Как «Скоморохи» написали «первую в мире» рок-оперу и свой гимн и о Буйнове

Буйнов вспоминает:

– Кто предложил назваться «Скоморохами»? Кажется, Градский! Он хаживал в МГУ в самую известную тогда группу «Скифы», которые, как мне приходилось слышать, играли в звериных шкурах и играли так, как никто. Особенно блистал соло-гитарист Сергей Дюжиков, работающий с Малежиком. Рядом с Дюжиковым гремели имена басиста с самодельным «басом» Виктора Дегтярева и Юрия Валова (настоящая фамилия, кажется, Малиновский), позже уехавшего в Америку и основавшего вместе с Александром Лерманом в Сан-Франциско русскую бит-группу «Юра и Саша», концерты которой, как сообщал летом 1976 года «Голос Америки», идут с полным аншлагом. Лерман же, видимо один из самых способных из нашей рок-волны, уехал за границу позже, в декабре 1975-го, ярко заявив о себе перед этим и в «Скоморохах», и в «Ветрах перемен», и в «Араксе», и в «Веселых ребятах», и в «Добрых молодцах»… Говорили, он попал к суперзвезде 60–70-х Тому Джонсу. Так вот. Градский, уже знавший ко времени знакомства со мной «Скифов», свел меня с Дюжиковым, который, если мне не изменяет память, учился в университете.

Мы еще не назывались «Скоморохами», хотя уже выступали втроем: Градский, Полонский и я. Это было в какой-то школе. Градский кричал без микрофона так, что было слышно на все здание. А я так громко старался играть на ф-но, что ломались молоточки… Полонский изо всех сил молотил на барабане, и мне, чтобы было слышно, приходилось брать в руки эти молоточки и долбить ими по клавишам. «Завод» был страшный! При этом надо было и топот ног перебить… Градский рассказывал мне, как он до нашего объединения в «Скоморохи» уже поиграл и даже гастролировал вроде бы по Донецкому краю с группой «Лос Панчос». Все это производило впечатление, и мы, кроме обычных чисто музыкальных обязанностей, доверили ему роль менеджера «Скоморохов». Большая часть из зарабатывавшихся и тогда, и позже денег вкладывалась нами в общий котел, который находился в диване на квартире у Градского на Мосфильмовской. Когда мы приходили к нему домой, Градский, бывало, открывал диван и говорил: «Вот наши деньги!» На дне серели потертые и смятые рубли, трояки и пятерки, и совсем редко краснели замусоленные до неузнаваемости, когда-то розовые, десятки. Деньги хранились у Градского, потому что из нас он был человек самый экономный: мог спокойно прожить на тридцать копеек в день, впрочем, чаще всего он так и жил. Но самое главное, находясь впоследствии на работе во Владимирской филармонии с администратором Виленом Дарчиевым, мы имели четкую возможность репетировать в свое удовольствие столько, сколько сможем, и при этом не голодать: кофе и картошка, иногда со шкварками, нам всегда были обеспечены… Не помню почему, но Градский поиграл с нами немножко и куда-то уехал. В общем-то музыкальное путешествие по Владимирской области не только принесло нам деньги (рублей по пятьсот на брата) и имя, но и дало понять, что такое профессиональный подход к делу. По возвращении в Москву мы по Чуковскому создали «Муху-цокотуху», как я теперь понимаю, первую в Москве, а может и в мире, рок-оперу, хотя тогда мы ее такой совсем не считали, потому что само слово «опера» для нас плохо сочеталось с уникальной музыкой The Beatles. Писали эту рок-оперу, как и «Гимн "Скоморохов"», все вместе, и мне непонятно, почему вдруг Градский, выпустив пластинку с гимном, поставил под ним только свою фамилию. Он, например, всегда завидовал моим «левисам»… Есть у Саши такая манера… Когда писался «Гимн "Скоморохов"» – это было у меня дома, – с нами рядом находились и Лерман, и Шахназаров, и они-то не дадут соврать! Короче говоря, первую часть написал Градский, а вторую часть написал я. Я обиды не держу, но факт есть факт.

По моей просьбе Градский все это прокомментировал:

– Насчет совместного сочинения скажу так: песни Шаха и Буйнова подвергались моему «профессиональному» критицизму в некоторых моментах, и создавалась ситуация, похожая на творчество коллективное, на манер того, как делали музыку многие западники. Конечно и Шах и Буйнов многое предлагали в моих первых опытах изменить, иногда я их мнение принимал, иногда посылал куда подальше. Они, разумеется, делали так же с моими предложениями.

И, несмотря на то, что я придумал многоголосие и в «Мемуарах», и в «Бобре» Шахназарова, а также в «Аленушке» Буйнова и многое менял в гармониях у них обоих, все равно считаю их песни именно их продуктом. Так нам было удобнее: кто принес и придумал главное – тот и автор. Буй придумал в «Гимне Скоморохов» в проигрыше нисходящий рифф в аранжировке, сыграв его мне дома у себя на рояле, при этом Лермана не было, потому что не были мы с ним тогда знакомы… ну и мы все втроем «вычислили» партию баса для Шахназарова…

Честно говоря, вспоминая «целый» год нашей работы перед его уходом в армию, он постоянно придумывает то, чего не было, видимо потому, что это были радостные для него, как для творческого человека, минуты, которых потом, в дальнейшей карьере ему не хватало: посему «добавляются» им все новые и новые «краски» в давно выцветшее полотно… а Саша Лерман – это уже была замена Буйнову. По возвращении из армии он отошел от того, что называлось рок-музыкой. Он в «Скоморохах» сочинял свои песни, хипповал и, видимо, был счастлив. Сам я в армию по зрению не попал, да и рад. Думаю, мне кто-нибудь башку бы там отшиб. Или я бы кому-нибудь ее отшиб.

У Саши Буйнова всегда так, да не так. Фамилия Валова была Милославский. Лерман всегда свои песни сам придумывал от начала до конца. Даже голосоведение в трехголосиях. Его и Валова группа в США называлась «Саша и Юра». Шах же всегда со мной и Буйновым консультировался, как улучшить свой бессмертный хит «Мемуары», и довел оркестровку и вокал до идеала и так далее по списку…

Кстати, «Муху-цокотуху» мы «создали» так: ко мне пришли Шах и Буйнов с портвейном, и я сыграл им «Муху» от начала до конца. Мало того – никто кроме меня не придумал в «Мухе» ни одной ноты, мы никогда с группой ее не играли, ни в одном концерте. Иногда я пел и играл ее один в своих сольниках под гитару… эта вещь (семнадцатиминутная) не записывалась и вряд ли когда-нибудь будет реализована…

Кончился этот веселый период весьма грустно. Данный состав группы «Скоморохи» себя исчерпал. Денежные отношения вконец были разрушены. Мне надоело во всем себе отказывать, в отличие от моих коллег, и лошадка устала везти общий наш хворосту воз в одиночку…

Последний раз мы этой командой, общим составом плюс Боря Богрычев (барабанщик) и флейтист и клавишник Глеб Май, съездили на гастроли в Куйбышев и Донецк, которые закончились с музыкальной точки зрения замечательно, а с финансовой просто ужасно. Денег за работу нам заплатили намного меньше, чем обещали, а так как я всем ребятам гарантировал заработок, пришлось мне, полностью расплатившись с ними, самому остаться практически на «нуле»…

Пишу об этом впервые как о первопричине последующих решений… Никто из них не сказал: «Санек, ты не должен один "пролететь". Давай разделим проблему на всех…» Не разделили.

Что же касается буйновских джинсов, то скажу честно – мои первые «левиса» я надел аж в 1962 году, и таких обалденных джинсов ни у кого в Москве я лично не видел. А Сашкины штаны имели примерно 127 дырок, что тогда не было еще модным делом и выглядели позорно. После того, кстати, как мы с Полонским прибили их под Сашкиной кроватью гвоздями к полу, а Буйнов их отодрал, зашил 278 дырок и носил еще года три…

Кстати, по поводу…. помню, что при первом прослушивании «Abbey Road», от которого я умирал от кайфа, Буй заявил: «Вот, наконец "Битлы" сделали какое-то дерьмо!» За что я захотел его уничтожить на месте, но сдержался, понимая, что время его «вылечит», что и произошло… Шах песен, к большому сожалению, теперь не пишет, а Буйнов пишет и поет совсем другую музыку, я бы так выразился, в «ином жанре». А вот «Лос Панчос» были созданы уже после Буйнова для работы в Москве на танцах и играли только западные хиты. В этом составе со мной «зажигали» Донцов и Дегтярев… Ну и память у Сани Буйнова…