Безумный, безумный, безумный день

(рассказ)

Снотворное подействовало быстро. Веки отяжелели, и Вернер поймал себя на мысли, что последние пять минут он беспрерывно зевает, совершенно утратив интерес к происходящему на экране телевизора. Часы показывали четверть одиннадцатого. Он редко ложился спать позднее полуночи, а в семь утра, как правило, был уже на ногах. Это не зависело от того, выходной день или рабочий. Вернер с детства привык к такому распорядку. Но в последнее время в его биологических часах случился необъяснимый сбой.

Всё началось несколько дней назад, когда он поссорился с Эльвирой. Ей хотелось сходить вечером в ресторан, а он жутко вымотался на работе, предложил заказать пиццу и провести вечер дома.

– Но я уже сделала причёску, – сказала Эльвира. – У меня новый маникюр.

Она показала Вернеру ногти. Бледно-розовый цвет ему не понравился. Но он промолчал.

– Я ужасно устал, с ног валюсь, – сказал Вернер. – Сегодня было четыре контрольных, потом школьный совет…

Вернер работал учителем в гимназии.

– Ладно, – сказала Эльвира. – Ты прав. Надеюсь, когда-нибудь ты станешь хотя бы директором.

Ему не понравился снисходительный тон.

– Обязательно надо стать директором? – спросил Вернер. – Обычный учитель…

Он так и не смог придумать: обычный учитель – что? Это его разозлило. Вернер стал бормотать какую-то невнятную чушь, скорее даже издавать возмущённые, нечленораздельные звуки. А Эльвира сказала, что рано утром ей надо снимать репортаж на автобусной станции, куда привезут новую партию беженцев. Поскольку это рядом с её квартирой, она переночует сегодня там. И она уехала, чмокнув Вернера в щёку прохладными губами. Уснуть он смог лишь под утро. «Миленькая буржуазная ссора», – думал Вернер, раздражённо ворочаясь в кровати. Ссора холодная, как айсберг. Бессмысленная, как «Чёрный квадрат» Малевича. Бесстрастная, как норвежский игрок в кёрлинг. Эти дурацкие образы и сравнения маршировали у него в голове парадным строем, мешая уснуть. Вернер вспомнил, как пару месяцев назад стал случайным свидетелем ругани супружеской пары, то ли из Польши, то ли с Украины. Всё происходило в соседнем супермаркете. Они орали друг на друга на непонятном рычащешипящем языке, потом стали плеваться, а под конец муженёк схватил свою бабу за волосы и попытался приложить головой о холодильник с пивом. Но баба оказалась не промах и обрушила на благоверного серию прицельных ударов. Охранники с трудом смогли их разнять. А Вернер подумал, что, вернувшись домой, эти поляки или украинцы наверняка сладенько потрахались.

С Эльвирой Вернер, конечно, помирился. Через день она ему позвонила и сказала, что зайдёт вечером, посмотреть вместе с ним её репортаж в выпуске новостей. И он, разумеется, обрадовался, что всё закончилось так мирно и скучно. Но сон нарушился. Теперь Вернер засыпал лишь после трёх часов, а в семь утра просыпался и, чувствуя себя разбитым, шёл в гимназию. Он пожаловался Эльвире, припомнив заодно и перепалку насчёт ресторана. О перепалке она не вспомнила или сделала вид. Но посоветовала обратиться к врачу. Вернер записался на приём к своему терапевту и сходил к нему сегодня после занятий.

– Это не совсем бессонница, – сказал доктор Аппель, разглядывая какой-то волосок у себя на ладони. Потом сдул его на пол. – Всего лишь позднее засыпание. Я пропишу вам лёгкое снотворное, это должно помочь.

– Может быть, что-то более сильное? – спросил Вернер.

– Более сильное может выключить вас на сутки, учитывая, что организм измотан малым количеством сна, – сказал врач.

– Завтра у меня всё равно выходной, так что можно спать сколько угодно, – сказал Вернер. При слове «спать» он с трудом подавил зевок.

– Лёгкое снотворное вам поможет, – произнёс твёрдо доктор Аппель. – А если нет, вы знаете, как снова записаться ко мне на приём.

По дороге домой Вернер зашёл в аптеку и купил снотворное. Шагая по улице, он читал инструкцию. Моросил прохладный октябрьский дождь. Нужно было рассосать несколько драже и ждать, когда сон свалит с ног. «Какое-то чертово плацебо наверняка», – подумал Вернер раздражённо. Он стал засовывать инструкцию в карманчик рюкзака и чуть не врезался в прохожего.

– Извините, – оборонил рассеянно Вернер.

Перед ним стоял молодой араб в дешёвом китайском пуховике и армейских штанах. Он смерил Вернера взглядом, полным презрения, и ответил что-то на своём языке. Тон был неприязненно-высокомерный, как плевок в лицо. Смутившись, Вернер обогнул его и ускорил шаг. Придя домой, он засунул в микроволновку замороженные тефтели, открыл бутылку безалкогольного пива, выпил стаканчик и позвонил Эльвире. Рано утром она уехала делать репортаж о лагере для беженцев где-то в Саксонии. Вернер хотел узнать, всё ли у неё в порядке и когда она вернётся. Телефон Эльвиры долго не отвечал. Вернер расхаживал по кухне, слушал длинные гудки и хмурил брови. Микроволновка мягко жужжала. «Слушай, успокойся, просто она занята сейчас, – сказал внутренний голос. И добавил: – Её насилует какой-нибудь грязный араб, а оператор лежит с перерезанным горлом». – «Заткнись, чёрт возьми!» – подумал Вернер. Он набирал номер Эльвиры ещё несколько раз, но ничего, кроме длинных гудков, не услышал. Вернер положил телефон в карман и одним махом допил пиво прямо из бутылки. В конце концов, она и правда может быть сейчас занята. Она ведь делает репортаж.

Вернер достал пачку American Spirit, закурил и выглянул в окно. Дождь сменился редким, мокрым снегом. По улице проехал катафалк. Спустя полминуты в противоположную сторону проехала карета скорой помощи. А потом Вернер увидел араба в китайском пуховике. Он не спеша шёл по тротуару, с вальяжным видом осматривая окрестности. Вернер отошёл от окна и задёрнул занавеску. Он жил на втором этаже. Араб мог увидеть его, и не просто увидеть, но и узнать. «Так, и что? – снова раздался противный внутренний голос. – Боишься, что он ворвётся сюда, как только тебя увидит, и изнасилует?» – «Заткнись, пожалуйста!» – подумал Вернер устало.

Без особого аппетита он съел две тефтели, выпил еще одну бутылку безалкогольного пива и вспомнил про снотворное. Было начало десятого. Самое время попробовать, что там ему прописал доктор Аппель.

Вернер закинул в рот целую горсть драже, развалился в кресле и включил телевизор. Стал переключать бесчисленные каналы, не задерживаясь ни на одном дольше чем на полминуты. Добравшись до «Hustler TV», Вернер отложил пульт. Показывали американский порнофильм с сюжетом, в котором снялась дамочка, выигравшая несколько лет назад конкурс «Мисс США». Было любопытно посмотреть, как её кто-нибудь натянет, и лучше всего в задницу. Но в фильме почему-то никто никого не спешил натягивать. Персонажи только беспрерывно болтали, демонстрируя ужасную актёрскую игру. А больше всех старалась бывшая «Мисс США». Вернер зевал и ждал. Наконец, что-то стало происходить. Она показала хорошие титьки. Но на этом всё прервалось. Опять пошла болтовня, к которой Вернер не испытывал ни малейшего интереса. Он клевал носом. Часы показывали четверть одиннадцатого. Вернер выключил телевизор и направился в спальню. Быстро переоделся в пижаму и нырнул под одеяло. Он уже засыпал и даже начал видеть зыбкий сон, с участием «мисс США», когда зазвонил его айфон. Ощущение было такое, будто за шиворот плеснули ледяной воды. Вернер сел на кровати, чувствуя тошноту и головокружение. Его яблочный гаджет, звоня и вибрируя, ползал по прикроватной тумбочке. «Тупая сволочь!» – подумал Вернер. И тут снова вмешался внутренний голос: «Сам ты тупая сволочь! Кто ещё это может звонить, как не Эльвира?!» Вернер схватил трубку. Это была Эльвира.

– Да, милая, я здесь, – сказал он с некоторым трудом. Язык заплетался. Прозвучало как «Та мивая, я тесь».

– Господи, Вернер, какой ужас, ты не представляешь! – вздохнула Эльвира. – Я только сейчас смогла позвонить тебе.

– Что случилось, любовь моя? – «Сто флутиоф нюбоф моя».

– В этом вонючем лагере были беспорядки… Когда мы делали репортаж… А что у тебя с голосом? Вернер, это ты?

– Конечно, кто же ещё?

– Ты пьяный?

– Боже, нет! Я принял слабительное, ты же знаешь, какие проблемы у меня со сном.

– Слабительное? Что? Причём тут слабительное?!

– Ох, я хотел сказать, снотворное. Я принял снотворное и стал засыпать. Вообще-то, я думал, это плацебо. Доктор Аппель, помнишь его? Он похож на индюка, которого накачали через задницу…

– Вернер! Что ты несёшь? Ты точно не принимал наркотики?

– Какие наркотики?! Раньше я покуривал травку, когда жил с Ингрид…

Вернер умолк и мысленно обругал себя безмозглым ослом. Об Ингрид лучше не упоминать. Эльвира всегда злилась из-за этого.

– Послушай, – сказала она. – Были беспорядки в лагере. Эти чумазые дикари устроили пожар. Наш автобус сгорел.

– Ты не пострадала, дорогая?

– Нет, я в порядке. Полиция их приструнила. Я сейчас в гостинице. Приеду завтра поездом. Ты сможешь меня встретить?

– О чём разговор? Конечно!

– Я приеду дрезденским поездом.

– Во сколько?

– Так, дай сообразить! Прибытие в два часа. Я ужасно вымотана. Не представляешь, как я испугалась.

– Страшно даже подумать, – ответил Вернер.

– В общем, сейчас я приму душ и лягу спать. С ног валюсь. До завтра. Целую!

– Целую! – сказал Вернер.

Некоторое время он стоял посреди спальни и тупо смотрел на телефон в своей руке. Мысли путались. Эльвира могла погибнуть. Её могли изнасиловать. Изнасиловать всем лагерем. А потом отрезать голову и изнасиловать отрезанную голову.

Вернер бросил телефон на кровать и отвесил себе неслабую оплеуху. Идиот! Что за мысли тебе в голову лезут?! Он вышел на кухню, открыл форточку и закурил. В пачке оставалось две сигареты. Вернер выкурил обе.

Он так и не смог нормально уснуть. Это был не сон, а какое-то лихорадочное полузабытьё, как при высокой температуре. Вернер балансировал на границе сна и реальности. С одной стороны, он вроде бы спал и даже видел какие-то размытые сны, а с другой стороны, осознавал, что лежит в кровати, отстранённо думает об Эльвире и слышит приглушённые звуки, доносящиеся с улицы. В одиннадцать утра он проснулся окончательно и некоторое время лежал, глядя в потолок опухшими глазами. В голове шумело, как с похмелья. Во рту ощущалась горечь – последствие выкуренных перед сном сигарет. Перед сном?!

Пошатываясь, Вернер вышел на кухню и выглянул в окно. На улице было пасмурно. На тротуаре лежали небольшие островки подтаявшего снега. Вернер заглянул в сигаретную пачку, скомкал её и бросил в мусорное ведро.

Он принял прохладный душ, выпил чашку кофе и почувствовал себя чуть лучше. Не хватало лишь сигареты. Выходить из дома раньше времени не хотелось. Вернер перерыл ящики стола, обшарил карманы всей имеющейся одежды, заглянул на полку в стенном шкафу, где хранился разный хлам, надеясь найти табачную заначку. Но обнаружил лишь несколько пустых пачек из-под сигарет, а также окурок косячка, спрятанный в спичечный коробок. Должно быть, остался от Ингрид. Сколько он там пролежал? Они расстались полтора года назад. А за восемь месяцев до расставания Вернер прекратил курить травку.

Он выбросил коробок вместе с содержимым в мусорное ведро и стал одеваться. В соседнем переулке был небольшой табачный магазинчик, которым владел старик по имени Вилли. Вернер прожил в этой квартире двенадцать лет и все эти годы покупал сигареты только у Вилли. Их вполне можно было назвать приятелями, хотя общались они лишь тогда, когда Вернер заходил за очередной покупкой. Вилли, судя по всему, было далеко за восемьдесят, а табак он продавал, как сам говорил, с начала семидесятых. Вилли был одновременно и владельцем, и продавцом. Он жил в квартирке над магазинчиком и всё свободное время проводил за прилавком, почитывая газету или раскладывая на полках пачки сигарет и кисеты с самокруточным и трубочным табаком.

Вернер сунул в карман несколько банкнот (Вилли признавал только наличность) и вышел из квартиры. На улице он полной грудью вдохнул свежий, влажный воздух и зашагал в сторону магазинчика. Пахло приближающейся зимой: снегом и дымком. Подходя к переулку, Вернер услышал ругань. И первый, кого увидел, свернув туда, был знакомый молодой араб в китайском пуховике. Он сидел на корточках посреди улицы, спустив свои военные штаны и опершись руками о колени. Неподалёку от него стояла фрау Кляйбер, соседка Вернера, худенькая, морщинистая старушка в фетровой шляпке. На руках фрау Кляйбер держала своего миниатюрного йоркширского терьера, который визгливо лаял.

– Животное, животное, животное! – как заведённая повторяла старушка и грозила арабу кулаком. – Так сложно найти туалет? Свинья!

Араб, не думая прерываться, что-то кричал в ответ на своём языке. Судя по тону, он мог кричать следующее: «Закрой пасть, уродская бабка! Сейчас я закончу и оторву твою сушёную башку!»

Вернер подошёл к старушке.

– Фрау Кляйбер, успокойтесь, вы же видите…

– Я иду звонить в полицию! – перебила старушка и посмотрела на Вернера. – А вы? Почему вы ничего не делаете?

– Что я должен сделать? – удивился Вернер. – Убрать за ним?

– Дать ему пинка под зад, вот что! – сказала фрау Кляйбер. – Завтра он нагадит вам под дверь. Послезавтра в кровать.

«Получив пинок под зад, он наверняка достанет нож», – подумал Вернер.

– Я иду звонить в полицию, – повторила старушка и поспешила прочь.

Вернер посмотрел ей вслед, потом взглянул на араба, который спокойно продолжал своё занятие, и зашагал дальше.

Магазинчик Вилли оказался закрыт. Впервые за всё время, что Вернер сюда ходил. Это было странно. Он постучался, дёрнул ручку, потом заглянул через витрину, приложив к лицу раскрытые ладони. Свет в магазине был выключен. Вернер увидел разбросанные по полу сигаретные пачки, осколки стекла и бумажные обрывки. Он полез в карман за телефоном и мысленно придумывал, что скажет дежурному полицейскому, но вдруг увидел самого Вилли. Тот сидел, сгорбившись, за прилавком, на своем привычном месте, и смотрел прямо перед собой. «Старик помер, – сказал внутренний голос. – Инфаркт или инсульт. А может, что-то старческое». – «А дверь почему заперта? – подумал Вернер. И этот беспорядок…»

Он сильно постучал в витрину, так что стекло задрожало. Старик встрепенулся и посмотрел на Вернера. Некоторое время они молча пялились друг на друга. Потом Вернер помахал рукой. Вилли встал и медленно двинулся к двери. Невысокий, сутулый старик с седой головой на короткой шее. Когда он открыл, Вернеру стало ясно, что случилось. На правой скуле Вилли расцвёл ярко-красный кровоподтёк. Ворот клетчатой рубашки Fred Perry был надорван и болтался, как собачий язык.

– Ты вызвал полицию? – спросил Вернер.

Вилли посмотрел на него взглядом побитой дворняги.

– Сегодня я закрыт, – сказал он. – Надо прибраться. Пожалуй, милый Вернер, тебе придётся воспользоваться сигаретным автоматом в супермаркете.

– Полиция. Ты вызвал их?

– Полиция! – злобно фыркнул Вилли, развернулся и двинулся шаркающей походкой назад к прилавку.

Вернер зашёл в магазин.

– Запри дверь, – сказал старик. – Не хочу никого видеть. Хочу посидеть тут, поджав хвост, будто нашкодивший пёс.

Вернер запер дверь.

– Кто это был? Ты его узнал?

– Его! – снова фыркнул Вилли. – Будь это кто-то один, я бы с ним справился. Я старый, да, но удар у меня до сих пор неплохой. В армии я был чемпионом округа…

Звучало это всё жалко и неправдоподобно. А тут ещё снова заговорил треклятый внутренний голос, принадлежащий «злому Вернеру»: «В армии, Вилли? Ты имеешь в виду, конечно, вермахт?»

– В полицию я не звонил и звонить не буду, – сказал Вилли. – Не вижу смысла. Они ничего не сделают. Но мне будет хуже.

– Что ты такое несёшь? – спросил Вернер, поднял с пола несколько пачек Camel и положил на полку.

– Они зашли сюда целой толпой, человек восемь или десять. И стали просто сгребать товар и совать в карманы. А я как будто и не существую.

– Полицейские? – спросил ошарашенно Вернер.

– Ты что, дурак? Какие полицейские?! Чёртовы арабы, вот кто! Когда я попытался их остановить, один схватил меня за шкирку и отвесил пинка. А потом подошёл и дал пощёчину. Пощёчину, понимаешь? Лучше бы он от души приложился кулаком.

– Пожалел тебя, – сказал Вернер.

– Пожалел?! Пожалел?! – завопил Вилли бабьим голосом. – Они вынесли сигарет на пятнадцать сотен, если не больше. Хозяйничали тут, как у себя дома. Один ковырялся в носу и вытирал козявки об стену. Будь у меня пистолет…

Старик замолчал, яростно сопя.

– Но почему ты всё-таки не вызовешь полицию? – повторил Вернер.

– Потому что их много. В соседнем квартале они занимают целую пятиэтажку. И таких пятиэтажек знаешь сколько по городу? Даже если полиция задержит парочку этих вонючих, грязных козлоёбов, другие вернутся и сожгут мой магазин. А мне отрежут голову и пойдут играть ею на городской площади. Потом появится какая-нибудь бестолковая пизда в телевизоре и скажет, что я бывший нацист, травивший евреев в Аушвице, а эти милые люди всего лишь блюдут свои народные традиции. Ведь это их традиции – отрезать голову старику, изнасиловать ребёнка, сжечь живьём христианина, нет? Мы ведь должны уважать традиции других народов, – добавил Вилли ехидным голосом.

– Успокойся, – попросил Вернер. – Мне кажется, ты сгущаешь…

– Вот-вот, – кивнул старик. – Только это я и слышу. Мы сгущаем. А на самом деле всё прекрасно! Может, мне застрелиться, чтобы никому не мешать? А перед этим подарить свой магазин какому-нибудь вонючему Усаме, который вытирает жопу рукавом?

Вернер вздохнул.

– Когда я шёл к тебе, видел одного, он срал прямо посреди улицы.

Вилли хмыкнул.

– А я ничего не сделал, – продолжал Вернер. – Возмутилась только фрау Кляйбер. А ведь ей лет девяносто.

– Вы размякли, молодежь! Молчите! Ни скорби, ни вопля! – сказал Вилли. Он поднял с пола пачку HB, сорвал целлофан и вытащил сигарету. – Не курил двадцать лет. Все двадцать лет терпел. Наконец-то есть повод, так что совесть будет спокойна.

Вернер поднёс огонёк зажигалки. Вилли жадно затягивался, выпуская дым через нос. Даже не кашлянул. Выкурив половину сигареты, он положил её в пепельницу.

– Порядок, – сказал старик. – Жаль, нельзя так же со шнапсом. Лёгкие гораздо добрее к человеку, чем печень. А с печенью у меня дела не очень хорошо обстоят.

– Вчера моя девушка поехала в лагерь для беженцев, – сказал Вернер. – Она репортёр. Вечером звонит мне и говорит, что там бунт, пожар. Автобус съемочной группы сожжён.

– Скоро нас всех сожгут, – пробормотал Вилли. – А твоя девушка, с ней всё нормально?

– Нормально, – ответил Вернер. – Ей повезло.

– Это та мясистая шведка, верно? – спросил Вилли. – С круглой задницей…

– Ингрид? Нет, мы расстались. Мою девушку зовут Эльвира. Мы как-то заходили вместе.

– Правда? – сказал Вилли. – Возможно. Не помню. Я ещё не в маразме, но память временами подводит. Я не помню, что ел сегодня на завтрак. Но помню, например, как британцы разбомбили в опилки мой город. Я это видел. Прятался в колодце. А мой приятель залез в пустую цистерну. И поджарился внутри. Они всё забросали зажигалками. Всё горело. Сплошной огненный смерч.

– Кошмар, – сказал Вернер. – Прости, Вилли, можно я куплю у тебя всё-таки сигарет?

– Бери так, – сказал старик. – Всё что хочешь.

– Не говори глупости.

Вернер взял несколько пачек American Spirit и положил на прилавок двадцатку.

– Так вот, бомбёжка. Я был жутко напуган. Однако страх можно пережить, поверь. Но такого унижения, как сегодня, не было никогда.

– Что же делать? – спросил Вернер.

– Хотел бы я знать, – ответил Вилли. – Сегодня я возьму выходной и обо всём подумаю. Возможно, я слишком стар. Пора продать магазин. Как ты думаешь? У меня сестра живёт в Кёльне. Тоже одинока. Всё зовет переехать к ней.

– Наверное, это неплохой выход, – сказал Вернер.

– Неплохой выход, неплохой выход, – передразнил Вилли. – Это называется сбежать, поджав хвост.

– А какие есть варианты? Они ведь и дальше могут так делать. Если это сойдёт им с рук. Они будут приходить сюда и забирать всё даром. Бить тебя, унижать.

– Хватит! – крикнул старик, закуривая вторую сигарету. – Решил поиздеваться?

– Нет, что ты. Но, боюсь, всё это очевидно. Может, тебе нанять охранника?

Вилли фыркнул.

– Охранника. Да что он может сделать против толпы? В Америке я бы купил себе штурмовую винтовку и перестрелял всё это стадо прямо здесь. И суд бы меня оправдал. А после этого ни один сукин сын не посмел бы и носа тут показать.

– Вилли, это слишком, это перебор, – сказал Вернер и тоже достал сигарету. – Некоторые из них, конечно, диковаты…

– Ты просто размазня! – сказал старик. – Либерал без яиц. Пройдёт несколько лет, я умру, умрет фрау Кляйбер, и Германия постепенно исчезнет. Вы всё просрёте! Завтра тебе придёт предписание, в котором будет сказано, что в твою квартиру заселят араба. А ты и пикнуть не посмеешь. Потом этот араб поставит твою жену раком, а ты скажешь, что ничего страшного нет и тебе как раз нужно прогуляться.

– Ты не прав, – сказал Вернер, закуривая. – Зачем, зачем ты это говоришь? Такие суждения… Это… Это как-то даже несовременно.

Вилли угрюмо хмыкнул. Вернер посмотрел на часы. До прибытия поезда оставалось сорок минут.

– Мне пора на вокзал. А ты позвони в полицию.

Старик ничего не ответил. Вернер вышел из переулка на главную улицу и стал ловить такси. Почти сразу же к нему лихо подрулил старенький Volkswagen. За рулём сидел смуглый небритый тип в кожаной куртке. Вернер уже собрался залезть в салон, но вспомнил, что взял с собой совсем мало денег.

– Я не еду, – сказал Вернер. – Извините.

– Чёртов идиот! – ответил водитель и добавил: – Свинья тупая!

Пропустив оскорбления мимо ушей, Вернер пошёл на автобусную остановку. Там стоял парень с дредами, из его увешанных железяками ушей свисали провода наушников. Он слушал рэп. Так громко, что и Вернеру пришлось слушать рэп, стоя рядом. Парень достал сигарету и посмотрел на Вернера.

– Я вас знаю, – сказал он, вытащив наушник из уха. – Вы историк.

– Это что, написано на мне? – спросил Вернер.

Парень закурил и засмеялся.

– Нет, я учусь у вас в гимназии. Моя фамилия Йост. Тринадцатый класс.

– Точно. Я тебя вспомнил.

– На вокзал собрались?

– С чего ты решил? – удивился Вернер.

– Ну а куда же. А я вот решил не ездить. Мне, конечно, всю плешь из-за этого проедят, но черт с ним. Нечего им здесь делать, вот что я думаю. Вы, само собой, не согласны, но у нас ведь свободная страна и каждый может говорить то, что вздумает. Если, конечно, это не связано с Гитлером. А?

Вернер ни слова не понял из сказанного, решив, что этот дредастый обкурился травки. Он осторожно кивнул. Показался автобус.

– Ничего не заготовили? – спросил дредастый.

– Ты о чём?

– Приветственная речь? Подарки? Плакат?

– Мой автобус, – ответил Вернер.

– Ну, желаю удачи! Но не слишком заблуждайтесь, ладно?

– Да, да, конечно.

Вернер зашёл в автобус, а этот невменяемый остался на остановке.

Кто-то окликнул его у входа на вокзал. Вернер оглянулся и увидел директора гимназии Виктора Морица. Это был высокий и тощий лысый мужчина в очках без оправы.

– Все уже в сборе, Шмидт, – сказал Мориц. – Ждут на перроне. Я вышел покурить. А вы…

Мориц посмотрел на часы.

– Вы чуть не опоздали. Впрочем, ещё двадцать минут до прибытия.

– До какого прибытия? – спросил устало Вернер.

«Безумный, безумный, безумный день», – подумал он.

– До прибытия поезда, – ответил Мориц. – Что с вами? И почему вы ничего не принесли? Фрау Нагель принесла домашние крендельки. Фишер купил целый мешок шоколадных батончиков для ребятишек. Ну и цветы все приготовили. А вы что же?

Он тащил Вернера через вестибюль, мимо павильонов, торговых автоматов и касс.

– Что-то можете купить здесь. Хотя бы цветы. Вон цветочный павильон.

Мориц потянул Вернера к павильону с цветами.

– Не жадничайте, купите побольше роз, – сказал директор.

Вернер остановился.

– Слушайте, вы можете объяснить мне, о чём вообще говорите? Я не могу понять ни слова.

– Шутите? – сказал Мориц. – Вы для чего приехали сюда?

Вернер поглядел на часы.

– Встречаю свою девушку. Поезд через пятнадцать минут.

– Вот как, – нахмурился Мориц. – Ага. Очень печально.

– Печально что? Что я встречаю свою девушку?

– То, что вы игнорируете ваш гражданский долг.

– Каким образом? – спросил Вернер.

– Ну, хватит валять дурака! – разозлился Мориц. – У вас совсем память дырявая? В среду было собрание. Наша гимназия, преподаватели и ученики, делегированы встречать беженцев, они приезжают дрезденским поездом. Конечно, это добровольное дело, но, сами понимаете, лучше не игнорировать такие важные мероприятия.

Вернер смутно вспомнил, что в середине недели было какое-то собрание. Но о чём там шла речь, из его памяти стёрлось начисто. После очередной бессонной ночи Вернер беззастенчиво дремал, пока Мориц трепался.

– Дрезденский поезд? – спохватился Вернер. – Моя девушка приезжает этим поездом.

– Вот и прекрасно, – улыбнулся Мориц. – Встретите заодно и её.

– А их зачем? Зачем их встречать? Они что, заблудятся?

– Не острите. Мы должны показать этим людям наше дружелюбие и гостеприимство. Показать, что здесь их ждут, здесь их готовы принять. Что мы готовы помочь им всем, чем можем.

Вернер вздохнул.

– Не пыхтите, лучше купите цветов, – сказал Мориц.

– У меня с собой всего десятка с мелочью.

– О господи Иисусе, да что с вами не так? Вы что, даже своей девушке не купили бы цветов?

– У неё аллергия на цветы, – сказал Вернер.

Мориц закатил глаза, взял его под руку и снова потащил за собой. Они поднялись по эскалатору, прошли через зал и вышли на перрон. Вернер увидел своих коллег по гимназии и учеников.

– Поезд будет через десять минут, – объявил Мориц. – Встаём живым коридором, как договаривались. Когда они пойдут, нужны будут аплодисменты. И приветствия, конечно. «Добро пожаловать!», «Спасибо, что приехали» и всё в таком духе.

– А крендельки? – подала голос фрау Нагель.

– Не волнуйтесь, и цветы, и крендельки будем раздавать на ходу.

«Старику Вилли бы это понравилось. И фрау Кляйбер тоже», – сообщил внутренний голос. «Ладно, понятно, заткнись», – подумал Вернер.

Вскоре показался поезд. Он подъехал к перрону и плавно остановился. Встречающие выстроились. Вернер встал с краю и решил, что, как только увидит Эльвиру, сразу же уйдёт с ней.

– Все готовы? – спросил Мориц.

Двери разъехались, и из вагонов стали выходить люди. Они выходили, выходили и выходили. Казалось, поезд был заполнен под завязку. Вернер пытался высмотреть Эльвиру, но видел лишь смуглых, черноволосых людей в плохой одежде. Они двинулись к выходу.

– Да ты посмотри, – произнёс стоящий рядом Фишер. – Там одни мужики, а дети где? Кому я шоколад покупал?

И правда, среди беженцев не было видно ни женщин, ни детей, ни стариков, а лишь мужчины разного возраста. Они проходили мимо, глядя на встречающих в лучшем случае неприязненно, но чаще враждебно. Каждый был обвешан сумками и рюкзаками. От них пахло потом, грязными ногами и дешёвым табаком. Некоторые что-то друг другу кричали и размахивали руками. Один остервенело чесал задницу через штаны.

Встречающие стали жидко аплодировать, потом фрау Нагель пискляво выкрикнула:

– Добро пожаловать! Спасибо, что приехали.

Вернер высматривал Эльвиру среди других пассажиров. Их было гораздо меньше, чем беженцев. Они медленно шли сзади, словно боясь обогнать эту толпу или смешаться с ней. Между тем фрау Нагель вылезла вперёд и протянула бородатому толстому арабу корзину, в которой лежали домашние крендельки. Араб в ответ стал орать, потом оскалился и показал гнилые зубы.

Вернер решил позвонить Эльвире, сунул руку в карман, но телефона там не оказалось. Он перерыл все карманы, но не нашёл ничего, кроме сигарет, мелких денег, шариковой ручки и складного ножа Boker Magnum.

– Фишер, у тебя есть телефон? Мне нужно срочно позвонить.

– Что? – отозвался Фишер встревоженным голосом.

– Телефон. Дай мне позвонить.

Другой араб стащил с ноги дырявый армейский ботинок и тряс им перед преподавателем этики Ленцем. При этом он показывал пальцем на новенькие Red Wings самого Ленца. Тот лишь кисло улыбался в ответ.

– Дашь ты мне телефон или нет? – закричал Вернер, схватил Фишера за рукав и увидел, что тот совершенно бледен. – Что с тобой?

– Мне страшно, – ответил Фишер шёпотом.

Вперёд вышел Мориц и, улыбаясь как идиот, начал говорить:

– Дорогие друзья, мы очень счастливы видеть вас на федеральной земле…

Гнилозубый схватил корзинку с крендельками и с размаху надел Морицу на голову. Тот, что тряс дырявым ботинком, схватил Ленца за шиворот и, кажется, требовал разуться. Но это было не самым страшным. Двое арабов схватили за руки преподавательницу биологии фрау Лам и стали тискать. Третий задрал ей юбку. Никто им не мешал. Мориц стоял с корзинкой на голове, а когда попытался снять, гнилозубый, смеясь, вернул её на место.

Вернер полез сквозь толпу навстречу плетущимся сзади пассажирам. Из этого ничего не вышло. Сначала его больно ударили в грудь, потом толкнули, и он с трудом устоял на ногах. Толпа арабов, вытесняя встречающих, ввалилась в зал. Вернер выкрикивал имя Эльвиры, но его голос растворялся в общем шуме. Появился Мориц, с таким выражением лица, будто ничего не случилось. Вернер схватил его за руку.

– У вас есть телефон? Дайте позвонить!

Мориц посмотрел на него.

– Думаю, мы свою миссию выполнили. Пора по домам.

– Моя девушка, не могу найти её. Вы видели, что они сделали с фрау Лам?

– Недоразумение, – сказал Мориц. – И фрау Лам вырядилась, будто собралась на мальчишник. Это было опрометчиво.

– Её почти изнасиловали.

– Вовсе нет. Она вырвалась. Я видел.

– Ладно, дадите мне телефон? – сказал Вернер.

Мориц сунул руку в карман, но тут прямо между ними влез бородатый мужик в вязаной грязной шапке и наставил на Вернера нож. Мориц развернулся и невозмутимо пошёл прочь. Бородач обыскал карманы Вернера, забрал сигареты, мелочь и убежал. Пару минут Вернер пытался восстановить дыхание. Потом побежал назад к перрону. Там никого уже не было. Только корзинка и растоптанные крендельки на асфальте. А ещё лужица крови. «С Эльвирой ещё в поезде расправились», – сказал внутренний голос. «А может, она выбралась на улицу, – подумал Вернер. – Сраный телефон, куда он делся?!»

Вернер пошёл назад, наступая на разбросанные цветы. Он пробежал через зал, спустился по эскалатору на нижний уровень. Арабы, собравшись в большую толпу, выбирались на улицу, грубо отталкивая любого, кто попадался на пути. Люди обескураженно глядели им вслед. Несколько павильонов было разгромлено. Вернер опустился на лавочку, чувствуя себя так, будто разгрузил вагон щебня. Рядом сидела женщина, она тихо плакала, закрыв лицо руками. Светлые волосы были растрёпаны. Вернер заметил глубокую царапину у неё на ладони. Ему дико хотелось спать. Он достал упаковку бумажных платков и протянул женщине. Она не обращала внимания. Вернер тронул её за локоть. Женщина вздрогнула и уставилась на него безумным взглядом. Это была Ингрид. Его бывшая. Любительница травки и гей-порно. Она вытащила один платок и громко в него высморкалась. Потом вытащила ещё один платок и вытерла глаза.

– Ингрид, – сказал Вернер. – Это я.

– Вижу, – ответила Ингрид. – Приехал?

– Не совсем. То есть совсем нет. Я кое-кого встречал.

«Кое-кого?» – удивился внутренний голос.

– Свою девушку, – сказал Вернер. – Я встречал свою девушку.

– Понятно, – ответила Ингрид, глядя перед собой.

– У тебя шок. Надо к врачу.

– Нет у меня никакого шока, твою мать! – сказала Ингрид злобно.

Она всегда отличалась переменчивым настроением.

– Слушай, у тебя нет телефона? Мне нужно срочно позвонить.

Ингрид махнула рукой.

– У меня вырвали сумочку. Это от застёжки. – Она показала поцарапанную ладонь. – Телефон был там. А потом…

Ингрид шмыгнула носом.

– Потом один из них зачем-то плюнул мне в лицо.

– Нужно к врачу, обязательно, – повторил Вернер. – А вдруг у него сифилис или туберкулёз?

– Почему так? Что я им плохого сделала?

– Никто из нас им ничего плохого не сделал. Сегодня моего знакомого…

– Ты не мог бы проводить меня? – перебила Ингрид. – Я боюсь идти одна.

– Я бы посадил тебя на такси, но у меня ни гроша нет, – сказал Вернер. – Ограбили.

– Можно пешком дойти, я живу недалеко. Три квартала примерно.

– Переехала? – спросил Вернер.

– Да, нашла отличную квартиру. И недорого. Из окна прекрасный вид. Две комнаты. Довольно просторные.

– Сколько платишь?

– Четыреста пятьдесят и коммуналка. Но дом небольшой, без парковки. Так что платить за неё не надо.

– А я всё там же живу, – сказал Вернер.

Ингрид молчала. Потом спросила:

– Так что, проводишь? Я могу заплатить тебе, когда придём.

– Что за вздор?! – сказал Вернер.

Они вышли на улицу. У здания вокзала стояли две полицейские машины. Но самих полицейских в салоне не было. Чуть в стороне несколько арабов что-то возбуждённо обсуждали. Вернер узнал того, что угрожал ему ножом. Другие шумно и весело грузились в двухэтажный автобус. Всего на стоянке было три автобуса.

– Идём скорее! – Ингрид схватила Вернера за руку и потащила в противоположную сторону.

Ингрид жила в пятиэтажке на тихой улице рядом с парком. Вернер довёл её до двери квартиры.

– Зайдешь ненадолго? – спросила Ингрид.

– Мне нужно разыскать кое-кого, – ответил Вернер. – Мою девушку, я хотел сказать.

– Можешь позвонить от меня.

Они зашли. Вернер стащил ботинки и тяжело опустился на диван. Сил было мало. Его клонило в сон.

– Ужасно, ужасно, – вздыхала Ингрид, расхаживая по квартире. – Выпить хочешь? Или покурить?

– Лучше дай позвонить, – ответил Вернер.

Ингрид принесла ему трубку. Пару минут Вернер тупо смотрел на телефон в своей руке, потом положил рядом с собой.

– Не помню её номер. Что за чёртов день?!

– Может, она уже дома тебя ждёт, – сказала Ингрид.

– Не знаю. Вряд ли.

– Вы вместе живете?

– А что?

– Как она вообще? Хорошенькая? Сколько ей лет?

Ингрид внимательно на него смотрела.

– Какое это вообще имеет значение? – удивился Вернер.

– Просто любопытно. Погоди-ка…

Она ушла на кухню. Вернер в очередной раз обшарил карманы. Складной нож, одинокий бумажный платок, табачные крошки… На плечо ему упало нечто чёрное и мохнатое. Вернер вскрикнул, подскочил и стряхнул это с плеча. На диван приземлился паук, величиной с яблоко.

– Что ещё за срань?! – заорал Вернер.

Вернулась Ингрид с двумя стаканами.

– О, это Фриц, мой новый дружок. Не бойся, он не кусается.

Фриц вскарабкался на подлокотник.

– Почему он так спокойно тут гуляет? – спросил Вернер.

– Ему нравится. В аквариуме он грустит.

На спине у Фрица был какой-то рисунок. Вернер присмотрелся. И правда, грустная рожица.

– Надо выпить. – Ингрид протянула стакан. – Это виски.

Вернер сделал маленький глоток и осторожно сел на диван, подальше от паука. Ингрид взяла Фрица и посадила себе на грудь. Паук пристроился в ложбинке. Казалось, он смотрит на Вернера всеми своими шестью или восемью глазами и вопрошает: «Кто ты? Зачем сюда пришёл? Она моя. И титьки эти тоже мои!»

Вернер сделал ещё глоток и закашлялся.

– Как ты думаешь, что мне делать?

– Ты о чём?

– О своей девушке. Где мне искать её? Я потерял телефон. Номер не помню. Она могла попасть в беду.

– Самое лучшее – ждать, – ответила Ингрид и загасила выпивку одним махом.

– Ожидание сводит с ума, – сказал Вернер. – Пойти в полицию? Объявить её в розыск?

– Ждать, – повторила Ингрид. – Вы вместе живёте?

– Время от времени. То да, то нет.

– Вот как? – Ингрид повернулась к нему вместе с пауком. – Значит, у вас всё не слишком серьёзно?

– Мы думали о помолвке, – сказал Вернер.

– И что надумали?

– Нужно время.

– У неё есть ключ от твоей квартиры?

– Конечно!

– А у тебя от её?

Вернер смутился.

– Какая вообще разница?

– Значит, нет. Я принесу ещё выпить.

Ингрид сходила на кухню и вернулась с бутылкой. Щедро налила себе и ему. Фриц, кажется, дремал.

– Расскажи мне о ней. Чем она занимается?

– Репортер на четвёртом канале. Местное отделение.

– Новости?

– Ага.

– Я могла её видеть? – спросила Ингрид, щурясь.

– Откуда мне знать? Наверное.

– Имя. Как её зовут?

– Эльвира. Эльвира… – Вернер забыл фамилию. Внутренний голос хохотал над ним. Казалось, даже паук хохотал над ним. – Очень крепкий виски.

Он отпил.

– У меня вторую неделю бессонница, плохо соображаю. Её фамилия Айхенвальд, – вспомнил Вернер.

– О, кажется, я её и правда видела по телевизору. Такая маленькая, без задницы, с толстыми ножками?

– Нет конечно! И близко не похожа, – сказал Вернер. – У неё прекрасная фигура. И потом, как ты могла видеть её зад и ноги, если ниже пояса их не показывают?

– Видимо, спутала. А моя фигура? Разве не прекрасная?

Ингрид подскочила с дивана и стала вертеть своим мясистым задом.

– Очень хорошая, ты же знаешь, – сказал Вернер смущённо.

– Хорошая? Но не прекрасная?

Ингрид уселась вплотную и закинула ногу на ногу. Юбка задралась, обнажив колено.

– Я была замужем, – сказала Ингрид. – Почти полгода.

– За тем… Как его… За Маркусом этим, к которому ты от меня ушла?

– Нет, с Маркусом мы не сошлись, – ответила Ингрид невозмутимо. – Он слишком набожный. Хотел меня обратить к Богу. Мои привычки его пугали.

«Выпивка, травка, нимфомания, – подсказал внутренний голос, – они даже меня пугали. А я и вовсе атеист. Всё так», – подумал Вернер.

– Это был другой мужчина. Из Ирака. Или Ирана. Не помню точно. Кажется, Ирак.

– Беженец?

Ингрид проигнорировала вопрос. Но ответ был очевиден.

– Абд его звали. Я работала волонтёром. Возила им вещи и продукты.

– Им? Беженцам?

– Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Он надолго поселился здесь. – Ингрид положила руку на правую грудь. – Единственный приличный араб, из тех, кого я знала близко. Мне казалось так. Но вид на жительство ему не дали. Он служил у Саддама.

– Постой, а как же вы поженились без вида на жительство?

– Нас поженили в лагере, его друзья. Это был вроде как неофициальный обряд.

– Надо же.

Вернер допил из стакана. Голова кружилась. Ему хотелось закурить, развалиться поудобнее и начать громко шутить. Он подумал об Эльвире. Надо было уходить, пока не поздно.

– И что я узнаю? – будто через вату донесся голос Ингрид. – Он уже получил гражданство Норвегии и привёз из Ирана двух своих жён.

– Ого!

– Я поехала в Вестфол. Разыскала его…

Ингрид умолкла.

– А дальше? – спросил Вернер.

– Дальше?

– Да. Ты поехала в Вестфол…

Ингрид долго не отвечала. Потом вздохнула:

– Я скучала.

– Это понятно, а он?

– Он? Да чёрт с ним! Я по тебе скучала.

– А, – сказал Вернер, разглядывая пустой стакан. – Ты немного опьянела…

– Дурак! – крикнула Ингрид. Паук вздрогнул. – Я следила за тобой.

– Вот как? – приподнял бровь Вернер. – Где?

– Везде. Я уже несколько месяцев слежу за тобой и твоей бабой. Что, ты думаешь, я делала на вокзале?

– Следила за мной, – ответил Вернер тоном послушного ученика.

– Нет!

– Нет?

– Я следила за Эльвирой. Хотела застукать её с любовником.

Вернер подскочил и чуть не упал. Ингрид разлила, выпила.

– Я думала, она поехала от тебя к любовнику. Я ехала следом. Взяла напрокат машину.

– Ты серьезно это всё? Ты же говорила, что не знаешь о ней ничего.

– Это специально, – ответила Ингрид. – Я просто решила проверить тебя, узнать, что ты о ней скажешь. Послушай, много мне не удалось увидеть.

В лагере были беспорядки. Потом твоя Эльвира с оператором уехали в гостиницу. Ночью. Думаю, они трахались.

– Думаешь?

– Она гладила ему яйца через брюки. Это я точно видела.

– Это всё дерьмо! – махнул рукой Вернер. – Я видел её оператора. Герр Мюллер. Ему шестьдесят два года, он лысый, у него вставные зубы и внуки.

Вернер отпил.

– Не знаю, у кого там зубы и внуки, но сейчас у неё новый оператор – молодой, смуглый красавец, поджарый. Ему лет тридцать на вид.

– Я тебе не верю, – сказал Вернер.

Ингрид пожала плечами и грустно вздохнула.

– Ах, Вернер!

– Что?

– Я хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я и сам бы не отказался.

– Хочешь сигарету?

– Давай.

Ингрид принесла пачку ментоловых сигарет. Вернер закурил. В голове подул зимний ветер.

– Значит, – сказал он, – ты взяла машину напрокат. Правильно? А что ты делала на вокзале?

– Я оставила машину на стоянке и вернулась на поезде. Слишком вымоталась за рулём.

– На поезде! – подпрыгнул Вернер. – На дрезденском? Ты видела там Эльвиру?

– Не видела. Думаю, она осталась с любовником в гостинице.

– Хватит. Я же сказал, что не верю тебе.

– Как хочешь. Потом будет больнее.

– Раз она осталась в гостинице, значит, с ней всё в порядке, – рассудил Вернер, разглядывая сквозь стакан потолок. – Надо позвонить в гостиницу.

Он опять подскочил.

– Как называлась гостиница?

– Не помню, – сказала Ингрид. – Правда не помню.

Вернер сел.

– А на вокзале? Ты знала, что я там буду?

– Нет. Тут всё случайно. Не ожидала тебя увидеть. Но, видимо, судьба так распорядилась.

– А плакала ты почему?

Ингрид показала ему поцарапанную ладонь.

– Забыл? Вонючка вырвал у меня сумку.

– Да, точно.

Вернер выпил и затянулся сигаретой. Потом что-то случилось. Небольшой провал. Его вдруг окутала темнота. Перед глазами замелькали размытые образы. Оказалось, что Вернер уже не сидит в квартире бывшей любовницы, а едет на велосипеде по лесной тропинке, пытаясь догнать женскую фигуру, ускользающую вдаль. Но вот переднее колесо попадает в яму, и он летит через руль головой вперед.

Вернер вздрогнул и проснулся. Он увидел прямо перед собой раскрасневшееся лицо Ингрид. Она внимательно смотрела ему в глаза.

– Прости, – пробормотал Вернер. – Я задремал…

– Сволочь, что ты со мной делаешь?! – закричала Ингрид.

Она схватила его за голову и крепко поцеловала в губы. Её огромные титьки врезались ему в грудь.

– Трахни меня прямо на полу! – прошептала Ингрид ему в рот.

– Послушай, – начал Вернер.

И тут его грудь пронзила острая, щиплющая боль. Вернер застонал и подскочил. На нем сидел паук.

– Тупая скотина! – заорал Вернер.

Он схватил Фрица, сплющил и швырнул об стену. Ингрид ошарашенно смотрела на своего «нового дружка», дрыгающего в предсмертной агонии лапками. Вернер торопливо расстегнул рубашку. Паук укусил его чуть выше левого соска. Кожа покраснела и немного опухла.

– Ты убил Фрица! – тихо проговорила Ингрид.

– Это он меня убил! Смотри, вот укус, там его яд.

– Боже, я не могу поверить, ты убил Фрица! – Ингрид обхватила голову. – Бедный мой мальчик…

– Мне нужен врач, тарантулы смертельно опасны, – сказал Вернер. Ему показалось, что дышать стало труднее. – Вызови скорую помощь, пока не поздно.

Ингрид взяла телефонную трубку и набрала три цифры. Вернер опустился на диван, стараясь дышать медленно.

– Мне нужна полиция, – сказала Ингрид. – Произошло убийство.

– Что ты городишь, дура?!

Ингрид подскочила и побежала прочь из комнаты. Сшибла по пути торшер и журнальный столик.

– Он ещё здесь, убийца здесь! – завопила она.

«Милая Ингрид, во всей красе!» – сказал внутренний голос.

Вернер натянул ботинки. Ингрид заперлась в соседней комнате. Он слышал её голос, что-то объясняющий дежурному полицейскому.

– Я ухожу, – сказал Вернер.

Она не ответила.

– Может, я скоро умру.

Тишина.

– Я люблю Эльвиру.

Вернер вышел из квартиры и аккуратно закрыл входную дверь.

За час он дошёл до своего дома. На улице начинало темнеть. Грудь болела, Вернер чувствовал слабость и тошноту. К тому же виски вызвал изжогу. «Я на пороге смерти, как мило и глупо», – думал Вернер.

Он свернул в переулок. Возможно, Вилли ещё в магазине. Перед смертью нужно обязательно выкурить сигарету. Это непреложный закон жизни. Даже людям, приговорённым к расстрелу, во все времена давали последнюю сигарету. Свет внутри магазина не горел. А на витрине висело объявление: «Сдаётся в аренду». Вернер немного постоял, потом сплюнул и пошёл назад.

Кто-то окликнул его. Вернер оглянулся и увидел молодого араба в китайском пуховике и военных штанах. Он шёл медленно, держа прямую осанку, как барон, осматривающий охотничьи угодья. Вернер сунул руку в карман. Араб подошёл к нему, показал грязным пальцем на магазин Вилли и что-то сказал.

– Я тебя не понимаю, – ответил Вернер.

Араб презрительно скривил губы и махнул тыльной стороной ладони. Вернер достал нож и ткнул араба в грудь. Получилось слабовато. Вернер ударил ещё два раза и отступил. Несколько секунд араб удивлённо смотрел на него, потом опустил голову, заскулил и бросился бежать на заплетающихся ногах. Вернер смотрел ему вслед и ждал, когда он упадёт. Но араб так и не упал.

Когда он скрылся за углом, Вернер развернулся и пошёл в сторону своего дома.

По пути он бросил нож в мусорный бак. Тошнота усилилась. Ноги слушались плохо. Вернер словно отсидел их. Яд проник в кровь. Медленно убивал его.

Он вошёл в квартиру.

– Эльвира?

Никто не ответил.

Не снимая ботинки и куртку, Вернер упал на кровать. Что-то больно ткнулось в бок. Он просунул руку и достал из-под одеяла телефон. Снял блокировку. Шесть пропущенных вызовов от Эльвиры. Сердце забилось быстрее. Вернер нажал иконку вызова.

– Ты где?

– Ты где?

Они спросили это одновременно.

– Я ходил на вокзал, – сказал Вернер. – Встречал тебя.

– Я не смогла приехать, – вздохнула Эльвира.

– Ясно.

– У меня тут кое-что произошло.

– У меня тоже, – ответил Вернер, дотронулся до груди и закрыл глаза. – Я узнал кое-что сегодня.

– Слушай, – перебила Эльвира. – Помнишь моего оператора, герра Миллера?

– Конечно. У него вставные зубы.

– Да. Но это не важно. Он умер сегодня утром. Из-за этих беспорядков в лагере у него случился инфаркт. Прямо на ресепшене. Поэтому я не приехала. Ждала, когда заберут тело, оформят…

– Эльвира! – закричал Вернер. – Ты не представляешь, как я рад!

Через полчаса ему стало лучше, и он крепко уснул.