши, — уверил я.

Улыбка сбежала с ее лица, будто она откусила яблоко и увидела там только половину червяка.

— Скажи, — потребовала она ответа, — разве это не Драммонд?

— Да.

— Квартира 7Е?

— Верно.

— Ты Джордан?

— Если верить свидетельству о рождении, то да.

Она потянулась и опять заулыбалась:

— Тогда расслабься и предоставь все Вирне. Вирна знает, что делать.

— И что Вирна собирается делать? — поинтересовался я.

— Увидишь, — захихикала она. — Прямо сейчас. Иди сюда и расслабься.

Она взяла стакан и хлебнула бренди. Нет, она положительно меня беспокоила. Я нахмурился.

— Оденься.

— О, нет, — она затрясла головой. — Ты не понимаешь. Без одежды намного лучше, потому что…

Звонок в дверь оборвал ее тираду. Будто к дивану подключили ток — она подпрыгнула и резко оживилась: щелкнула зубками, как шелк с прилавка, соскользнула с дивана, толкнула меня на стул, ловко вскочила на колени и обвила мою шею руками. Склонив голову к плечу, она хрипло прошептала:

— Не обращай внимания.

И поцеловала. Крепко. А я сидел, ошеломленный, неподвижный и остолбенелый, как манекен.

Но даже без моего участия она была хороша, очень хороша, настоящий ас, и мной завладело мягкое сладкое головокружение.

И вдруг нам составили компанию.

В комнату бесшумно шагнул мужчина и застыл. Это был Джордж, наш негр-швейцар, с двумя бутылками имбирного пива, которые я мимоходом попросил принести. Нижняя его губа отвисла, он дважды быстро сглотнул. Потом столкнулся со мной взглядом, подмигнул, тихо поставил бутылки на пол и скрылся.

Вот так. Блондинка все еще сидела у меня на коленях, присосавшись к моему рту, а с меня было более чем достаточно. Я взял ее за подбородок и высвободился.

— Кто это был? — пробормотала она.

— Наш швейцар, — ответил я. — Слезай.

Она вцепилась мне в шею. Глазки блестели, бесформенный рот, мокрый от спиртного, голодно тянулся вверх.

Мне вдруг неодолимо захотелось, чтобы она исчезла. Из моей квартиры и из моей жизни, это красивое тело, пары бренди, либидо и все остальное в придачу.

Она поморщилась и угрюмо спросила:

— Я тебе не нравлюсь?

— Ты в порядке, — ответил я. — Только запах…

Я разорвал ее хватку и встал. Она слетела с моих колен и грузно рухнула у ног на ковер. И там и осталась сидеть, опираясь на руки и глупо моргая на меня пустыми глазами. В остекленевших глазах начинал зарождаться слабый проблеск сомнения. Губы задрожали, и она вдруг глупо обиделась:

— Ты сошел с ума. У меня духи из Парижа. Десять долларов за унцию. Они называются «Бедствие».

— Меня не волнует, даже если они называются «Катастрофа», — ответил я. — Вставай и одевайся.

У нее отвисла челюсть. Она была сбита с толку:

— Эй! Я не понимаю.

— Тогда я объясню, — я поднял ее одежду и швырнул к ее ногам. — Оденься и рассказывай. Если через пять минут ты не будешь одета, я вышвырну тебя в холл нагишом. Я не шучу. И меня не волнует, что подумают соседи. У меня дурное настроение, и оно становится все хуже. А теперь поживее!

Ее широко распахнутые глаза стали похожи на сливы-венгерки. Она недоверчиво уставилась на меня. Внезапно лицо ее переменилось, скривилось и стало жестким, непроницаемым, на глазах приобретая печать порочности. Она принялась грубо и со знанием дела ругаться.

Я рывком поднял ее, схватил за плечи и встряхнул. Далеко не нежно. Желтые волосы в беспорядке рассыпались по лицу. Зубы клацнули.

— Прибереги выражения, — прорычал я, — для того, кто их оценит. Отвечай, что ты здесь делаешь?

— Ой, — захныкала она, — мне больно.

В губах под толстым слоем помады не было ни кровинки, язык вывалился наружу. Я отпустил ее и отступил. Она пошатнулась.

— Я хочу выпить, — пробормотала она.

— Сначала скажи.

Губы упрямо сжались.

Я кивнул.

— Хорошо. Валяй. Только глоток. И можешь прихватить бутылку.

Она дотянулась до бутылки, налила себе порцию, которая свалила бы жокея-ирландца. И влила в себя одним махом, как лекарство. Это надо было видеть.

Я сказал:

— Надеюсь, это развяжет тебе язычок, милая. А теперь послушаем твой рассказ.

Она стукнула стаканом об стол и подалась вперед.

— Я расскажу, много чего расскажу. Никто не может так обращаться с Вирной и выйти сухим из воды. Кто-то заплатит. Подожди…

— Жду, — кивнул я. — И слушаю.

Ее лицо окаменело, ноздри раздулись. Она глубоко судорожно вдохнула и вздрогнула всем телом. На висках выступили капельки пота. Щеки покрыла желтоватая бледность, и она вцепилась в диван, чтобы не упасть назад.

— Ты знаешь, кто послал меня… потому что… потому что…

Слова сорвались в сбивчивый шепот, потом в тяжелое дыхание.

Она стояла напротив, пытаясь что-то сказать. Но из перекошенного рта не вылетало ни звука. Очень медленно ее зеленые глаза закатились и под тяжелыми веками остались только белки с прожилками.

Очень медленно, по дуге, словно в теле не было ни косточки, ни мускула, она плавно опустилась на пол, как оплывающая восковая свеча.

Дальше: Глава вторая