Глава 8

Система управления

Королевский двор Иерусалима претерпел много изменений с тех пор, как воины 1-го Крестового похода избрали своего первого правителя в храме Гроба Господня. Рост благосостояния королевства в XII в., соприкосновение с жизнью Востока и наглядный пример сказочных восточных дворов, их атмосфера, кухня и одеяния, сильно повлияли на двор франков на Востоке. Когда в конце XII в. дворы Европы посетила миссия из Латинского королевства, то зажиточные жители западных стран были поражены внешним видом ее участников – женоподобных, в роскошных одеждах, сильно надушенных и увешанных драгоценностями. Это посольство состояло из представителей церкви, которые приехали, чтобы просить финансовой помощи от Запада! Надо заметить, что королевский двор едва ли уступал в блеске церковным посланникам.

Первый дворец королей Иерусалима располагался в великолепной мечети Аль-Акса. Здесь территория первоначального храма выходила к южным стенам Иерусалима. Королевский дворец смотрел на древний город Давида, долину Кедрон и Масличную гору. Мечеть сильно пострадала, когда ее захватил Танкред во время штурма города. Он водрузил свое знамя на куполе и избавил мечеть от всех ее сокровищ. Но суровые воины Франции, должно быть, почувствовали, что сказка о прекрасном Востоке стала явью.

В этом дворце жили Готфрид Бульонский, Балдуин I и Балдуин II. Вероятно, при Балдуине II королевский дворец переехал из прекрасной мечети (недостатком которой было ее изолированное положение в редко населенном городе) в западную часть Иерусалима. Неясно, было ли построено новое здание королевского дворца или использована старая постройка; возможно, дворец разместился в бывшей резиденции главнокомандующего Фатимидов. Нам известно достоверно лишь то, что дворец был расположен вблизи цитадели, так называемой Башни Давида, и связан с ней. Цитадель лежала к северу, в то время как на западе дворец выходил к глубокому оврагу, который отрезал город от окружавшей его равнины, простиравшейся до кладбища Мамиллах. Это было традиционное место погребения горожан, а при крестоносцах оно стало кладбищем для духовенства храма Гроба Господня. На востоке обращенный к городу в пределах его стен дворец смотрел на греческий монастырь Святого Саввы и армянский монастырь Святого Иакова.

Как выглядел дворец, мы не знаем, так как не сохранились его описания того времени, и раскопки, подобные тем, что велись в окрестностях Башни Давида, не открыли нам свидетельств его былого величия. На карте Иерусалима XII в. дворец показан как здание в три или четыре этажа, окруженное стеной и фланкированное двумя круглыми угловыми башнями. Нижние этажи не видны за стеной; верхний этаж представлен в виде открытой галереи с аркадами. Крыша не плоская, что характерно для восточных стран, но западного типа с фронтоном, покрытая свинцовыми пластинами с декоративным узором.

Кроме Иерусалима королевские дворцы были в Акре и Тире. Дворец в Акре располагался в цитадели и стоял в центре внешней северной стены, по всей вероятности, в наиболее уязвимом месте оборонительных сооружений. Позднее он лишился своего военного облика, потому что в XIII в. новый пригород защитили прочным поясом стен. В итоге цитадель и дворец теперь были почти в центре столицы. Обычно замок служил резиденцией кастеляна, но на время визита короля и позже, когда король уже постоянно жил в Акре, он становился королевской резиденцией.

Как и во всех христианских странах Запада, Curia Regis (Суд короля) был главным органом государственного управления. Вероятно, примером в этой области была Франция. Этот факт легко объяснить, если принять во внимание происхождение правившей династии и класса воинов королевства. Однако следует заметить, что в начале XI в. различия между королевскими дворами Европы были незначительными. Двор Иерусалима, имевший консервативную природу, был подобен дворам норманнской Англии, Франции времен Капетингов и герцогов Нормандии, которые обладали реальной властью. Начав свое существование в сходных условиях, в течение XII в. европейские дворы выработали механизм управления, отвечавший процессам сосредоточения всей власти в руках монарха и новым реалиям экономической жизни. Процесс разграничения властных полномочий привел к тому, что Curia Regis стал колыбелью системы государственного управления. Выделились отдельные административная, судебная и законодательная власти. Подобного не случилось в Латинском королевстве. Его централизованная система управления закоснела на той стадии, которую она достигла где-то в 1125 г., поколение спустя с момента завоевания, и не претерпела коренных изменений вплоть до падения королевства в 1291 г. К концу существования Первого королевства (1187) этот механизм управления стал анахронизмом, а во времена Второго королевства он уже окончательно устарел.

Нелегко объяснить заторможенность его развития, а точнее, отсутствие развития. Видимо, сошлись вместе три главных фактора, которые сформировали его характерные особенности. Во-первых, нужно сказать о том, что первое поколение жило в условиях постоянных военных действий, не прекращавшихся с момента завоевания страны, что породило необходимость направить все усилия государства на решение вопросов ведения войны, дальнейшей экспансии и обороны. На этом этапе вопрос функционирования центрального аппарата управления, не говоря уже о необходимости системного развития административных функций, приобрел второстепенное значение. Особое внимание уделялось военным нуждам и эффективному управлению на местном уровне, необходимо было координировать усилия, чтобы обеспечить средствами существования короля и его вассалов, которые кое-как перебивались.

Второй фактор, который объясняет особенности развития Латинского королевства, связан с эволюцией феодализма как системы управления в государстве крестоносцев. Его отправной точкой были сильная монархия и подчинявшиеся ей дворяне-вассалы. Но если в XII в. в Западной Европе росло могущество монархии, боровшейся с центробежными тенденциями, и в итоге автономные административные единицы были интегрированы в состав королевства, то в Латинском королевстве наблюдались обратные процессы. Во второй половине XII в. нобилитет, или, выражаясь точнее, крупные магнаты стали доминировать в управлении страной. Королевские прерогативы были при молчаливом согласии сторон упразднены, и система эффективного управления сложилась на местном уровне, поскольку основные функции управления осуществлялись в рамках феодальных образований, настроенных враждебно к вмешательству центральных властей, и достаточно сильных, чтобы успешно противостоять им. Таким образом, для становления центральной администрации практически не оставалось возможностей.

Наконец, мы можем сделать еще один вывод из всего вышеперечисленного – это как бы иной аспект того же самого явления – и считать его третьим фактором, повлиявшим на развитие Латинского королевства. Этот фактор – образование Верхней палаты (la Haute Court), традиционного места встречи короля, который был ее председателем и судьей, и его вассалов для принятия совместных решений. Этот институт был выражением феодальной системы, для которой характерны патриархальные взаимоотношения. Однако в Латинском королевстве обязанность вассала «оказать помощь и дать совет» своему сеньору стала привилегией. В скором времени она была подтверждена сводом правил, которые обязывали короля не только просить совета, но также и следовать ему. В какой-то степени легитимность королевских решений стала зависеть от согласия Верхней палаты, которая тем самым могла воспрепятствовать планам короля и проведению его политики. Верхняя палата стала главной шестеренкой в механизме управления, который сильно ограничивал реальное правление короля и препятствовал созданию специализированных институтов.

В итоге королевский механизм управления хотя и развивался, но мало чем отличался от первоначального. Сохранялась опора на государственные учреждения, исторически восходившие к каролингской традиции управления вотчинами короля. Когда монархи Европы приступили к упразднению этих учреждений или преобразованию некоторых из них в почетные синекуры, Латинское королевство продолжало опираться на них как на единственные центральные исполнительные органы на протяжении двухсот лет своего существования.

Верхняя палата в наибольшей степени в сравнении с другими институтами характеризует Латинское королевство. Название палаты на латинском языке было Curia generalis (Высокая курия), на французском языке – Parlement. Только в юридических договорах ее называют Haute Court. Начиная с XII в. и до середины XIII в. в ее состав входили исключительно бароны. Впоследствии в нее вошли представители духовенства и горожан. В Верхней палате король встречался с теми ленниками, которые получили фьеф (была ли это сеньория, просто фьеф или фьеф-рента) непосредственно от него. Дарение королем фьефа и принесение его новым владетелем оммажа сеньору устанавливало законную связь между королем и его непосредственными вассалами. Как было принято, на встрече в Верхней палате присутствовали как крупные землевладельцы-бароны, так и вассалы королевского домена, которые были простыми рыцарями из королевской свиты, получавшие свои фьефы на условиях несения ими военной службы. На практике решающий голос имели только «магнаты» королевства. В «недемократичную» эпоху Средневековья имело значение не количество голосов, а их вес. Присутствие простых вассалов со своим мнением, если только они не были фаворитами при короле или входили в его свиту, было чисто декоративным.

Заседания Верхней палаты посещали не более двух десятков дворян (таковым было в основном число крупных землевладельцев), но обычно их было меньше. Согласно закону для кворума было необходимо присутствие только короля и трех крупных землевладельцев, но для того, чтобы успешно провести сессию суда, необходимо было также наличие специалистов.

В составе Верхней палаты в правление короля Амори в 1162 г. произошли значительные изменения. Известный законодательный акт Assise sur la ligese (Ассиза о принесении обета верности сеньору), влияние которого вскоре почувствовалось почти в каждой области общественной жизни, провозглашал, что отныне все владельцы фьефов в королевстве (как крупных, так и мелких) должны были приносить присягу на верность непосредственно королю. Тем самым они становились равными друг другу и получали право участвовать в заседаниях Верхней палаты. Это могло серьезно увеличить количество участников, поскольку в королевстве было более 600 держателей фьефов. Однако на практике простые вассалы посещали заседания палаты только в случае организации военного похода или другого экстраординарного события, и нам известны несколько таких случаев. Вполне возможно, что заседания Верхней палаты в Иерусалиме и Акре посещали местные рыцари, но они не влияли на принятие ее решений; в ней всегда преобладали магнаты.

Состав Верхней палаты изменился снова около 1232 г., когда в процессе революционного движения против Фридриха II Гогенштауфена, возглавляемого могущественными аристократами Ибелинами, возник новый общественный институт, который, оттеснив Верхнюю палату от власти на целых 12 лет, принял на себя его функции. Это была так называемая Коммуна Акры, в действительности собрание владельцев земельных владений, которая представляла «общину королевства» Иерусалима. Используя организационную форму братства, религиозной благотворительной ассоциации, патроном которой стал святой Андрей, это собрание превратилось в легальный революционный орган. Стремясь обеспечить себе широкую общественную поддержку, коммуна открыла свои двери рыцарям и дворянам, которые совместно с горожанами города принесли клятву взаимной верности и избрали руководителей коммуны. Эксперимент продолжался недолгое время, и вместе с исчезновением опасности со стороны Гогенштауфена, который якобы угрожал конституции, коммуна была распущена, и Верхняя палата вновь пришла к власти. Но это событие имело свои последствия. Например, была предпринята попытка ввести в Верхней палате обязательную официальную регистрацию в письменном виде рассматриваемых вопросов и принятых решений. Это имело место в 1250 г. во время пребывания Святого Людовика IX в Святой земле на совместном заседании Верхней палаты и Палаты граждан, представлявшей интересы горожан. Предложение о реформе не прошло, но идея проведения общественных дискуссий была замечательна уже сама по себе. Позднее, когда перестали проводить совместные заседания двух палат, в работе Верхней палаты были отмечены значительные изменения. Начиная с XII в. главы духовно-рыцарских орденов, не будучи вассалами короля в обычном значении слова, участвовали в заседаниях Верхней палаты. Их присутствие могло быть оправдано тем, что они имели большие земельные владения, но основной причиной было то, что они были едва ли не главной военной силой в королевстве. Присутствие высшего духовенства, также владельцев больших феодов, в действительности отражало их традиционное положение в христианском обществе. К дворянам, прелатам и главам рыцарских орденов в конце XII в. присоединились новые члены общества, что было следствием нового расклада сил в политике. Самыми важными среди них, вне сомнения, были представители самоуправлявшихся итальянских коммун. Их также на вполне законных основаниях можно было рассматривать как владельцев больших ленов, но право участвовать в заседаниях им опять же обеспечивала их морская мощь, военные отряды и значительные состояния. Представители Венеции, Генуи и Пизы участвовали во всех важных заседаниях Верхней палаты.

Вслед за итальянскими коммунами во второй половине XIII в. настал черед городских братств. Остается загадкой, было ли участие в заседаниях Верхней палаты старшин братств следствием нового правила – принесение клятвы верности своим сюзеренам, – или сама эта клятва объяснялась их почетным правом участвовать в феодальном собрании. Факт остается фактом, что во второй половине XIII в. они участвовали в прениях в Верхней палате.

Таким образом, сугубо феодальный институт Curia Regis первой половины XII в. медленно менялся, обретая новые черты. Но он так и не стал парламентом или своего рода Генеральными штатами, неким представительным органом. В конце XIII в. Haute Court был местом встречи различных властных сил общества, собранием тех, кто имел в нем вес. Если бы Верхней палате было отпущено больше времени, то она могла бы в русле общественного развития той эпохи осуществить на деле принцип представительства, хотя это и потребовало бы необходимых изменений во всей структуре королевства.

Изменения в составе палаты сопровождались эволюцией ее прав. Этому процессу в XIII в. противились юристы королевства, настаивавшие на сохранении в «неизменном виде» общественных институтов, учрежденных якобы высокочтимым Готфридом Бульонским. Их доводы отражали явное неприятие жителями Средневековья всех новых явлений. Тем не менее Верхняя палата постепенно превратилась из консультативного учреждения в государственный де-факто орган, управлявший страной. Было бы довольно сложно перечислить все его функции, но Верхняя палата, можно сказать, участвовала на равных с монархом в управлении государством. Вдобавок Верхняя палата была инструментом, посредством которого, наряду с важными государственными чиновниками, монарх осуществлял свои полномочия в качестве официального лица, находившегося во главе феодальной пирамиды. Различие между суверенной властью и властью сюзерена, возможно, не всегда было понятным современникам той эпохи. Тем не менее такое различие существовало, и Верхняя палата имела особое положение в этих делах.

Как глава государства и командующий армией, король решал политические вопросы. К ним относились подписание договоров, объявление войны и заключение мира. Традиционно всеми этими делами занимался не один король. Окончательные решения принимались только после обсуждения вопроса с Верхней палатой. Вследствие сложившейся практики международных отношений многие королевские браки, за которыми стояли политические союзы Балдуина I, также становились предметом обсуждения с целью принятия окончательного решения. Нам известно о частых случаях расхождения во мнениях среди членов Верхней палаты, что является доказательством реально имевших место дискуссий. В одном случае, например, когда решался вопрос, осаждать Аскалон или Тир (1 123), прибегли к верному средству – положиться на волю Божью: клочок пергамента с написанным на нем названием города должен был вынуть мальчик. Но члены Верхней палаты, каким бы гармоничным ни казалось их сотрудничество с королем, могли только советовать, окончательное решение принимал король.

Однако в первой половине XII в. функции Curia Regis вышли за рамки только совещательного органа. Приобрел актуальность вопрос выбора наследника короля в условиях, когда наследственное право давало возможность претендовать на трон, но этого было недостаточно для получения титула. Дом Готфридов призвал Балдуина I наследовать своему брату, несмотря на противодействие Танкреда и патриарха (1 100). Королевский суд вызвал также из Эдессы кузена Балдуина I, будущего Балдуина II, несмотря на законные притязания отсутствующего брата Евстахия Булонского. Верхняя палата принудила Амори развестись с женой (1162), до того как признать его законным наследником его брата Балдуина III. Таким образом, во всех вопросах наследования Верхняя палата играла решающую роль, являясь не только консультативным органом. Тем не менее в 1176 г. Балдуин IV сломил сопротивление крупных феодалов и дал согласие на брак своей сестры и возможной наследницы Сибиллы с Вильгельмом Длинным Мечом, а в 1180 г. с Ги де Лузиньяном.

В вопросах мира, войны и международных соглашений ситуация была совсем иной. Несмотря на то что слово короля оставалось решающим, положение требовало сотрудничества крупных феодалов и рыцарей, мнение которых принималось во внимание. В кризисных ситуациях Верхняя палата могла действовать энергично. Согласно известному соглашению патриарха Вармунда с венецианцами (1123) во время пребывания Балдуина II в плену, мы, к своему удивлению, узнаем, что дворяне были готовы заставить короля после его освобождения следовать условиям соглашения, в противном случае они не собирались признавать его своим законным правителем.

Трудно сказать, в каких случаях в процессе управления страной король выступал как верховный правитель, а в каких – как сюзерен. Мы можем рассматривать обсуждение крупными феодалами условий брака принцесс как их непосредственную обязанность в качестве вассалов короля давать советы своему правителю. Такие процедуры были обычны в каждом феодальном суде, где вассалы правителя обсуждали его семейные дела. Брак в королевской семье значил больше, чем обычный семейный вопрос, чем будущее какого-либо манора или замка. Любой брак на государственном уровне предполагал также заключение политического союза, имевшего важные экономические и военные аспекты. Дискуссии о таких значимых делах в Верхней палате были в действительности обсуждениями внешней политики королевства.

Взимание налогов, не имевших феодального характера, находилось в компетенции короля как суверена. Пока королевские доходы имели чисто феодальные источники, не было необходимости в особых соглашениях, поскольку все шло по заведенному распорядку. Однако это не касалось введения чрезвычайных налогов. Так, в 1 166 г., в преддверии очередной кампании против Египта, король Амори провел заседание Верхней палаты в Наблусе, на котором было принято решение (вероятно, совместно с представителями зажиточных горожан) о введении десятины на все движимое имущество в королевстве. Указ о введении еще одного не-феодального налога был принят в 1 183 г. собранием Верхней палаты в Иерусалиме, которым облагалось все движимое и недвижимое имущество, принадлежавшее каждому жителю страны, невзирая на его пол и вероисповедание. Исключительный характер этого налога требовал согласия всех, кого он касался, и тех, кто представлял горожан, то есть палаты.

Как бы ни были важны полномочия Верхней палаты, вся ее деятельность основывалась на том, что именно здесь было место встречи короля с его вассалами, здесь отправлялось правосудие. В этой роли Верхняя палата или ее законный кворум (три вассала и король) заседала постоянно. Правосудие, или, вернее, судопроизводство, представляло тогда собой более обширное поле деятельности в сравнении с нашим временем. Оно рассматривало все личные дела между вассалами короля (ratione personae) и все дела, касавшиеся владения вассалами своих феодов (ratione materie). Уголовное и гражданское судопроизводство, имевшее отношение к этим делам, также находилось исключительно в компетенции суда. Убийство, изнасилование, словесная угроза и оскорбление действием, государственная измена или оскорбление монарха (lèse-majesté) – все эти преступления рассматривались как нарушение феодальных законов, и их виновников судил сам король в Высоком суде. С другой стороны, все дела о феодальных владениях, наследовании, опеке, обязательствах, являвшихся следствием оммажа (то есть касавшихся феодального служения), также подпадали под его юрисдикцию. Более того, дела об отчуждении имущества, продаже, сдаче внаем и аренде феодов могли быть решены только в Верхней палате. В последнем случае решение суда было не просто обязывающим, но и «регистрационным», гарантировавшим права собственности обеих сторон. Письменный акт о продаже или отчуждении имущества был не больше чем aide-mémoire (памятной запиской), а не законным доказательством.

В полномочия Верхней палаты входило право судить не только королевских вассалов, но и самого короля. Это была теория чистого феодализма, как заявляли юристы крестоносцев. В действительности следов этого в истории королевства нет. Несомненно, что иск монастыря Богородицы против короны был рассмотрен королевой Мелисендой на заседании Верхней палаты. К сожалению, сохранившаяся королевская грамота не сообщает, было ли это решением суда или результатом соглашения между королевой и монахами, письменно зафиксированным судом (это было делом об отчуждении земли).

В конце XII в., когда во всех королевских судах в Западной Европе были организованы своего рода специализированные подразделения с обученным персоналом для рассмотрения различного рода дел, суд в Латинском королевстве работал по старым правилам. В структуре суда за двести лет его существования не произошло никаких изменений.

Судопроизводство вело к развитию законодательства. Характерное для Средневековья неприятие всего нового часто влекло за собой приверженность к якобы уже имевшемуся «старому закону». Не привносилось ничего нового, закон просто по-разному интерпретировали или иначе формулировали. Однако в этом случае крестоносцы были менее консервативны, чем их европейские современники. Как только было образовано королевство, оно порвало с традиционной теорией законодательства. Были приняты новые законы, хотя большинство из них относились к области прецедентного права. Решения суда создавали прецеденты, которые получали силу закона. Судебные решения создавали прецедент и получали силу закона, то есть судебное решение становилось законом. Верхняя палата, осуществлявшая правосудие, была также законодательным органом.

Несмотря на то что большая часть законов обычного права и процессуальные нормы, которые разработали в середине XIII в. Филипп Наваррский (1 195–?) и известный юрист Жан д’Ибелин, правитель Яффы, относились к прецедентному праву, законодательство начинало меняться. Имела место сознательная попытка закрепить законодательное право за королем и дворянством, потому что на новые требования обычное право не давало ответа. Административные указы принимал король, и за их неисполнение могло последовать наказание. Но даже в этом случае им оказывалось противодействие, как это произошло с гротескным распоряжением одного из Балдуинов – приказавшего убирать улицы города под угрозой штрафа. Палата граждан не была расположена выполнять этот полезный для здоровья граждан указ, поскольку решение было принято без ее согласия. С другой стороны, любое важное законодательство могла принять только Верхняя палата. Если верить поздней традиции XIII в., монархия учредила в первые годы существования королевства комитет по кодификации права. После знакомства с положением в данной области в других странах и по здравом размышлении комитет предложил свод законов для королевства. Вся эта на удивление эффективная деятельность начала XII в. в стиле политики просвещения вызывает обоснованные подозрения и заставляет вспомнить легенды о великих древнегреческих и древнеримских законодателях. С другой стороны, нет сомнения в том, что законы предлагались королевскому суду и после обсуждения принимались и копии одобренных законов хранились как «Письма Гроба Господня» в самой главной святыне королевства. Эти законы называются ассизы и имеют то же значение, что и законы в Нормандии и Англии. Существовал целый свод таких законов, по которым разбирали уголовные, земельные и гражданские дела, и они же определяли процедуру их рассмотрения. Подобная активная законодательная деятельность велась в XII в., но, видимо, в XIII в. пошла на спад. Все вместе, и законодательство XII в., и накопившиеся за сто лет прецеденты, могли быть вполне достаточны для потребностей страны, но мы осмелимся предположить, что стремление к нововведениям угасло. Дворяне все больше цеплялись за «старый закон», который стал священным и неприкосновенным. Хотя Верхняя палата и могла принять какое-либо новшество, она считала себя хранителем и защитником древних законов, обычаев и свобод.

Первостепенное значение Верхней палаты крестоносцев в качестве главного фактора управления объясняет вспомогательную роль исполнительных органов, а именно высших должностных лиц и чиновников королевства. Верхняя палата присвоила себе многие королевские полномочия, в то время как другая их часть перешла к крупным землевладельцам, которые становились все более независимыми. Это не оставляло много места для деятельности королевской администрации и объясняет тот факт, что мы не знаем о каких-либо попытках Верхней палаты контролировать знатных должностных лиц, как это было сделано, например, в Англии, в так называемой «Бумажной Конституции» 1244 г. или в Оксфордских провизиях 1258 г. Местное дворянство никогда не рассматривало занятие высших постов в качестве наследственной привилегии. В каждом поколении знатных дворянских фамилий были те, кто стремился добиться высших должностей. Но считалось, что они это делают из карьерных соображений, ведь у дворянина могли быть свои интересы и в Верхней палате, и в администрации своих собственных владений. Поэтому королевская власть могла свободно решать, кому предоставить те или иные должности, даже недавно приехавшим в королевство дворянам.

В этих обстоятельствах высшие должности в королевстве не соответствовали таковым на Западе. Когда придворная должность сенешаля в Западной Европе приобрела значительный вес, французский король Филипп II Август оставил ее вакантной, что привело в итоге к ее упадку. Ничего подобного не наблюдалось в Иерусалимском королевстве.

Здесь коннетабль был более важной фигурой, хотя у сенешаля и были заслуги в прошлом. Главной отличительной причиной при сравнении положения этих двух должностей в Европе и королевстве был тот факт, что коннетабль, возглавлявший армию, не только играл важнейшую роль в охваченной войной стране, но и осуществлял свои властные полномочия в той единственной области, в которой мнение короля никогда не оспаривалось. Сенешаль мог председательствовать в Верхней палате в отсутствие короля (за исключением тех случаев, когда рассматривались уголовные дела и спорные дела о земельных владениях, которые не были инициированы в присутствии короля). Однако власти у него было не больше, чем у короля, который был не более чем primus inter pares (первый среди равных), председательствуя в Верхней палате.

Сенешаль, как личный представитель короля, мог председательствовать на заседаниях Верхней палаты во времена мира. На войне он командовал войсками короля. В остальное время сенешаль управлял королевскими финансами. Конечно, казначейство и департамент финансов так и не вышли на уровень норманнского казначейства. Однако управление Secrete (так назывался департамент в письменных источниках Иерусалимского королевства и Кипра) было важной обязанностью сенешаля. Он назначал и контролировал работу писцов и чиновников различного ранга, занимался сбором королевских доходов или отдавал его на откуп за большие деньги. Поскольку сенешаль распоряжался финансами, он был обязан поддерживать в должном состоянии королевские замки, обеспечивал их продовольствием и комплектовал гарнизоны, не вмешиваясь в решение военных вопросов.

Военное министерство, как уже говорилось, возглавлял коннетабль и его помощник маршал. Между ними существовала особая, довольно необычная связь, ведь маршал был обязан своей должностью коннетаблю. Подобная взаимосвязь была характерной чертой Латинского королевства. За свою службу коннетабль получал от короля феод, часть которого он передавал маршалу в качестве основного содержания. Основной обязанностью коннетабля было поддерживать на должном уровне боеспособность армии и ее материальную часть и осуществлять командование. Он проверял выполнение крупными землевладельцами своих обязательств выставить определенное количество воинов, которых он должен был принять и вооружить. В походах он имел право судить по законам военного времени, хотя правосудие было прерогативой вассалов. В армии всегда было много заносчивых аристократов, и поэтому власть коннетабля ограничивали укоренившиеся обычаи, особенно когда дело касалось дворян. Но феодальное войско было только частью армии. В случае крайней опасности и чрезвычайного положения король и знать нанимали рыцарей, сержантов и оруженосцев рыцарей. Коннетабль непосредственно отвечал за их содержание и выдачу жалованья. Он представлял в суде их требования и жалобы. Вероятно, в таких случаях в отсутствие короля он лично председательствовал в суде. Основной обязанностью маршала был уход за лошадьми и раздел военных трофеев, в первую очередь боевых коней. Если конь пал в битве, то за его заменой обращались к маршалу. Эта должность никогда не имела особого значения.

Гофмейстер имел более тесные связи с королем, чем другие высшие сановники, и его должность сохранила много старых черт, которые были обязаны его службе при королевском дворе. Его должность, по крайней мере в XII в., давала право владеть феодом с пятью деревнями, стоимость которого оценивалась в 7500 безантов. Это приносило годовой доход около 1 тысячи безантов (рассчитанный из 15 % годовых), то есть это был доход двух рыцарских феодов. Гофмейстер отвечал за проведение церемонии присяги на верность королевских вассалов, за расходы королевского двора и распоряжался слугами.

Косность центрального механизма управления ни в чем не проявляется так явно, как в отсутствии развития в деятельности канцелярии. Когда королевские канцелярии во всей Европе становились ключевыми учреждениями, принимая на себя новые функции и расширяя поле своей деятельности, способствуя беспрецедентному усилению монархической власти, канцелярия Иерусалима пребывала в застое. Хотя во главе ее всегда стоял прелат, иногда достаточно влиятельный, незаметно, чтобы она когда-либо оказывала влияние на королевскую политику. Не сформировался также и секретариат. Чаще всего сам глава канцелярии писал указы или диктовал их, а иногда другой прелат замещал его. Среди указов преобладали дарственные грамоты (хотя возможно, что это ошибочное представление, ведь мы судим по сохранившимся грамотам). Канцелярия никогда не занималась вопросами судопроизводства, не была связана с другими учреждениями и вела только королевскую корреспонденцию и, возможно, занималась регистрацией событий.

Мы уже перечислили основные причины, которые препятствовали развитию системы центрального управления. Вследствие растущей автономии феодальных владений нам следует искать ее ростки на местном уровне. В этом случае королевский домен должен рассматриваться как одна из сеньорий или, скорее, как объединение нескольких земельных владений, принадлежавших короне.