С минами Фрол, служивший в артиллерийской разведке, дела почти не имел. Миноискатель, правда, держать в руках приходилось, но здесь, среди дикого леса, отыскать его было весьма затруднительно. Дхар решил не спешить и направился вдоль кордона, поглядывая то на начиненную смертью просеку, то на недоступную чащу. На опушке было пусто, но Фрола не оставляло чувство, что из-за деревьев за ним наблюдают. Пройдя около километра, он вдруг заметил, что через просеку идет узкая тропа, обозначенная воткнутыми в землю еловыми ветками. Фрол обрадовался и уже хотел свернуть к лесу, но вовремя остановился – в проходе могло быть оставлено несколько мин для незваных гостей. Он решил не рисковать и направился дальше.

Где-то метров через триста Фрол наконец нашел то, что искал. Просека в этом месте заметно сузилась, к тому же посреди нее зияли две свежие воронки. Таким образом, по крайней мере половина пути, там, где разорвались мины, была безопасна. Отметив это место, дхар повернул назад и, побродив среди брошенных бараков, подобрал длинный железный прут. На миноискатель этот никак не походило, но выбирать было не из чего.

Фрол никогда не завидовал саперам и теперь лишний раз убедился в своей правоте. К счастью, песчаная почва на просеке была мягкой, щуп входил в нее легко, но все равно, каждый шаг давался с огромным трудом. То и дело железо утыкалось во что-то твердое, и требовалось каждый раз обходить опасное место. Вскоре Фролу стало жарко, легкий рюкзак начал оттягивать плечи, приходилось то и дело вытирать выступающий на лбу пот. За час дхар еле-еле сумел добраться до первой из воронок, где можно было передохнуть.

Вокруг по-прежнему не было ни души, но, вглядевшись в близкую уже опушку, Фрол заметил, что в нескольких местах высокая трава на пригорке время от времени чуть заметно колышется. Итак, за ним следили, причем, как прикинул дхар, по меньшей мере двое. Не только бежать, но и залечь под выстрелами на утыканном минами пространстве было невозможно, и оставалось надеяться, что у неизвестных хватит терпения подождать встречи лицом к лицу.

Последний отрезок пути, между воронкой и опушкой, оказался самым трудным. Земля была нашпигована металлом, Фрол чувствовал, что еще немного – и рука со щупом может дрогнуть. Когда до травы на опушке оставалось метра полтора, дхар собрался с силами и легко перепрыгнул через узкую желтую полосу. Сапоги утонули в траве, Фрол выпрямился, огляделся и облегченно вздохнул: полоса смерти осталась позади. Перед ним лежала неширокая, не более двух метров, травяная опушка, за которой начинался лес. Дхар облегченно вздохнул и присел на землю.

Отдохнуть, впрочем, не удалось. Где-то через минуту Фрол услыхал совсем рядом шаги и, открыв глаза, увидел прямо перед собою крепкого рыжего парня в темном комбинезоне, какие обычно носят танкисты. Ствол «калаша» смотрел прямо на дхара. За парнем в комбинезоне стояли двое, куда выше его ростом, широкоплечие, в старых, местами порванных ватниках. Все трое обросли внушительными бородами. Взгляды бородачей не обещали ничего хорошего.

– Эннах! – дхар не спеша встал.

Бородачи переглянулись, один из них неохотно буркнул: «Энна». Фрол сделал шаг вперед.

– Стой, где стоишь! – рыжий передернул затвор автомата.

– Асгум, эд-эрх, – произнес Фрол как можно вежливее, но с легкой иронией. Он решил говорить только по-дхарски, но его собеседники явно предпочитали русский.

– Ишь, воспитанный! – хмыкнул парень с «калашом». – Ну, спасибо. Арман, стало быть… Оружие есть?

– Есть, – кивнул Фрол, – револьвер.

– А, так ты и по-русски знаешь? – восхитился рыжий. – А ну, кидай-ка ствол, полиглот. Да не вздумай дурить, враз порешу!

Фрол отстегнул кобуру и положил ее на землю. Нож, о котором он умолчал, дхар решил пока не отдавать.

– Лихо ты через мины шел! Мы все думали, взорвешься или нет. Чего через проход не захотел?

Фрол пожал плечами. По тону говорившего он понял, что был прав – в проходе его ждал сюрприз.

– Ученый, значит? Ну че, шлепнуть тебя тут, гэбэшник чертов или на минах попляшешь?

– Да асха лахэ, – внезапно сказал один из парней в ватнике. Рыжий недоверчиво поглядел сначала на него, потом на Фрола и наконец вздохнул:

– Ладно, пусть катится. Слышь, стукач, можешь идти, мы не будем стрелять. Дойдешь – твое счастье.

– Я не стукач! – не выдержал Фрол. – Я к вам шел. Я – дхар. Мой дед жил здесь, его звали Митх… Дмитрий Соломатин…

– Мариба дхор са? – поинтересовался один из бородачей, поглядывая на Фрола с явным интересом. – Аст но?

Говорил он быстро, с непривычным для слуха произношением, но Фрол понял, что его спрашивают о племени и дхарском имени.

– Ас мариба дхор. Аст но – Фроат кна Астфану.

– Ну дает! – рассмеялся парень с автоматом. – Еще скажи, что ты Гхел Храбрый! Да какой ты к чертям собачьим серый дхар? Катись, пока не порешили!

Фрол хотел объясниться, но кровь уже ударила в голову. Здесь, на дхарской земле, где княжили его предки, ему, потомку Фроата Мхага, не верят! Его считают стукачом! Фроат почувствовал, как бешено забилось сердце, задергались от напряжения мышцы. Ветви елей внезапно оказались совсем рядом, секунда – и автомат, вырванный огромной когтистой лапой, улетел куда-то за деревья. Вторая лапа лениво щелкнула рыжего по носу, отчего тот рухнул навзничь и закатил глаза. Бородачи в ватниках отшатнулись, но в глазах у них, как показалось Фроату, мелькнул огонек одобрения.

Через минуту Фрол, вновь став прежним, уже склонился над лежавшим на земле скептиком. Тот был без сознания.

– Ничего, – спокойно заметил один из бородачей по-русски, – оклемается… Меня зовут Рох. А это мой брат Лхаст.

Они обменялись рукопожатиями, причем руки братьев оказались чуть ли не вдвое шире, чем у Фрола, да и ростом они были заметно повыше. Дхар в очередной раз убедился, что его рост, служивший предметом зависти Келюса, среди соплеменников считается едва ли не ниже среднего.

Один из братьев, Лхаст, наклонился над упавшим и легко провел ладонью над его лицом.

– Сейчас ему станет лучше, – уверенно заявил он. – Не обижайся Фроат. Серж не серый дхар, его отец из белого племени, мать – вообще из «черных». Ему неведом Истинный Лик.

Теперь Лхаст говорил по-дхарски.

– А почему он Серж? – удивился Фрол. – Разве это наше имя?

Он тоже перешел на дхарский, хотя и несколько стыдился своего произношения. Однако братья вполне его понимали.

– У него нет дхарского имени, – пояснил Рох. – На языке мосхотов его зовут, конечно, Сергей, но ему почему-то нравится быть Сержем.

Рыжий Серж, наконец, открыл глаза и, приподнявшись, испуганно поглядел на Фрола. Тот уже успел спрятать револьвер и приводил в порядок одежду. Плащ не пострадал, но на рубашке отлетели пуговицы.

– Извини, Фроат! – выдохнул Серж, не без труда вставая. – Думал, гэбэшник ты. Рост у тебя для «серого» неподходящий…

Серж тоже перешел на дхарский; впрочем, слово «гэбэшник» было произнесено, само собой, по-русски.

– Рост – это да, – согласился Фрол, – это я не в батю… Ну что, мир?

Они пожали друг другу руки, и Серж отправился искать улетевший куда-то автомат. Грозное оружие было найдено метрах в пятидесяти – «Калаш» висел, зацепившись ремнем за ветку. Тем временем Рох и Лхаст рассказали, что заметили Фрола сразу и хотели его окликнуть, чтобы показать безопасную дорогу, но Серж был против, считая, что гость – явно из гэбэшников. Как понял Фроат, гэбэшников здесь ни разу не видели, но привыкли опасаться.

Наконец все вновь собрались вместе и не спеша направились вглубь леса. Шли гуськом, один за другим; Рох объяснил, что сходить с тропы опасно – кое-где были установлены мины, а в некоторых местах незваных гостей поджидали самострелы с натянутой тетивой из медвежьих жил. Те, кто жил в лесу, имели время продумать систему обороны до мелочей. Всю дорогу Фрола тянуло расспросить своих новых знакомых о том, что здесь творится, но Серж и братья сами закидали его вопросами. Фролу пришлось выступить в роли историка, политического обозревателя и даже экономиста. Как он понял, до августа прошлого года дхары узнавали новости от солдат, стоявших на кордоне. Там же они выменивали одежду, обувь, соль и даже батарейки для коротковолнового приемника. За счет чего происходил обмен, ему не сказали, а дхар решил пока не уточнять. После того как солдаты спешно снялись с места и ушли, дхары начали выходить из лесу, однако только ночами и недалеко. Батарейки в приемнике сели через два месяца, и теперь Фролу пришлось рассказывать обо всем, что случилось в стране за этот непростой год. Известие о том, что он защищал Белый Дом (про орден дхар на всякий случай умолчал) было принято неоднозначно. Серж откровенно позавидовал, прибавив, что еще не расплатился с коммунистами по полному счету, братья же рассудили, что дхары не должны вмешиваться в дела мосхотов. То, что происходило в прошлом августе у бетонных баррикад, не касалось их племени. Фрол предпочел не спорить – он еще слишком мало знал о здешних правилах и традициях.

Наконец парни кое-что рассказали сами. Рох и Лхаст были потомками тех, кто ушел в лес в начале 30-х. Они здесь родились и ни разу, если не считать коротких ночных вылазок, не покидали этих мест. А вот Серж оказался родом из Курска. Шесть лет назад он попал в Афганистан, перессорился с «дедами» и в результате угодил в дисбат, откуда и бежал. Про дхарский лес ему рассказал отец, слыхавший о нем от своего деда. Сержу повезло – он добрался сюда со стороны Чердыни, умудрившись прибиться к одной из рот, направляемых на кордон и в первую же ночь сумел перебраться через минное поле. Теперь, узнав о переменах, рыжий мог лишь сожалеть, что пересидел все годы в этой глуши. Парень явно не довоевал, и Фрол подумал, что давать такому «калаш», пожалуй, не стоит.

Тропинка долго плутала между деревьями, несколько раз пересекала неширокие ручьи, ныряла в ложбины и наконец вывела на большую поляну, посреди которой стоял бревенчатый дом. Рядом с ним были вырыты несколько землянок, а чуть дальше находился длинный, сколоченный из толстых досок стол.

На поляне было пусто. Рох пояснил, что мужчины ушли на охоту, женщины отправились за ягодами, но через час-другой все должны собраться. Впрочем, кто-то здесь явно оставался. Из домика выскочила собачонка, а вслед за нею на крыльцо вышел высокий, еще выше Роха и Лхаста, седой старик, одетый в такой же ватник. Рох махнул рукой, старик кивнул в ответ и, неторопливо, чуть прихрамывая на левую ногу, направился к ним.

– Это наш отец, – шепнул Лхаст Фролу, – его зовут Вар, сын Сатфа. Он – последний из Беглецов.

– Он старший? – догадался тот.

– Да. Мы избрали его кна-гэгхэном.

Фрол вспомнил, что в отсутствие князя племенем управляет выборный «сын князя» – кна-гэгхэн.

Собачонка, подбежав к дхару, деловито обнюхала его сапоги, а потом завиляла хвостом и даже попыталась подпрыгнуть, чтобы свести знакомство покороче. При этом, как отметил Фрол, она ни разу не залаяла. Между тем старик подошел к гостю, вопросительно поглядев сначала на него, а затем на сыновей.

– Он дхар, – пояснил Рох, – серый дхар. Он знает Истинный Лик.

– Эннах, – негромко проговорил кна-гэгхэн. – Кто ты и откуда, серый дхар?

Фрол помедлил, вспоминая полузабытые дхарские слова.

– Соломатин я, Фрол Афанасьевич. Моего деда переселили отсюда в Киров… в Вятку. Недавно я узнал, что кто-то ушел в лес и решил приехать.

Вышло не особо понятно и совсем не убедительно, но старик лишь кивнул в ответ.

– Ты Фрол? – спросил он наконец. – У тебя нет дхарского имени?

– Он сказал, что его зовут Фроат. Фроат, сын Астфана, – поспешил вставить Серж.

Услыхав это, старик вздрогнул, сделал шаг вперед, подойдя к Фролу почти вплотную.

– Как? Фрол, он сказал правду?

– Да, – растерялся дхар, – Фроат меня зовут. Мой отец – Астфан, сын Митха, то есть, Афанасий Дмитриевич…

Старик задумался.

– Да, конечно… Среди мосхотов даже серое племя забыло наши обычаи. Раньше, Фроат, никто бы не позволил ни тебе, ни твоему отцу носить такие имена. Их могли получить только потомки Фроата Мхага.

– И сейчас это так, – удивился дхар, – только в нашей семье…

Фрол растерянно умолк. То, что он был потомком Фроата Мхага, всегда воспринималось им просто как семейная легенда. Но здесь, в дхарском лесу, он почувствовал себя чуть ли не самозванцем.

– Хорошо, – Вар внимательно поглядел на смущенного дхара, затем на сыновей. – Мы еще поговорим об этом, сын Астфана. Нам надо поговорить о многом… Пока же будем называть тебя Фролом. Ты не будешь возражать?

Фрол пожал плечами, ему, собственно, было все равно. Странное дело, Келюс и Варфоломей Кириллович часто называли его по-дхарски, здесь же все было наоборот.

– Пойдем, – кивнул старик, – тебя сейчас покормят, Фрол. А потом заглянем ко мне…

Братья отвели Фрола к деревянному столу. Серж сбегал в одну из землянок, притащив большой кусок вяленого мяса и чугунок с уже остывшей картошкой. Хлеба не было, и дхар рассудил, что в окруженном минными полями лесу его вряд ли легко достать. Он успел проголодаться, поэтому ел с аппетитом, не забывая расспрашивать своих новых знакомых о здешнем житье-бытье. Вскоре он узнал, что с едой особых проблем нет, поскольку дичи в лесу хватает, кроме того, Беглецы успели захватить с собой достаточно картошки, которая, несмотря на нелегкий климат, росла неплохо. Проблемы бывали лишь с солью, но в последние годы удавалось доставать ее у солдат. Выращивали также лук, чеснок и кое-что из зелени. Как бы ненароком Фрол поинтересовался, хватает ли на всех места. Его уверили, что лес большой и может прокормить не только сотню, но и всю тысячу. Фрол, не выдержав, спросил напрямую. Братья переглянулись, начали что-то прикидывать, наконец Рох сказал, что сейчас здесь живут восемнадцать дхарских семей, то есть, где-то под пять десятков человек, в том числе около двадцати взрослых мужчин. Фрол заметил, что сотни никак не получается, но Лхаст, несколько пренебрежительно махнув рукой, пояснил, что чуть дальше живут еще несколько семей белых и даже три семьи черных дхаров. При этих словах рыжий Серж сник, посмотрев на Фрола как-то виновато. Дхару тоже стало не по себе. Дед ничего не рассказывал ему о том, что соплеменники как-то разделялись, да еще почему-то по цветам. Фрол не выдержал и спросил об этом у Роха. Тот, весьма удивившись, пояснил, что племя «серых» всегда считалось первенствующим, из этого племени происходили дхарские князья, и только «серые» умели принимать Истинный Лик. Все это говорилось так, словно Фрол был ребенок, почему-то не выучивший таблицу умножения. Он не выдержал и попытался возразить, но Фрола не стали слушать. Лхаст лишь заметил, что мосхоты сбили уцелевших дхаров с толку, если даже потомок Фроата Мхага не видит разницы между собой и каким-то «черным», попросту говоря, диким чугом.

Фрол отвернулся. «Чугами» дразнили дхаров победители-русские, «чугом» называл его Волков…

Братья, явно не обратив на это внимания, продолжили рассказ. Из Беглецов, ушедших от НКВД, в живых оставался только их отец, старый Вар. Фрол удивился, но Рох пояснил, что в лес успели уйти, главным образом, старики и дети. Мужчины вместе со взрослыми членами семей были вывезены раньше и не сумели бежать. Многие погибли от болезней, особенно в первые годы, а некоторые ушли из лесу в конце пятидесятых, узнав о смерти Сталина. За последние годы в лес сумело пробраться только трое, одним из которых и был Серж. Дхары начали постепенно забывать о тех, кто ушел в таинственный лес, принимая рассказ о них за очередную легенду, подобную сказаниям о Ранхае и Гхеле.

Несколько раз приезжие высокие чины по громкоговорителю предлагали дхарам выйти из лесу, обещая полную безопасность, но последовать этому совету решились немногие. Впрочем, с солдатами давно научились ладить, и уход их был воспринят без особой радости. Тут Фрол, вновь не выдержав, поинтересовался, что дхары собираются делать теперь, когда блокада снята, а власть, столь долго их преследовавшая, пала. Братья на минуту задумались, наконец Рох заметил, что это должно решать Великое Собрание – Ахусо Т'Йасх, но многие из тех, кто родился здесь, едва ли захотят вернуться в большой мир. Кроме того, добавил он, понизив голос, скоро должен прийти эннор-гэгхэн. А уж Владыка Вечноживущий знает, что делать дхарам. Фрол вспомнил скептическую физиономию Келюса, но вновь промолчал.

Старый Вар ждал гостя в доме, сидя на простой деревянной лавке и читая огромную книгу в переплете из тонких деревянных дощечек.

– Садись, Фрол, – кивнул он.

Старик еще какую-то минуту смотрел в книгу, дочитывая страницу, затем аккуратно захлопнул деревянный переплет и положил рукопись на лавку.

– Это летопись дхаров. Наверное, у меня осталась последняя. Всего их было три, эта написана по приказу самого Ранхая.

– А я встречал потомка Ранхая, – вспомнил Фрол, – его зовут Виктор Ухтомский. Он хочет перевести «Ранхай-гэгхэн» на язык мосхотов.

– Вот как? – усмехнулся Вар. – Князья Ухтомские не забыли, какой они крови? Ты расскажешь мне об этом, Фрол, но позже…

Кна-гэгхэн замолчал, глядя куда-то вниз, на черные доски пола. Затем вздохнул.

– Ты пришел в наш лес, когда дхары на воле уже забыли о Беглецах. Здесь все будут тебе очень рады. Ты расскажешь нам о том, что сейчас там, за Пех-рой…

Он вновь о чем-то задумался, потом повторил:

– Да, мы рады тебе. Но ты пришел не в обычный день. И это странно…

Фрол удивился. Ни церковных, ни даже светских праздников сегодня не намечалось.

– Нынче Гхелов день, – Вар укоризненно покачал головой. – Вы уже забыли об этом среди мосхотов. В этот день погиб Гхел Храбрый, это день скорби, но вместе с тем и день нашей надежды… Мы поговорим и об этом, но вначале я хочу послушать тебя. Мне кажется, Фрол, ты пришел к нам не просто с новостями о здоровье Президента.

Тут уж пришлось задуматься Фролу.

– Как бы это, елы, сказать, Вар-гэгхэн…

Он пытался говорить по-дхарски правильно, но «елы» поневоле сорвалось с языка.

– Я не гэгхэн, – улыбнулся старик. – По-русски моя должность называется «завхоз». Слушаю тебя, сын Астфана…

Пришлось рассказывать. Получалось не особо гладко, но в целом дхар справился. Старик слушал внимательно, но, когда Фрол, удовлетворенно вздохнув, замолчал, вновь усмехнулся, покачав головой:

– Это дела мосхотов. Ты, Фрол, напрасно радовался смене власти. Цари мосхотов, как бы они себя не называли, всегда будут нашими врагами, и если это все новости, то не стоило везти их так далеко. Но ведь это не все? Ты видел и узнал куда больше, иначе ты бы не стал ехать, как говорят мосхоты, за тридевять земель.

Фрол хотел перевести разговор на движение дхарского возрождения «Оллу Дхор», открытие первой дхарской школы в Сыктывкаре и готовящееся переиздание дхарского словаря. Но старик взглянул ему прямо в глаза – и дхар решился. Торопясь, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, он рассказал обо всем, начиная со страшной ночи у Белого Дома. От волнения Фрол то и дело переходил на русский, но старик слушал, не перебивая, лишь время от времени кивал. Лицо его оставалось невозмутимым, лишь когда Фрол рассказал о таинственном князе Семене и Первом канале, по которому к Владыка Молний получал автоматы, Вар жестко усмехнулся и, жестом остановив дхара, открыл тяжелую книгу.

– Мы знали это, сын Астфана, – вздохнул он, листая большие твердые страницы, и Фрол с удивлением понял, что книга написана на бересте. – Вот, смотри. Это писалось еще при жизни Гхела.

Он показал дхару страницу, испещренную странными знаками, но Фрол лишь покачал головой. Древнего дхарского письма он не знал.

– Я прочту, – понял его Вар. – «В год Черной Рыси, в десятый год княжения Гхела достославного, мужа доблестного, вновь пришел безбожный Сумх, князь мосхотский. И привел он с собою войск бесчисленное множество – и пеших, и конных, и срубил ладьи на Пех-ре, и повел воинов своих прямо к Дхори Арху. Продал же он душу тому, кого поминать здесь не станем, и получил взамен молнии огненные. И поражали те молнии богатырей дхарских, и доспехи пробивали, и стены жгли. И хвалился князь Сумх дхаров покорить, князя Гхела в полон взять, Дхори Арх же по камню разметать…»

Старик закрыл книгу, помолчал, вновь отложил рукопись и кивнул Фролу, прося его продолжить. Дхар послушался, доведя свой рассказ до дня, когда он решил ехать на Печору. Смолчал он лишь о Варфоломее Кирилловиче, зато о лагере призраков поведал со всеми подробностями, добавив, что валуны, которые были сброшены со склона, могли быть камнями Дхори Арха. Старик ничуть не удивился.

– Они разрушили Дхори Арх и были прокляты. Не жалей их, Фрол! Только когда Сердце дхаров вновь забьется, их души обретут покой. Но не мне восстанавливать Теплый Камень.

Он внимательно посмотрел на Фрола и продолжил:

– Ты искал здесь наших лекарей. Мы не забыли то, что знали наши предки, но твоему другу помочь не сможем…

– Как? – ахнул Фрол. – Но ведь дед говорил…

– Нет. Мы могли бы спасти тебя, но не твоего друга. Он не дхар.

– Ну и что? – не понял Фрол. – Да что у вас тут творится, Вар-гэгхэн? Белые, черные, серые! Француз… Николай – он не дхар, ну и что? Да он… Эх!

И он в отчаянии махнул рукой.

– Не обвиняй нас, Фрол, – мягко проговорил Вар. – Ты не так меня понял. Мы не можем вылечить твоего друга, ведь то, что спасет дхара, не спасет человека. Мы не люди, Фрол. Во всяком случае, не такие люди, как все.

Дхар молчал, понимая, что теперь Николая могло спасти только чудо. Он вспомнил лицо Келюса, которое видел ночью, страшное, чужое, и содрогнулся.

– Значит, мы не люди? – вздохнул он наконец. – Дед говорил, что раньше, очень давно, на Земле жили только дхары. Потом люди стали истреблять нас, и тогда дхары научились превращаться. Кроме тех, которые одичали и стали «чугами»…

– Я тоже слыхал это. Многие дхары утратили Истинный Лик и стали просто слабыми людьми, забыв и нашу мудрость, и нашу славу. Поэтому мы, серые дхары, гордимся тем, что не забыли, кто мы есть… Значит, Сумх-гэгхэн до сих пор получает «калаши»?

Слово «калаши» старик произнес четко, метнув на Фрола быстрый взгляд. Дхар понял, что Вар разбирается не только в древних легендах.

– Да, наверное… У них теперь снова есть скантр. Не знаю, включили ли они снова Первый канал…

– Меха и красные камни нужны всем, – глаза Вара блеснули. – И вашему Президенту тоже. Значит, остановить это можно, только уничтожив скантр?

– Выходит так, – пожал плечами Фрол. – Да только к нему и не подойти. Вот елы, в руках же был! А теперь… Разве что армию собрать…

– Ты забыл Дхори Арх. Его сила больше, чем сила скантра. Он сильнее даже того, что ты назвал «Ур Самху».

Фрол не без труда сообразил, что именно так Вар перевел «Око Силы».

– Так Дхори Арх же разрушен, – удивился он. – Его должен восстановить только эннор-гэгхэн!

– Да! – согласился Вар. – Эннор-гэгхэн… Ты сам напомнил об этом, Фрол!.. Ты рассказал много важного, но забыл о самом главном.

– О чем, елы? – удивился Фрол. – Я вроде…

– О себе самом.

Дхар потер лоб.

– Ну, снова-здорово! Да что я-то? Ну, Соломатин Фрол Афанасьевич, Кировская, область… Паспорт показать, что ли?

– Не надо, – усмехнулся старик. – Значит, ты Соломатин… Здесь жили Соломатины, один стал известным ученым, написал учебник. Его дхарское имя Рох, как и у моего сына.

– Так это же прадедов брат! – обрадовался Фрол. – А прадеда звали Дмитрий Геннадиевич – Митх, сын Гхела. Потом прадед умер, деда выселили по оргнабору…

– Да, – прервал его старик, – помню. А сейчас, Фрол, ты расскажешь о себе и своей семье как можно подробнее. Поверь, я спрашиваю не из любопытства.

– Вот, елы, отдел кадров! – пробурчал Фрол, но спорить не стал.

Разговор был долгий. Наконец Вар, поблагодарив гостя, предложил ему, пока все не собрались, погулять по лесу. Рох, старший сын старика, взялся его сопровождать. Фролу лес успел несколько поднадоесть, но он понял, что его присутствие здесь почему-то кажется лишним. Дхар решил не возражать и отправился любоваться природой.

Лес и вправду был красив. Кроме привычных елей то и дело попадались островки дубов и даже берез, с небольшого холма сбегал ручей с прозрачной, почти сладкой водой. Все это было приятно, но Фрол хотел увидеть места, где живут дхары. Однако Рох уверенно вел его по глухим лесным тропам, а на все просьбы отвечал, что у гостя еще будет возможность со всеми повидаться.

Впрочем, кое-что удалось заметить. Большая поляна была превращена в огород. Рядом с грядками пристроились две большие теплицы, дхар вновь убедился, что блокада леса, особенно в последние годы, была достаточно прозрачной.

Тропа, по которой шли Фрол и Рох, внезапно свернула прямо в чащу, закружила между огромных мрачных елей и вскоре вывела на поляну, посреди которой находился огромный камень. Он лежал тут давно, однако, как сразу же понял Фрол, когда-то его место было не здесь. Он казался слишком большим для этого места, его нижняя, более узкая, часть в прежнее время была закопана в землю, сам же камень стоял когда-то вертикально.

– Это камень из Дхори Арха, – негромко пояснил Рох. – Когда Беглецы уходили, они взяли один камень с собой.

Фрол изумился. Он никогда не думал увидеть камень легендарной дхарской святыни. Вспомнилось предупреждение Варфоломея Кирилловича, но он успокоил себя тем, что перед ним всего лишь реликвия, оставшаяся от разрушенного Сердца дхаров.

Камень был необычный – черный, каких нельзя увидеть ни на Печоре, ни южнее. Фрол, вспомнив строительный техникум, предположил, что это редкая разновидность твердого базальта, привезенная издалека. Поверхность камня оказалась грубо отесанной, а на одной из сторон выбит странный знак весьма замысловатой формы.

– Надо же, елы! – Фрол осторожно притронулся рукой к глыбе. – А они все были черные?

Рох, никогда не видевший Дхори Арх, но слышавший о нем от отца, пояснил, что святилище состояло из двух кругов, каждый из которых образовывался несколькими вкопанными вертикально камнями. Во внешнем круге, самом большом, было четырнадцать огромных плит из местного гранита, внутри же находился второй круг, составленный из семи черных камней, один из которых лежал сейчас на поляне. В центре, на особой площадке, лежал Ирга-Арх – Синий Камень, привезенный издалека самим Фроатом Мхагом, по другой же легенде – упавший с прямо небес. Именно у него дхары просили духов-вагров заступиться за них перед Ахусо Мвэри – Высоким Небом.

Рох был готов вести гостя дальше, но Фрол решительно заявил, что желает вернуться. Рох согласился, хотя и без всякой охоты. Когда минут через сорок они вновь оказались на поляне у дома, где жил Вар, Фрол понял, что его не зря отправили любоваться достопримечательностями. Одновременно стало ясно и то, что патриархальные нравы дхарской общины, о которых то и дело ненавязчиво упоминал Вар, на самом деле весьма далеки от идиллии.

У дома кна-гэгхэна шумела толпа. На Келюса, привыкшего к столичным митингам, она не произвела бы особого впечатления, но Фрол, мало избалованный политическими страстями в ПГТ Дробь Шестнадцать, весьма удивился. У крыльца собрались человек двадцать, большей частью крепкие бородачи в ватниках и военных комбинезонах. Среди мужчин было и несколько женщин, одетых весьма просто, но с обязательными темными платками на головах. На крыльце стоял высокий худой парень, что-то громко вещая, как не без удивления понял Фрол, по-русски. Он вопросительно посмотрел на Роха. Тот поморщился:

– Опять Асх. Шумный он…

– Асх? – удивился дхар. – Разве есть такое имя?

«Асх», насколько он помнил, означало просто «наш».

– А это и не имя, – согласился Рох. – Вообще-то, он Александр.

…Александр Шендерович был одним из троих, кто сумел пробраться в лес через кордоны. Он был родом из Столицы и до двадцати лет считал себя настоящим русаком, более того, будучи студентом, состоял в подпольной патриотической организации. Однако лет за десять до августовских событий эта организация была раскрыта сотрудниками другой, куда более влиятельной, Александру грозил арест, и он подался в бега. Попав к дальней родне, Шендерович узнал, что он не русский и даже не еврей, как намекали однокурсники, а дхар. Александра это открытие поначалу смутило, но вскоре он вполне освоился, только теперь Шендеровича вела не Русская Идея, а смутная мечта о Великом Дхарском Возрождении. В лес он прорвался буквально под пулями опешивших часовых и с тех пор стал самым беспокойным в небольшой общине, возглавляемом старым Варом.

– Демократ, однако, – печально констатировал Рох, тщательно выговаривая русские слова. – Так называемый…

Фрол понял это и сам, как только прислушался к тому, что доносилось с крыльца.

– Здесь говорят, что я не признаю решений Великого Собрания! – вещал Асх, делая рукой жест, сразу же напомнивший дхару виденные им памятники Вождю. – Это неправда, сограждане! Я чту решения нашего законно избранного законодательного органа. Но скажите мне, – голос оратора зазвенел иронией, – когда оно в последний раз собиралось? По-моему, наш уважаемый президент предпочитает принимать решения в семейном кругу!

Толпа зашумела, бородачи принялись многозначительно переглядываться. Кажется, Асх в данном случае был близок к истине. «Президентом» он, судя по всему, величал «завхоза» Вара.

– Мы теряем время, сограждане! Настал час выйти и предъявить свои требования. Блокады больше нет, в стране революция!..

Собравшиеся вновь зашумели, на этот раз недоверчиво. Очевидно, даже здесь в революцию не очень верили. Но это Асха не смутило.

– Мы должны объединиться с дхарами, живущими в эмиграции, и поставить перед оккупационным антинародным режимом вопрос о восстановлении дхарской государственности…

Фрол изумленно моргнул, с трудом соображая, что эмигранты – это дхары, живущие за пределами леса, а «оккупационный антинародный режим» он защищал у Белого Дома.

– Как первый шаг мы должны требовать возвращения бассейна Печоры… Да-да, конечно, Пех-ры. Затем…

Фрол лишь изумлялся, вспоминая скромные собрания общества «Оллу Дхор». Кажется, многие из присутствовавших были также не готовы к столь грандиозным переменам, оратора стали перебивать, какой-то бородач в ватнике, став рядом с Асхом, напомнил, что вывести из лесу дхаров должен только эннор-гэгхэн. При этих словах Шендерович несколько растерялся:

– Я не спорю, сограждане, но вопрос очень сложный. С одной стороны, предание об эннор-гэгхэне выражает вековечные чаяния народа…

Кажется Владыка Вечноживущий плохо укладывался в уже готовую схему Дхарского Возрождения.

Фрол подошел поближе к крыльцу. Некоторое время собравшиеся не обращали на него внимания, но вот по толпе прошел шелест, и через минуту все смотрели на Фрола. Асх, так и не доведя до конца свой пассаж по поводу вековечных чаяний, умолк.

– Эннах! – совсем растерялся дхар, не ожидая так быстро оказаться с сфере всеобщего внимания.

– …Свободные дхары!

На крыльце стоял кна-гэгхэн Вар.

– Свободные дхары! – повторил старик. – Сегодня, в день Гхела Храброго, к нам пришел нежданный, но дорогой гость – Фрол Соломатин, серый дхар, который решил разыскать свой народ.

Бородачи окружили Фрола, к нему потянулись огромные ладони, которые он едва успевал пожимать.

– Наш друг Александр, называющий себя Асхом, прав. Мы давно уже не собирались. И сейчас я, ваш кна-гэгхэн, объявляю, что Ахусо Т'Йасх, Великое Собрание, начнется сегодня, в Гхелов день, за два часа до полуночи. Пусть приходят все дхары: и серые, и белые, и черные. Я сказал…

Толпа ответила одобрительных гулом. Тем временем Фролу пришлось познакомиться с двумя десятками соплеменников. Он мало кого успел запомнить, но обратил внимание, что половина имен не дхарские, а русские. Впрочем, и его самого Вар назвал не Фроатом, а Фролом. Вскоре к нему протолкался и неугомонный Асх.

– Вы Соломатин? – воскликнул он, протягивая Фролу тонкую, совсем не дхарскую ладонь. – Фрол Афанасьевич? Я Асх Шендерович.

– Будем знакомы, – усмехнулся дхар. – А почему ты Асх?

– А что, неплохо? Я – «Наш»! А вы из Столицы?

Дхарский давался Асху с трудом, поэтому после первых же фраз перешли на русский.

– Вы участвовали в обороне Белого Дома? Как я завидую вам, Фрол Афанасьевич! Вы какую организацию представляете?

Фрол понял, что неутомимый борец всерьез принял его за эмиссара эмиграции.

– «Оллу Дхор», – сообщил он, не желая разочаровывать пламенного революционера.

– «Дхарская Весна»? – не без труда перевел тот. – Это, наверное, просветители, да? Воскресные школы, букварь?

– Так че, за «калаши», что ли, браться? – обиделся Фрол.

– Нет-нет, – заспешил Асх. – Я против насилия, конечно… Скажите, что предлагает руководство эмиграции? Мы должны вернуться, правда?

– А че тут делать-то? Вон, вокруг на полсотни километров пусто – живите!

– Вы слышали! – воскликнул Асх. – Что я говорил? Хватит ждать, целый год мы уже ждем невесть чего!

– Мы ждем эннор-гэгхэна, – сурово заметил немолодой бородач, и все собравшиеся согласно закивали. – Он придет!

Бородачи вступили в весьма серьезный спор о каких-то признаках и приметах грядущего Владыки. Воспользовавшись этим, Фрол вынырнул из толпы и попытался исчезнуть, но его догнал неугомонный Асх и принялся расспрашивать о столичной жизни. Фрол отвечал явно невпопад, будучи слабо знаком с теми кругами, о которых расспрашивал Шендерович, но затем упомянул Стародомскую, и Асх радостно воскликнул, что вместе с Калерией провел целых два дня в одном из райотделов милиции. Теперь дело пошло легче. Келюса Асх, конечно, не знал, зато слышал о его деде. Назвав старика «сталинским зубром», он тут же выразил сожаление по поводу его гибели, присовокупив, что без старого Лунина в Доме на Набережной остались одни идиоты. Шендерович был знаком и с Плотниковым-старшим, бывал у него дома и неплохо помнил малолетнего пакостника Мика. Узнав, что Плотников-младший стал одним из столпов столичной демократии, Асх лишь покачал головой.

За беседой время шло быстро, а между тем на поляне постепенно собирались обитатели леса. На митинге присутствовала, главным образом, молодежь, теперь же к дому не спеша подходили люди постарше. Впрочем, до начала Великого Собрания времени еще оставалось достаточно. Фрола накормили обильным ужином, он успел перезнакомиться со всеми, кто пришел на поляну, в том числе с двумя своими троюродными братьями – Анхом и Дирхом. Это были крепкие тридцатилетние мужики, оказавшиеся потомками Рханы, сестры Фролова прадеда.

Асх не отставал от него, излагая перед полномочным представителем загадочной, но могучей дхарской эмиграции свои грандиозные планы. Когда он дошел до включения в новообразуемое дхарское государство части Столичной области, Фрол, не выдержав, поинтересовался, как в новом государстве будет с белыми и черными дхарами. Асх сразу сник и, сославшись на свою приверженность идее равенства, заговорил о многовековых предрассудках, признав, что со всеобщим избирательным правом могут выйти затруднения. Потом, вновь вздохнув, заявил, что дхарам, и местным, и тем, кто остался среди мосхотов, не хватает вождя. Фрол, догадываясь, к чему идет дело, усмехнулся и предложил Шендеровичу баллотироваться на вакантный престол гэгхэна. Асх, покачав головой, шепотом сообщил, что ради дела согласился бы, но его бабушка, к сожалению, не из «серых», а из «белых». Злые же люди утверждают, что ее отец, прадед Асха, вообще из «черных», но с последним борец за дхарское возрождение был категорически не согласен.

Поздним вечером пришедшие на поляну начали собираться в большой круг у огромной старой ели, стоявшей рядом с домом Вара. Ель была поистине огромна, когда-то ее вершину сожгла молния, но дерево выжило, разбросав над поляной огромную, причудливой формы, крону. Фрол сел в последнем ряду рядом с рыжим Сержем. Сыновья Вара были где-то впереди, там же оказался Асх, и еще многие из новых знакомых Фрола. Однако он заметил, что Серж, такой решительный и даже нагловатый в лесу, сразу сел сзади, там же пристроились десятка два скромных молчаливых людей, которые почти сразу же попали в какую-то непонятную пустоту. Вскоре дхар догадался – только серые дхары могли выступать на этом Собрании. «Белым» и «черным» полагалось находиться сзади, молча внимая речам. В последнюю минуту дхар увидел, что его троюродные братья – Анх и Дирх – молча, не сказав ни слова, подошли к нему и сели рядом.

Ровно в десять вечера в центр круга вошел Вар. Он с минуту смотрел на тихо шепчущееся собрание, затем поднял руку. Все стихло.

– Приветствую вас, свободные дхары! – голос старика в мертвой тишине звучал по-молодому звонко и сильно. – Сегодня, в день Гхела Храброго, я собрал вас, как велит закон и обычай, дабы обсудить то, что не терпит отлагательства. Но вначале вспомним тех, чью память отмечаем в этот скорбный и торжественный день.

Вар смолк, и тут же кто-то из первого ряда затянул протяжную песню, которую сразу подхватили десятки голосов. Это было даже не пение, скорее мерный речитатив, в котором едва угадывалась мелодия. Фрол знал эту песню – плач о реке Печоре. Ее пел дед, и теперь Фрол вспоминал позабытые с годами слова:

Эту песню сложили еще при жизни Гхела Храброго в память о павших в первых битвах с полчищами мосхотов.

Песня смолкла, минуту-другую стояла тишина, затем Вар согласно обычаю спросил, что, по мнению собравшихся, надлежит в первую очередь обсудить. Тут же с места вскочил Асх и, перемежая дхарскую речь русскими словами, потребовал немедленно рассмотреть перспективы возвращения на землю предков. Его поддержало много молодых голосов, собрание зашумело, и Фрол подумал было, что Вару придется решать этот вопрос, но старик, лишь невозмутимо кивнул, поинтересовавшись, нет ли иных мнений. Тут же встал Рох, предложив выслушать их гостя, только что пришедшего из большого мира. Собрание вновь зашумело, и Фрол понял, что выступать придется именно ему. Так и получилось. Фрол, чувствуя на себе взгляд десятков любопытных глаз, вышел на середину круга. Впрочем, Вар облегчил ему задачу. Коротко рассказав о том, что случилось в стране (он сказал, естественно, «в земле мосхотов»), он внезапно попросил Фрола сообщить собравшимся об Институте Тернема, Первом канале и оружии, которое получал знакомый покойного Прыжова – загадочный князь Семен.

Рассказывать было нелегко. Дхарских слов не хватало, приходилось переходить на русский, да и по-русски многое звучало весьма странно. Однако Фрол видел, что его слушают не просто внимательно. Каждое слово звучало в напряженной тишине, и только изредка, когда он упоминал князя Семена – Сумх-гэгхэна – над толпой проносился тяжелый вздох. Среди этого леса, словно вынырнувшего из тумана легенд, его история казалась куда более реальной, чем в Столице. К концу рассказа лица слушателей помрачнели, по поляне прошел ропот. Завершив повествование, Фрол поспешил вернуться на место, и слово тут же взял Асх.

– Вы поняли, товарищи? – возопил он. – Вы поняли, сограждане? Я всегда говорил, что коммунистам верить нельзя! Я считаю…

Но его не слушали. Собрание шумело, и Асх, явно растерявшись, сел на место.

– Свободные дхары! – вновь заговорил старый Вар, – тяжелые дни знало наше племя. И дни нынешние не лучше прежних. За грехи наши, за забвение обычаев предков Высокое Небо сурово карает нас. Только эннор-гэгхэн может спасти наш народ…

Собрание вновь зашумело. Асх, опять вскочив, начал что-то вещать о предрассудках, фольклоре и необходимости немедленно начать борьбу. Его схватили и усадили на место.

– Наш друг Александр, называющий себя Асхом, – продолжал Вар, – говорит, что легенда о эннор-гэгхэне – только пережиток старины… Не шумите, свободные дхары, я сам не согласен с этим. Он говорит, что такая легенда есть у христиан. Что ж, может быть. Я не отвечаю за Бога Христа, но прежде чем судить, давайте вспомним. Что сказал Гхел Храбрый, когда его, умирающего, принесли к Дхори Арху?

– Он сказал, что после его смерти у дхаров больше не будет князей, и наше племя покорится мосхотам, – ответил чей-то суровый голос.

– Что мосхоты запретят нам поклоняться Высокому Небу и разрушат Дхори Арх, – добавил другой.

– Что нас прогонят с нашей земли, и мы потеряем наше имя и нашу речь, – крикнул третий.

– Сбылось ли это? – спросил Вар, и толпа согласно загудела.

– Но вспомните! – старик повысил голос. – Гхел сказал также, что перед смертью ему открылось грядущее. Он увидел, что через много лет к дхарам будет послан Вечноживущий Владыка – эннор-гэгхэн. Он восстановит Дхори Арх, победит Сумх-гэгхэна и возродит наше величие. Так ли это?

Толпа вновь загудела. Кна-гэгхэн выждал минуту, затем вновь заговорил:

– Многие сомневались. Ведь князь Семен давно умер, победить его казалось невозможным. Многие не верили, кое-кто не верит и сейчас… Но горе вам, маловеры! Мосхоты с помощью своих колдунов даже сквозь века помогают Сумх-гэгхэну. Можем ли мы помешать этому и прервать злое колдовство? Если Сумх-гэгхэн не получит молнии, он не сможет победить дружину Гхела. Вспомните, только на десятый год погиб Гхел Храбрый и дхары покорились. Время еще не истекло!

Фрол прикинул, что старый Вар прав – если верить Прыжову, Первый канал начал работать года два назад.

– А теперь давайте вспомним, что мы знаем о приходе эннор-гэгхэна? Асх, ты ученый человек, скажи нам!

Шендерович неохотно встал, пожал плечами.

– Перед его приходом будут великие знамения, но мы не сразу поймем их…

– Было это? – перебил его Вар. – Разве не рухнула власть мосхотов? Разве не ушли солдаты из нашего леса?

– Эннор-гэгхэн будет из рода Фроата Великого, из племени серых дхаров, – продолжал Асх. – Ему будет ведом Истинный Лик. Первым делом он восстановит Дхори Арх, победит Сумх-гэгхэна, и тогда мир начнет меняться… Ну товарищи, это же фольклор!

Вокруг неодобрительно закричали – фольклорная теория не пользовалась здесь особой популярностью.

– Это еще не все, – добавил старик. – Эннор-гэгхэн никогда не назовет себя, мы сами должны угадать, кто он… Так ли я говорю?

Поляна шумела. Фрол заметил, что некоторые из сидевших впереди стали оборачиваться, посматривая на него с немалым любопытством. Дхару стало не по себе.

– Все ли я назвал? – Вар махнул рукой. – Нет, есть еще главная примета. Эннор-гэгхэн придет в день, когда погиб его славный предок, князь Гхел. В этот день, свободные дхары! Я представлял вам нашего гостя, но я назвал его мосхотское имя. Скажи нам, Фрол, из какой ты семьи? Как тебя зовут по-дхарски?

Поляна замерла. Фрол нехотя поднялся, затравленно поглядев вокруг. Все ждали. Вдруг откуда-то из первых рядов пронеслось: «Фроат… сын Астфана… Фроат…».

– Отвечай нам, Фрол! – воззвал старый Вар. – Ты стоишь перед Великим Собранием свободных дхаров!

– Фроат! – крикнул кто-то. Вокруг зашумело, и через секунду общий крик сотряс лес:

– Фроат! Великий Фроат вернулся! Фроат, сын Астфана! Эннор-гэгхэн! Эннор-гэгхэн!..

Фрол оглянулся, заметив, что Серж смотрит на него с плохо скрытым испугом. Те, кто был рядом, – «белые» и «черные» – сидели неподвижно, словно окаменев.

Дхар медленно встал. Растерянность уходила, Фролу вдруг представилось, что на него смотрит Варфоломей Кириллович – спокойно, с еле заметной улыбкой. Он набрал в грудь побольше воздуха и поднял руку. Сразу же наступила тишина.

– Вот чего, товарищи и граждане! – дхар усмехнулся, поглядел вверх, на темнеющее небо. – Фамилия моя будет Соломатин, зовут Фролом Афанасьевичем. Русский, сержант запаса. Вот и весь сказ!

Секунду-другую все молчали, затем вновь раздался общий крик, но Фроат, сын Астфана, не стал ждать. Он поклонился собранию и зашагал, не оглядываясь, к ближайшим деревьям.