Он шагал по обочине трассы. Снова за городом. Сколько было до поселка? Километров тридцать? Пятьдесят? Или сто? Бобровский не знал. Это не имело значения. Главное, он шёл в правильном направлении. Бобровский в этом не сомневался.
Его обогнала чёрная машина и остановилась. Дверь с пассажирской стороны приоткрылась, в салоне зажёгся тусклый свет. Бобровский заглянул внутрь. За рулём сидел крепкий дедок, похожий на старого хиппана, с седой бородой, в жёлто-синей клетчатой рубашке.
– Залезай, – сказал дедок. – Подвезу.
Бобровский сел на пассажирское сиденье.
– Спасибо. Посёлок Марово знаете? Это по пути?
– Угу. Знаю, знаю, – сказал дедок. – Довезу.
– Далеко?
– Ну прилично. Пешком бы ты шёл очень долго.
– Спасибо, – повторил Бобровский.
– У тебя есть чего? – спросил дедок.
– В каком смысле? А, деньги? Нет, денег нет.
Бобровский подумал, что старик его сейчас высадит. Он порылся в карманах, нашёл папиросу.
– Больше ничего нет.
– Ага, отлично, – сказал старик. – Давай сюда.
И тут же закурил. Выпустил из бороды облако дыма.
– Табак, – сказал он.
За окном стемнело. Бобровский пытался разглядеть обочину трассы, но видел только сплошную черноту. «Как в Марианской впадине», – подумал он. И тут сообразил, что они едут через ночь с выключенными фарами. Дед ничуть не беспокоился. Он спокойно рулил, попыхивая папиросой.
– А-а, – сказал Бобровский. Потом кашлянул. – Вам что-нибудь видно?
– Всё путём, – ответил старик. – Боишься, что на нас из тьмы выплывет гигантский светящийся глаз?
– Боюсь, врежемся.
– Не врежемся. Дорога свободна. Я её как облупленную знаю. Каждый сантиметр и миллиметр. А то вот, помню, подвозил одного танкиста бывшего. Так он глазами бредил. Все нервы мне вымотал, пока доехали. Пришлось даже стукнуть его пару раз. Но всё равно скулил. Страшно ему было.
– Может, сумасшедший? – сказал Бобровский.
– Конечно, сумасшедший. Не соображал ничего.
– Зачем же везли?
– Ну так уж вышло, – ответил дед. – А ещё подвозил я раз одну пьяную бабу с тыквой. Так вот она всю дорогу норовила мне эту тыкву на голову надеть.
– Тоже стукнули? – спросил Бобровский.
– Нет, нет. Женщин я никогда не обижал. На заднем сиденье не дрючил. Можешь посмотреть. Всё чисто.
Он докурил папиросу и положил окурок в пепельницу. Потом включил ближний свет. Фары осветили пустое шоссе.
– Спасибо, – сказал Бобровский. – Так спокойнее.
Старик хмыкнул и не ответил. Дальше долго ехали, не говоря друг другу ни слова. Кажется, обоих это устраивало. Дорога летела навстречу. Бобровский равнодушно смотрел на неё, уткнувшись затылком в подголовник.
– И правда, – сказал он. – Вот едем и едем. А так бы шёл и шёл.
– А я про что?!
– Спасибо.
– Ты уже третий раз это говоришь. Хотя я не против.
– Часто, получается, людей подвозите?
– Бывает. Если вижу, что нужно подвезти.
– Раньше я тоже возил, – сказал Бобровский.
– Бомбил?
– Ага. У меня был москвич.
– Разбил?
– Угнали. С концами. Кому он только понадобился?
Старик пожал плечами.
– Я как-то вёз одного, а он нож достал. «Выматывайся из машины», – говорит.
– А вы?
– Я-то? Вылез. Он сел за руль. Но не уехал.
– Почему?
– С этой машиной могу только я управиться. Капризная. Как женщина. Но если к ней подход найти, вывезет из любой передряги.
– Марианской впадины, – сказал Бобровский зачем-то.
Дед засмеялся.
– Точно.
– А что потом было?
– Когда? С кем?
– Ну, с мужиком этим, который ножом угрожал?
– А ничего. Сам вылез и убежал.
– У меня недавно машина была, она обычной отвёрткой заводилась, – сказал Бобровский.
– Вот и такие бабы тоже есть, – ответил старик. – А мужики – вообще чуть ли не каждый встречный. Фигурально выражаясь, правильно?
– Да, правильно.
– Ты женат? – спросил старик.
– Да, был. Десять лет.
– Разошлись?
– Умерла, – сказал Бобровский.
– Давно?
– На днях.
– Бывает, – сказал старик.
– Грустно.
– Ну, что же поделать? Как писал один умный мужичок – мы все приговорены к смерти.
– Кто?
– Да был один. Умер уже. Ну-ка, погоди!
Старик затормозил у обочины.
– Приехали.
– Куда?
– А куда тебе надо было? Туда и приехали.
Бобровский огляделся. Вокруг была кромешная тьма.
– Ничего не вижу.
– Смотри. – Старик показал пальцем на лобовое стекло. – Вон, видишь огонёк?
Что-то тускло светилось вдали, будто одинокая звезда в дальнем космосе.
– Тебе туда надо идти. Будешь на месте.
– А вы уверены? – спросил Бобровский.
– Уверен. Что сидишь?! – закричал вдруг старик. – Иди давай! Думаешь, у меня время казённое? Вылезай, живо!
– Ладно, ладно.
Он выбрался из салона. Дверь тут же захлопнулась, и машина, шурша колесами, укатила. Бобровский огляделся, поднял голову. Небо тоже было чёрным. А бледный огонёк продолжал светить. Бобровский пошёл на него, высоко поднимая ноги, чтобы не зацепиться за какую-нибудь проволоку, торчащую из земли. Или не споткнуться о кочку.
Шёл он недолго. Огонёк светил из окна домика, стоявшего посреди поля. Бобровский разглядел дверь, открыл и зажмурился от яркого света. Он сразу почувствовал присутствие человека. Кто-то взял его за руку.
– Вот и Лёша пришёл, – сказала Настя.
Лев Козырев сидел в гримёрке и пил дрянной виски, оперативно купленный тур-менеджером в ближайшей «Пятерочке». Купить запивон тот не догадался. Приходилось глушить в чистом виде. У вискаря был привкус ацетона. Козырев чувствовал приближающуюся изжогу. Но делать было нечего. Без алкоголя он не смог бы уснуть ночью.
В дверь коротко постучали, и сразу вошёл тур-менеджер, толстый коротышка с кудрявой головой. Его звали Женя Феоктистов.
– Ну, ты как? – спросил он.
– Говно, – ответил Козырев, поднимая стакан. – Не мог ничего получше взять?
– Это самый дорогой, что был, – сказал Феоктистов.
– Ладно, хуй с ним, по пути в гостиницу что-нибудь возьмём. Тут есть приличные магазины?
– Сейчас проверю.
Феоктистов достал из кармана широких брюк смартфон размером с плитку шоколада.
– Потом посмотришь, – махнул рукой Козырев. – Говори, что там? Увезли жмурика?
– Ну неотложка его не стала забирать. Сказали ждать труповозку.
– Так что, он так и сидит в кресле?
– Не, его в подсобку куда-то отнесли. У кого-то обморок ещё случился. Но ничего страшного.
– А менты приехали? – спросил Козырев.
– Приехал один. Протокол составляет.
– Ладно. Меня будет допрашивать?
Тур-менеджер пожал плечами.
– Вот этого не знаю.
– Узнай. Не хочу тут торчать.
– Хорошо, Лев. Сейчас всё узнаю. Есть одно дело.
– Какое дело? – Козырев допил из стакана и кислотно рыгнул.
– Короче, одна тёлка хочет с тобой встретиться.
– Женя, срань, ты с глузду съехал?
– Стой, не кричи. Я бы её выпнул. Но она очень хороша. И без трусов.
– В смысле?
– В прямом. Я ей под юбку заглянул, когда по лестнице поднимались. Может, она тебе стресс снимет?
Феоктистов вытер взмокший лоб рукавом светлого пиджака.
– Не знаю. Хороша, говоришь? Ладно, пригласи. А сам сгоняй к менту, спроси, будет ли он со мной разговаривать.
– Ага, хорошо. Мне сразу возвращаться или погулять полчасика?
– Сразу. Тёлку возьмем в гостиницу, если что. Дам тебе её за баребуху пощупать.
Феоктистов вытер шею.
– Лев, это слово означает не то, что ты думаешь. Не совсем то.
– Не важно. Сходи, разнюхай.
Тур-менеджер вышел. Козырев плеснул в стакан отравы, но смог сделать только один маленький глоток. В гримёрку вошла высокая стройная девушка с короткой стрижкой и в больших очках на кончике носа. Козыреву очки не понравились. Но понравились короткая юбка и длинные ноги.
– Лев Сергеевич, – сказала девушка. – Как же я рада вас видеть. Это такая честь.
– Выпить хотите? – спросил Козырев.
– Ох, не знаю. Пожалуй. Меня это так потрясло всё. Этот человек. Он сидел в соседнем кресле. Мы разговаривали, общались. Я ему рассказывала про вас. И тут смотрю, он уже рот открыл. Я сначала думала, от восторга.
– Хорошо, что вы сразу не стали поднимать шум.
– Но тогда бы прервалось выступление. Я ужасно перенервничала.
– Выпейте, успокойтесь, – сказал Козырев и налил ей больше половины стакана.
– Это многовато.
– Сегодня можно. Давайте залпом.
Девица выпила в три захода и села напротив.
– У меня стартап, – сказала она. – Но мне необходим хороший толчок.
– Толчок, говорите? – спросил Козырев, глядя на её колени. – Думаю, смогу вам помочь.
– Ой, правда? Лев Сергеевич, вы такой милый!
– Зовите меня Лев. Я и по гороскопу лев. А родился в год тигра.
– А я весы. Родилась в год крысы.
Женя Феоктистов разыскал подсобку. Там всё было заставлено коробками. Тело лежало на полу у входа, накрытое старым покрывалом. Рядом на стуле сидел мужик, похожий на борца, в чёрной футболке с надписью «Беги от меня». Он что-то писал на листе А4, подложив папку.
– Я менеджер Козырева, – сказал Феоктистов.
– И? – ответил борец.
– Хотел узнать, будут ли у вас вопросы к нему.
Митин погрыз кончик шариковой ручки, глядя в одну точку. Потом продолжил писать.
– Сейчас закончу протокол. Потом поедем в отдел. Вопросы есть. Много вопросов.
– И это надолго?
– Как получится. Возможно, до утра.
– Но послушайте, – сказал Феоктистов. – Утром самолёт. Лев Сергеевич должен отдохнуть. Выступление было очень тяжёлым. А ещё это…
– Сочувствую, – пробормотал Митин, расписываясь. – И готов пойти вам навстречу. Криминала, похоже, никакого нет. А артист ваш наверняка ничего не видел.
– Он не артист. Он этот… как его… Чёрт, я уже слова забываю от нервов!
– Так что, по большому счету, нет никакой нужды его допрашивать. Мы же не формалисты. А прогрессивные люди.
Феоктистов достал бумажник. Наличности было несколько сотен.
– Можно на карту, – сказал Митин и протянул листок с номером.
Потом они оба достали смартфоны. Тур-менеджер сделал несколько манипуляций. Капитан проверил поступившую сумму и выпятил нижнюю губу.
– Боюсь, половину ночи всё-таки придётся провести в отделе, – сказал Митин.
Феоктистов снова достал смартфон. Митин проверил.
– Отдыхайте, – сказал он. – Тяжёлый же был вечерок?
– Да уж, да уж.
Женя вернулся в гримёрку. Девица сидела у Козырева на коленях, а тот гладил её ноги.
– Всё нормально, можем ехать, – сказал Феоктистов. – Пришлось мусору отстегнуть за это.
– Звони водиле, пусть к чёрному ходу подъезжает, – ответил Козырев. – И пойди, встреть его.
– Хорошо, сделаю.
Митин, переступив через ноги покойника, вышел из подсобки. У главного входа под табличкой «No smoking» курил сержант из патрульно-постовой службы, пуская дым в ночное небо.
– Труповозка приехала? – спросил Митин.
– Неа, – ответил сержант. – Смотрите, какая луна сегодня. Прям хоть вой.