Они приехали в промзону.
На большом пустыре стояли корпуса предприятий, складских помещений, заводских цехов. Торчала кирпичная труба котельной. Некоторые предприятия были заброшены и огорожены высокими заборами. Кто-то разрисовал их уродливыми граффити.
Игнатьев, не доезжая сотню метров, свернул с трассы на грунтовку. Под шинами зашуршало. Бобровский открыл глаза, потрогал распухший лоб. Наверно, есть лёгкое сотрясение. Зато рука болела гораздо меньше. Бобровский уже мог спокойно ею двигать. Они остановились рядом с ржавой и заросшей сорняком узкоколейкой.
– Всё, вылезай, – сказал Игнатьев.
Бобровский выбрался из салона. На земле лежал небольшой булыжник. Бобровский пошевелил его ботинком. Тут же вылез Игнатьев, обошёл машину спереди. В руке он держал пистолет. Стволом вниз. Пистолет был пневматический, к тому же с пустым баллончиком. Но выглядел грозно. Если не показывать узенькое дуло.
– Боишься? – спросил бывший омоновец.
– Кого?
На секунду Игнатьев пожалел, что вообще вышел сегодня из дома. Он мог сидеть в «ВК» и клеить понравившихся баб, попивая пиво. Или смотреть на порношлюх, которые дрочат за деньги перед веб-камерой. А что вместо этого? Сначала чокнутая медсестра. А теперь этот полудохлый осёл, которому на всё плевать.
Послышались далёкие раскаты грома.
– Дождь будет, – сказал Бобровский. – Наконец-то.
Игнатьев подбежал к нему и со всей дури пнул в голень. Когда он служил в ОМОНе и носил килограммовые берцы, этот приём получался гораздо эффективнее. Но и сейчас вышло неплохо. Бобровский запрыгал на одной ноге, потерял равновесие и повалился на колючий грунт. Тут же получил ногой по рёбрам и рукояткой пистолета по затылку. На несколько секунд Бобровский лишился сознания, а когда очнулся, обнаружил, что лежит лицом в мелких камешках. И сразу стало больно. Он застонал и попытался ползти.
– Лежать, скотина! – донёсся сверху голос. – Ты что, не понял, с кем связался?
– Понятия даже не имею, – ответил Бобровский, выплевывая песок. – Что ты за мудила…
Посыпались удары. Игнатьев колотил по очереди руками и ногами, несколько раз он сильно ткнул Бобровского пистолетным стволом. Остановился, когда тот перестал шевелиться. Гром гремел гораздо ближе. Игнатьев немного отдышался, сунул пистолет в карман и подобрал булыжник. Голова Бобровского выглядела очень заманчиво. Но Игнатьев не рискнул. Так и долг некому будет возвращать. Он отбросил булыжник и перевернул тело на спину. Бобровский хрипло дышал. И смотрел. Глаза были пустые. Игнатьев быстро обшарил его карманы, нашёл немного денег и забрал себе.
– Это за проезд. Лежи, думай, как долг будешь возвращать.
Напоследок он ещё пару раз пнул Бобровского по рёбрам, сел в машину и рванул в сторону города. На лобовое стекло упали первые капли дождя. Игнатьев достал смартфон и набрал номер Кристины.
– Ты где сейчас? – спросил он.
– Дома, – ответила Кристина. – Отдыхаю.
– Одна? Отлично. Я еду.
– Но послушай, я так устала сегодня…
Игнатьев нажал отбой. У него было странное чувство. Он хорошо разобрался с этим козлом, растоптал, как говно. И всё прошло вполне гладко. Но почему не было удовлетворения от проделанной работы? Может, потому, что этот дохляк не плакал, не просил прощения, не целовал ноги, не обещал продать детей и родителей на органы и в зубах принести деньги? Он просто смотрел на Игнатьева как на пустое место.
Дождь прекратился, так толком и не начавшись. В небе ещё немного погромыхало и стихло. Игнатьев подъехал к дому Кристины. Оставил машину на газоне и зашёл в подъезд. Его тянуло вернуться в промзону, ещё раз посмотреть на Бобровского. Но это было глупо. Он позвонил в дверь. Кристина открыла. У неё был измученный вид.
– Не волнуйся, я ненадолго, – сказал Игнатьев. – Ходила к массажисту?
– Не успела, – ответила она. – А чем от тебя пахнет?
– Что? Чем от меня может пахнуть? Я вкалываю весь день, как конь, бегаю по жаре.
Он стащил кроссовки, схватил Кристину и стал целовать и мять ей ягодицы. Потом попытался уложить на пол. Она вывернулась.
– Слушай, ради бога, сходи в душ. Ну правда.
– Блядь, все такие чувствительные и шибко умные! – сказал Игнатьев.
Но пошёл в ванную. Минут через пять он вышел. Кристина сидела на кухне и курила.
– Ты чего тут? – спросил он. – Иди, ложись.
– Я так устала.
– Тьфу, твою мать! А я тебя что, заставляю вагоны разгружать?
– У меня уже сил нет.
– Брось, на тебе пахать можно.
– Вот вы и пашете.
– Ладно, ладно, докуривай и пойдём.
Кристина затушила сигарету.
– Давай поговорим кое о чём.
– О чём?
– Вот ты приезжаешь и имеешь меня как хочешь.
– Тебе же нравится, – сказал Игнатьев.
– Денег ты не платишь.
– Я тебя охраняю.
– От кого?
– От всяких уродов и извращенцев, которые могут тебя на ремни порезать.
Кристина закрыла лицо руками. Потом посмотрела на Игнатьева одним глазом, сквозь растопыренные пальцы.
– Саш.
– Чего?
– Сделай вазэктомию.
– Это что за хреновина?
– Такая процедура. Ты не хочешь предохраняться. А я не хочу больше рожать. И аборты тоже не хочу делать. Последний раз было очень тяжело. Я чуть не умерла.
– Ладно, посмотрим, сделаю. Узнаю только, что это такое. Идём.
Он отвёл её в комнату, положил на кровать и взгромоздился сверху. Кристина не отвечала. Лежала, как мёртвая. Голова её слегка покачивалась. Она смотрела в одну точку. Игнатьеву было всё равно. Потом она вдруг заговорила.
– Я боюсь сойти с ума.
– Что? Что ты мелешь?
– Моя мать сошла с ума.
– Слушай, давай потом. Сожми лучше. Ты вся раздолбанная.
– Мне было двенадцать лет, – продолжала Кристина. – Мама родила братика. Потом братик умер в полгода. И мама свихнулась от горя. Она билась головой о стену. Била меня.
– Замолчи.
– Потом пошла на кладбище, выкопала тело и принесла домой. Это было ужасно.
– Заткнись, сука чокнутая!
– Её отправили в психушку. Меня в интернат. Отец нас бросил. Мне всё это снилось. И сейчас опять стало сниться. Я очень боюсь сойти с ума. Двух детей я сдала в детдом. Потом два аборта. Это какое-то проклятие.
Игнатьев заорал и спрыгнул с кровати. Стал бить кулаками в стены. Схватил Кристину за горло. Она не сопротивлялась. Смотрела на него пустыми глазами. Он разжал пальцы.
– Ты меня боишься? – спросил Игнатьев.
Кристина отвернулась и обхватила голову руками.
– Я так устала. Ничего не хочу.
– Ты уже сто раз это повторила. Устала – отдохни. Возьми пару выходных. Сходи в баню.
– Почему такая жизнь? – спросила Кристина. – За что? Кому я что сделала плохого?
– Да нет. Ты всем хорошо делаешь. Могла бы и мне сделать.
– Я очень боюсь сойти с ума.
– Слышал.
Игнатьев натянул штаны.
– Ты, похоже, уже сошла. Надо же такую собачатину пороть!
Уходя, он не удержался и крепко шлёпнул её по мягкой заднице.