Ушла эпоха Сталина, при Хрущеве сменилось руководство республики, и Арсения Гакова отправили на пенсию. Возбудили унизительное дело в ОБХСС – мол, использовал служебное положение и материалы при строительстве личной дачи в Усть-Нарве.
В марте 1954 года было сформировано ПГУ – Первое Главное Управление Комитета Госбезопасности, и Алексей Воронцов принял предложение вернуться на службу в Отдел «К» – Управление контрразведки. Он женился на Таисии и увез ее с детьми в Ленинград. Преподавал немецкий язык, участвовал в подготовке нескольких контрразведывательных операций, которые затем вошли в учебники. Умер в год, когда советская страна принимала первую Олимпиаду, похоронен с почестями на Смоленском кладбище.
Таисия пережила супруга на много лет, подняла на ноги внуков, успела увидеть правнуков.
Сын, которого она родила в апреле пятьдесят четвертого, считал Воронцова своим отцом и носил его фамилию. Таисия так и не открыла детям правды.
Она и сама не знала, чье семя вызрело в ее чреве тем летом в год смерти Сталина. Ей то казалось, что мальчик растет сильным и крепким, как русский богатырь Арсений Гаков, то виделись в его лице черты Игната. Когда сын прибегал домой с разбитым носом или кидался ножичками в стену, со вздохом вспоминала мать отпетого жигана Лёньку Мая. Когда же видела упрямо сжатый рот, холодные глаза, ей представлялся однорукий рыцарь Юрий Аус.
А может, вопреки биологии, с плодотворным семенем в ее теле смешались души тех мужчин, что были дороги или враждебны, но так или иначе оставили зарубки на жестокой летописи ее судьбы. И доктор Циммерман, и начальник лагеря Азначеев, и убитый в лесу шофер Ищенко, и Алексей Воронцов, который стал хорошим отцом всем ее детям.
Советский человек, по-своему счастливый и несчастный, зачатый на сломе, на жесткой соломе эпохи, ее младший сын стал известным хоккеистом. На глазах всего мира его команда разгромила противника в суперсерии 1972 года Канада – СССР.
А может, он посвятил жизнь науке и участвовал в изобретении полупроводниковых гетероструктур, на которых основано действие современных компьютеров.
Мог он стать и летчиком-испытателем, как мечтал в детстве его приемный отец.
Впрочем, скорее всего, ничем особенным он не прославился. Работал младшим научным сотрудником в одном из НИИ, сочинял сентиментальные стихи и пел под гитару. Имел трофейный радиоприемник и по ночам в наушниках, чтоб не узнали соседи, слушал «Радио Свобода».
С началом перестройки, узнав о лагерях, доносах, массовых расстрелах сталинской эпохи, он начал стыдиться своего отца, полковника КГБ, хотя почти ничего не знал о его прошлом и о той работе, которой занимался профессор Воронцов. Миф об Уране – это история неблагодарных детей.
Может, это он погиб в октябре 1993 года, в Москве, при штурме «Останкино». Чью сторону он тогда защищал – бог весть. История не сохранила его имени.
Павлик, племянник Гакова, достиг высокого положения. В советские годы работал во Внешэкономбанке, удачно женился. После перестройки стал видным предпринимателем, банкиром – человеком новой формации, на которых в то время возлагалось так много надежд. В начале двухтысячных отошел от дел, последние годы провел в собственном замке в Нормандии. Он не скрывал своих политических пристрастий, немного помогал деньгами оппозиционным лидерам, охотно раздавал интервью, ругая советское прошлое и обвиняя нынешние власти в стремлении к имперскому реваншу.
Настя, дочь Таисии, стала профессором филологии и под фамилией мужа написала известную многим студентам монографию о поэтах Серебряного века. Благодаря ей многие имена вновь поднялись из забвения. Особенное место в ее исследованиях занимал поэт Игорь Северянин.
Урановый Комбинат был закрыт властями независимой Эстонии, но город сохранился почти в том виде, каким его задумал Гаков. Кленовые аллеи, березовая роща, кварталы двухэтажных домиков и парадная лестница, ведущая с обрыва к морю. Во Дворце культуры теперь устроен музей советского быта. Еще живы ветераны, которые помнят, как возводился Комбинат, как шли по улицам города первомайские демонстрации, а из репродукторов звучал голос большой и дружной страны. Благодаря этой памяти на доме, где жил Арсений Яковлевич Гаков, установлена мемориальная доска.
Эльзе Сепп отсидела в колонии для несовершеннолетних всего два года – суд принял во внимание ее возраст, адвокат смог доказать, что непосредственного участия в расправах девочка не принимала.
Тюрьма оставила ей в наследство больные почки, искривление позвоночника. На всю жизнь она осталась хромой. Но по прошествии времени Эльзе испытывала род благодарности за то, что жизнь так рано избавила ее от многих иллюзий и закалила характер.
В семидесятые годы она вернулась к тайной политической борьбе. Пользовалась большим уважением среди активистов национального освобождения. Там же встретила будущего мужа. После распада СССР госпожа Сепп стала депутатом первого независимого парламента Эстонии. Среди прочих ее политических достижений было увековечивание памяти героев сопротивления, эстонских «лесных братьев». Также она поддержала перенос на родину останков Альфонса Ребане, борца за свободу страны.
Ее сын также стал депутатом сейма, продолжив дело матери.
Эльзе так и не побывала в Москве. Ей часто снился лагерь, лай собак, женщины-заключенные, бредущие на работы сквозь утренний сумрак. Мстительная отчетливость памяти сохранила лоснящиеся лица особистов, мучивших ее в тюрьме. Эльзе помнила всё: голоса умерших братьев, руки матери, которая расчесывала ей волосы в бане. Оцепление возле бункера, страшную гибель своей семьи и юношу-комсомольца, который научил ее никогда и ни в чем не доверять чужакам.
Забыть ей удалось только запах дыма от костров со стороны нацистского лагеря Клоога. В сентябре сорок четвертого года этот дым долетел до их хутора. Мать закрыла окна и зажгла в плошке лампадное масло, чтобы отбить жирный, тревожный запах. Этот дым не задержался в памяти Эльзе, он исчез, как несущественная подробность, искажающая картину прошедших событий.
Эстония – Россия, 2019