36
Позади усадьбы находился маленький холм, с которого было видно море. На следующий день София решила перед работой сходить туда. Тучи почти растащило, но ледяной ветер по-прежнему задувал со страшной силой. Она немного постояла на холмике, предоставив ветру разбираться с пуховиком и трепать ей волосы. Волны были настолько высокими, что пена долетала до Дьяволовой скалы.
Уже собираясь уходить, София услышала знакомый звук. Он доносился урывками и смешивался с воем ветра, подобно трубе, посылавшей через пролив причитания. София вспомнила слова Освальда о том, что звук в старом туманном рупоре создает ветер. Тем не менее по пути в офис ее не покидало неприятное чувство.
Она опоздала, и когда открыла дверь, Освальд и Беньямин были уже на месте. Они стояли, уставившись друг на друга, как два озлобленных быка, и, похоже, даже не заметили, что она вошла. Воздух вокруг них вибрировал от злости. Сердце у Софии взмыло к горлу – не только потому, что Освальд выглядел таким разъяренным, но и поскольку Беньямин вытаращил на него полные ненависти глаза. Ей еще не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь глядел на Освальда таким образом.
– Лижи пол у меня перед ногами, – сказал Освальд.
– Ни за что. Я не виноват в том, что паром не мог перебраться через пролив.
– На четвереньки!
– Не встану!
Освальд подошел так близко, что их разделяло всего сантиметра два, и обеими руками толкнул Беньямина в грудь, но тот не шелохнулся. Его сузившиеся глаза впились в Освальда, и он не отступил ни на миллиметр. Освальд взорвался и закричал Беньямину в лицо, словно строча из пулемета:
– Неблагодарное мелкое дерьмо! Ты просто лузер! Катаешься на пароме туда-сюда, но ни черта полезного не делаешь!
Каждый раз, когда Беньямин открывал рот, Освальд принимался за свое.
– Заткнись и слушай! Заткнись, я сказал! Что ты сделал полезного для поместья? Ни черта. Ты – ноль. Понимаешь? Ты в силах осознать это своей тупой башкой?
Он снова толкнул Беньямина, на этот раз сильнее, но тот снова устоял. Он источал невероятную злость, будто внутри него рухнул какой-то барьер. София никогда не видела Беньямина всерьез разозлившимся, но сейчас он был просто взбешен. Странно, что Освальд не набрасывается на него с кулаками… Впрочем, Буссе и его команда отсутствовали и не могли его поддержать.
София осторожно прошмыгнула мимо них и опустилась за свой стол.
– Вставай на четвереньки, или будешь прыгать с Дьяволовой скалы. Выбирай!
Казалось, брошенный вызов выбил Беньямина из колеи. София поспешно посмотрела в окно. Волны высоко били о скалы. Протяжный гул и шум моря были слышны даже в офисе. Внезапно ее охватил порыв, настолько сильный, что вытянул из нее весь воздух. Ей захотелось выбежать и встать между ними. Положить конец этой мерзости.
Не делай этого, Беньямин! Не соглашайся! Он просто издевается над тобой.
– Я прыгну, но пол лизать не стану.
Идиот, идиот, проклятый идиот!
– На том и порешим, – произнес Освальд. – София, весь персонал должен присутствовать. Это послужит им хорошим уроком. Я тоже приду, можете не сомневаться.
Голосом он овладел, но сам далеко не успокоился. Дыхание у него было учащенным, рука слегка подрагивала. София это видела.
Тут он снова вперил взгляд в Беньямина.
– Не думай, что я не понял. Я точно знаю, чего ты добиваешься.
Беньямин выбежал из офиса. Возникла неловкая тишина. София притворилась, будто роется в ящике стола, нашла несколько листов еще не переписанных тезисов и начала работать. Она долго ощущала на себе взгляд Освальда, а потом услышала, как дверь открылась и закрылась.
Он вернулся перед самым ланчем и сказал:
– Беньямин будет прыгать после собрания. Проследи, чтобы персонал подождал, пока я не спущусь.
Однако Освальд спустился еще до окончания собрания и прогнал Буссе, который, как обычно, о чем-то нудил.
– Это может подождать. А сейчас идемте! Все. Мы пойдем к Дьяволовой скале.
* * *
Чем ближе к морю они подходили, тем сильнее становился ветер. Иногда сквозь снова сгустившиеся тучи проглядывало солнце. Море напоминало протянувшееся до горизонта пенящееся темное покрывало, которое хлестало ветром. Волны накатывали на остров плотными рядами и разбивались о скалы. Когда камни и гравий ударялись о каменные плиты, а потом их утаскивало обратно в море, раздавался шум и грохот.
«Прыгать сейчас нельзя, – думала София. – С этим не справиться даже Беньямину». Она молила высшие силы – любые, готовые к ней прислушаться, – о том, чтобы Освальд передумал, чтобы он понял, насколько разбушевалось море. «Какая сейчас температура воды? Наверное, не больше семи-восьми градусов. Может ли человека парализовать холодом, а потом унести в море?»
Они уже стояли на вершине скалы: Беньямин и Буссе, а чуть позади них Стен и Бенни – на случай, если Беньямин вздумает сбежать. Тот прошел еще пару шагов к краю скалы и посмотрел на море. Разулся. Освальд кивнул Буссе, и тот прочел короткую проповедь:
– Чтобы ты оставил свое предательство на глубине и поднялся на поверхность чистым и преданным.
Потом все пошло неправильно. Обычно со скалы прыгали «солдатиком», вытянув руки по швам. Но Беньямин разбежался и полетел вперед по воздуху, точно стрела. И нырнул, как прыгун в воду. Когда, одетый в форму, он пронзил водную поверхность прямо посреди волны, словно копье, это выглядело странным. Но его не отбросило волной, он просто исчез в глубине. Сперва София подумала, что Беньямин справился, поскольку получилось у него вроде бы ловко. Она высматривала в море голову, которая должна была скоро появиться. Однако голова не показывалась.
София подумала, что он, возможно, немного проплыл под водой, чтобы поиздеваться над Освальдом, и принялась искать глазами подальше – но там было только море и еще больше волн. Обернувшись, она увидела напряженные лица и встревоженные глаза остальных. В рядах зашептались: «Куда он подевался?», «Ты его видишь?». Все стояли, перешептываясь и всматриваясь в море. Всеобщее беспокойство нарастало. Надежда возрождалась каждый раз, когда какая-нибудь волна покрывалась рябью или среди пены волн показывалась черная точка. Однако Беньямина не было.
На вершине скалы, откуда он прыгнул, образовалась пустота.
– Надо прыгать! Ему не выбраться! – раздался голос Буссе.
– Нет, это слишком опасно! – завопил Освальд. Он взял командование на себя. – Буссе, возьми возле караульной будки мотоцикл и поезжай в гавань, быстро! Пусть они пошлют лоцманский катер. Его могло унести в море. Бенни, возьми всех парней и обыщите подножие скал. Только берегитесь волн!
Оставшиеся стоять девушки сбились в кучку, ожидая какой-нибудь директивы и не зная, что им делать. Но Освальд лишь посмотрел на них с раздражением.
– Вы можете идти домой. Я займусь этим сам.
София шагнула к нему.
– Ни за что! Я останусь, пока вы не найдете Беньямина. Остальные согласно забормотали.
Освальд покачал головой, пожал плечами – и позволил им остаться. Затем вытащил из кармана мобильный телефон и кому-то позвонил.
Из глаз Софии хлынули слезы. Запруду прорвало осознание того, что так долго находиться в море живым невозможно. Во всяком случае, в такой день. Дело приняло по-настоящему серьезный оборот. Если она еще немного простоит на месте, то лишится рассудка… Остальные тоже заплакали.
– Пойдемте вниз, к скалам, и поищем там, – сказала им София. – Мы не можем просто стоять и ждать.
Освальд был занят разговором по телефону и даже не попытался их остановить. Пока они спускались по склону, ветер доносил до них его сердитый голос. Разговаривал он с Буссе.
Они сбросили туфли, образовавшие на траве нелепую серую кучу, и продолжили спускаться по скалам босиком. Когда прошли довольно далеко, ударившая волна залила Софии ноги. Вода оказалась еще холоднее, чем она думала, и ступни почти сразу онемели.
Под конец София промокла до пояса. Но остальные следовали за ней. Всматривались в море. Пытались различить хоть что-то: тело, предмет одежды, что-нибудь от Беньямина…
Анна обнаружила пиджак; тот лежал на скале, немного выступающей в воду. Она закричала и попыталась достать его, но ее отбросило волной обратно. Сначала София подумала, что Анна поскользнулась и упала в воду. Но ту выбросило на каменную глыбу, и она сидела там, хватая ртом воздух. София добралась до нее. Велела Анне держать ее, а сама вытянулась и сдернула пиджак со скалы. Подняла мокрый сверток вверх, чтобы Освальд мог его видеть. Тот знаками показал им возвращаться, и они стали карабкаться вверх по травянистому склону. Освальд вырвал у нее из рук пиджак.
– Вот идиот, – произнес он. – Проклятый идиот…
Сперва София решила, что ослышалась. Но он действительно ругал Беньямина, который наверняка плавает сейчас мертвым в ледяной воде. «Вероятно, дело в шоке, – подумала она. – Он сам не понимает, что говорит». София промокла – теперь уже по плечи – и замерзла до трясучки; зубы у нее стучали. Анна была мокрой насквозь, включая волосы.
– Немедленно отправляйся домой и переоденься! – велел ей Освальд.
Затем он посмотрел на Софию, но та решительно замотала головой. Освальд подошел к краю скалы, посвистел и помахал парням, которые поползли вверх по скалам, подобно паукам.
– Я позвонил в полицию, – сказал он, когда все собрались. – Они привезут водолазов. Кончайте лазать по скалам, это смертельно опасно. – Он с минуту рассматривал их. – Те, кто промок, должны быстро пойти и переодеться. Полиция захочет с вами побеседовать. Важно, чтобы мы держались вместе, чтобы все знали, что говорить.
Его голос заглушало ветром, но ему все-таки удавалось докричаться до них.
– Значит, все произошло так. Беньямин заключил с кем-то пари – скажем, с тобой, Бенни, – что сможет прыгнуть с Дьяволовой скалы, невзирая на ветер, и потащил за собой весь персонал, чтобы все это видели. Меня здесь, разумеется, не было. Буссе позвонил мне позже. Ясно?
Никто не запротестовал. Часть персонала закивала или согласно забормотала, часть промолчала. У Софии на языке вертелось: «Ты врешь! Все было не так. Это ты…» Но наружу не вырвалось ни звука. Все застряло в горле. Получится ее слово против их слова. Она чувствовала себя вконец измотанной и промерзла до костей. Попыталась заставить мозг работать, анализировать ситуацию. Полиция. Сюда приедут полицейские. Она расскажет им все. Они заберут ее с собой. Она станет просить и умолять их, пока не заберут. Лучше помалкивать до их приезда.
Они сидели на траве маленькими группками и ждали. Ноги у Софии онемели. Руки дрожали. Снова полились слезы. Возникали нелепые воспоминания о Беньямине. Как он разбрасывал одежду по полу как всегда оставлял дверцы шкафа открытыми… Идиотские детали. Но воспоминания о них причиняли ужасную боль. И этот проклятый туманный рупор… Ей следовало понять уже тогда…
Но тело было слишком усталым и холодным для того, чтобы разбираться с подобными мыслями, и ландшафт перед ней словно начал стираться.
Наконец появившийся полицейский катер, казалось, двигался, как в замедленной съемке. Ему потребовалось некоторое время, чтобы причалить в волнах. Освальд с несколькими парнями помогал прибывшим. София, прищурившись на солнце, старалась разглядеть сошедшую с катера фигуру. Мужчину в форме, который, сделав несколько неуверенных шагов вверх по каменной плите, оперся на руку Освальда. Это был Вильгот Эстлинг.
Из тела исчезли все ощущения. Перед глазами у нее замелькали резкие, статичные проблески. Все стало сверкающе-серым, потом белым, и под конец окружающая действительность полностью исчезла. София предприняла последнюю попытку подняться на ноги, но упала обратно – и погрузилась в бесконечную темноту.
* * *
– Ты должна пообещать, что никому об этом не скажешь.
Так я начинаю разговор.
Она вся во внимании и напряжена, поскольку чувствует в моем голосе серьезность.
– Конечно, не скажу; рассказывай.
– Я тут услышал разговор мамаши с папашей. Не нарочно, но… тьфу, это, наверное, не так важно.
– Да рассказывай же. Рассказывай!
– Они говорили, что думают изменить завещание. Сара, ты ведь никому об этом не скажешь?
– Ты же понимаешь, что не скажу. Что дальше?
– Ну, папаша сказал, что они сделают меня главным наследником. Ты получишь только небольшую часть… Черт, Сара, я даже не знаю, зачем рассказываю тебе это. Но мне кажется, что ты стала моим лучшим другом; тебе ведь это известно?
Она кивает.
Надо же, не сечет. Неужели можно быть настолько тупой?
Я могу заполучить любых друзей. Только выбирай!
Тем не менее она мне верит.
– Мне это не нравится, Сара, – говорю я. – По-моему, нам следует делиться всем. Я имею в виду, всегда.
– Я их ненавижу, – произносит она.
– Я тоже, – говорю я и беру ее за руки. – Лучше б мы с тобой были только вдвоем, правда?
Она кивает.
– Ты такой добрый, Фредрик…
– Я буду хорошо о тебе заботиться.
Зерно посеяно. Теперь надо дать ему немного времени, чтобы оно дало всходы.