Природа и политика не терпят пустоты. Как только прерогативы короля ограничивали, а власть центра слабела, в дело вступала аристократия. Таким образом, во второй половине XII в. при менее эффективном правлении центра управление страной перешло на местный уровень в сеньории.
История становления сеньории мало известна, и не всегда удается ее проследить. Мы уже говорили о том, что монархия, по крайней мере в лице двух первых королей Готфрида Бульонского и его брата Балдуина I, довольно неохотно жаловала замлевладения своим соратникам по оружию. Была ли тому причиной бедность королевства или, что более вероятно, опасение, что появится земельная аристократия, способная бросить вызов короне, но власть начала проводить политику, почти неизвестную в Европе. Чтобы наградить вассалов за службу и гарантировать выполнение ими своих обязанностей в дальнейшем, короли Иерусалима выплачивали им денежное содержание вместо дарования земельных владений. Это было естественно для королевства, которое и после франкского завоевания продолжало развивать традиционную для Ближнего Востока денежную экономику. Первые фьефы были денежными фьефами, хотя и не всегда имели ту форму, которая позднее получила распространение под названием fief de besant (безантный фьеф).
Если бы подобная политика проводилась последовательно, то она привела бы к созданию псевдофеодального государства с дворянством на жалованье, которое функционировало бы подобно бюрократическому аппарату. Можно было пойти и по эволюционному пути, имевшему место в соседних мусульманских странах. Там икта (или феод), по крайней мере, вначале следовала той же линии развития. Преданность мусульманской аристократии, как и ее средства к существованию, также гарантировались денежными выплатами из государственной казны.
Однако политика отказа от создания сеньорий не пережила первых двух царствований. Уже в правление Готфрида Бульонского произошло событие, которое вряд ли пришлось по вкусу королю, – возникло княжество Галилея со столицей в Тиверии, подобное большой сеньории. Его правитель Танкред не собирался, по всей видимости, управлять фьефом, который зависел бы от монарха в Иерусалиме, но хотел создать независимое государство на севере страны. Будущее государство должно было включать Тиверию с Галилейским озером как географическим центром и все земли за Иорданом вплоть до границ Дамасского эмирата на востоке и до реки Ярмук на юге, в то время как западная граница должна была выходить к Средиземному морю и охватывать всю Галилею. Город Хайфа, который, по словам Танкреда, был обещан ему умиравшим Готфридом Бульонским (1 100), должен был служить выходом к морю. Танкред принял титул princeps (князь), который подобал не вассалу короля, но скорее независимому властителю (как и титул «князь Антиохии»). Исторические обстоятельства заставили Танкреда отправиться в Антиохию, позволив Балдуину I включить это потенциальное государство в состав своего королевства. Этот большой район, впоследствии сократившийся до Галилеи, затем в качестве манора был пожалован одному из аристократов королевства. Правитель Галилеи (он был единственным среди вассалов короля, кто сделал это) принял титул «князь», что напомнило об амбициях Танкреда.
Создание обширного княжества Галилея было явлением исключительным по нескольким причинам. В основном образование сеньорий пришлось на первую четверть XII в. В последние годы правления Балдуина I и во время правления Балдуина II (1118–1131) были проведены границы земельных владений, хотя новые продолжали появляться и в третьей четверти столетия.
Большим по площади синьориям, как и всем феодальным образованиям, была присуща неспособность обеспечения эффективного административного управления и выполнения общественных функций, главнейшей из которых была воинская повинность. Европа, которая постоянно подвергалась нашествиям варваров, перешла к натуральному хозяйству, и ее первые средневековые королевства раскололись на относительно небольшие и псевдонезависимые территориальные образования, чье выживание было гарантировано только одним источником богатства – земельной собственностью. Положение в Латинском королевстве было совершенно иным. Денежная экономика утвердилась здесь еще до прихода крестоносцев, и в новых латинских образованиях не собирались отказываться от денежного обращения. При его помощи можно было создать систему управления, которая опиралась бы на наемную армию и получавшую жалованье бюрократию. Вновь возникшее государство не зависело от таких экономических условий, как наличие сельской бартерной экономики. Феодальная система утвердилась в государствах крестоносцев частично вследствие их военного характера, но в основном благодаря ментальности европейского рыцарства и дворянства, которых объединяли традиционные общественные связи. Феодальная практика была для европейцев единственно известным сводом законов, и этот фактор был определяющим при переносе всей феодальной системы в целом в новое королевство.
В то время как введение этой системы можно объяснить уже имевшимся опытом и целесообразностью, ее окостеневший, неизменный характер подчеркивает «колонизаторский дух» королевства. В этом проявлялась слепая приверженность прошлому, которое не только прославлялось, но и освящалось. Так, дух Франции XII столетия сохранялся в Латинском королевстве вплоть до конца XIII в., когда французское государство уже необратимо изменилось.
После ряда попыток ограничить процесс создания маноров вернулись к привычной европейской практике. Соратники Готфрида Бульонского и Балдуина I, да и те рыцари, что прибыли позднее и служили уже под началом Балдуина II, рассчитывали на получение фьефа, который обеспечил бы им положение в обществе и средства к существованию. Их требования не шли вразрез с интересами монархии и не могли ее ослабить. Ни один средневековый правитель не хотел быть королем нищих и слуг-наемников. Более того, политика создания поселений и колонизации территорий, как и налаживание эффективного управления, способствовала образованию фьефов для класса рыцарей-воинов.
Наши источники ничего не говорят о природе первых земельных пожалований. Нам неизвестно, почему некоторые фьефы стали независимыми манорами, в то время как другие остались обыкновенными ленами в королевском домене. Возможно, размер фьефа и ранг дворянина или его близость к королю каким-то образом определяли его положение в феодальной иерархии. Предположительно так было на начальной стадии существования королевства, но существование маноров с двумя или тремя вассалами (были и многие им подобные) едва ли служит доказательством этого. Каковым бы ни было объяснение, следует признать, что первоначальное пожалование леном обусловливало его будущий феодальный статус как манора или фьефа, когда вассал приносил присягу на верность. Некоторые из земельных пожалований, бывших вначале простыми фьефами, позднее становились манорами. Это часто происходило там, где центром фьефа был замок или город. Вполне возможно предположить, что были случаи незаконного захвата земель в этом феодальном христианском государстве, твердо следовавшем букве закона.
Манор имел определенную степень автономии, которой никогда не было у обыкновенного фьефа. Позднее законодательство крестоносцев признало за сеньорией или манором право отправления правосудия, право печати и чеканки монет. Его владелец имел право на феодальный суд, в компетенции которого было рассмотрение всех видов правонарушений, начиная с мелких и заканчивая тяжкими преступлениями. В его состав входили вассалы манора, для кворума было необходимо присутствие трех из них. Если такого количества вассалов у владельца манора не было, то его сюзерен был обязан выделить их ему из своей свиты. Второй привилегией было право иметь свинцовую печать (в отличие от обычной восковой) для подтверждения законности документов. Третьей привилегией было осуществление юрисдикции над городскими судами и манориальными судами в сельской местности.
Если манор был образован, то его никогда не могли упразднить как единое целое. Его владельцы могли меняться, правящая династия могла пресечься, он мог быть присоединен к другому поместью того же владельца, доставшегося ему в результате брачного союза, получения наследства или обычной покупки, но, несмотря на все эти перемены, сеньория продолжала существовать. Франкский барон, у которого было несколько маноров, даже если они граничили друг с другом, управлял каждым как отдельным поместьем. Феодальный суд мог иметь место только в сеньории. Понятие феодального вассалитета, который объединял также членов семьи и ее вассалов, делала более ярко выраженным и система его управления. Те же черты, что были присущи феодальному суду манора, были характерны и для городского суда, который, вероятно, следовал феодальному институту в качестве образца. Городской суд в любом городе действовал независимо от других подобных судов и не был связан с ними.
Сеньории крестоносцев не создавались по особому генеральному плану. На самом деле вряд ли было хотя бы намерение самого планирования. Представление о том, что Готфрид Бульонский и Балдуин I делили королевство на сеньории, подобно ветхозаветному Моисею, делящему Землю обетованную между коленами Израиля, только теперь в Средние века, должно быть отнесено к области легенд, одной из многих, сочиненных законоведами крестоносцев в XIII в.
Превратности войны и завоеваний, давление со стороны рыцарей и дворянства и стратегические потребности обороны провели границы маноров. Типичным был случай с княжеством Галилея. Грандиозный план Танкреда закончился ничем. Но что случилось с земельными владениями? Хайфа (захваченная в 1 100 г.), желанный порт, стала небольшой независимой сеньорией. Вся западная часть бывшего княжества была разделена на несколько независимых маноров. Некоторые непосредственно были созданы короной, другие начали свое существование как фьефы княжества Галилея, но очень быстро стали независимыми и непосредственными вассалами короны. Возможно, их намерение уйти из-под власти своего сеньора могло быть благосклонно воспринято монархом, который был далек от сочувствия знатным феодалам, видя, как они теряют свои владения, ведь он приобретал прямых вассалов за их счет. Так, например, два замка, построенные князьями Галилеи, – Торон (Тибнин) и Шатель-Нёф (Хунин), стали независимыми держателями ленов короны. С другой стороны, когда некоторые фьефы королевского домена становились независимыми, монархия сама теряла свои сеньории. Так, к югу от королевского города Тир небольшая сеньория Скандалион (Искендерун) была образована из королевских земель.
Самыми важными манорами королевства были княжество Галилея и сеньория Трансиордания. Княжество Галилея, окончательно сложившееся во второй четверти XII в., занимало лишь гористую часть этой области. На востоке к ней относилось Тивериадское озеро, но княжество претендовало на совместное владение с Дамаском сирийскими Голанскими высотами, простиравшимися до границ Дамаска. Поскольку по молчаливому соглашению на плато Голан ни одна из сторон не имела укреплений, претензия была чисто номинальной. Тем не менее князья Галилеи получали значительный доход от этих обширных территорий вплоть до катастрофы под Хаттином. На западе княжество потеряло предполагаемый выход к морю, часть здешних земель была поделена между короной и независимыми владетелями маноров.
Большая сеньория Трансиордания простиралась от Ярмука (или, возможно, от реки Эз-Зарка, библейской Йабок) на севере до порта крестоносцев Акаба на побережье Красного моря. Стратегическое положение сеньории было чрезвычайно важным для обороны королевства, так как она вклинивалась между территориями мусульманского Египта и Сирии. Это был район, где были расположены два мощных замка – Монреаль и Крак (Шаубак Эш-Шаубак), построенные соответственно в 1116 и 1142 гг. и принадлежавшие Иерусалимскому королевству. Но около 1161 г. он стал независимым манором. Поэтому основная тяжесть обороны на открытом участке границы легла на плечи его владетелей. Это было семейство де Милли (Мийи), а затем появился легендарный Рено де Шатильон. Ни одна другая сеньория не могла сравниться по площади с этими двумя.
Краткий обзор других маноров поможет прояснить феодальную структуру королевства. На северо-западном побережье располагалась сеньория Бейрут. Граница с королевством проходила по небольшой реке Аль-Муамальтайн, а за рекой к северу лежало графство Триполи. После завоевания в 1 1 10 г. Бейрут был пожалован фламандскому семейству де Гин (de Gines), родственникам Балдуина I. Впоследствии в правление короля Амори I он был приобретен короной, а затем стал фьефом одной из ветвей семьи Ибелинов. К югу находилась сеньория Сидона. По его арабскому наименованию Сайда крестоносцы называли его Сайетта или Сагитта, и геральдической эмблемой города стала стрела (sagitta в переводе с латинского «стрела»). Сеньория принадлежала одной из ветвей рода Гренье, одной из старейших фамилий королевства (представители другой ветви были правителями Кесарии). К востоку от Сидона располагался манор Банияс (в древности Панеас), названный крестоносцами Белинас, который принадлежал английскому семейству де Брюс, а позднее – правителям Торона. В 1 157 г. половина его отошла ордену Святого Иоанна, а в 1 164 г. его захватили мусульмане. Еще два небольших манора в этой области – Марон и Торон (Тибнин). Последний располагался вокруг замка, построенного князьями Галилеи, чтобы противостоять мусульманскому Тиру. Около 1 107 г. он стал независимым манором и положил начало одной из известнейших дворянских династий в королевстве. Манор Скандалион (Искендерун), напротив мусульманского Тира, непосредственно подчинялся монарху.
Следуя далее вдоль побережья, к югу от королевской Акры и небольших независимых маноров Хайфа и Каймон (Каймун или Йокнаам) располагался богатый манор Кесария, принадлежавший семейству Гренье. На юге он граничил с манором Арсуф (в древности Аполлония), который примерно в середине XII в. стал автономным, а в начале XIII в. перешел в качестве приданого в руки известного Жана д’Ибелина, правителя Бейрута. В 1261 г. он был продан ордену Святого Иоанна, а четыре года спустя (1265) захвачен султаном Бей-барсом. К югу лежало королевское графство Аскалон и Яффа. Наконец, на побережье к югу от Аскалона располагался манор тамплиеров Газа и пограничный город королевства крепость Дарум.
Между манорами на побережье и королевскими землями в горах Иудеи и Самарии располагались небольшие сеньории, призванные сыграть решающую роль в жизни королевства. В 1141 г. король Фульк Анжуйский приказал возвести небольшую крепость к юго-востоку от Яффы, чтобы противостоять постоянным набегам на франкские владения египтян из Аскалона (окончательно захваченного крестоносцами в 1153 г.). Замок был возведен на холме, где в древности стоял город Йабнех (в арабском языке Йибне), который за тысячу лет до описываемых событий фигурировал в истории евреев как духовный центр нации после гибели Второго царства. Граф Яффы передал замок, находившийся в его владении, некоему Балиану, который получил свою фамилию от его названия – Ибелин. Ряд удачных земельных приобретений, в основном в результате заключенных браков, составили состояние семейства. К середине столетия манор Рамлы был присоединен к манору Ибелинов. Таким путем основатель большого и знатного рода собрал вокруг себя земельные владения, ставшие основой будущего могущества семейства. По счастливой случайности его способные сыновья женились на богатых наследницах и принесли Ибелинам много маноров и фьефов. В итоге они стали главным семейством королевства, из которого вышли государственные деятели и делатели королей.
Центральная прибрежная равнина принадлежала графству Аскалон и Яффа; на юге с ним граничила Газа (восстановленная в 1149–1150 гг.). Она тоже принадлежала короне, но в качестве крепости ею пользовались тамплиеры, которые также владели замком Дарум на краю Синайской пустыни. Расположенный на некотором расстоянии от моря небольшой замок Бланшгард (Тель-эль-Сафи), возведенный королем в 1 142 г., впоследствии был присоединен к графству Яффа, когда будущий король Амори получил в удел Яффу. После его восшествия на престол она стала независимым манором и была пожалована Готье, правителю Бейрута. Стоит упомянуть еще два манора Назарет и Лидда, как единственные церковные сеньории в королевстве.
Значительное количество больших и малых маноров уравновешивалось землями королевского домена. К середине XII в., когда сменилось два поколения после завоевания, королевских земель было еще достаточно много. Их ядро образовывали территории вокруг Иерусалима. Грубо говоря, они простирались на весь горный район, от окрестностей Хеврона и Вифлеема на юге, далее через Иудею с Иерусалимом в Самарию, с Наблусом (древний Сихем) и Севастией (древний город Самария) на севере. Но около 1 174 г. король Амори подарил Самарию своей жене Марии Комнине. Балиан II Ибелин, женившись на вдове, вышел на сцену. Хеврон в южной части королевского домена ранее стал автономной сеньорией и был присоединен около 1161 г. к сеньории Трансиордания.
Эти обширные территории во внутренних районах страны имели, вероятно, меньшее значение для экономики, чем некоторые прибрежные районы, которые принадлежали короне. Королевский домен занимал центральную и южную часть прибрежной равнины с портом Яффа. Манор Яффа первоначально включал в себя, кроме самого города, часть прибрежной равнины и лежавшие восточнее плодородные области с городами Мирабель (Маждаль-Йаба) на севере, Рамла и Лидда в центре, Бланшгард и Ибелин на юге. В течение непродолжительного времени манор Яффа не входил в королевские владения; с 1 120 г. им владел род Пюизе. После мятежа, поднятого Пюизе против короля (1 131), манор был конфискован и вновь передан короне. В 1151 г. он стал апанажем Амори, брата короля Балдуина III, который также получил недавно завоеванный город Аскалон. Так образовалось графство Аскалон и Яффа, чья территория простиралась вдоль побережья до недавно вновь отстроенного города Газа (1 150). С восшествием Амори на престол графство отошло к королевским землям, но вскоре стало приданым дочери короля Сибиллы. После того как ее второй муж Ги де Лузиньян (1 186) стал королем, графство вновь отошло короне.
Два больших порта королевства Акра и Тир, расположенные севернее, принадлежали королю. Первый продолжал оставаться королевским городом и в XIII в. был столицей королевства. Тир, который мусульманам так и не удалось захватить, стал, вплоть до падения королевства во второй половине XIII в., независимым манором семейства Монфор, хотя окончательно и не вышел из королевского домена.
Карта феодальных земель королевства будет неполной, если не принять во внимание положение духовно-рыцарских орденов. В середине XII в. проявился новый феномен: образовались маноры этих орденов. В условиях постоянных войн и недостаточного финансирования неудивительно, что военные ордена приняли на себя бремя обороны. Пограничные крепости и отдаленные замки были переданы им еще в первой половине столетия. Со временем довольно обширные землевладения перешли в их собственность. Не совсем ясен их юридический статус, потому что ордена приобретали земли на различных условиях. Более того, ордена были церковным учреждением, и возникала путаница с определением статуса земель, принимая во внимание экстерриториальное положение их владельцев. Сложился своеобразный тип орденского манора, что приведет впоследствии к основанию Пруссии и созданию независимого государства рыцарей Тевтонского ордена. Кульминация этой практики на Ближнем Востоке нашла выражение в графстве Триполи, где в 1142 г. владения ордена иоаннитов были практически независимы. В его подчинении были вассалы графства, и он имел право отправления правосудия, как все бароны. Представляется, что нигде в Латинском королевстве ни одному ордену не удалось достичь подобного положения, хотя в распоряжение орденов перешли огромные земельные владения. Так, например, тевтонские рыцари в своих феодах в Галилее, центрами которых были замки Шато-дю-Руа (Мильях) и Монфор (Калъат-Курейн), владели более чем 15 деревнями (между 1218 и 1220 гг.). Но это не значит, что они имели право суда и все права манора. Другой пример – Арсуф, приобретенный госпитальерами (около 1261 г.). Сменив прежнего владельца манора, на очень короткое время они стали королевскими данниками.
У нас нет необходимости прослеживать судьбы различных маноров в XIII в. Великие крестовые походы в этом веке, которые стремились возродить королевство крестоносцев после поражения при Хаттине, в действительности не могли добиться большего, как только восстановить свое господство на узкой прибрежной равнине. Конечно, в 1240 г. (во время крестового похода Ричарда Корнуолльского) королевству удалось стравить Египет с Дамаском и отвоевать большие части Иудеи и Галилеи. Но восстановление господства было недолгим, как и владычество крестоносцев над Иерусалимом (1229–1244), и королевство снова сжалось до узкой прибрежной равнины. В последней четверти века даже в этой части страны правление крестоносцев с большим трудом можно назвать успешным.
Последствия роста могущества знати также проявлялись в положении манора в королевстве. При сравнении их начального состояния и положения в конце XII в. видны значительные изменения. Примечательно, что если в 1120 г., когда в Наблусе существовал городской совет, монархия была еще достаточно сильна, чтобы сохранять за собой право вмешиваться в деятельность феодальных судов, то спустя три поколения об этом было невозможно и подумать, и ее действия сочли бы незаконными. Судебный приказ короля не имел силы в местных феодальных судах. Это был важный шаг на пути превращения маноров в автономные образования.
Еще одно событие только подтвердило общее направление развития. Первые соглашения с итальянскими коммунами, которые даровали им ряд привилегий, прежде всего в области финансов и судопроизводства, были одобрены и подписаны правителями королевства. Это было следствием сложившейся ситуации, когда привилегии предоставлялись итальянским коммунам, чтобы добиться их поддержки, и потому им были обещаны большие прибыли в случае завоевания новых городов. В итоге, когда завоеванные земли жаловались знати крестоносного войска, они уже были обременены долгами или находились в закладе. Со временем ситуация изменилась. Короли больше не раздавали привилегий и не заключали соглашений, и уже правители городов становились главными владельцами ленов. Это имело место уже после разгрома при Хаттине. Восстановление королевской власти в XIII в. не покончило с этой узурпацией ее прав, которая стала обычным явлением и продолжалась вплоть до падения королевства. Позиции крупных феодалов окрепли; теперь они могли сами даровать привилегии и подписывать договоры с иностранными державами, как будто они были независимыми правителями.
Другим ярким показателем возросшей силы и независимости феодальных владельцев маноров было появление монетных дворов в их владениях. Королевский указ, который можно отнести ко времени правления Балдуина II, но более вероятно – Балдуина III, провозглашал чеканку монет королевской прерогативой и монополией. Ее нарушение наказывалось конфискацией феода вассала. Тем не менее данные археологии говорят о наличии монетных дворов феодалов, где они чеканили свою монету. Ни в одном указе не говорится об отмене королевской монополии. Даже юридически заверенные договоры, заключенные дворянством королевства, в которых подробно перечисляются все его привилегии, не упоминают о каких-либо изменениях в законе. Феодалы просто узурпировали королевскую прерогативу. Хотя это и приносило определенный доход, но не стоит преувеличивать его значимость. В международной торговле использовались золотые монеты, которые чеканились на королевском монетном дворе. На местном уровне использовались в большом количестве королевские и мусульманские монеты, так что чеканка феодалами монет, которые имели оборот на небольшой территории, не могла принести им большой прибыли. Это было, скорее, стремлением показать свое независимое положение, как личное, так и своего манора.
Ограничение королевской юрисдикции и посягательство на королевские прерогативы наглядно показывает, как на местном уровне все сильнее проявлялась автономия феодалов. Это наиболее ярко отражалось в менявшемся балансе сил между монархией и дворянством на конституционном уровне.