47
София взяла газету и прочла заголовок.
«Раскроет ли Франц Освальд темные тайны знаменитостей?»
Какие темные тайны?.. Но как только она начала читать текст, все стало ясно.
«Неужели украденный роман полон разоблачений?»
Здесь обсуждалось, что в своей новой книге Освальд собирался рассказать о тайнах знаменитых гостей. Якобы это был вовсе не роман, а автобиография, полная поразительных деталей о знаменитых гостях. Даже имелся список артистов и музыкантов, прошедших программу «Виа Терра». София пробежала глазами текст, продолжавшийся на внутренней странице, и там опять присутствовала ее фотография. Поменьше, чем в прошлый раз, но та же самая. Таинственная женщина, которая украла книгу и теперь бесследно исчезла…
София задрожала, совсем слабо, но вместе с рукой задрожала и висевшая на ней корзина. На лбу и ладонях выступил пот, хотя в лавке было прохладно. Мужчина за кассой ничего не замечал; он почесывал голову, решая кроссворд. Возле кассы располагалась полка с летними товарами: маслом для загара, надувными кругами, шляпами и солнцезащитными очками. София сунула в корзину шляпу с полями и очки. Дрожь усиливалась. Пот выступил по всему телу.
– Теперь у меня есть все, что нужно, – сказала она, ставя корзину перед мужчиной и постаравшись принять веселый и беззаботный вид.
– Да, хорошая погода, похоже, продержится, – проговорил тот, пробивая на кассе очки. – Может, солнцезащитный крем тоже пригодится?
– Нет, спасибо. Моя кожа хорошо переносит солнце.
Ноги теперь тоже дрожали; София ощущала слабое головокружение. Но мужчина лишь приветливо улыбнулся.
– Ну, тогда желаю приятного отпуска!
Она поставила пакет с едой в велосипедную корзину, перебросила рюкзак через плечо, запрыгнула в седло и быстро поехала вперед по дороге. Ехала до тех пор, пока не почувствовала, что больше не в силах удерживаться. Ей требовалось прочесть газетную статью целиком. София остановилась, вытащила из корзины газету и прочла все.
Ей захотелось присесть и собраться с силами, но у проклятого велосипеда не было подпорки, поэтому пришлось просто постоять, тяжело дыша, на ярком солнце, которое поднялось уже довольно высоко.
Все это приобрело слишком большой размах.
Мне этого не выдержать.
Статья пестрела подробностями о «Виа Терра», знаменитостями, находившими там прибежище, догадками о том, что там происходит: возможно, какая-то сексуальная терапия? А в центре повествования фигурировал мистический роман, который, возможно, содержит ответы на все загадки… София запихнула волосы под шляпу, которую выбрала минимум на три размера больше, чем носила, поскольку знала, что волосы являются ее особой приметой – на них обращают внимание первым делом, – потом нацепила на нос солнцезащитные очки и снова села на велосипед, изо всех сил надеясь, что мужчина из лавки не читает «Афтонбладет». Задумалась, не обратил ли на нее кто-нибудь внимание в поезде, но решила, что нет.
Теперь она рвалась к домику, торопясь прослушать запись на диктофоне. На бешеной скорости переехала через мост на остров Сескарё, почти не замечая окружающей ее красоты. Была настолько рассеянной, что пару раз чуть не съехала с дороги. Метров за двести до домика проколола шину и последний отрезок тащила велосипед по грунтовой дороге. Поначалу не увидела домика и испугалась, что его больше нет, что тетя, возможно, велела его снести. Но оказалось, что просто кустарник вырос так сильно, что заслонял дом.
Он стоял на месте, на своем высоком фундаменте, с открытой террасой, пристроенной так, что та словно парила над садом. Белая краска облупилась, на крыше рос пышный мох, но в остальном домик выглядел как обычно.
София затащила велосипед на участок, прислонила его к яблоне и вынула пакет с едой. Легла на газон отдышаться. Так и лежала, растворяясь в бесконечном голубом небе, пока к ней не вернулись силы.
Домик был заперт. София подошла к находившейся с задней стороны кухонной двери, взяла лежавшую на клумбе маленькую садовую лопатку и разбила окошко на двери. Затем осторожно просунула руку и открыла дверь изнутри. На кухне пахло затхлостью, но все здесь осталось, как было когда-то. Старая плита, шаткий кухонный стол, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет кухонные шкафчики… Холодильник был пуст, электричество отключено. На подоконнике лежали несколько мертвых мясных мух.
София осторожно прошла в гостиную, уже в напряжении, поскольку тишина настолько давила, что ее требовалось чем-то наполнить. Возник навязчивый образ тети на диване. Вызвав его, София напугалась так, что у нее участился пульс. Но гостиная была пуста. Кресла и диваны закрыты простынями. Экран телевизора покрыт толстым слоем пыли, до которой через щель в занавесках добиралось солнце.
Кровати в двух маленьких спальнях были застелены. Как глупо, что сюда давно никто не приезжал… Бабушке наверняка хотелось бы, чтобы они пользовались домиком. Здесь вполне можно жить – стоит лишь основательно пройтись по пыли тряпкой и шваброй, включить электричество, подсоединить воду, и станет по-настоящему уютно…
София нашла главный рубильник, потом подсоединила воду в прачечной, рядом с домом. Сунула еду в холодильник. Повернула на кухне кран, и из него хлынула ржавая вода, которая вскоре посветлела.
Сперва София собиралась лишь немного прибрать, но, начав, не смогла остановиться. Она вытирала пыль и подметала. Чистила душ и туалет. Словно компенсировала их давнее пренебрежение домиком. Да что там – ей прямо-таки казалось, будто бабушка стоит в комнате и кивает, радуясь, что кто-то наконец занялся ее жильем…
Проголодавшись, София съела только хлопья с молоком и продолжила убираться, пока не прошлась по всем комнатам. Решила, какую комнату займет. Повесила запасные джинсы и футболки в шкаф.
Когда она копалась в рюкзаке, ее рука наткнулась на коробочку с диктофоном. Восторг сразу охладел. Она улеглась на диван в гостиной, подсунула под затылок подушку и, еще не начав слушать, содрогнулась. Ей не хотелось впускать Освальда в этот симпатичный домик. Но София нажала на «Пуск» – и раздался голос, который она научилась слушаться, бояться и ненавидеть. Он загрохотал между стенами, поначалу серьезный и официальный.
«Это – набросок романа, который я собираюсь написать в будущем. Поэтому то, что не основано на моей реальной жизни, несущественно».
Потом голос изменился. Казалось, будто Освальд погрузил себя в транс, поскольку говорил несколько вяло, точно в полузабытьи.
«Я даю шмелю немного полетать в маленьком аквариуме. Шмель пытается выбраться наружу, сердито жужжит, но лишь ударяется о стенки. Потом, ненадолго сдавшись, он неподвижно сидит на лежащем на дне аквариума куске линолеума».
У нее закружилось в голове.
Что это, черт возьми, такое? Роман о шмелях?
На диване лежал плед; София завернулась в него, поскольку, хотя на улице было по-прежнему тепло, в домике вдруг показалось немного сыро. Когда запись продолжилась, она начала что-то понимать, поскольку теперь голос описывал картину из прошлого, разыгрывавшуюся в знакомых ей местах.
Голос все звучал и звучал без конца, останавливаясь лишь ради пущего эффекта. Проклятый голос говорил об убийстве людей так, как говорят о приготовлении чашки кофе. Тем не менее София продолжала слушать. Интересовалась, к чему идет дело, и страшилась того, чем это закончится.
Когда запись кончилась, пришли слова.
– Черт побери, черт побери, черт побери! – громко произнесла София.
Она полежала, уставившись в потолок. Поняла, что боится. Подобного страха ей испытывать еще не доводилось. Возникло ощущение, что вот сейчас окна в домике разлетятся вдребезги, и Он внезапно окажется здесь, глядя на нее глазами убийцы…
София встала с дивана и заперла обе двери. Покопалась под раковиной, пока не нашла кусок картона, который прикрепила кнопками к разбитому окошку. На всякий случай приставила к двери стул. И принялась расхаживать по дому, не зная, что ей делать.
Что-то в записи не давало ей покоя. Что-то, казавшееся поначалу несущественным, теперь никак не отпускало ее. Она прижала ладони ко лбу. Попыталась включить мозг. И тут в голове всплыли слова:
«Скалы находятся слишком глубоко. Удариться головой под Дьяволовой скалой невозможно».
Мысль возникла, словно сильный озноб, начавшийся в мозгу и распространившийся по затылку. Она была абсурдной, идиотской и совершенно безумной. Но когда София отбрасывала ее, мысль возвращалась. Что-то свербело в подсознании. Раньше какие-то вещи не сходились. Теперь голос Освальда оживил их так, что они сливались, образуя некое невероятное целое. Дело было не только в замечании по поводу Дьяволовой скалы, но и в самом способе, каким этот Фредрик, или Освальд, или кто он там есть, сбежал с острова.
Картины становились отчетливее.
Так ловко пронзившее морскую поверхность тело…
Накатывавшие с моря волны и голова, которая должна была появиться, но так и не появилась…
Вернулись звуки того дня.
Вой моря и ветра и отдающаяся эхом тишина на скале, где он недавно стоял…
И голос его сестры в телефоне, в котором полностью отсутствовал намек на горе…
София медленно свыкалась с мыслью, что так могло быть.
Она впускала ее и выпускала наружу, как медленное дыхание, сопровождаемое мыслью.
Ведь он действительно был таким. Тогда, под конец. Закрытым и несговорчивым, и, когда все шло не так, как ему хотелось, он устранялся.
Предоставлял другим получать удары.
Более безумной мысли ее никогда не посещало.
Тем не менее, по мере того как София свыкалась с ней, ее убежденность росла. Она побежала на кухню, выхватила анонимную сим-карту и вставила в телефон вместо своей. Вытащила рюкзак и открыла зубами кармашек. Нашла то, что искала, и попыталась набрать номер, но руку словно парализовало, пальцы отказывались действовать. Когда София все-таки смогла пошевелить ими, они так сильно дрожали, что номер удалось набрать лишь с третьей попытки.
Когда знакомый теплый голос ответил ей, она, немного поколебавшись, заставила себя заговорить.
– Я знаю, что он здесь. И теперь хочу с ним поговорить.
