Глава 15

Болела нога. Ниже колена жгло и дергало, словно в голень втыкали раскаленный гвоздь, и раз от разу — все сильнее. Ильин открыл глаза. Вокруг был полумрак. Он разглядел дощатый потолок, оштукатуренные и побеленные стены, белую дверь вдали. Руки его ощутили грубую поверхность шерстяного одеяла и льняную простыню под ним. Он лежал на койке, обычной, стальной, каких навидался по госпиталям, но это был не госпиталь. Небольшая комната с одним окном и дверью. Незнакомая.

Он напрягся и сел. От усилия боль вспыхнула в голове: будто там долгое время таился кипяток и сейчас колыхнулся, облизывая изнутри кости черепа. Ильин даже ощутил движение раскаленной жидкости. Он переждал приступ, перевел дух, а затем осторожно стащил одеяло. Он лежал в одном белье, на левой ноге кальсонина обрезана до колена, а голень забинтована. Ильин пошевелил пальцами раненой ноги — двигались. Перелома нет, но кость задета — иначе не дергало бы. Он потрогал голову — там тоже бинт. Он ощупал повязку и сморщился, когда нашел рану. Кольнуло, но терпимо. Контузия, задело по касательной…

Шипя от боли, он встал и кое-как проковылял к окну. За занавеской виднелся двор, большой, и крыльцо, у которого толпились люди. Ильин присмотрелся. Женщины, дети, двое мужчин в фуфайках. Ни на ком военной формы. Люди, похоже, ждали приема. Больница? Его привезли в больницу? Куда?

Внезапно Ильин увидел мужчину. Незнакомец шел, заложив руки в карманы шинели знакомого цвета «фельдграу», но почему-то с красноармейской пилоткой на голове. Странно одетый военный подошел к крыльцу, толпа перед ним расступилась, он по-хозяйски вошел в открытую дверь. Ильин сообразил, что этот визит как-то связан с ним, и заковылял обратно. В этот момент дверь отворилась.

Вошел не военный, а женщина в белом халате, молодая и очень красивая.

— Кто разрешил вставать?! — спросила она сердито.

Ильин не ответил. Женщина помогла ему добраться до койки, укрыла одеялом и заставила выпить таблетку. Ильин послушно проглотил, женщина ушла. Ильин лежал, чувствуя, как уходит боль. «Таблетка! — понял он. — Быстро подействовала. Но где я?» Ответа на этот вопрос не было. Оставалось ждать. И думать…

— Вылет послезавтра! — сказал Корпачев, едва Ильин вручил справку из госпиталя.

— Как? — растерялся лейтенант.

— У меня нет других специалистов! — окрысился майор госбезопасности. — Убиты, пропали без вести, лежат по госпиталям. Зато есть приказ: мост взорвать к шестому декабря! Не выполню — трибунал! Надо, Сережа, — вдруг сменил тон Корпачев. — Не мне — Родине! Догадываешься, почему к конкретному числу? Тысячи жизней спасем! Кто, кроме тебя? Ты же столько этих мостов…

— Три.

— Пусть три. Но ты их взорвал. Другие не умеют.

— А люди?

— Дам двух хороших ребят. Вчера завербовали…

Ильин вздохнул. В прошлый раз были завербованные. Пока он прилаживал заряд под фермой моста, они охраняли подход. Мост остался на занятой врагом территории, немцы не успели выставить охрану. Завербованные разбежались, едва показался патруль. Немцы подкатили на мотоцикле и принялись хладнокровно расстреливать диверсанта, чья фигура на опоре великолепно просматривалась с берега. Пришлось прыгать в реку, плыть, борясь с течением, тащившим его прямо к противнику. Он не смог выгрести, его несло прямо под пули, но в этот момент грохнуло. Горячие обломки засыпали реку и берег, немцы попадали. В этот миг его протащило мимо. Кусок острого металла воткнулся ему в плечо, но это было лучше, чем немецкая пуля. Потом он двое суток пробирался к своим, босой (в воде сапоги пришлось сбросить), раненный, прячась в кустах, как заяц, при виде любого человека в форме. Свои встретили неласково. Завербованные, спасая шкуру, наплели с три короба. Хорошо, что воздушная разведка разрушение моста подтвердила…

Завербованные, Белькевич и Спешнев, сержант и рядовой, оказались хорошими ребятами. Комсомольцы, в НКВД из стрелковой части попросились не ради дополнительного пайка, а из горячего желания быстрее сразиться с врагом. Чистые и наивные, они готовы были умереть, но толку от их желания было мало. Умереть нетрудно и на передовой. В тылу врага нужно умение, хладнокровие и точный расчет. У каждого из завербованных за плечами имелась обычная стрелковая подготовка, больше ничего. Самое то для диверсанта…

Забросили их такие же «специалисты». После того как группа благополучно приземлилась и спрятала парашюты, Ильин дождался утра, подкараулил на дороге местного пацаненка и, притворившись окруженцем, выспросил, в какие места их занесло. Информация впечатлила — летуны промахнулись на всю ширину души. Им предстояло форсированным маршем преодолеть по территории, занятой противником, больше ста километров, причем идти по ночам, потому что днем в таких обстоятельствах передвигаются полоумные любители горячих встреч с фельджандармерией. К счастью, немцы ночами сидели в казармах, а местное население — по домам. Можно было использовать дороги, что куда лучше, чем лесные тропинки, способные завести неведомо куда. Ребята попались выносливые, терпеливые, за две ночи они преодолели половину пути. Дорогой Ильин прикидывал, как осуществить диверсию, учитывая малочисленность своей группы. У моста, самое малое, двое часовых. Бесшумно не снимешь, придется стрелять. До станции два километра, услышат. Он не успеет заложить заряд. Вернее, успеет, но бежать будет поздно. В этот раз с опоры не спрыгнешь — реки замерзли. Это будет его последний мост.

Смерти Ильин не боялся, разучился за пять месяцев войны. Страшнее было не выполнить задание. Несколько танковых дивизий, переброшенных под Москву, раздавят наступающую Красную Армию, заставят ее бежать, как уже не раз было, что того хуже — немцы на плечах отступающих ворвутся в столицу… И все из-за него! Если не получится с мостом — лучше застрелиться сразу. Не простят. Что до смерти… Задание не предусматривало возвращения группы. Прощаясь, Корпачев дал ему подпольную явку в областном городе, ныне центре немецкого округа. Теоретически предполагалось, что, успешно взорвав мост, лейтенант госбезопасности Ильин с двумя бойцами вольется в ряды подпольщиков. И Корпачев, и Ильин прекрасно понимали: не вольется! Даже не доплывет…

«С двумя часовыми справимся, — размышлял Ильин. — А если с каждой стороны по пулеметному гнезду?» Он не находил ответа на этот вопрос и злился. Злость заставила забыть осторожность. Ночью повалил снег, задула метель, у всех троих отчаянно мерзли уши — Ильин разрешил Белькевичу со Спешневым завязать ушанки под подбородком. Затем не выдержал сам. Немцы ночью по глухим дорогам не ездят, это знают даже обозники. Никто не услышал шум мотора, и грузовик свалился на них, как немецкий пикировщик на колонну беженцев.

Будь это лес, они бы спрятались. Но вокруг простиралось поле. Ильин сдернул с плеча «ППД», дал длинную очередь по кабине. Ослепить, заставить съехать в кювет, пока немцы сообразят, что к чему, расчухаются, они успеют скрыться! Но подвел комсомольский задор и зов сердца завербованных. Обрадовавшись настоящему бою, Белькевич со Спешневым, вместо того чтобы бежать со всех ног, дружно ударили из «СВТ». Ильину пришлось орать, приказывать, толкать в плечи. В поле! Подальше! Там темнота, снег, спасение. Пока он суетился, подскакала кавалерия…

За дверью послышались шаги. Ильин притворился спящим, потихоньку подглядывая из-под прикрытых век. Вошли двое мужчин. Они притащили столик, по-хозяйски придвинув его к самой кровати, затем принесли два стула. Расселись. Одного из гостей Ильин узнал — это он шел через двор в немецкой шинели. Теперь на незнакомце была красноармейская форма, поношенная, местами заплатанная, но чистая. В петлицах виднелись матерчатые красные кубики — старший лейтенант. Второй одет в штатский костюм, не новый, но крепкий. Гости разложили на столике карту («Моя!» — догадался Ильин) и вопросительно уставились на раненого. Ильин плотно прикрыл веки.

— Хватит прикидываться! — услышал Ильин и догадался, что это старший лейтенант. — Только что по комнате прыгал.

— Думает, что мы немцы, — сказал второй гость.

— Ага! — возразил командир. — Немцы б его на простынку уложили, таблеточку принесли… Не видал он мехдвор!

Ильин не понял, при чем тут мехдвор, но глаза открыл.

— То-то! — буркнул старший лейтенант.

— Моя фамилия Брагин, — сказал гость в штатском. — Интендант третьего ранга. Это старший лейтенант Саломатин, командир партизанского отряда…

— Батальона! — поправил коренастый.

— Батальона, — согласился «интендант».

— Партизаны? — не удержался Ильин. — Вы нас отбили?

— Какой «отбили»? — взвился Саломатин. — Мы ехали с операции, когда вы начали стрелять! Какого х… спрашивается?! Мешали мы вам? Шли бы своей дорогой, расп…дяи, раз сюда занесло! В войну поиграть захотелось?! Поиграли… Стецюра убит, двое раненых по хатам валяются…

— Он сидел за рулем грузовика, — пояснил Брагин, кладя ладонь на плечо старшего лейтенанта. — Пуля у виска просвистела…

«Промахнулся!» — подумал Ильин с сожалением.

— Где Белькевич и Спешнев? — спросил он и тут же прикусил язык: проболтался.

— Убиты! — сказал Брагин. — Вчера хоронили.

«Как вчера?» — удивился Ильин и вдруг понял: он пролежал без сознания сутки. Даже больше.

— Грузовик — в решето! — все не мог успокоиться Саломатин. — Мотоцикл в кузове — решето! Пришлось бросить. Форма трофейная — в дырках. Груз на конях везли, сами пехом. Еле живыми притопали. Часть формы выкинули… Такую операцию проср…ли! А все из-за каких-то долбо…ов…

— Мы, собственно, не за этим, — прервал его Брагин. — Ваше звание? — спросил Ильина.

«Начинается! — понял Ильин и сжал губы. — Никакие они не партизаны! Немецкая полиция. Сейчас будут в следователей играть. Один злой, другой добрый. Знаем…»

— Так как? — повторил Брагин.

— Будто не ясно? — встрял Саломатин. — Петлицы спорол, а гимнастерку диагоналевую оставил. Фронтовикам такие не дают. НКВД, командный состав.

«Умный, гад!» — понял Ильин.

— Можете не отвечать на этот вопрос, — продолжил Брагин. — В данный момент не существенно. Нас интересует ваше задание.

«Еще чего!»

— Мы сорвали вам операцию, — пояснил Брагин. — Раз так случилось, обязаны выполнить вместо вас. Отсюда интерес.

«Рассказывай!»

— Молчит! — заключил Саломатин. — Может, дать разок?

— Сиди! — окоротил его Брагин. — У немцев набрался? Красный командир…

Саломатин насупился, а Брагин, придвинув к себе карту Ильина, стал задумчиво водить по ней пальцем.

— На склад нацелиться они не могли, — сказал задумчиво. — Большой только в о€круге. Охраняют сильно, втроем не подобраться. Подпольщики в помощь? Вряд ли… Нет у подпольщиков такой силы, время не пришло. Значит, мост. (Ильин внутренне охнул.) На карте их три: два железнодорожных и один автомобильный. Ты б какой выбрал?

— Этот! — ткнул Саломатин в карту.

— Почему?

— Автомобильный. Видел, сколько грузовиков на шоссе? Гонят на фронт оружие, амуницию, технику.

— Ход мыслей правильный, но и немцы так думают. Мост наверняка надежно прикрыт. Взвод, а то и рота фельджандармерии. На километр не подойдешь! Да и незачем.

— Почему?

— Морозы! Реки встали, лед толстый, временную переправу можно наладить за день. Тем временем взорванный мост починят…

— Значит, железнодорожный?

— Куда вероятней. Поезд по льду не пустишь!

— Какой из двух?

— Гляди! Один мост — на прямой дороге к Москве, второй — на рокадной, из Ленинграда.

— Тут и думать нечего — на прямой.

— Я б подумал, — не согласился Брагин. — Когда был в округе, толкался у железнодорожного вокзала — рынок там. Долго был, а поездов нету. Немцы слабо используют железную дорогу, больше автотранспорт. Смысл рвать? Грузы перебросят машинами.

— Получается, рокадный вовсе не нужен! — заключил Саломатин. — Какое по этой дороге движение?

Брагин замолчал, барабаня пальцами по карте. Внезапно глаза его блеснули.

— Какое сегодня число?

— Первое декабря! — удивился Саломатин.

— Правильно. Знаешь, что будет через пять дней?

— Нет.

— Красная Армия начнет наступление под Москвой!

Ильин охнул вслух, но гости не обратили внимания. Саломатин изумленно смотрел на Брагина, а тот увлеченно водил пальцем по карте.

— Наступление будет таким сильным, что немцы побегут. Срочно понадобятся резервы. Где взять? На западе у них ничего, без того бросали в бой последнее, хотелось перед фюрером прогнуться и парад на Красной площади устроить. Выход: снять части с другого фронта! Самая ближняя и сильная группировка под Ленинградом. Для удержания блокады города много сил не требуется, можно перебросить несколько дивизий, в том числе танковые. Как быстро доставить их к Москве?

— По этой дороге! — указал Саломатин на черную линию.

— А тут мост! — довольно засмеялся Брагин.

— Рвем! — подвел итог старший лейтенант.

— Не умеем, — вздохнул интендант.

— Что там уметь? Воткнул шнур во взрыватель, взрыватель — в шашку и поджигай!

— А шашку куда? Река широкая, мост двухпролетный, как минимум. Куда закладывать? Под береговую опору или центральную?

Саломатин засопел.

— Под центральную! — внезапно сказал Ильин.

Гости дружно уставились на него.

— Лучшее место — на быке, где сходятся два пролета. Сильный взрыв сбросит ферму в реку, а если повезет — то обе. Поднять и отремонтировать — долго и трудно. Месяц может уйти…

— Вот и выяснили! — сказал Брагин, поднимаясь. — Выздоравливайте… — Он вопросительно смотрел на раненого.

— Ильин! Лейтенант госбезопасности Ильин!

Гости вышли, Ильин устало откинулся на подушку. Голова побаливала, но он мысленно повторил несколько раз адрес явочной квартиры и пароль. На душе у него было спокойно. Нельзя загадывать, но, возможно, в этот раз он доплывет…

— Откуда знаешь про наступление? — спросил Саломатин, когда они с Крайневым закурили во дворе.

— Предположил, — пожал плечами Крайнев.

— Темнишь! — не согласился Саломатин.

— Темню! — не стал спорить Крайнев.

— Хоть бы отогнали! — вздохнул Саломатин.

— Отгонят! — успокоил Крайнев. — Километров на двести. Мы поможем.

— Сколько возьмем людей?

— Зависит от длины моста.

— ???

— Объясню! — сказал Крайнев, обнимая комбата за плечи. — Думаю, охрана там квелая. Железная дорога используется мало, немец бродит непуганый. Помнишь, на большаке?

Саломатин улыбнулся. Впервые за два дня…

Унтер-офицер Штойбер опустил бинокль. Лица приближавшихся к мосту кавалеристов уже можно разглядеть невооруженным взглядом. Отряд двигался цепочкой: первый всадник торил дорогу в глубоком снегу, копыта следующих коней утаптывали ее. Уже не оставалось сомнений — идут к мосту. Штойбер скосил взгляд: Фромм настороженно следил за гостями, двигая стволом станкового «МГ». Унтер-офицер усмехнулся: мальчишке повсюду видятся большевики! Откуда они здесь?

Отряд приблизился к насыпи и остановился. Передний всадник соскочил в снег и стал подниматься. Штойбер разглядел стальную бляху на его груди и фельдфебельские нашивки. Внутренне подобрался. Гость остановился в шаге от бруствера из мешков песка и небрежно поднес руку в перчатке к пилотке.

— Фельдфебель Шульце, третья рота полка фельджандармерии.

Штойбер представился.

— Холодно! — передернул плечами гость. — Чертовы морозы!

— О, да! — поддержал Штойбер.

Гость неодобрительно глянул на погасший костер у поста («Чертов Фромм!» — мысленно выругался Штойбер) и отстегнул от пояса флягу. Приложился к горлышку.

— Шнапс! — пояснил Штойберу. — Только им и согреваюсь. Хотите?

Штойбер осторожно взял флягу. Шнапс был холодный, мягкий, с приятным хлебным вкусом. «Везет полевым патрулям! — подумал Штойбер, делая большой глоток. — Заскочили в деревню, раздобыли добрый шнапс. На станции такой не найдешь!» — он протянул флягу владельцу.

— Пейте еще! — махнул тот рукой. — Скоро буду в тепле, а вам еще мерзнуть.

Штойбер не позволил себя упрашивать. Фельдфебель попался не жадный, настоящий камрад. Горячая волна растеклась по телу унтер-офицера. Фромм смотрел на него с завистью. «Будешь внимательней за костром следить!» — злорадно подумал Штойбер, возвращая флягу.

— Скажите, Штойбер! — сказал фельдфебель. — Вы не видели никого подозрительного?

Унтер-офицер покачал головой.

— Второй день ловим русских диверсантов! — пожаловался фельдфебель. — Говорят, сбросили на парашюте. Не слышали?

— Нет! Мы заступили час назад, никого не видели.

— Может, и не было их! — проворчал фельдфебель. — А мы зря мерзнем?

Штойбер посмотрел вниз. Всадники понуро сидели на конях.

— Почему ваши люди так странно одеты? — удивился он. — Как танкисты?

— Я знаю? — пожал плечами фельдфебель. — Таких дали. Это русские, охранный полк.

— И винтовки у них русские, — заметил Штойбер. — Штыки примкнуты.

— У большевиков так принято, — сказал фельдфебель. — Они даже пристреливают оружие с примкнутым штыком. Нет времени их переучивать. Штойбер, нам нужно на тот берег!

— Не положено! — нахмурился унтер-офицер. — Для прохода людей и животных мост закрыт.

— Мы его не повредим! — улыбнулся фельдфебель. — Спешимся, возьмем коней под узды и пройдем по настилу на тот берег. Две минуты! Если какая из лошадей нагадит, русские приберут.

— Реку можно перейти по льду! — не сдался Штойбер.

— Кони не подкованы! — вздохнул фельдфебель. — К тому же в реке быстрое течение, могут быть промоины. Не хочется купаться в ледяной воде. Что вам стоит, Штойбер?!

«В самом деле!» — подумал унтер-офицер и, помявшись, кивнул.

Фельдфебель сделал знак своим. Отряд мгновенно спешился и стал подниматься по насыпи. Впереди шагал невысокий унтер-офицер со стальной бляхой на груди.

— На той стороне не станут стрелять? — спросил, поравнявшись с постом.

— Фромм! — окликнул рядового Штойбер. — Проводи! Как пройдут — сразу назад. Займешься костром…

Унтер-офицер двинулся за проводником, следом потянулись русские. Выглядели они и вправду жалко. Посиневшие носы, щеки, нахлобученные на уши черные танкистские береты. Русские прятали озябшие руки в рукава шинелей, лица — в поднятые вороты. «Вояки!! — презрительно подумал Штойбер. — Какой с них прок? Отобрали форму у танкистов ради иванов. Пусть бы в своей ходили! Достаточно белой повязки на рукав».

Фельдфебель стоял рядом с постом, наблюдая, как отряд втягивается на мост, идет по доскам пешеходной дорожки на тот берег, где на необычную процессию с любопытством поглядывают солдаты второго пулеметного гнезда. Когда последний русский поравнялся с фельдфебелем, тот остановил его.

— Смотрите, Штойбер! — фельдфебель снял с плеча высокого широкоплечего солдата винтовку и протянул ее унтер-офицеру. — Примитивное оружие! Рукоятка затвора торчит вбок, предохранитель тугой, плюс этот штык… Никакого сравнения с «маузером»!

Штойбер пожал плечами: что он, винтовок не видел?

— У русской винтовки есть только одно достоинство: раны от четырехгранного штыка не заживают. Покажи, Седых! — фельдфебель бросил винтовку гиганту.

Штойбер опомниться не успел, как русский сделал выпад. Жгучая боль обожгла грудь унтер-офицера, затопила тело. Штойбер пошатнулся — и все померкло. Фельдфебель, а это был Крайнев, снял с седла вещмешок и веревку и побежал по мосту. Поравнявшись с центральной опорой, он привязал веревку к стальной балке и стал спускаться.

Под мостом гулял ветер. Он раскачивал человека на веревке, мешая соскочить на опору. Крайнев с трудом поймал ногой бетонный краешек, подтянул тело. Зажав свободный конец веревки в зубах (отнесет ветром — и все!), он развязал мешок, вставил запал с бикфордовым шнуром в отверстие верхней толовой шашки. Заложил взрывчатку в место, рекомендованное Ильиным. Извлек из кармана спички, прислушался. Сверху доносился топот сапог и копыт, голоса. Не стреляли. Охранников на том берегу перекололи штыками, он это видел, но кто-то мог остаться в живых. Например, отойти по нужде. Стрельба — это плохо. До станции совсем близко…

— Савелий! — раздался сверху голос Саломатина. — Ты скоро?

Крайнев чиркнул по коробку сразу тремя спичками, поднес огонек к краю бикфордова шнура, дождался, пока тот уверенно затлеет. Затем схватил веревку и оттолкнулся от опоры. Его мотнуло вбок, закружило. Он стал подтягиваться на руках. Не получилось. Его раскачивало, приходилось изо всех сил держаться за веревку, а зажать ее ногами не получалось — ноги в сапогах скользили. «А шнур-то горит!» — вспомнил Крайнев, и, несмотря на ледяной ветер, спина его стала мокрой.

В следующий миг веревка дернулась, пошла вверх, через несколько мгновений Крайнев спрыгнул на доски настила. Саломатин и Седых бросили веревку.

— Тронулся! — закричал на него комбат. — Крикнуть не мог! Ходу!

Они пробежали мимо поста. Крайнев заметил ноги убитого унтер-офицера, торчавшие в проходе между мешков с песком. С них кто-то успел снять сапоги.

«Звали мы вас сюда?» — зло подумал Крайнев.

Они скатились по насыпи, вздымая вихри снега, заскочили в седла и погнали лошадей. Пригибаясь к шее жеребца, Крайнев подумал, что, если запал не сработает, придется возвращаться. На вторую попытку акробатического этюда с веревкой решиться будет трудно. Надо было использовать два взрывателя. Не подумал…

Горячий ветер ударил всадников в спины, обдал метелью обломков. Грохот взрыва накатился позднее. Рядом с Крайневым кто-то вскрикнул, но с коня не упал. Испуганные лошади прибавили, лес вырастал на глазах. Оглянувшись на скаку, Крайнев заметил: обе фермы сорваны с опоры и обрушились в реку, мост напоминает растянутую букву «М» с пустой бетонной опорой-столбом посередине…

— Здорово! — закричал рядом Саломатин. — Молодец, Савелий! Сделал как надо!

Крайнев оскалился в ответ. Им предстояло двое суток пробираться в Кривичи, путать следы, вторую ночь подряд ночевать на морозе в лесу, но на душе было весело.