Загадочный царь Германарих

С 270 г. п. Р.Х. античные хронисты начали писать о двух разных готских племенах (или двух разных группах готских племен). Дав тем самым десяткам, если не сотням, историков, лингвистов, германистов материал для десятков, если не сотен очень и не очень толстых книг. Как много было пролито чернил и пота, как много выдвинуто версий, гипотез, теорий (порой крайне причудливых и совершенно фантастических) для объяснения этого феномена! Но, чтобы, в свою очередь, не вносить смятение в умы и не сбивать с толку уважаемых читателей, мы будем по-прежнему пользоваться наиболее распространенными этнонимами – «вестготы» (букв. «западные готы») и «остготы» (букв. «восточные готы»). Хотя сегодня может считаться совершенно точно установленным, что эти древние племенные названия никак не связаны с понятиями «Запад» («Вест») и «Восток» («Ост»).

Первые различия между вест- и остготами проявились в землях, на которых наконец осели готские переселенцы.

Готы, поселившиеся в сегодняшних южнорусских степях восточнее Тираса-Днестра, именовались «грутунги австроготы (остроготы)». Значение этнонима «остроготы» толкуется Стефаном Флауэрсом как «готы, восславленные восходящим солнцем». По его мнению, эпитет «остро» («австро», «аустро») указывает на «восток» («ост») лишь косвенно, как на направление восхода солнца. «Грутунгами» австроготы были прозваны потому, что проживали в степях и на песчаных равнинах (что и означает данный этноним). По поводу жизни в степи следует заметить, что готы с самого начала своих странствований по «сухопутному океану» испытывали на себе влияние степной культуры «кентавров»-кочевников. И, продвигаясь по землям ираноязычных сарматов в сегодняшней южной России, уже хорошо представляли себе, с чем и с кем имеют дело. Ибо ряды самих готов пополнялись сарматами, передававшими им свои навыки жизни в степи, владения конем и т.д. В целом, североиранские сармато-аланские племенные группы, влившиеся в состав готского «народа-войска», сохраняли определенную обособленность. Не растворяясь полностью в германской среде. Но смешанные межплеменные браки, особенно среди знати, были широко распространены, способствуя скреплению межклановых союзов. При этом, как подчеркивает Эдред Торссон, преобладающим языком общения в ирано-германском союзе становился готский.

Визиготы, или везеготы (по Флауэрсу – «благие и высокородные готы»), поселившиеся западнее Тираса в Прикарпатье и Карпатах, получили название «тервинги» (т.е. «жители лесов», «лесовики», «древляне» – на последний этноним просим уважаемых читателей обратить особое внимание).

Естественно, подобные прозвания имели смысл лишь до тех пор, пока как готы-степняки, так и готы-лесовики реально оставались в землях и местностях, чьи характер и особенности соответствовали содержанию этнонимов, производных от них. С учетом описанной выше тяги готов к дальним странствиям и глубоких рейдов готских непосед-грабителей по неприятельским тылам, связь между особенностями мест проживания охотников за римско-греческими «зипунами» и их звучными этнонимами оказалась со временем утраченной. Этнонимы исказились. Прозвание «грутунги» исчезло, «австроготы» («остроготы») превратились в «остготов». А тут еще один из царей остготского («восточно-готского») племени, в дополнение к своему имени собственному, получил (возможно, чтобы отличить его от другого германского «князя», одноименного с ним, но иноплеменного) прозвище «Острогота». Т.е. «Остгот», «Восточный Гот», И это новое прозвание в дальнейшем закрепилось за степными готами, которыми он правил.

«Древляне»-тервинги проживали западнее других готов. Но, в конце концов, еще до начала гуннского нашествия, покинули насиженные места и мигрировали еще дальше на запад. Тем не менее, они получили свой новый этноним, видимо, все-таки не от «запада» («вест») – страны света, в направлении которой переселялись. А от готского префикса (приставки) «весу» (wesu). Означающей «мудрый» (варианты: «добрый», «хороший»). Возможно, призванной выгодно отличить это готское племя от «злых», «недобрых», «нехороших» и «безумных» готских морских разбойников, успевших к тому времени снискать себе недобрую славу во всем культурном Средиземноморье. Чего стоило одно только осквернение готскими «протовикингами» такой прославленной на всю Экумену святыни как эфесский Артемисий! Разрушение из «семи чудес света» ! Это злодеяние воспринималось не просто как кощунство, не только как тягчайшее оскорбление одного отдельно взятого народа – скажем, греческого или римского. Но и как нарушение всеобщей, хотя и негласной договоренности всех культурных наций Экумены. Щадивших эту величайшую святыню на протяжении многих столетий. Не зря сожжение Артемисия Геростратом стало символом неслыханного «варварства» и «вандализма» (задолго до вторжения вандалов в римские пределы в пору «лихолетья Экумены»).

Однако, как часто бывает в истории, «злые», «нехорошие», «недобрые» «безумные» готы со временем возвысились, превратились в «блестящих», «сияющих», «светлых» австро- или остроготов. Именно из их среды вышли величайшие готские цари, разнесшие по всему свету славу готского имени. В то время как «добрые», «хорошие», «мудрые» готы – вестготы – остались в дураках. И были вынуждены питаться скудными подачками римских провиантских чиновников, прозябая на подступах к великой «мировой» державе.

Правда, на первых порах и остготы понесли от римлян ряд тяжелых поражений, вынудивших гревтунгов умерить свою прыть и сидеть до поры-до времени смирно. Ибо после долгого периода кровавой чехарды т.н. «солдатских императоров» на римский престол взошел Константин I из рода Флавиев (312–337). Храбрый воин, искусный полководец и хладнокровный, коварный политик типа, названного впоследствии «византийским». Не случайно именно Константин I перенес столицу Римской империи в древний греческий город Византий, названный сначала «(Новым, Вторым) Римом», а позднее – его собственным именем. Хотя первоначально намеревался перенести имперскую столицу в Илион, т.е. Трою – город, равно дорогой как грекам (из-за связанного с ним национального греческого эпоса – поэм Гомера «Илиада» и «Одиссея»), так и римлянам (ведшим свое происхождение от троянского героя Энея и его спутников, воспетых в римском национальном эпосе – поэме Вергилия «Энеида»). Мудрый август Константин «переиграл» всех своих внутриполитических соперников. И оказался, сверх того, «не по зубам» даже самым свирепым, энергичным и жадным до добычи «варварским» племенам, давившим на империю извне. С воцарением Константина I разом прекратились готские сухопутные и морские «походы за зипунами». Прошли для готов времена, когда можно было овладеть даже таким сильно укрепленным городом, как Трапезунд, чей гарнизон не охранял его мощные стены и башни, а предавался пьянству и разгулу в лупанарах. Когда готам удалось шутя взять римскую крепость Питиунт (современный абхазский город Пицунда) в Колхиде (чему весьма способствовало смещение с поста тамошнего выдающегося во всех отношениях наместника Сукцессиана по проискам придворных интриганов). Когда готы могли без помех, нагрузив корабли богатой добычей, включая пленных девушек и женщин, возвращаться по теплому морю в ставшую им родной Тавриду. Поскольку Понтийский флот римлян, видимо, приказал долго жить в вихре гражданских войн. Хотя ему полагалось стоять на якоре в Кизике, бдительно охраняя морские границы «мировой» державы… И готам больше не везло, как при префекте претория Флориане. Сводном брате императора Тацита и опытном полководце, сумевшем в 276 г. окружить готское войско в Киликии. Но выпустившем обреченных, как казалось всем, на неминуемую гибель «варваров» из своих смертельных объятий. Чтобы, провозгласив себя императором, использовать готов против своего соперника в борьбе за императорскую диадему.

В период начавшегося в конце III – начале IV в. усиления Римской империи готам пришлось не только заключать договоры с римлянами, но и соблюдать их. Уразумев, что «пакта сунт серванда». Слишком дорого стало им обходиться нарушение этих договоров. И готы перешли к своеобразной форме сотрудничества с римлянами, позволявшей их воинственности не угаснуть окончательно. Они стали поставлять в римское войско отряды наемников-«федератов». За это римляне официально утвердили готов во владении римскими землями, захваченными ими силой меча, т.е «по праву сильного». Или, выражаясь языком древних германцев, по «праву кулака» («фаустрехт»). Иными словами, уступили готам римские окраины или римские колониальные территории, тянущиеся широкой полосой от позднейшего Баната до Данастра. Преддверие Дакии было еще раньше уступлено римлянами германцам и сарматам. Целое скопище многочисленных, беспокойных племен ждало лишь воцарения очередного слабого римского императора, чтобы совершить новый бросок на юг. Но вместо слабого императора воцарился Константин I Великий. Монарх, слепленный из совсем другого теста.

Император (или, выражаясь по-церковному, святой равноапостольный царь) Флавий Валерий Аврелий Константин, перенесший, как уже говорилось выше, в 330 г. столицу Римской «мировой» империи в Византий (Второй Рим, Новый Рим, впоследствии – Константинополь), был прозван впоследствии Великим (Магном). Прежде всего – за свои неоценимые заслуги перед христианством. Которое он в 324 г. сделал господствующим вероисповеданием Римской «мировой» державы. Однако первый христианский император имел неоспоримые заслуги и в других сферах. Он завершил военную реформу, начатую «господином и богом» Диоклетианом Иовием, которому долго и верно служил (не разделяя его яро антихристианского настроя). Константин I разделил вооруженные силы объединенной им ценой большой крови Римской «мировой» империи на две части – сравнительно легковооруженные пограничные войска (лимитанеи) и тяжеловооруженные части полевой армии (комитатенсес). Первым надлежало сдерживать врагов, вторгавшихся извне в пределы Римской «мировой» державы. А вторым, перебрасываемым из центральной части империи на угрожаемые участки – этих внешних врагов уничтожать. Вследствие колоссальной убыли собственно римских (рожденных в пределах империи) воинов в междоусобных войнах, реформа Константина I ускорила и усилила начавшийся еще до него процесс комплектования пограничных легионов преимущественно из «варваров» (главным образом – германцев). Поначалу это казалось даже выгодным – истреблять «варваров» руками «варваров», к вящей славе «вечного» Рима… Римские легионы были разукрупнены (составляя каждый не более тысячи воинов во главе с трибуном, т.е. примерно пятую часть легиона времен Гая Юлия Цезаря), чтобы увеличить их мобильность и ослабить исходящую от них угрозу военного мятежа (шансов на преступный сговор командиров двадцати легионов было куда меньше, чем на сговор командиров четырех). Теперь сильно «варваризованные» легионы строились в колонны. Легионарии перешли на копье, спату и овальный щит ауксилия – взамен пилума, гладия и скутума. В комплекс их вооружения вошли типично «варварские» боевые топоры или секиры. Были существенно облегчены доспехи (вплоть до замены металлических шлемов шапками из кожи и меха). В дальнейшем легионы (не только пограничные) все чаще уступали место наемным чисто «варварским» подразделениям под командованием уже не римских офицеров, а «варварских» вождей. Хотя и сами уже почти поголовно состояли из тех же «варваров» (включая командный состав). Но это случилось уже после святого равноапостольного царя Константина (как его поныне именуют на Руси)…

Константин I Великий правил и сражался с той же беспощадностью, силой и решимостью, что и его самые удачливые предшественники на императорском престоле. На пути к вершинам власти ему пришлось совершить целый ряд не очень и очень тяжелых преступлений. По сей день смущающих и ставящих порой в тупик его благочестивых жизнеописателей-панегиристов. Восстановитель единства империи, скажем, повелел казнить не только родного сына Криспа, но и свою вторую жену Фавсту. А также своего соправителя и императора-соперника Флавия Галерия Валерия Лициниана Лициния (Ликиния). Поверившего на слово и сдавшегося Константину, обещавшему сохранить ему жизнь. Хотя Иордан, в отличие от других историков (например, Аврелия Виктора) утверждает, что Лициний был убит не Константином, а (восставшими?) готами, которые пронзили императора-неудачника мечом. Опять вездесущие готы! Ну, как же без них…

Столь суровый – мягко говоря! – правитель и опытный полководец, как Константин I, не проигравший за всю жизнь ни одного сражения, не мог не поставить римско-готские отношения на совершенно новую основу. Ибо все «варварские» народы, даже гунны, имели шансы на успех, лишь если внутренние неурядицы в Римской империи или слабый император на ее престоле временно давали им возможность добиться перевеса в той или иной части римских владений.

Соотношение сил в огромной Римской «мировой» державе было очень сложным. Хотя власть над ней не всегда оспаривали друг у друга тридцать или тридцать два, но нередко до восьми (!) носителей верховной власти, не считая претендентов на нее. Одни из них именовались «августами», а другие – «цезарями». Отец Константина Великого, Флавий Валерий Констанций по прозвищу Хлор (греч. «Бледный»), был августом западной половины Римской «мировой» империи. Сам Константин I, преодолев бесчисленное множество препятствий, с помощью интриг и военных походов, устранил со своего пути всех соперников, кроме Лициния – властителя ее восточной половины (и, кстати говоря, зятя Константина, женатого на его сестре Констанции). После серии военных столкновений между ними, начавшихся в 314 г. и продолжавшихся целое десятилетие, в 324 г. произошло решающее сражение на подступах к резиденции Лициния – Никомедии. В этой комбинированной (морской и сухопутной) битве готы дрались на стороне Лициния. Поскольку на основании договора с ним были обязаны участвовать в обороне отведенных им для поселения и кормления земель. К тому времени римская армия, видимо, уже не могла без них обойтись. Как писал Иордан:

«…после того как цезарь Максимин («солдатский» император Гай Юлий Вер Максимин Фракиец – В.А.) с их (готских наемников – В.А.) помощью обратил в бегство царя персидского Нарсея (Нарзеса, Нерсеса, Нерсе – В.А.), внука великого Сапора (Шапура – В.А.), и захватил все его богатства, а также жен и сыновей, Диоклетиан же одолел Ахилла в Александрии, а Максимиан Геркулий уничтожил в Африке квинквегентианов – в (Римском – В.А.) государстве был достигнут мир, и готами начали как бы пренебрегать. А было время, когда без них римское войско с трудом сражалось с любыми племенами» («Гетика»).

Впрочем, готский военный контингент в войске Лициния был, видимо, относительно немногочисленным. Вряд ли готы поддержали Лициния, предчувствуя, что Константин является более сильным и, соответственно, более опасным врагом готского народа. И что поэтому необходимо, во что бы то ни стало, помешать сыну Констанция Хлора захватить власть над всей Римской «мировой» державой. Так сказать, по суворовскому принципу: «Далеко шагает, пора унять молодца». Причину выступления готов на стороне Лициния можно скорее объяснить их встречей с Константином I в 323/324 гг. Дело в том, что Лициний, очевидно, нуждавшийся в как можно большем числе воинов для борьбы с Константином, снял войска-лимитанеи с готской границы. Это вдохновило готские грабительские шайки, привыкшие к тому, что римская «граница – на замке», на новый и притом особенно опустошительный набег. Во главе с герцогом-воеводой Равсимодом (именуемым некоторыми авторами «сарматским царем»), повелевавшим вестготскими племенами, готы, перейдя открытую границу, совершили глубокий рейд через Гем во Фракию. Интересно, что на этот раз местное население (по крайней мере, жители приграничья) присоединились к готам. Возможно, варварских пришельцев поддержали многочисленные группы германцев, поселенных римскими властями к югу от Дануба. Немало натерпевшихся от имперских властей (в первую очередь – от беспощадных сборщиков налогов и податей). Хотя и считавшихся «свободными римскими гражданами». И не носивших рабского ошейника с многозначительной надписью «Держи меня, чтоб я не убежал». Приветствовавших вторгшихся в «цивилизованный» римский мир «из-за бугра» соплеменников как освободителей. Не зря академик Л.Н. Гумилев писал: «Варварам было за что мстить Риму» … Во всяком случае, августу Константину I пришлось издать в апреле 323 г. суровый эдикт, приговаривавший каждого, кто сотрудничает со вторгнувшимися в империю готами, оказывает им поддержку или помощь, к жестокой казни – сожжению заживо. Как видим, этот вид казни существовал в Риме задолго до учреждения Святой инквизиции…

Невзирая на предстоящий широкомасштабный военный конфликт с Лицинием, Константин, выступив из Фессалоники (сегодня – Салоники в Греции- В.А.), прошел всю Фракию и всеми силами обрушился на готов. Что стало наглядным доказательством его военного могущества и уверенности в себе. Загнав готов в ловушку на территории будущей южной Румынии, Константин одержал над «варварами» убедительную победу в стиле победы Гая Мария над тевтонами Тевтобода или победы Гая Юлия Цезаря над свевами Ариовиста. Царь-герцог Равсимод пал в бою, а с ним – большая часть его «дикого варварского» войска. Пережившие бойню – в основном, обозная прислуга – так сказать, «нестроевые», женщины и дети, были в качестве военнопленных розданы по разным римским гарнизонам.

Второй раз Константин I Великий продемонстрировал готам свое безусловное военное превосходство в 324 г. Наголову разбив Лициния в двух сражениях под городами Адрианополем (сегодняшним турецким Эдирне) и Халкедоном (Калхедоном, нынешним районом Кадыкёй турецкого мегаполиса Стамбула). Городами, хорошо известными готским предводителям. Сказанное относится в первую очередь к победе, одержанной Константином под Халкедоном и Хрисополем (ненешним турецким Ускюдаром), совсем рядом с проливами и напротив будущего Константинополя, на глазах хорошо осведомленных готов. «Князь» (вождь) вестготов Алика, командовавший готским наемным контингентом в армии Лициния, и едва унесший ноги, твердо уяснил себе одно. Такой император, как Константин, впредь не позволит германским племенам говорить с собой т.н. языком силы. Его догадка подтвердилась вскоре после битвы. Ибо Константин распорядился, к изумлению ошеломленных «варваров», построить грандиозный каменный (!) мост через Истр. Мост, соединивший берега широкого Дануба в районе римской крепости Суцидава, подобный построенному им в молодости мосту через Рен в районе Колонии Аппии Кладвии (нынешнего Кельна). Остатки Константинова моста сохранились до сих пор. Его постройка давала римлянам возможность в любой момент ударить по западному флангу Готтиуды-«Готии», легко перебросив туда значительные силы. Бич римской военной угрозы постоянно нависал над готами. Кроме того, Константин I обеспечил римлянам вторую возможность переправы через Истр между Трансмариской (современным селом Тутракан в Болгарии) и крепостью Дафной. Возведя сильные предмостные укрепления и другие фортификационные сооружения, сын Констанция Хлора не оставил «северным варварам» и тени сомнения в том, что им впредь не удастся форсировать Истр незамеченными.

Живо смекнув, на чьей стороне сила, готы поторопились предложить ему свои услуги:

«… при Константине их позвали, и они подняли оружие против его родственника Лициния; победив, они заперли его в Фессалонике и, лишенного власти, пронзили мечом от имени Константина-победителя. Помощь готов была использована и для того, чтобы [Константин] смог основать знаменитейший в честь своего имени город (Константинополь – Новый Рим на Боспоре Фракийском – В.А.), который был бы соперником Риму: они заключили с императором союз и привели ему для борьбы против разных племен 40 тысяч своих [воинов] . До настоящего времени в империи остается их войско; зовутся же они и до сего дня федератами» («Гетика»).

Вообще же политика первого христианского императора Рима была весьма разумной и направленной на развитие мирных римскоготских экономических отношений. Она оказалась весьма успешной. На протяжении последующих тридцати пяти лет на римско-готской границе не происходило достойных упоминания военных конфликтов. Эта фаза стала – скорее всего, вопреки желанию Константина Великого – периодом вынужденного спокойствия и мира в жизни германцев, поселившихся на подступах к границам римской Фракии. И в первую очередь – в жизни готского народа. Для которого данный период стал решающей фазой формирования собственной государственности и укрепления его организационных форм.

О германских царях и вождях Тацит писал:

«Царей они (германцы – В.А.) выбирают из наиболее знатных, вождей – из наиболее доблестных. Но и цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом, и вожди начальствуют над ними, скорее увлекая примером и вызывая их восхищение, если они решительны, если выдаются достоинствами, если сражаются всегда впереди (первыми – фуристо! – В.А.), чем наделенные подлинной властью».

Правда, если верить Тациту, готы (которых римский анналист, как мы помним, называет «готонами»), в отличие от прочих германцев, уже давно находились под жестким (т.е. достаточно централизованным) управлением. Вы еще не забыли, уважаемый читатель, приводившуюся в этой книге выше цитату из «Германии» : «За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии…»?

Так что вряд ли готы нуждались в дополнительном укреплении своей системы властных отношений. С другой стороны, Тацит в том же предложении пишет, что цари готонов правят ими «однако еще не вполне самовластно». А значит, у них оставалась еще возможность «укреплять и усиливать свое самовластие». Но даже ученые, настроенные к готам чрезвычайно благожелательно – например, Людвиг Шмидт – в своих описаниях ставят за приводимыми нам Иорданом именами готских «царей» знак вопроса. Ибо неясно, всей ли полнотой власти и какими именно властными функциями эти «цари» обладали. Да и нам представляется необходимым разобраться с содержанием понятия «царь» и «царская власть» у готов.

Пределы и объем царской власти у древних готов, очевидно, зависели от личностных качеств ее конкретного обладателя. Судя по всему, один знатный род, особенно почитаемый Иорданом – царский род Амалов (превратившийся в позднейшем германском историческом эпосе в род Амалунгов или Амелунгов) с течением времени, на протяжении целого ряда поколений, породил блестящую плеяду энергичных и подлинно призванных господствовать правителей. Хотя многие упомянутые хронистами готские владыки, несомненно, Амалами не были.

Конечно, генеалогию пересказывать сложно – даже библейские родословия воспринимаются как что-то очень монотонное. Поэтому мы не будем составлять на основе «Гетики» Кассиодора-Иордана или других источников генеалогическое древо. А ограничимся лишь тем, что прокомментируем только особо выдающихся готских владык. Ибо, хотя в весьма импозантном царском родословии не все соответствует действительности и оно, особенно в начале, содержит, вероятнее всего, мифические и легендарные имена, носители которых, может быть, и существовали, но не обязательно были прямыми предками или потомками друг друга – Амалы все-таки представляются виднейшим из царских родов германцев. Единственным, достаточно четко и на протяжении достаточно длительного времени просматривающимся в историческом контексте, чтобы поставить его вровень или хотя бы сравнить его с другими родами или династиями античных правителей. Прежде всего, следует обратить внимание на их родовое прозвание – ибо от Амалов, как уже уговорилось выше, произошли Амелунги-Амалунги героических германских саг.

Австро-немецкий историк Рейнгард Венскус в статье «Амалы» изданного Гербертом Янкуном «Реального лексикона истории германской древности» высказал точку зрения, согласно которой Амалы не были первым готским царским родом. Автор столь смелого для энциклопедического словаря утверждения, по мнению других историков (например, Германа Шрайбера), не учитывал следующего обстоятельства. Царский дом Амалов, родоначальником которого считается Гапт (Гаут), правил готами на протяжении девяти поколений, прежде чем над ними воцарился Германарих – главный герой настоящей главы. Этому властителю, переселившемуся в мир иной (покончившему с собой или умершему от раны) в 376 г. на момент смерти было якобы «очень много» лет. Считается, что Германарих (в оригинальном тексте «Гетики» – Герменериг) родился никак не позже 300 г. по Р.Х. Значит, предшествующие ему девять поколений готских царей уводят нас в эпоху до Рождества Христова. Получается, что Амалы воцарились над готами в 120, если не в 140 г. до Р.Х. Т.е. в эпоху, предшествующую написанию Тацитом «Германии» и появлению источников, из которых римский историк черпал свои сведения о германцах. Значит, если до Амалов готами правили цари из какого-то иного рода, это было в совсем уж архаичную эпоху, на территории нынешней южной Швеции. Задолго до того, как готам пришла в голову мысль мигрировать через Янтарное море.

Если же начинать отсчитывать родословие готских царей с Гаута, то получится, что Амал – властитель, давший царскому роду готов свое имя (что обычно случается с основателем династии), был его правнуком. Почему же готский царский род был назван не в честь своего основателя Гаута, а в честь его правнука Амала? Возможно потому, что этот царь правил во времена, когда готы готовились покинуть свои насиженные «гнезда» в устье Вистулы и в землях восточных эстиев, чтобы двинуться дальше на юг? Будущим переселенцам нужно было имя, напоминавшее им о покидаемой материковой родине. Может быть, именно по этой причине царское семейство именно тогда получило прозвание Амалов – в честь тогдашнего царя Амала?

Вскоре после Амала воцарился Острогота, которого Иордан, как нам известно, «возводит в правители» слишком рано. Получается, что между Остроготой и Амалом правил лишь один царь, что противоречит описанию тем же Иорданом боевых действий Остроготы в Дакии. В данной связи возникают большие сомнения, или просто путаница. Несколько менее туманной картина становится лишь, начиная с Атанариха, или же Афанариха – царя (?), которого христианские хронисты проклинают с таким же пылом, с каким они восхваляют Константина I Великого. Ибо Атанарих (возможно, сын Аориха) был врагом христиан и христианства, о чем мы с вами узнаем во всех ужасающих подробностях из следующей главы.

За Атанарихом воцарился Агиульф (Ахиульф, Аиульф), отец целого ряда известных нам по именам сыновей, сыгравших важную роль в готской истории. Один из них – Вультульф – основал одну, другой – Германарих – другую последующую линию Амалов. И тут картина становится настолько пестрой, что мы лучше воздержимся от комментариев. Чтобы, так сказать, не «ставить лошадь перед телегой». Ибо цари вторгшихся в «Готию» (Готтиуду) гуннов, начиная с Баламбера, начали брать себе в жены царевен из готского рода Амалов. Примеру гуннов последовали правители германских (вестготских, вандальских) и иранских (аланских) «варваров». Эта порой сбивающая нас с толку политика «перекрестных браков» привела к удивительному, на первый взгляд, казусу. Некоторые знаменитые цари вестготов – к примеру, Аларих II или Амаларих – оказываются, при ближайшем рассмотрении. Амалами, т.е. потомками царя остготов Остроготы. Одновременно в жилы представителей готского царского рода вливается свежая, хоть и чужая, кровь. Ибо за звучной латинской пометкой «экс конкубина» (приведенной, например, при описании рождения ставшего впоследствии столь знаменитым царя италийских готов Теодориха Великого), скрывается потомство наложниц Амалов чрезвычайно неясного происхождения. Не говоря уже о многочисленных случаях породнения с франками, ругиями и бургундами, и даже с римским императорским родом Юстиниана и Феодоры.

Дадим еще краткое пояснение готским именам, звучащим как-то «по-латински». Их форма связана с тем, что историки вроде Кассиодора и Иордана писали о готах на латыни. Но также и с тем обстоятельством, что вместо подлинных имен готских владык в генеалогии приведены их прозвища. Например, Амал Винитарий, храбрый царь, павший в 376 г. в битве с гуннами (о чем еще будет подробнее сказано далее), имел, видимо, еще одно имя. Ибо «Винитарий» – не имя собственное, а прозвище, означающее «Победитель венетов (венедов, вендов, антов)». А имя другого царя готов, «Вандаларий», соответственно – «Победитель вандалов». Готы, видимо, пытались перенять римский обычай давать своим повелителям почетное прозвище по названию побежденных теми народов, Императору, победившему готов – например, Клавдию II (предку Константина I Великого), и другим – почетное прозвище «Готик» («Готский», т.е. «Покоритель готов»). А императору, победившему сарматов – например, Флавию Клавдию Константину II (сыну Константина I Великого) – прозвище «Сарматик» («Сарматский», т.е. «Покоритель сарматов»).

Еще не так давно скептики от истории считали единственными историческими личностями из длинного ряда готских царей только Теодориха, а из числа его предшественников – Германариха. Сегодня эта «гиперкритическая» точка зрения не разделяется уже почти никем. Как и в случае сверхкритического отношения к «Илиаде» и Библии, как раз последние десятилетия усердных исследований и проверок доказали, что генеалогия Амалов, приведенная Иорданом, гораздо более правдива, чем в свое время полагали критики (не говоря уже о гиперкритиках, всегда готовых в своем полемическом рвении «выплеснуть из купели вместе с крестильной водой и ребенка»!). А допущенные им неточности, в общем и целом, незначительны. Сложности возникают, прежде всего, при рассмотрении имен готских вождей, появляющихся у внушающих доверие историков вроде Аммиана Марцеллина. Можно предполагать, что их носили родичи Амалов, хотя точно установить их родственные связи и встроить их в систему родственных отношений готского царского рода очень трудно, если вообще возможно. Однако в общем можно сказать, что подобное царское родословие, длинное и разветвленное, как шумерские или египетские царские родословные, по меньшей мере, выделяет готов из числа так называемых «народов без истории». И это невозможно отрицать.

Конечно же, неплохо было бы иметь чуть больше сведений об истории хотя бы первоначального этапа формирования царской власти у готов, происходившего, очевидно, на протяжении IV в. п. Р.Х. Ибо наши представления о готах данного периода, силою вещей, носят односторонний характер. Мы как бы видим готов глазами наблюдателей, живших на южном берегу Дануба – римских чиновников, географов, военных и хронистов. Хотя наверняка были и соглядатаи, внедренные римлянами в готскую среду, посланники, и купцы, посещавшие готские города, их записи, отчеты, доклады и путевые заметки (если таковые ими велись) до нас не дошли. Только Иордан, пользовавшийся, наряду с греко-римскими источниками, готскими героическими песнями, смог немного осветить сумрак карпатских лесов и заглянуть на другой берег Тираса (нынешнего Днестра – В.А.), пограничной реки, разделявшей вест- и остготов, вглубь державы Германариха.

Похоже, что примерно к середине IV в. разделение между вестготами и остготами успело не только произойти, но и закрепиться. Каждый из двух племенных союзов по благоволению судьбы возглавляли энергичные и опытные в науке правления владыки, пытавшиеся выковать из этих готских союзов если и не полноценные государственные образования, то, хотя бы, достаточно сплоченные властные структуры или организации.

Самым выдающимся правителем «древлян»-тервингов, везеготов или визиготов, которых мы для простоты и из уважения к давней традиции, именуем вестготами, был Атанарих, именуемый на римский лад Атанарием или Атанариком (даже вмешивавшийся во внутриполитическую борьбу, шедшую в Римской «мировой» империи, поддерживая претендента на римскую императорскую диадему – Прокопия). У «степняков»-гревтунгов, грейтунгов или остроготов, которых мы для простоты и из уважения к давней традиции, именуем остготами, таковым являлся Германарих, он же – Эрманарих, Эрменрих (у Аммиана), Герменериг (в оригинале текста Иордана), Эрманнерих или Ёрмунрекк (в нордических героических санах).

Из этих двоих Атанарих представляется нам более интересным как личность. О внутренней проблематике этого «древлянского» владыки можно догадаться на основании следующего исторически засвидетельствованного факта: он категорически запрещал римлянам именовать себя «царем». Оправдывая свой запрет отсутствием у него сакральных прав на ношение царского титула. Атанарих желал, чтобы римляне называли его на своем, латинском, языке не «царь» (лат. «рекс»), а только «юдекс», т.е. «(верховный) судья» вестготов. «Ибо первое означает власть, а второе – мудрость». Видимо, именно поэтому Атанарих в грозном 375 г., когда гунны вторглись в готские земли, передал (вольно или невольно) военное руководство своим «народом-войском» в руки более молодого Фритигерна, окрещенного по арианскому обряду. Последний (возможно, не получивший власть над «народом-войском» от Атанариха, а узурпировавший ее), правда, оказался столь же неспособным отразить гуннское нашествие, как Атанарих и Германарих. Но зато Фритигерн сумел привести большую часть вестготов (христиан арианской веры, как и он сам) на земли Римской империи (изначально – с согласия римлян) и победить в полевом сражении под Адрианополем восточно-римского императора Флавия Юлия Валента II, пытавшегося подавить волнения, вспыхнувшие среди готских беженцев вследствие неслыханных злоупотреблений «ромейских» провиантских чиновников (в 378 г.). Атанарих в этом походе не участвовал, полагаясь на естественную оборонительную мощь труднопреодолимой Карпатской дуги. Отступив со своей частью вестготов за реку Гиерас (ныне – Когильник), готский «юдекс» осел на территории нынешней Трансильвании. И лишь зимой 380–381 гг., видимо, в весьма почтенном возрасте, переправился через Истр, чтобы, с согласия восточно-римского императора Флавия Феодосия I Великого, направиться в Константинополь. Император Феодосий (Теодосий, Теодозий), после подавления восстания враждебных врагу христиан Атанариху готов Фритигерна (преимущественно – христиан арианского вероисповедания), стремясь предупредить возможность новых выступлений, пригласил поселиться на римской территории и Атанариха с его готами-язычниками. Таким образом, православный самодержец христианской Римской «мировой» империи создавал в лице готов-язычников Атанариха противовес готам-арианам Фритигерна. Исторически засвидетельствовано, что 11 января 384 г. Атанарих торжественно вступил в Новый Рим на Босфоре, где был с великими почестями принят августом (или, по-гречески, севастом) Феодосием. Благоверный «василевс ромеев» лично вышел навстречу главному гонителю готских христиан. «Тиудансу», скончавшемуся уже через четырнадцать дней в столице Восточной империи. Не в меньшей степени, чем блестящий прием, величие римской императорской власти продемонстрировали государственные похороны, устроенные христианином Феодосием «нехристю» Атанариху. Правда, православный император Феодосий I любил ариан (злостных еретиков, с его точки зрения), не больше, чем Атанарих (преследовавший всех «своих» христиан, но, поневоле – ариан, составлявших среди них большинство; почему – мы скоро узнаем). Император Феодосий I сам шел на похоронах перед погребальными носилками готского «юдекса».

По Аммиану Марцеллину, «Атанарих был изгнан из родной земли ВСЛЕДСТВИЕ ЗАГОВОРА БЛИЗКИХ ЕМУ ЛЮДЕЙ (выделено нами – В.А.) бежал в Константинополь, где и скончался. С подобающим великолепием его погребение было совершено по нашему (тогдашнему римскому христианскому, т.е. православному! – В.А.) обряду».

При упоминании о столь внезапной смерти столь высокопоставленной персоны в Константинополе всякий, прежде всего, невольно думает об отравлении. Именно этим способом в царственном граде на Босфоре предпочитали избавляться от «нежелательных элементов».

Не исключено, что какой-нибудь ревностный приверженец христианства, решил отомстить Атанариху за жестокое преследование старым готским судьей христиан («лучше поздно, чем никогда»), подмешав малую толику «смертного зелья» в, вероятно, слишком обильное, да к тому же, непривычное для готского желудка, угощение. Вкусы и кушанья «ромеев» весьма отличались не только от тогдашних готских, но даже от наших современных. Конечно, основная масса трудового люда, обдираемая налоговиками императора, как липка, перебивалась кое-как лепешками из муки грубого помола, кашей, зеленью, вареными бобами. Зато на трапезах скоробогатых «новых римских», знати и уж тем более благочестивых императоров «ромеев» подавали подлинные кулинарные шедевры. Причем не просто какие-то спинки карпа в хиосском вине (любимое ПОСТНОЕ блюдо императора Констанция II, сына Константина I Великого). А, скажем, считавшееся особо изысканным кушанье под названием «монокифрон», состоявшее из белых капустных кочерыжек, свиного сала, рыбы четырех сортов (стерлядь, сазан, горбыль и даже рыба-меч!), яиц и сыра разных видов. И все это готовилось в одном котле и подавалось на стол в одном блюде! Как было готским «варварам», пусть даже самым знатным, с непривычки все это не только проглотить, но и переварить? Хотя вполне возможно, что дело не только в непривычной кухне. А просто зимнее путешествие из Дакии в Константинополь слишком утомило дряхлого готского «юдекса». И он, «оттянувшись по полной» в Царьграде, пал жертвой инфаркта или инсульта. Несмотря на то, что Атанарих умер, договор, заключенный покойным с Римской «мировой» империей, оставался в силе до самой смерти императора Феодосия I Великого. Многие знатные вестготы вступали в римскую армию и часто достигали видных должностей.

Об особом уважении, которым Атанарих пользовался у римлян, свидетельствует, прежде всего, то, что август Востока Валент II после трех не слишком успешных для римского войска походов на вестготов (с целью наказать их за посылку «ограниченного контингента» своих «воинов-интернационалистов» на помощь узурпатору Прокопию; успели ли вестготы повоевать под знаменами мятежника до его разгрома Валентом II, нам не известно, ибо ни один из авторов не сообщает об этом) был вынужден заключить с ними мир. Этот мир восточных римлян с готами был заключен на гребных судах (видимо, накрытых помостом) посреди Истра, в равном удалении от территорий недавних противников, «чтоб никому не было обидно» (так же много позже – при заключении Тильзитского мира в 1807 г. – встретились посреди Немана императоры Наполеон и Александр). И всему миру стало ясно, что вестготы никакого поражения не потерпели. А император Валент никакой победы над вестготами не одержал (хотя после поражения мятежника Прокопия готы из шедшего ему на помощь «ограниченного контингента» были пленены войсками Валента а и распределены по городам вдоль Дануба).

Как писала о мире, заключенным августом восточных римлян Валентом II с «юдексом» западных готов Атанарихом, в своей работе «Политические интересы поздней Римской империи в Северном Причерноморье» Ирина Евгеньевна Ермолова: «Новым по сравнению с предыдущим этапом истории в отношениях Римской империи с северопричерноморскими народами было то, что< … > после окончания военных действий был не только установлен мир и, как обычно, даны заложники < … > , но одновремннно были урегулированы торговые отношения готов с империей». Ведь запрет всяких торговых отношений, согласно Аммиану Марцеллину (утверждающему, кстати говоря, что до столкновения с «древлянами» Атангариха в 369 г. Валент напал на «воинственное племя гревтунгов», шедших, по мнению Гервига Вольфрама, на помощь тервингам), «ввергал варваров в крайний недостаток в самом необходимом», и послужил одной из серьезных причин прекращения войны.

В книге XXVII своих «Деяний» Аммиан писал:

«Император, человек недалекий, но вообще весьма трезво оценивавший положение дел, пока его не развратили льстецы, и он не истерзал государство достойными вечных слез убийствами, подверг этот вопрос тщательному обсуждению и решил, что следует дать готам мир. И вот с нашей стороны были посланы к ним Виктор и Аринфей, состоявшие тогда магистрами пехоты и конницы. Когда они подтвердили в своих донесениях, что готы согласились на предложенные условия, выбрано было подходящее место для заключения мира. И так как Атанарих заверял, что он связан страшной клятвой и заветом отца своего никогда не ступать на римскую землю и нельзя было его заставить, а императору было непочетно переходить к нему, то решено было, что они встретятся на гребных судах на середине реки. Император с оруженосцами с одной стороны и Атанарих со своими людьми с другой встретились для заключения мира, согласно условиям. Устроив это дело и получив заложников, Валент возвратился в Константинополь».

В этом кажущемся вполне достоверным и далеком от выражения каких-либо симпатий к готам фрагменте «Деяний» Аммиан изображает Атанариха достойным, во всем равным римлянам, военно-политическим противником. Римляне вынуждены послать в его земли своих переговорщиков (чего победители обычно первыми не делают, принимая посланников от побежденных). Ни в ходе предварительных, ни в ходе основных переговоров готский «юдекс» не предстает перед читателями «варваром». «Темным дикарем», которого без всякого труда обводят вокруг пальца императорские чиновники и военачальники («ипаты и стратиги»). Август Валент II вынужден пойти на то же унижение, на которое был вынужден пойти император и самодержец всероссийский Александр I в 1807 г. в Тильзите. Атанарих – живое подтверждение одного из наиболее оспариваемых историками утверждений Иордана: среди готов имелись высокообразованные люди, по праву считавшиеся учителями своего народа.

Август Феодосий I Великий – не столько победитель, сколько умиротворитель готов – был (подобно своему менее удачливому предшественнику Валенту II) вынужден «воленс ноленс» удостоить Атанариха, именуемого то князем германских племен, то – «судьей», великих почестей, как равный – равного. По сравнению с Атанарихом, другой владыка готов – Германарих (вошедший в историю, прежде всего, благодаря совершенному им, из страха перед гуннами, самоубийству – если верить Аммиану), кажется более великим и могущественным. Но в то же время – и более архаичным, своего рода пережитком более древней эпохи германской истории. Хотя именно Германариху довелось «выковать своим мечом» первую германскую великую державу и сохранять ее целостность до конца своей жизни. Как долго – мы сказать пока, увы, не можем. Ибо между ста десятью годами, которые щедро отводит Германариху в «Гетике» Иордан (в столь продолжительный срок жизни готского царя сегодня мало кто верит), и шестьюдесятью-семьюдесятью годами, вполне достаточными для того, чтобы назвать прожившего их государя «очень старым», «достигшим преклонного возраста», остается примерно тридцатилетний «люфт», или «просвет». Но, как бы то ни было, можно считать, что носителя верховной власти над «зоной остготского влияния» на протяжении большей части IV в. вплоть до катастрофы 375–376 гг., связанной с гуннским нашествием, звали Германарих. Хотя по-готски его имя звучало скорее всего как «Аирманареикс». Интересно, смог бы он, в менее преклонном возрасте, отразить гуннский натиск? Могли ли гунны напасть на остготов в молодые годы Германариха, скажем, в 365 или в 370 г.? Исследователи не устают задавать себе и другим подобные вопросы, хотя навряд ли можно надеяться получить на них ответ. История вещает нам устами Аммиана Марцеллина в книге XXХI его «Деяний»:

«И вот гунны, пройдя через земли аланов, которые граничат с гревтунгами (остготами – В.А.) и обычно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе. При их содействии они смело прорвались внезапным нападением в обширные и плодородные земли Эрменриха (Германариха – В.А.), весьма воинственного царя, которого страшились соседние народы, из-за его многочисленных и разнообразных военных подвигов».

Итак, по неопровержимому свидетельству римского военного историка, Германарих на протяжении своей долгой жизни и долгого успешного правления, постоянно проявлял мужество, вселял в соседей страх и трепет перед готами, уважение к готскому имени, неустанно сплачивая созданную им готскую державу. Царство, пределы которого достигали оставленных готами областей к северу от Данпарстадира и даже Янтарного моря. Где еще оставались не ушедшие в поход на юг «рейдготы»– «гнездюки». Эта великая «варварская» держава (следующую создаст царь гуннов с готским именем Аттила), разумеется, не имела границ в современном смысле этого слова. Да и основа, на которой Германариху удалось сплотить ее и удерживать от распада, должна рассматриваться с учетом тогдашних условий. Под тогдашним, а не современным углом зрения. Готский царь вполне довольствовался регулярной данью, получаемой им в Данпарстадире от покоренных племен. На большее его власть, особенно в отдаленных областях – к примеру, у эстиев в устье Вистулы – и не претендовала. С другой стороны, не подлежит сомнению и то, что в менее отдаленных областях он вел войны, покоряя народы, многие из которых, несомненно, не были связанны с готами или вообще с германцами, общим происхождением.

В годы Второй мировой войны опьяненные своими первоначальными успехами подданные гитлеровского «Третьего рейха» (именуемые Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием Страгородским «безбожными готами») стали свидетелями того, как рухнул германский Восточный фронт. Фронт, простиравшийся от Финляндии до Чёрного моря (говоря словами популярной в то время немецкой солдатской песни). Невзирая на все ухищрения изощренной и, надо признать, весьма эффективной (фактически, до самого конца войны) геббельсовской пропаганды, этот фронт не мог не рухнуть. В 1942–1943 гг. он начал рушиться, чтобы окончательно развалиться в 1944 г., под ударами превосходящих сил советской Красной армии. Но, даже если представить себе – хоть история и не знает сослагательного наклонения! – что немцы смогли бы удержать тогда Восточный фронт, он все равно неминуемо рухнул бы пятью или шестью годами позже. Рухнул бы даже без активных наступательных действий советских войск. Просто в силу своей чрезмерной для немцев протяженности, неблагоприятных для них условий местности («в России нет дорог, есть только направления») и климатических условий («генерал Грязь» и «генерал Мороз»). Как говорится, «что русскому здорово, то немцу смерть!» …

Между тем – при всей условности, возможно, некорректности или даже недопустимости подобного сравнения с точки зрения реальной истории! – Германарих как-то ухитрился, со своими несравненно слабейшими (во всех отношениях) силами, чем силы германского вермахта и армий стран – союзниц гитлеровского «Тысячелетнего рейха», на протяжении почти столетия удерживать именно этот «Восточный фронт», простиравшийся «от Финляндии до Черного моря»! Разумеется, удерживаемый властителем позднеантичных готов «фронт», рухнувший, в конце концов, под гуннским натиском, был не сплошным, как фронт, удерживаемый германскими войсками Гитлера (менее трех лет) через шестнадцать веков после падения державы готского царя. «Фронт», удерживаемый в IV в. Германарихом, опиравшимся на покоренные им народности, представлял собой скорее отдельные опорные пункты, островки готского владычества в море (или, если угодно, болоте) разноязыких иноплеменников (тоже, кстати говоря, не слишком многочисленных). Тем более, что покоренные им племена, похоже, то и дело восставали. Локализация покоренных Германарихом, согласно Иордану, северных народов приводит нас в области, расположенные в 2000 и более километров от основной области расселения готов на территории нынешней Южной Украины. Размеры подвластной готскому царю территории оказываются слишком обширными, чтобы не заставить многих историков (например, академика Б.А. Рыбакова) усомниться в их достоверности. Тем не менее, ничто не мешает нам признать, что готы предприняли такую попытку. В пользу нашей версии говорит следующее. Подконтрольная готам Германариха область Нижней Оки простиралась вплоть до Волги (именуемой в древности, до прихода кочевых булгар-болгар, по которым ее переименовали, «великой рекой Ра»). А затем – от излучины Волги вверх по течению Камы и далее за притоки Камы – реки Чусовую и Белую – до золотоносных Уральских (в древности – Рифейских, или Рипейских) гор. Благодаря своим месторождениям драгоценных металлов (прежде всего – залежам серебра) и высоко ценившихся в Древнем и Античном мире самоцветов (яшмы, малахита, изумрудов и др.) эти земли (подобно Янтарному берегу) с незапамятных времен привлекали торговцев, совершавших ради наживы столь дальние путешествия. Не менее ценными предметами вывоза из данных областей были продукты бортничества (пчеловодства) – мед и воска, а также пушнина. Весьма вероятно, что высылаемые готами военные экспедиции были направлены на захват в готские руки этой торговли и использования ее для собственного обогащения. Эта цель вполне могла быть готами достигнута. Судя по сохранившимся памятникам черняховской культуры, готы – сильнейший, по общему мнению римлян, эллинов и варваров, из германских племенных союзов – обладали всеми военными и интеллектуальными возможностями для распространения своей власти на столь обширные территории и удержания их в зависимости от себя. И, разумеется, не стоит – повторим это еще раз! – подходить в державе Германариха с современными мерками. Скорее следует говорить об остготском протекторате – в частности, в Прикамье. После того, как повелитель готов поставил в зависимость от себя народы Севера, он покорил германское племя герулов (эрулов, элуров) в низовьях Танаиса. Борьба, которую Германариху пришлось вести с царем герулов Аларихом, была крайне жестокой. Из «Гетики» Иордана следует, что Германариху было очень нелегко покорить герулов: словами «Herulorum cedes» («побоище, резня эрулов») Иордан как бы подчеркивал значительность победы, одержанной готским царем. То обстоятельство, что готы Германариха сперва отправились походом далеко на северо-восток, и лишь затем покорили своих ближайших соседей герулов, может быть связано с тем, что, прежде чем поставить герулов на колени, Германарих счел необходимым полностью уничтожить их экономическую базу, лишив транзитной торговли с народами Поволжья. В результате победы над герулами готы смогли контролировать все торговые пути от излучины Волги вниз по течению до Дона и Черного моря.

Никому из предшественников Германариха – ни Гапту (Гауту), ни Хулмулу (Гулмулу), ни Хисарне (Гизарне), ни прочим, как бы их ни звали, не удалось объединить племена, которыми они правили, в подлинную державу. Честь этого невероятного достижения, потребовавшего приложения почти сверхчеловеческих сил (учитывая обстановку той, мягко говоря, беспокойной древней эпохи) досталась Германариху. Сначала он покорил те племена остготов и их соседей, что еще не признавали власти рода Амалов. Затем – целый ряд (прото)славянских (венетских, по Иордану, или венедских, но никак не вендельских и не вандальских), угрофинских и даже балтийских народностей, включая эстиев. Как уже говорилось, к середине IV в. род Амалов в его лице властвовал над крупнейшей из тогдашних германских держав. Власть Германариха простиралась на земли от нынешнего Финского залива до Евксинского понта. Включая большую часть европейской территории современной России и Украины. Согласно «Гетике», остготский царь за годы своего долгого правления покорил следующие племена: гольтескифов (Goltescytha), тиудов (Thiudos), инаунксов (Inaunxis), васинабронков (Vasinabroncas), меренсов (Merens), морденсов (Mordens), имнискаров (Imniscaris), рогов (Rogas), тадзанов (Tadzans), атаул (Athaul), навего (Navego), бубегенов (Bubegenas), колдов (Coldas).

Попробуем истолковать эти приведенные в «Гетике» этнонимы (?):

Гольтескифы – «золотые скифы», ибо Golt или Gult(an) значит по-готски: «золото» – вероятнее всего, народы, проживающие в областях уральских золотых месторождений. «Скифами», в широком смысле, как известно, все античные авторы называли жителей всех территорий, лежащих севернее Понта Евксинского и простиравшихся до Ледовитого океана, Сибири и степей Центральной Азии («восточные скифы» – азиатские саки и массагеты, «северные» – аримаспы, исседоны и т.д.). Название «тиуды» (в готском и других германских языках – «народы»), видимо, относится к «гольтескифам». То, что в списке данников Германариха «гольтескифы» и «тиуды» перечисляются раздельно, как разные народы-данники, очевидно, объясняется ошибкой переписчика. Изначально в «Гетике» у Иордана было написано: «народы гольтескифов» (Goltescytha Thiudos). Впрочем, по другой версии, «тиуды» – это «чудь» древнерусских летописей и сказаний, финноугорские народы (или один из них), чей этноним (?) созвучен собирательному названию целого ряда племен и народов, как правило, прибалтийско-финской группы угрофинской общности, но не только: «чудь белоглазая» – дославянские жители современной Архангельской области России, «чудь заволочская» (впервые упомянутая в «Повести временных лет» XI века) – древнее дославянское население Заволочья – и др. Правда, при рассмотрении данной, второй версии остается непонятным, почему пришедшие впоследствии в места обитания «чуди» восточные славяне, предки русского народа, назвали автохтонов своей новой родины этнонимом однозначно германского, готского происхождения (ведь сами себя указанные угро-финны «чудью» никогда не называли). Данное загадочное обстоятельство заставляет отдать предпочтение первой версии. Мы затрудняемся «расшифровать» этноним «инаунксы», однако считаем возможным локализовать их рядом с «народами золотых скифов». Ибо перечень зависимых от Германариха народов явно составлен Иорданом по принципу соседнего проживания. «Васинабронки» же суть «ВасинаБ(Э)Ронки», т.е., согласно результатам лингвистического анализа этнонима – жители равнинной страны с пышными травами, богатой водоемами и местами заболоченной, чьим тотемным зверем является медведь («бэр»). А по истолкованию академика Бориса Александровича Рыбакова, «васинобронки», как и в случае «гольтескифов» – сведенные, по ошибке переписчика, в один этноним «весь» (вепсы – финское прибалтийское племя, предки нынешних вепсов и части карел) и «пермяки» (пармаэки, финно-угорская народность коми). «Меренсы» и «морденсы» – поволжские финно-угорские народности меря и мордва. К финно-угорской этнической группе принадлежат и следующие за ними в списке Иордана «имнискары» – бортники (пчеловоды), именуемые в Древней Руси «мещерой», «мещеряками». Хотя некоторые авторы – к примеру, Александр Николаевич Азаренков, сближают мещеру-мещеряков с мадьярами-маджарами-уграми-венграми. «Роги» (Rogas) и «тадзаны» (Tadzans) – явно очередная ошибка переписчика. Как и в случае с «гольтескифами» и «тиудами», эти ошибочно написанные раздельно (да еще и некорректно) слова следует свести воедино – тогда из совершенно непонятных Rogas и Tadzans получится ясное и понятное Roastadjans, т.е. «обитатели берегов Роа». Или Ра – нынешней реки Волги, не раз менявшей в истории свои названия, одним из которых было Итиль, Эдиль, Атель или Атиль – в честь повелителя гуннов Аттилы (?). «Атаул» (в некоторых тюркских языках – «передовой отряд», «передовое кочевье») – вероятно, передовое кочевье какого-либо тюркского народа, ставшее, возможно, полукочевым-полуоседлым (как впоследствии – тюркиякуты). Или же «посаженное на землю» готским царем. Так впоследствии древнерусские князья «сажали на землю» подчиненных ими тюркских кочевников – берендеев, торков, черных клобуков и проч. Согласно толкованию академика Б.А. Рыбакова, «атаул» – водюл(ы), т.е. водь, финно-угорское племя. «Колды» же – голядь (галинды, балтоязычное племя). Под «бубегенами» скрываются хорошо известные античным авторам певкины – древнее германское (скорей всего) племя. Певкины входили в упоминавшийся выше племенной союз бастарнов (порой их прямо идентифицируют с бастарнами) и приняли, по мнению многих, участие в этногенезе славян. Определить этническую принадлежность «навегов» мы, признаться, затрудняемся. Да и вообще, дошедшую до нас от Иордана информацию о размерах державы Германариха нельзя полностью подтвердить археологически. Северная граница черняховской культуры, с которой связывают готов, в то время не доходила ни до Балтийского моря, ни до Урала. Подобно тому, как «Гетика» различает «собственные народы» царя готов Германариха и покоренные им народы Скифии и Германии, существует также разница между областью расселения готов в собственном смысле слова (т.е. культурами черняховского круга), и сферой влияния державы Германариха. Как говорится, тема еще ждет своих исследователей… Более важным представляется нечто другое.

Через тысячу шестьсот лет после самоубийства готского царя Адольф Гитлер (кстати говоря, тоже покончивший с собой, причем при аналогичных обстоятельствах), мечтавший о «тысячелетнем рейхе», провозгласил германскую державу от Прибалтики до Крыма будущим ареалом, жизненным пространством, «лебенсраумом» для немецкого народа. Но того, чего Гитлеру не удалось добиться с помощью танковых клиньев и пикирующих бомбардировщиков, как ни странно, удалось добиться не имевшему ни танков, ни «штук» легендарному Германариху. Правда, всего на несколько десятилетий. Пока по его душу не явились гуннские «видимые бесы».

«Влечение к военным предприятиям волновало весь варварский мир, и спокойствие Галлии и Италии было нарушено переворотами, происшедшими на далеких окраинах Китая. Бежавшие от победоносного врага гунны направились к западу, и этот поток разрастался от беспрестанно присоединявшихся к нему пленников и союзников. Племена, спасавшиеся от гуннов бегством, в свою очередь воодушевлялись жаждой завоеваний; бесконечные толпы варваров обрушивались на Римскую империю с постоянно возраставшей тяжестью, а если самые передовые из них были уничтожены, то вакантное место немедленно замещалось новыми хищниками», писал Эдуард Гиббон в своей «Истории упадка и крушения Римской империи».

«Пораженный силой этой внезапной бури (нашествия гуннов в союзе с покоренными ими аланами – В.А.), Германарих в течение долгого времени старался дать им решительный отпор (вариант перевода: «устоять перед натиском объединенных гуннов и аланов» – В.А.) и отбиться от них; но так как молва все более усиливала ужас надвинувшихся бедствий, то он положил конец страху перед великими опасностями добровольной смертью» («Гетика»).

Итак, смерть Германариха произошла еще до смерти Атанариха. И эта смерть царя остготов представляется не менее загадочной, чем смерть вестготского «судьи». Нам, разумеется, известно, что римляне, попав в безвыходное положение или разбитые в бою, порой кончали с собой при помощи меча или кинжала (Брут, Катон, Антоний, Вар, Нерон, Отон и многие другие). У них (как и у греков) это считалось достойным способом уйти из жизни. Но именно у них. Не у германцев.

Некоторые позднейшие историки дают приведенному выше фрагменту труда Аммиана следующее истолкование. Угроза гуннского нашествия возникла совершенно неожиданно для Германариха. И потому была, вероятно, переоценена дряхлым остготским царем. Не видя способов предотвратить внезапную угрозу, старик пришел в отчаяние. Хотя, с другой стороны, согласно тому же Аммиану, «в течение долгого времени» старался дать тем же гуннам «решительный отпор и отбиться от них»! Старцу было необходимо принять решение, от которого зависела судьба его многоплеменной державы. Страх ответственности привел Германариха к душевному кризису. К некому нервному срыву. Не выдержав стресса, он совершил самоубийство. А фактически – «побег» от пугающей реальности. Побег туда, где никаким гунны было его не достать. Иные думают, что царь остготов добровольно принес себя в жертву. Ради победы своего войска над гуннами. Видя, что готы терпят поражение, и желая самоубийством умилостивить богов. Чтобы боги, удовольствовавшись его жизнью, все-таки даровали готам победу. Подобные добровольные само-жертвоприношения практиковались в разное время и у разных народов. Включая древних греков и римлян. Достаточно вспомнить греческие мифы Фиванского цикла, «Историю Рима от основания города» Тита Ливия и др. источники.

Но, если перечитать выдержанное в довольно-таки странном тоне сообщение Аммиана, может показаться, что ему самому не очень-то понятен смысл описанного им события. В самом деле. Воинственный царь воинственных германцев, проведший всю свою долгую, особенно по тем далеким временам жизнь, в боях и походах – неизменно славных и победоносных для него! -, вдруг не решается в последний раз, быть может, в своей жизни, скрестить оружие с врагом! А ведь известно: кто-кто, а уж древние германцы не могли себе представить лучшей смерти для всякого уважающего себя не только царя, князя, герцога, но и простого воина (а воином у них считался всякий свободный мужчина, облеченный, в силу своего статуса, правом носить оружие и участвовать в военных походах!), чем славная, почетная, «мужская» смерть с оружием (желательно, окрашенным кровью сраженного врага) в руках на поле брани. А не позорная для воина «соломенная смерть» от старости или болезни. Мало того! Даже почувствовав приближение смерти в мирное время, от той же старости или болезни, германский воин брал в руки меч или копье и, воздев его к небу, умирал с именем Вотана (у северных германцев – Одина), бога воинов и мертвых, на устах. И разве могло «трусливое», с готской и вообще с германской точки зрения, самоубийство (в отличие от представителей, других народов, с которыми воевали римляне – например, пунийцев или даков, да и самих римлян, в сходных ситуациях – нам не известны случаи, когда бы германцы кончали с собой, чтобы не попасть в плен) сравниться с гибелью в честном бою? С гибелью от вражеского оружия. Гибелью, открывавшей воину, павшему со славой, прямой путь в загробный мир. Путь к веселой и разгульной жизни в чертоге павших героевэйнгериев. Воинов, избранных богом-кудесником Вотаном для своего войска «живых мертвецов», приберегаемого для финальной битвы с силами зла в день Рагнарёка – Гибели (Сумерек) богов. Путь к загробной жизни, полной пиров с богатырями прежних времен, рогов с медом и пивом. Полной сладостных утех с постоянно обновляющими свою девственность дочерьми Одина – божественными амазонками-валькириями. И постоянно возобновляющихся сражений друг с другом!

Как бы то ни было, воинственный седобородый готский старец обладал исключительной жизненной силой. Данное обстоятельство играет немаловажную роль в объяснении самими германцами причин загадочного ухода – нет, бегства готского царя в загробный мир. В то, что он покончил с собой, устрашившись врага, естественно, не мог поверить никто, осведомленный о подвигах Германариха. Кто мог всерьез поверить, что правитель и военачальник, всю свою жизнь проведший в войнах и только лишь благодаря этим, выигранным им, войнам, сумевший создать свою громадную державу, скрепленную силой его победоносного оружия, бросился на собственный меч? Не вонзив его предварительно как можно глубже в гуннскую или аланскую грудь? Что Германарих, мужественно противостоявший гуннам и аланам, вдруг ни с того ни с сего прекратил им сопротивляться, внезапно вняв молве о связанных с их нашествием «ужасных бедствиях»? Хотя он, уже вступивший в вооруженную борьбу с гуннами и гуннскими союзниками, никак не мог об этих приносимых ими бедствиях не слышать?! Известие о самоубийстве Германариха стало наиболее убедительным и широко известным свидетельством страха перед гуннами и ужасающего воздействия молвы о гуннском массовом терроре на всех современников. Но именно поэтому ему отказывались верить соплеменники самоубийцы, как и прочие германцы. Для готов смерть их величайшего царя должна была иметь иные причины.

Объяснения народными массами исторических событий, не подкрепленные надежными и убедительными доказательствами, историки называют легендами или сказаниями. Легенды и сказания так, сказать, «заполняют бреши». Ликвидируют «белые пятна истории». Удовлетворяют определенные потребности коллективной памяти народа. Но, чтобы выполнять эту задачу, они не должны быть выдуманными от начала и до конца, Не должны быть полностью и заведомо вымышленными. В отличие от сказок. То, что призвано выполнять указанную задачу, должно звучать достоверно. И соответствовать хотя бы некоторым известным фактам.

Поэтому-то создание легенды вокруг столь выдающейся фигуры эпохи Великого переселения народов, как царь остготов Германарих (не только слывший, но и бывший, несомненно, не только грозным полководцем, наводящим страх на внешних врагов, но и свирепым тираном для своих подданных), имеет выдающееся значение со всех точек зрения. В т.ч. и с точки зрения изучения отношения к гуннам народов, пострадавших от гуннского нашествия. О не описанной подробно пером историка фазе гуннского нашествия (поскольку эта фаза пришлась на время до начала вторжения гуннов в земли римлян, где имелись историки, способные это вторжение гуннских «кентавров» подробно описать) – первом вооруженном столкновении гуннов с готами – у нас имеются лишь предельно лаконичные сообщения античных авторов. А вот в германском героическом эпосе память об этом важнейшем событии IV в., напротив, сохранились. Рассмотрим свод героических сказаний о Германарихе (напомним, что у Иордана в «Гетике» он именуется буквально «Герменериг»; в древнейшем из германских эпосов – англосаксонском эпосе «Ведсид» – «Эорманрик» ; в древнейшей эддической песни «Речи Хамдира» – Ёрмунрекк(р)»; в древнеанглийском эпосе «Беовульф» – «Эрменрек», в действительности же его имя произносилось по-готски скорее всего как «Аирменереикс»), дошедший до нас лишь в позднейших переложениях, а также его нордическую (северогерманскую, скандинавскую, исландскую) редакцию. Согласно им, при дворе Германариха жила красавица по имени Сунильда (Свенильда, Свенельда, Сванхильда, Сванхильд, Свангильда, Шванхильда или Шванхильд, в разных сагах, песнях и других источниках – по-разному), происходившая из покоренного им рода (или народа) росомонов. Многочисленных спекуляций о происхождении этнонима и народа росомонов, попыток доказать родство росомонов с роксоланами (россо-аланами), русколанами (русо-аланами) или древними рус(с)ами-рос(с)сами, а рус(с)ов-рос(с) ов – со славянами мы здесь касаться не будем, ибо это увело бы нас слишком далеко в сторону от основной канвы нашего повествования. Хотя теоретически возможно все. Тем более, что на эту тему и без нас исписано множество страниц. Так, например, наш соотечественник, философ, герменевтик и историософ Леонид Александрович Гурченко, вообще не считает росомонов отдельным племенем или народом, утверждая в главе «Кто вдохнул варягам-руси имя Русь» своей книги «Вынуть дьявола из мелочей», со ссылкой на статью Ирины Владимировны Зиньковской «К вопросу о росомонах Иордана в свете древне-германской эпической традиции», опубликованной в 2008 г. в Воронеже в сборнике трудов, посвященных памяти Андрея Олеговича Амелькина «История общественного сознания»: «Росомоны, к примеру, на поверку оказались не названием этноса, а готским термином, обозначающим придворных Эрманариха. Rohsns = др. греч. ойкос, «двор» – «дом», семья, род»; «ойконрос» – «стерегущий дом, страж дома»; manna – «муж». Rohsomannos (росоманнос) – rosomoni (росомони) по-готски могло означать «люди двора», «дворские люди», т. е. «дворяне», «придворные». Но это так, к слову…

По Иордану, жившему через много столетий после Германариха и считающего росомонов «народом», «родом» или «племенем» , супруг Свенильды, чье имя очень напоминает имя соратника (или соратников) русских князей Игоря-Ингоря-Ингвара Старого, Святослава и Ярополка – Свенельда (или Свенельдов ), был чем-то вроде постоянного посланника этого (на)рода при дворе царя остготов. И покорно исполнял все его приказания. Германарих часто отсылал его с разными поручениями к росомонам. Ибо в отсутствие мужа красавица Свенильда оставалась без опеки при дворе остготского царя. И могла невозбранно посещать его опочивальню. Ведь Германарих обращался с женщинами не иначе, чем с покоренными им народами. Он был их повелителем, берущим все, что пожелает. Существуют даже такие редакции этого сказания и такие толкования истории о Свенильде, согласно которым властный сластолюбец Германарих не пощадил даже чести собственной дочери. Поскольку она была рождена ему не законной женой, а наложницей. Свенильда (имя которой истолковывается как «дева-лебедь», «лебедка», от «свен» – «лебедь»), отличалась не только красотой, но и умом. Или, если угодно, коварством и хитростью. Она пользовалась своей близостью к готскому владыке, чтобы, уединяясь с ним для плотских утех, выведывать у старца все, что ее интересовало. С учетом данного обстоятельства версия, что Германариху было в описываемое время сто лет – не говоря уже о ста десяти! – представляется крайне сомнительной. Дело ведь происходило накануне гуннского нашествия, которого остготский царь не пережил ! Неужели он почти до самой своей гибели вел активную половую жизнь – в стодесяти- или даже столетнем возрасте? «Не то, что нынешнее племя ! Богатыри – не вы!..» Как бы то ни было, Свенильда запоминала все, что ей удавалось подслушать из бесед царя со своими советниками. И использовала полученные столь хитроумным образом сведения на пользу своему (на)роду. На пользу росомонам. Задумавшим поднять, с ее помощью, восстание против Германариха. Однако восстание «вероломного племени» (по Иордану) росомонов было подавлено готами. Как и многие другие восстания, происходящие в обширном царстве Германариха. Готский царь, оскорбленный не только как властитель, но и как мужчина, измыслил для коварной, вероломной, обольстительной Свенильды страшную, позорную, мучительную казнь. Очевидно, ее измена ранила старца больнее, чем, скажем, измена какого-либо из подчиненных, будь он даже высокого ранга. Ведь росомонка отдавалась Германариху, как выяснилось, не по любви, а лишь с целью выспросить и обмануть его. Перед лицом всего двора красавицу раздели догола и привязали крепкими веревками к лукам седел четырех горячих жеребцов. Под ударами бичей кони разбежались на все четыре стороны. Разодрав злосчастную Свенильду, на глазах разгневанного Германариха и всех его придворных, на четыре части. Так что руки и ноги оторвались от ее прекрасного тела. Как и при казни злополучного Дамьена, покушавшегося на жизнь французского короля Людовика XV Бурбона в XVIII в., тем же самым способом – четвертованием конями.

Эта история кажется, на первый взгляд, похожей на сказку. Однако именно избранный готским царем для Свенильды истинно «варварский» и, прямо скажем, зверский способ казни принадлежит к числу несомненных свидетельств в пользу историчности, т.е. подлинности ядра данного сказания. Ибо автору «Гетики» Иордану, приведенную которым версию мы, дополнив ее другими редакциями саги, положили в основу нашего рассказа, никак не могло быть известно нечто, известное нам. То, что еще в эпоху франкских царей из дома Меровингов именно таким – варварским (без кавычек), на наш взгляд – способом было принято казнить женщин. В особенности – преступниц знатного рода, вроде царицы Брунегаут (Брунгильды), за убийство десяти членов франкской царской семьи. От Меровингов этот мучительный вид казни переняли и их преемники из династии Каролингов. Казнившие этим способом не только женщин, но и мужчин. Если верить «Песни о Роланде», по приказанию императора Карла Великого был четырьмя конями растерзан на части изменник Ганелон. Погубивший при отступлении франкского войска его арьергард во главе с графом Хруодландом-Роландом. О казни Дамьена в правление династии Бурбонов уже говорилось выше.

В общем, Свенильде был уготован, разумеется, страшный и привлекший всеобщее внимание, но все-таки достаточно обычный для готов способ казни . Она погибла смертью изменниц из ближайшего царского окружения. И даже из царской семьи. И орудием ее казни были кони, считавшиеся у древних германцев (как, впрочем, и у других народов индоевропейского корня) священными животными.

Возможно, у Германариха имелся и еще один повод учинить Свенильде столь жестокую казнь. А именно – дать урок потенциальным изменникам, вселив в них страх перед карающей десницей готского царя и ожидающем их жестоком наказании. Весть о столь зверской расправе далеко разнеслась и надолго запомнилась. Ведь у народов позднеантичной Европы еще не было ни газет и журналов, ни телевидения, ни кино, ни видео, ни Интернета. Поэтому события такого рода врезались в память всех, до кого доходила весть о них, несравненно сильнее, чем у наших современников – жертв «клипового» восприятия окружающего мира…

Поэтому молва о мучительной смерти Свенильды неизбежно дошла и до ее далекой родины. Вероятно, ее соплеменников (оставим в стороне вопрос, были ли это легендарные «росомоны» или какоенибудь сарматское племя) особенно возмутило то, что весь двор Германариха, сотни остготов, наслаждались зрелищем публичной казни Свеннльды. Идти на открытый мятеж было бессмысленно. Германарих без труда смирил бы непокорных данников так же, как уже смирял их и другие племена до них. Поэтому ближайшие родственники «лебедки» – либо два брата, либо три брата казненной, либо два брата и супруг Свенильды – отправились в Данпарстадир, проникли в «киевский» дворец остготского царя, подстерегли его в темном закоулке и нанесли старцу тяжелое ранение. Если верить «Гетике» – «вонзив ему в бок меч». Что помешало Германариху, страдавшему от тяжкой раны, лично возглавить свое дотоле непобедимое войско в войне с гуннами.

В дни военной страды той далекой эпохи цари и вожди были обязаны пребывать всегда в гуще схватки. «Впереди, на лихом коне». В самом опасном месте кровавой сечи. Да и могло ли быть иначе? Как мы помним, немецкое слово «фюрст» («князь», «государь». «монарх»), происходит от древнегерманского «фуристо», т.е. «первый (в воинском строю»). И означает, соответственно, «передовой боец»! Как, кстати, и латинское слово «принцепс» (от которого происходит слово «принц») – один из титулов римских императоров. Ведь «принцепсами», или «принципами», как мы знаем, изначально назывались воины первой шеренги древнеримского легиона, передовые бойцы. А слово «герцог», аналогичное латинскому «дукс» -«вождь», предводитель (войска)» – происходит от древнегерманского «герицого», Что означает: «выступающий впереди (во главе) войска». Опять-таки – передовой боец! А иначе – какой же ты царь?

Осознав свою неспособность возглавить, как и встарь, во всеоружии, верхом на боевом коне, поход остготского народа, Германарих совершил самоубийство. Не из страха. А чтобы освободить место для нового, полного сил, царя. Хотя самоубийство Германариха и привело, в конечном счете, к гибели остготского царства, его доброе имя и честь были сохранены. Ибо он действовал не из «гуннобоязни», а из добрых побуждений.

Нетрудно догадаться, как доволен был Иордан этим объяснением. Оно давало ответы на все недоуменные вопросы, придавая позорному поражению романтический ореол с оттенком мрачного трагизма. Не тускневший от того, что столь великий государь, как Германарих, все же представал таким жестоким. Германские «судебники» предоставляли обманутым супругам право самим наказывать своих неверных жен за измену, изобретая для них наказания по своему собственному усмотрению. В эпоху Средневековья разгневанные рогоносцы так и поступали. Например, короли Артур Британский и Марк Корнуэльский приговорили своих жен-прелюбодеек Гиневру и Изольду (изменивших им, соответственно, с доблестными рыцарями Ланселотом и Тристаном) к сожжению на костре. Но это так, к слову…

Герман Шрайбер, известный немецкий специалист в области изучения культуры и истории германцев, выдвинул тезис о глубокой древности эпоса о Эрманрихе-Германарихе. При этом он особо подчеркивал соответствие его содержания идеалам германских народов: «Нашему взору предстают великая держава Эрманриха и неудачная попытка восстания порабощенного племени. Удары братьев-мстителей поразили в Эрманрихе не только личного, но одновременно и политического врага. Этот соответствующий народным представлениям, подспудный мотив покушения мы склонны считать весьма древним. Мрачный образ великого царя готов, превалирующий во всех эпических сказаниях германцев об Эрманрихе, свидетельствует о его восприятии другими германскими племенами той эпохи, в которую они были подчинены верховной власти готов, как политического врага. Этот образ создан явно не самими готами». Историки находят самые разные оправдания самоубийству Германариха, о котором сообщает Аммиан. Но главное в другом. Последующая судьба готов, живших западнее и восточнее Тираса, недвусмысленно свидетельствует: все они, включая даже столь мудрого и осторожного Атанариха, оказались перед лицом гуннских захватчиков такими же бессильными, как одряхлевший и, возможно, смертельно раненый мстителями за Свенильду накануне битвы с гуннами деспот Германарих. Гунны были не только слишком многочисленными, но и слишком быстрыми, не оставляя германцам времени собраться с силами для решающей битвы. Как писал Аммиан Марцеллин в XXXI книге «Деяний»:

«Витимир, ИЗБРАННЫЙ (выделено нами – В.А.) после его (Германариха – В.А.) кончины царем (остготов – В.А.), оказывал некоторое время сопротивление аланам (т.е. объединенным силам гуннов и аланов – В.А.), опираясь на другое племя гуннов, которых он за деньги привлек в союз с собою. Но после многих понесенных им поражений, он пал в битве, побежденный силой оружия. От имени его малолетнего сына приняли управление Алафей и Сафрак, вожди опытные и известные твердостью духа».

Таким образом, по Аммиану, грозный царь остготов Германарих, несмотря на свои многочисленные браки (надо думать – не бездетные), переселился в мир иной, не оставив законного наследника и общепризнанного преемника. Ибо Витимир не унаследовал власть над готами по праву рождения, а был ИЗБРАН (выделено нами – В.А.). В то время как после гибели Витимира в бою, его сын с общего согласия унаследовал власть над остготами, несмотря на свое «малолетство». Очередная загадка истории…

«…тяжкие обстоятельства сломили их (Алафея и Сафрака – В.А.) и, потеряв надежду дать отпор (гуннам – В.А.), они осторожно отступили и перешли к реке Данастию (Данастру-Тирасу – В.А.), которая протекает по обширным равнинам между Истром и Борисфеном. Когда слухи об этих неожиданных событиях дошли до Атанариха, правителя тервингов («древлян»-вестготов – В.А.), против которого недавно, как я об этом рассказывал, выступал в поход Валент, чтобы наказать за помощь, оказанную Прокопию, он решил попытаться оказать сопротивление и развернуть все свои силы, если (гуннами – В.А.) и на него будет сделано нападение, как на остальных (готов – В.А.). Он разбил большой лагерь на берегах Данастия в удобной местности поблизости от степей гревтунгов (остготов – В.А.), и в то же время выслал на 20 миль вперед Мундериха, который был впоследствии командиром пограничной полосы в Аравии (уже на римской службе – В.А.), с Лагариманом и другими старейшинами, поручив им высматривать приближение врага, пока он сам беспрепятственно занимался приготовлениями к битве. Но дело вышло совсем не так, как он рассчитывал. Гунны со свойственной им догадливостью заподозрили, что главные силы находятся дальше. Они обошли тех, кого увидели, и, когда те спокойно расположились на ночлег, сами при свете луны, рассеявшей мрак ночи, перешли через реку вброд и избрали наилучший образ действий. Опасаясь, чтобы передовой вестник не испугал стоявших дальше, они ринулись быстрым натиском на Атанариха». («Деяния»).

Опытный в военном деле греко-римлянин Аммиан описал здесь гуннский способ ведения войны, с которым готы и вообще германцы той эпохи были явно не знакомы. Он противоречил всему их прежнему военному опыту и их понятиям о воинской чести. Но война есть война. Не следовало использовать знатных римлян в качестве соглядатаев и оставлять речные переправы без охраны. Атанарих был разгромлен гуннами, но не смирился с поражением. Он ушел в Венедские горы, потеснив тамошних сарматов, и даже возвел в Карпатах стену для защиты от гуннов – пример выдающейся стойкости и несломленного боевого духа!

Как писал Аммиан Марцеллин:

«Ошеломленный первым ударом (гуннов – В.А.), Атанарих, потеряв кое-кого из своих, вынужден был искать убежища в крутых горах. От неожиданности этого события и еще большего страха перед будущим, он стал воздвигать высокие стены от берегов Гераза (греч. Пирета, нынешнего Прута – В.А.) до Дуная поблизости от области тайфалов. Он полагал, что быстро и основательно соорудив это прикрытие, он обеспечит себе полную безопасность и спокойствие. Пока работа велась со всей энергией, гунны теснили его быстрым наступлением и могли бы совершенно погубить его своим появлением, если бы не оставили этого дела вследствие затруднительного положения, в которое их поставило обилие добычи».

Со временем нехватка продовольствия заставила большую часть вестготов, перейдя Истр, направиться на юг. Поскольку под защитой полноводного Дануба, да еще на римской территории, они надеялись оказаться в большей безопасности от гуннов.

«Большая часть племен, которая оставила Атанариха вследствие недостатка в жизненных припасах, стала искать место для жительства подальше от всякого слуха о варварах (гуннах – В.А.). После продолжительных совещаний о том, какое место избрать для поселения, они решили, что наиболее подходящим для них убежищем будет (восточно-римская – В.А.) Фракия; в пользу этого говорили два соображения: во-первых, эта страна имеет богатейшие пастбища и, во-вторых, она отделена мощным течением Истра от пространств, которые уже открыты для перунов чужеземного Марса. То же самое решение как бы на общем совете приняли и остальные» («Деяния»). Сам Атанарих, впрочем, долго отбивался в своих горных укреплениях, пока не был покинут последними из хранивших ему некоторое время верность готов. И уж потом был вынужден отдаться под защиту императора Второго Рима (возможно, спасаясь от восставших на него собственных подданных – если верить Аммиану; не исключено, что среди восставших задавали тон готы-христиане, желавшие отомстить Атанариху за его гонения на христиан). Как нам уже известно, прожил готский судья в Константинополе недолго. И то, что «юдекс» не смог приспособиться к жизни на римской службе (в отличие от многих германских вождей до и после него) выделяет этого прирожденного бойца, «бойца по жизни», из общей массы его современников… Для готов же, как остроготов, так и визиготов, гуннское нашествие и гибель их великого царя резко оборвали эпоху создания их первой государственности. На протяжении следующих пятидесяти лет вестготы скитались, в поисках защиты, будучи в полной зависимости от Рима. Остготам, подчиненным гуннами, волей-неволей приходилось драться и грабить «цивилизованных» подданных Римской империи плечом к плечу с этими «всадниками ниоткуда», став союзниками гуннского царя с готским именем Аттила и, соответственно, противниками его братьев. Так начались самые «черные» 50 лет в истории готов. Истории, которую творили не готы, а другие – гунны и римляне. Действуя с помощью готов и – чаще всего! – против готов.