В темнице

Вот что рассказывала графиня Щербатова о своем прадеде, князе Николае Петровиче, сподвижнике Петра Великого, с которым он участвовал в Шведской войне:

«Всей душой преданный великому человеку, ослепленный блеском нового мира, открывшегося во всем обольстительном очаровании науки, в распущенности нравов и в разгуле ума, мой прадед увлекся духом времени или, лучше сказать, духом своего полувоенного кружка. Он унесся, может быть, дальше других в открытую пучину вольнодумства, почти до отрицания Всемогущего Бога.

У нас остался его портрет. Смуглое лицо, умные карие глаза, стриженные по-европейски волосы, короткая борода, небольшие усы, немецкий костюм придают ему какое-то сходство с самим Петром I, но у прадеда нет открытого и смелого взгляда Петра. Слегка насмешливое выражение прищуренных глаз и улыбка носят отпечаток скептицизма и страстности. Но все же было что-то привлекательное в этом лице. Видно, что это человек сильный, он неотлучно находился при Петре всю Шведскую кампанию, был с ним и на море, и на галерах, и на суше, и в битве под Полтавой. После кончины государя он не захотел больше служить, оплакивая своего полководца и царя, которому поклонялся и которого любил как гения и героя.

Когда это произошло, точно не знаю – в правление ли Меншикова или Долгоруковых. Князь Николай Петрович спокойно жил в отставке в своем семейном кругу, как вдруг его арестовали и посадили в Петропавловскую крепость. Его совесть была спокойна, и он не мог понять, какую клевету на него возвели. Ему, разумеется, ничего не объяснили. Это, впрочем, было принято в то время. Тогда часто применяли пытки и смертную казнь.

И вот, оторванный от жены и детей, князь томился в безмолвном уединении каземата, в тревожном ожидании мучений и казни, но не искал утешения в забытой им, утраченной вере, опираясь лишь на горделивое сознание своей юридической невиновности. Оставленный всеми, без книг, без общения с людьми, он восстал против случайностей жизни и против человеческого коварства, вооружившись безнадежным презрением к ударам слепой фортуны.

Время тянулось медленно, никаких изменений в его положении не предвиделось. Однажды, после длинного, бесконечного дня, проведенного в размышлениях и догадках о предстоящей роковой развязке, князь заснул. Уже давно ему не снилось ничего светлого и радостного, только мрачные стены каземата и предстоящая казнь… Так и на этот раз во сне князь Николай Петрович увидел себя в своей тесной, сырой тюремной камере, но мрак темницы вдруг стал редеть, как рассеивается темнота перед рассветом, и он стал свободнее дышать. Смутное, тревожное предчувствие охватило его, он ждал чего-то или кого-то, и волнение давно забытой надежды овладело им.

Он увидел, что дверь тихо открылась и вместо его единственного посетителя – очередного караульного – перед ним предстал некий старец. Его лицо сияло святостью и любовью, тихим светом и покоем. Князь смотрел на него в радостном изумлении и молчал.

– Князь, – сказал старец, – твоя судьба находится в твоих руках. Ты напрасно думаешь, что причиной твоего заточения являются недоброжелатели и враги! Люди – лишь слепое орудие. Твоя печаль не к смерти, а к славе Божией. Князь Николай, ты забыл Бога! Обратись, прибегни к молитве, и Тот, Кто разрешил узы святых апостолов и открыл их темницу, выведет и тебя отсюда и вернет твоей семье!

Николай Петрович проснулся и вскочил с постели. Вокруг было по-прежнему темно, пусто и сыро. Перед ним стали всплывать образы из его далекого детства… Он вспомнил молебны у них дома, освящение воды в «иордани», вспомнил, как он стоял, полусонный, но радостный, около матери в их храме со свечой и вербой в руках…

„Это ребячество, – подумал он. – Неужели я так слаб и опустился в этой темноте и скорби, что стану верить снам и молиться на иконы святых? А моя бедная княгиня Анна Васильевна порадовалась бы этому! Она так часто уговаривала меня хоть «Отче наш» прочесть с ней, когда она усердно клала земные поклоны перед иконами..!“

Размышления о его сне преследовали князя весь день. Вспоминая чудный образ явившегося ему старца, он невольно искал сходства со знакомыми ликами, изображенными на иконах в московских церквах… Так прошло немало времени, но гордость и упрямство взяли верх, и Николай Петрович не прочел ни одной молитвы, даже не сказал про себя: „Господи, помилуй!“

Опять потянулись долгие, томительные дни. Воспоминания о необыкновенном сне уже стали стираться из памяти князя, как вдруг опять повторился тот же сон. Только сияющий лик старца как бы подернулся грустью, и он тихо упрекнул князя за его неверие.

Николай Петрович был потрясен. Много времени прошло после первого сновидения, воспоминания о нем уже изгладились из его памяти, поэтому повторение сна нельзя было приписать его воображению. „Неужели тут есть что-нибудь сверхъестественное?“ – подумал князь. Он постоянно думал о своем сновидении, но покориться, смирить себя и свою гордыню, обратиться к Богу он не хотел. Князь потерял душевный покой, и через несколько дней он опять увидел этот сон. Лучезарный старец по-прежнему предстал перед ним, но строгость его лица поразила князя.

– Князь Николай, твое сердце окаменело, – сказал он, – а время идет, срок близок! Кайся и молись! Ты мне не веришь, ты не веришь в Пославшего меня. Может быть, ты поверишь вещественному доказательству! Когда тебя поведут на ежедневную прогулку, идя по коридору, взгляни на третью дверь от твоего каземата. Над ней висит икона. Попроси офицера снять ее и дать тебе. Это Казанский образ Божией Матери. Возьми его, молись, проси помощи у Пречистой Девы! И опять говорю тебе: веруй, молись, и просящему дастся, ты будешь освобожден и вернешься домой, в семью, которая молится за тебя! Это мое последнее посещение, ты не увидишь меня больше. Твоя судьба в твоих руках. Выбирай: позорная смерть или свобода и долгая, мирная жизнь!

Князь проснулся и долго не мог прийти в себя. Его сердце смягчилось, слезы полились из глаз. И как он ни боролся с самим собой, надежда и молитва воскресли в его сердце… На следующий день он шел по коридору и увидел маленькую икону над дверью, как ему сказал старец. Князь не решился попросить дежурного офицера дать ему образ. Однако он думал об этом и днем и ночью. Наконец князь преодолел свою гордыню и попросил снять ему эту икону и позволить взять ее к себе в камеру. Дежурный офицер позволил, и когда, оставшись один в своем каземате, он стал чистить образ, то увидел, что это Казанская икона Богородицы. И это вещественное доказательство истины слов старца, святое действие благодати любви Божией к грешнику согрело сердце князя Николая Петровича и открыло ему глаза. Он уверовал, как Фома, упал на колени со словами: „Господь мой и Бог мой!“, и из глубины его сердца полились горячая мольба и благодарение. Через несколько дней пришел приказ о его возвращении на волю. Его освобождение последовало также без всяких объяснений, как и его арест…

Князь Николай Петрович взял икону с собой, сделал ей золотой оклад. Дома он поставил ее в киот. И он стал молиться с такой же верой и усердием, как и его супруга, дочь благочестивого семейства».