Клоога

Эльзе приснилось, будто лежит она в сумеречном амбаре без окон, на соломе. Дверь открыта в ночь, и черная злобная свора лает из темноты. Она раздета, чрево ее распахнуто наружу и сочится кровью, а псы-людоеды рвутся с цепей, почуяв запах плоти. Девочке жутко от дикого лая, стыдно своей наготы, но невозможно пошевелиться – тело будто охвачено параличом.

– Павел, Павел! – зовет она бессильно.

Мать склоняется, зажимает ей рот: «Молчи, бесстыжая! Накличешь беду! Эйнар спит на чердаке, соседи придут и узнают».

Эльзе проснулась в страхе, что мать и братья могли слышать ее крик наяву. Но в доме было тихо, только сверчок за печкой выводил свою песню.

До света лежала, думая, как ей попасть на Комбинат. С приезда Эйнара мать запретила ездить на курсы домоводства. Только через Айно девушка могла передавать записки Павлу. Вчера он сообщил, что скоро уезжает в Москву и хочет увидеться с ней.

Собирая завтрак, Эльзе неловко повернулась, и тарелка немецкого фарфора выскользнула из ее рук, с громким стуком раскололась на две половинки. Матушка подняла с пола осколки, глядя на белоснежную кромку разлома.

– Шесть красивых тарелок нам с отцом подарили на свадьбу. Их было шесть. А теперь вот ни одной.

Мать бросила осколки в худое ведро, и жестяной лязг удара отозвался в сердце Эльзе. Хотела попросить прощения у матушки, но почему-то не смогла, смолчала.

Как разбитый фарфор, жизнь ее была расколота пополам. Мать, братья, лесные партизаны, освободители родного края – их она любила всем сердцем. Но верить в их победу уже не могла. Они принадлежали прошлому, в котором немецкие псы лаяли из темноты.

О будущем мечтала эстонская девочка. О новой жизни, в которой сияют кремлевские звезды, несутся самолеты, летят поезда. Кино, театры, праздники, весна и Первомай. Веселые песни, улыбки, много друзей и мороженое. И Павел, их первый поцелуй под соснами на берегу моря.

Этим утром Эльзе решила для себя, что уедет из дома, как только окончит школу. Осталось пережить этот год. Она будет учиться еще прилежней, получит аттестат и поедет в Москву. Павел сказал, что во всех институтах студентам положено место в общежитии. Она поступит учиться на химика или инженера. А потом, может быть, вернется работать на Комбинат – если захочет муж. Они поженятся, как только Павел окончит свой институт. То-то Осе и Вайдо удивятся, узнав, чего добилась их сестра!

Конечно, до поры никто не должен знать о ее планах. Когда придет время, Эльзе попросит директора школы поговорить с ее матушкой. А если та не отпустит добром – что ж, придется делать наперекор.

В обед она понесла еду в бункер для братьев. Кликнув птицей, постучав условным стуком, пролезла в землянку.

Дух сырой земли и прогоревших углей, запах прелого белья, пота и кислого хлеба, которые так нравились ей прежде, теперь давили грудь, наводили на мысль о могиле. Постели на нарах давно перестали застилать. Под нарами, сколоченными из березовых лесин, виднелись мешки с печатями и пломбами – деньги, захваченные после ограбления почты. Они так и лежали в бункере, тратить деньги запрещал Худой. Он говорил, что нужно выждать год или два – пока милиция не перестанет искать пропажу.

Горела керосиновая лампа. Эйнар сидел за столом и писал донесение, он был мрачен. Брат перестал бриться, оброс бородой, говорил грубым голосом, и Эльзе рядом с ним снова чувствовала неловкость, как с чужим взрослым мужчиной. Сидя на нарах, Арво и Юрген играли в карты. Печать несчастья лежала на их лицах.

Девочка уже знала, что братья снова убили людей. Они ходили далеко, до крепости Раквере, встречались с тамошним отрядом партизан. Подстерегли на дороге партийного руководителя, воткнули кол в живот и повесили труп на дереве возле его дома, с надписью на груди. Это лозунг лесных партизан: «Месть восстает из руин».

Эйнар говорил, что акции устрашения необходимы, они заставят народ подняться на борьбу. Худой по рации отправлял донесения в Центр, подтверждая готовность партизан идти против Советов до конца. Но Вайдо и Осе считали новую жертву напрасной. Они уже не верили, что Эйнар сможет их вывезти в Лондон, и только страх перед Худым держал их в покорности. Правда, Осе в последнее время совсем перестал ходить в бункер. Только Вайдо исполнял поручения старшего брата.

Разворачивая узел с едой, Эйнар выругался грязным русским словом.

– Снова картошка с грибами! – Он со злостью ударил кулаком по столу. – Почему мать не зажарит цыплят? Не испечет сладкий пирог? Где водка, ведь я просил принести! Я дал вам деньги, а вы кормите нас, как свиней!

Эльзе испуганно сжалась. Арво свесился с нар.

– Не кричи на девочку, Эйнар. Твои деньги мы разделили между нашими семьями. У Юргена мать заболела и больше не может работать, у меня жена бьется с тремя детьми. Пришлось помочь и родичам партизан, которых арестовали два года назад.

Юрген поддержал товарища:

– Уж больно много ты на себя берешь, Эйнар! Ты не командир, а такой же боец, как мы. Посиди три года в бункере, и будешь рад любой еде и помощи. Твоей семье и так приходится туго, на жалованье Осе и Вайдо они теперь содержат не два, а три лишних рта.

Брат скрипнул зубами и снова отпустил запретное ругательство.

– Что ж, крысам нравится сидеть в норах! А я не собираюсь. Я готовлю большое дело. Русские надолго запомнят Эйнара Сеппа!

Он схватил со стола охотничий нож.

– Нужны деньги? Что ж, мы спим на тысячах!

Эйнар взрезал один из мешков, и пачки купюр посыпались на земляной пол, застеленный ветками. Он схватил несколько пачек и сунул в руки сестре.

Эльзе дрожала.

– Но Худой запретил…

– Плевать на него! Просто нужно действовать осторожно. Съезди с матерью в Нарву или дальше через границу. Купите мяса, цыплят, хорошего вина и водки. Купи себе новые туфли и платье! Только не в магазине – идите на рынок, к мешочникам. Там вас никто не будет спрашивать, откуда вы взяли лишнюю сотню.

Эльзе испуганно смотрела на Юргена. Тот спрыгнул с нар.

– Успокойся, Эйнар, хватит пугать девчонку!

– Разве я не прав? Эти бумажки уже отсырели. Скоро они покроются плесенью, и нам останется только сжечь их!

Юрген взял деньги из рук Эльзе, бросил обратно в мешок.

– Думаешь, нам не хочется мяса, вина? Обнять своих друзей и близких? Но жизнь дороже, Эйнар. Сам знаешь, если московиты нас найдут, и тебя, и меня ждет расстрел. Вспомни лагерь Клоога!

Эльзе увидела, как Эйнар побледнел и опустил сжатые кулаки. Девочке стало вдруг по-настоящему страшно – она почувствовала, как на всех них надвигается безжалостная сила, имя которой соединялось с именем города, о котором она так мечтала – Москва.

Помолчав, Юрген взял из мешка и протянул ей небольшую пачку сотенных купюр.

– Так и быть, эти можно потратить. Но будьте осторожны. Поезжайте в город, идите на рынок. Не тратьте больше одной купюры за один раз. И сразу уезжайте домой.

– Водки! Пусть принесут нам водки, – крикнул Эйнар, когда девочка уже выбиралась из землянки.

Эльзе бежала по лесу, чтоб поскорей удалиться от бункера. Ей всё казалось, что небо обрушится, земля провалится под этим местом, где ведут такие жуткие разговоры. Добежав до залитой водой канавы, она вдруг поняла, что повернула не к хутору, а в сторону Комбината, и оказалась почти на том месте, где на нее напал шофер. Дальше тянулось болото, торчали из земли вывернутые корни упавших деревьев.

Она выбралась на высокое место, побежала обратно к дому, споткнулась, без сил упала на мох. Деньги, спрятанные за пазуху, жгли ее кожу. Вспомнилось, как она убегала от Ищенко. И тогда, и сейчас ее пугало не осознание угрозы насилия и гибели от рук человека. Этот страх был нечеловеческой природы. От него нельзя было скрыться. Будто огромный волк-оборотень глядел на нее между сосновых стволов.

Что-то темнело впереди – небольшая яма, угли, обгорелые ветки. И в центре костра… человек. Ребенок!

Труп, присыпанный листьями. Под лохмотьями обгорелой плоти округлялась грудная клетка, виднелись белые кости. Ребра, сочленения бедер и плеч, позвонки. Круглый затылок. Голый и гладкий хвост. Собака!

Кто-то поймал и зажарил на костре собаку, на кустах висели клочья черной шерсти. Неужели это сделали братья?..

Чтобы заслониться от всё нарастающего ужаса, отступая, девочка начала шептать молитву. Но слова отдавались в воздухе пустым звуком. Тогда она запела по-русски:

 

Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы – пионеры, дети рабочих!

Близится эра светлых годов,

Клич пионера «Всегда будь готов!»

 

Песня помогла, страх отпустил.

Эльзе бежала по лесу и продолжала петь, вспоминая улыбку Павла, праздник Первомай, своих одноклассников. Счастье – неужели его не будет? Светлые годы – неужели они не приблизятся?

Подбегая к хутору, Эльзе еще раз ощупала деньги под платьем. На тропинке она увидела Вайдо, который возвращался с Комбината.

Брат спросил про Эйнара, и девочка пересказала сцену, которую наблюдала в землянке.

– Хорошо, я принесу им водки, – нехотя согласился брат.

– Еще я видела костер и мертвую собаку. Я испугалась, что это ребенок. Но у нее был хвост.

– Ты зря пошла в ту сторону. Там есть дыра в заборе, рабочие выходят с Комбината.

– Неужто русские едят собак?

– Это, верно, лагерники, воры, – проговорил брат, пожав плечами.

Эльзе замечала, что в последнее время Вайдо стал вялым и каким-то пришибленным. Безропотно выполнял поручения матушки. Придя с Комбината, несмотря на усталость, носил воду, колол дрова и делал все домашнюю работу за себя и за Осе. Казалось, этой покорностью он пытается удержать установившийся порядок вещей, тогда как Эйнар хотел скорейших перемен.

Они вошли в дом. Матушки не было – она ушла в поселок за покупками и, видно, еще не вернулась. Только сейчас сердце Эльзе перестало колотиться от страха. Ей хотелось слышать голос брата, такой знакомый и успокаивающий.

– Вайдо, ты знаешь, что такое «лагерь Клоога»? – спросила она, собирая ужин.

Брат отвел глаза.

– Думаю, это как-то связано с войной. Кажется, Эйнар и Юрген служили в тех местах. Да, я вспомнил, они эвакуировали этот лагерь вместе с немцами.

Вайдо подошел к окну, обнял сестру, лицо его на время прояснилось, сделавшись мечтательным.

– Эльзе, ты бы хотела уехать отсюда? Далеко-далеко, к теплому морю. Говорят, есть море, которое не замерзает зимой.

– Да, я хочу уехать, Вайдо, – кивнула девочка. – Мне страшно. Мне кажется, с нами всеми должно случиться что-то ужасное.

Брат застыл, продолжая поглаживать ее плечо.

– Да, ты права. Это всё Худой. Он служит Дьяволу и нас заставляет участвовать в этих делах.

– В каких делах? – тихо выдохнула Эльзе.

– Черные мессы. Мы собирались в ателье фотографа, там была голая женщина, мы называли ее царицей. Он заставлял нас стоять перед ней на коленях и целовать ее ноги. Я не могу тебе рассказать, что мы еще там делали… Но потом… Худой заставил Осе убить ее. И фотографа тоже. Ты знаешь, ведь Худой, он – колдун. Он влезает в нутро человека и приказывает делать грязные вещи. Он и сейчас сидит в моей голове и требует, чтобы я…

Вайдо медленно повернул к ней лицо. Через его глаза на Эльзе смотрел не человек – оборотень, присутствие которого она ощущала в лесу. Девочка застыла, чувствуя, как рука брата поднимается к ее шее. Нет, это была рука Дьявола.

Стукнула дверь, мать крикнула из сеней:

– Что ж вы не заперлись на щеколду? Сколько вам повторять!

Эльзе бросилась к матушке, помогла ей снять ботинки. Та принесла из поселка мешок крупы, рыбные консервы, сахар.

– Скоро Успение Пресвятой Богородицы, день моих именин. В субботу, как стемнеет, вы приведете в дом Эйнара. Я хочу, чтобы мы вместе встретили праздник.

Вайдо так и стоял у окна, повернувшись спиной, но Эльзе видела, чувствовала – Дьявол отступил.

Скоро явился Осе, от него пахло вином. Неужто и правда он убил ту женщину на Комбинате? Да нет, верно, братец Вайдо пошутил. Хотел напугать сестру страшной сказкой, а потом развеселить, как часто делал в детстве. Вот глупая, она чуть было не поверила этой выдумке!

Чтоб поскорей выкинуть из головы всё, что рассказывал Вайдо, Эльзе вынула деньги и рассказала о просьбе старшего брата.

– Что ж, так тому и быть, – проговорила мать, пересчитывая бумажки с изображением Ленина. – Завтра мы с Эльзе поедем в Таллин, нужно будет встать к пятичасовому автобусу. Мы разменяем деньги на разных рынках, купим вашей сестре сапожки и пальто.

– А мне купите бензиновую зажигалку, – попросил Осе.

Мать покачала головой – ей не нравилось, что младший сын начал курить.

– Ладно, если будут продавать. А тебе, Вайдо? Тебе что-нибудь привезти из города?

– Привезите мне мыло, – ответил брат невнятным, тусклым голосом. – И веревку.

Эльзе первая рассмеялась.

– Вайдо, у тебя очень глупые шутки! Хватит разыгрывать нас.

Поужинали наскоро, чтобы лечь пораньше. Осе сразу захрапел. Вайдо собрался и ушел, сказал, что переночует в бункере. Эльзе забралась в постель. Ей хотелось поскорее забыть этот суматошный и тягостный день.

Матушка уснула. В свете луны, который сочился из окошка, девочка достала и принялась рассматривать открытки Москвы. Едва ли не впервые она задумалась о том, что будет, если Павел вдруг узнает о братьях-партизанах. Нет, он не должен узнать.

Полная луна излучала бледное сияние. Наверное, так же светилась кожа обнаженной женщины, которой целовали ноги братья-близнецы. Что еще они делали с ней? Неужели такой бывает любовь? Волнующий стыд охватывал Эльзе при этих мыслях.

Нет, всё это сказки. Когда-нибудь она сама узнает, что происходит между влюбленными. Это должно быть что-то прекрасное, невыразимое словами.

Засыпая, девочка думала о Павле, и сердце сжималось нежной тоской. Непременно надо увидеть его до отъезда. Они снова сядут на велосипед, поедут к морю. Она будет чувствовать его дыхание на своей шее, будет смотреть на его сильные руки, покрытые золотистыми волосками. Он снова поцелует ее на берегу – осторожно, неловко. Но в этот раз она не будет стыдиться и убегать. Она продлит поцелуй.

«Клоога», – произнес над ней бесплотный голос.

2 октября 1944 г. Сов. секретно

Народному комиссару внутренних дел Союза ССР

Генеральному комиссару государственной безопасности товарищу Берия Л.П.

Спецсообщение

В районе Клоога уезда Харьюма Эстонской ССР, в 30 километрах южнее города Таллин, обнаружен организованный немцами специальный лагерь, в котором содержалось около 2000 евреев, пригнанных на принудительные работы из Гродно и Каунаса.

Лагерь расположен вдоль линии железной дороги Таллин – Пальдиски в 3-4 км к западу от станции Клоога; с юга лагерь граничит с озером Клоога-Ярв.

На территории лагеря находились казармы и служебные помещения 20-го гренадерского полка «СС», немецкой военно-строительной организации «ТОДТ», бараки для евреев и военнопленных красноармейцев.

В результате осмотра лагеря и опроса сохранившихся на его территории людей установлено, что утром 19 сентября с. г. в лагерь прибыла специальная команда «СС» или гестапо, в числе 60 человек немцев, и в течение дня расстреляла более 1600 человек мужчин, женщин и детей еврейской национальности. От смерти случайно спаслись не более 80 человек.

Расстрелы производились в нескольких местах, из коих достоверно установлены три:

1. Сарай, расположенный в 500 м от лагеря, непосредственно у линии железной дороги, куда евреев специально загоняли.

По окончании расправы сарай, заполненный трупами, был облит бензином и сожжен. Точно установить количество людей не представляется возможным.

2. Лесная поляна в 500 м в стороне от сарая, куда евреи из лагерного барака доставлялись под конвоем полицейских эстонцев. На месте евреи принудительно укладывались плотными рядами, лицом вниз, на сложенный из дров квадрат площадью в 4-5 метров и в таком виде расстреливались.

На трупы накладывался второй слой дров, на который аналогичным образом укладывалась и расстреливалась вторая группа доставленных из барака евреев.

Созданные таким образом две пирамиды из расстрелянных людей и дров были облиты керосином и подожжены.

3. Множество трупов расстрелянных евреев обнаружено в самом двухэтажном бараке, где содержались евреи.

В числе расстрелянных много врачей, артистов, научных деятелей и т. д.

Находившиеся в лагере 250 человек военнопленных красноармейцев, по рассказам допрошенных свидетелей, расстреляны также немцами.

Расследование на месте производит Республиканская правительственная комиссия.

27 сентября нами арестован и заключен под стражу один из активных членов военно-фашистской организации «Омакайтсе» Синипалу Август Фрицевич, рождения 1898 г., уроженец г. Таллин, эстонец, женатый, беспартийный, из рабочих, по специальности маляр, проживающий в г. Таллине. ‹…›

Синипалу в 1943 г. перешел на официальную службу в 3-ю роту 287-го полицейского батальона и в составе своего подразделения с августа 1943 г. принимал участие в охране заключенных в лагере Клоога евреев и в конвоировании их к месту массового расстрела 19 сентября с. г.

Синипалу на первичном допросе виновным себя признал и назвал ряд своих сообщников по активной полицейской службе, к розыску которых нами приняты меры.

Народный комиссар внутренних дел ЭССР комиссар государственной безопасности Резев

Резолюция: Разослать тт. Ст<алину>, М<олотову>, М<аленкову>, Щер<бакову> и Швернику. Л. Берия 10.10.44.