31
Беньямин уставился на нее. Похоже, подумал, что ослышался.
– Ты слышал, что я сказала. Мы уносим отсюда ноги. Смываемся! Бежим!
– Ты рехнулась?
– Не лицемерь. Я знаю, что ты тоже хочешь отсюда выбраться. Здесь никогда не станет лучше.
– Но ведь можно подождать и посмотреть…
– Подождать и посмотреть, не убьет ли он кого-нибудь? Беньямин, вопрос не подлежит обсуждению. С меня хватит; я удеру независимо от того, как поступишь ты.
Софии потребовалось две недели для того, чтобы набраться храбрости и поговорить с ним. Но решение бежать было непоколебимым. Она думала об этом почти все время. Каково это будет – оказаться на свободе… Ходить, куда захочется… Встречаться, с кем захочется… Мелкие вещи, не имевшие для нее особого значения до приезда на остров, внезапно стали вожделенными. Смотреть телевизор, ездить на автобусе, куда заблагорассудится, съесть гамбургер… Она могла даже мечтать о том, как будет трудиться на какой-нибудь паршивой работе, а потом приходить домой и оказываться совершенно свободной. Закрывая глаза, пыталась различить людской гул на материке, где те ведут будничную жизнь, и завидовала им до боли в груди.
Ее захлестывала почти всепоглощающая неугомонность. Ей хотелось бы волшебным образом перенестись через стену, только чтобы все это осталось позади. Ведь она действительно решилась. Правда, в подсознании стучал страх, что ее поймают во время побега. Остановят и схватят. Заставят слезть со стены, как Миру. Отправят на «Покаяние» на неопределенный срок, под круглосуточным наблюдением…
И еще оставался Освальд. Одна мысль о том, что он сделает, если узнает об этом, вызывала у нее дрожь. Он только что вернулся с материка и сразу почувствовал в ней перемену. Освальд походил на бладхаунда, почуявшего горячий след. Беспрестанно наблюдал за ней с подозрением. Разговаривая с ней, испытующе щурил глаза.
– Ты кажешься немного рассеянной, София. Не совсем внимательной, – сказал он однажды.
– Нет, сэр, отнюдь. Я просто так рада, что на материке все прошло хорошо и что у нас к весне опять появятся гости…
София больше не испытывала угрызений совести при вранье. Знала, что, слегка польстив, всегда может задобрить его.
– Да, но, чтобы все подготовить вовремя, придется усиленно работать. Я предпочел бы, чтобы до тех пор меня не втягивали в разборки с толпой флегматиков. – Он вздохнул – и на что-то отвлекся.
* * *
По глазам Беньямина София увидела, что он тоже хочет этого. Его глаза напоминали два шарика, которые собрались перепрыгнуть через холм. Они уже завращались. Почти тронулись в путь.
Она еще подогрела его.
– Неужели тебя недостаточно унизили? Он что, должен тебя вконец раздолбать? Лучше не будет, разве ты не понимаешь?
В каком-то смысле Беньямин являлся ее билетом на волю, поскольку знал каждое потайное место на острове и пароме. К тому же София не была полностью уверена, что он не насплетничает, если останется.
– Если я сбегу, он тебя убьет, Беньямин. Или засадит на «Покаяние» до конца жизни.
Теперь в нем бушевало сомнение – она видела это по его глазам, но вот оно исчезло, и вернулся знакомый бодрый взгляд.
– О'кей, – произнес Беньямин. – Давай.
София ожидала гораздо большего сопротивления, поэтому у нее возникло подозрение.
– Ты серьезно?
– Да. Мы сбежим. С меня тоже хватит. Она бросилась на него так, что повалила на кровать, села верхом ему на живот и покрыла все его лицо поцелуями.
– Черт, как я рада!.. Нам надо все спланировать. План должен быть железным. Поскольку, если он нас поймает…
– Я знаю, как мы можем выбраться, – перебил Беньямин. – Я подставлю к стене садовую стремянку, в дальней части, там, где нас никто не увидит. Мы выскользнем среди ночи. Перепрыгнем, не касаясь заграждения. Помчимся изо всех сил к домику и укроемся там на ночь. Утром пройдем береговой дорогой через скалы, к парому. На это потребуется время, но там нас никто не увидит.
– Но сейчас ведь холодно и скользко, как же мы проберемся?
– Я знаю, что делать. Положись на меня.
– Хотя… если они обнаружат, что мы сбежали, то будут ждать нас у парома.
– Да, но они, вероятно, хватятся нас только утром. Самое позднее на утреннем собрании. До этого мы должны оказаться на пароме. Я знаю, где можно спрятаться. Там, на корме, где ставят машины, есть брезент.
– Мы будем несколько часов лежать на холоде под брезентом?
– Мы тепло оденемся и будем согревать друг друга.
«Он уже размышлял над побегом, – подумала София. – Тем не менее мы об этом не говорили. И я даже ни о чем не догадывалась».
– Меня по-прежнему беспокоит заграждение, – сказала она. – Достаточно коснуться колючей проволоки, и раздастся тревога.
– Я могу перепрыгнуть, не коснувшись ее. А тебе я помогу. Если зазвучит тревога, нам придется бежать к домику со всех ног. У нас будет преимущество.
– А вдруг это окажется ночь, когда всех заставят работать?
– Тогда нам придется бежать следующей ночью или через ночь.
– А если море замерзнет и паром не сможет пересечь пролив?
– Тогда нам придется плохо… Не будь такой нерешительной, София. У бюро прогнозов есть сайт в Интернете. А у тебя – ноутбук.
Она достала ноутбук и проверила прогноз погоды. В ближайшие дни обещали плюсовую температуру, без снежных буранов.
– Что мы станем делать, когда доберемся до материка?
– Рванем к моей сестре в Гётеборг и некоторое время там отсидимся, – предложил Беньямин.
– Мы пошлем ей мейл и сообщим, что приедем?
– Нет, это слишком рискованно. Я позвоню ей завтра с материка. Завтра поеду восьмичасовым паромом, чтобы кое-что закупить, и вернусь около пяти.
– А потом мы пойдем в полицию и заявим на этого гада?
– В полицию? Ты с ума сошла? Зачем ты хочешь идти в полицию? Разве недостаточно вырваться отсюда?
– Он должен ответить за то, как обращается с персоналом.
– До него мы никогда не доберемся, София. Получится, что мы выступаем против всего персонала. Они скажут, что он – самый симпатичный руководитель на свете. Они его дико боятся. Если им хочется выбраться на волю, пусть бегут сами.
София подумала о тех, кому ни за что не выдержать побег. О Моне с Эльвирой. О Симоне, который по-прежнему пребывал на «Покаянии». О верном Буссе, которому так промыли мозги, что он не понимает, что здесь что-то не так. У нее вдруг возникло ощущение, что она их предает. Задумалась, не накажет ли Освальд весь персонал, если они с Беньямином сбегут. Новыми камерами, правилами и запретами…
– Есть другой способ, – сказала она. – Когда вырвемся отсюда, мы сможем написать об этом в блоге.
Беньямин медленно покачал головой, но ничего не возразил.
– Сложим вещи сегодня? – спросила она.
– Нет, это тоже слишком рискованно. Соберемся завтра вечером.
– Я не смогу уснуть.
– Нет, ты должна. Завтра ночью придется быстро бежать. Посчитай овец, глубоко подыши или что ты там обычно делаешь, но поспать тебе необходимо.
Не прошло и двух минут, как Беньямин уже спал рядом с ней. «Видимо, у него в мозгу отсутствует та часть, которая отвечает за беспокойные ощущения», – подумала София. Сама она долго лежала и размышляла, пытаясь вытеснить все разрозненные мысли. Когда же наконец уснула, спала она беспокойно, и ей все время что-то снилось.
Посреди ночи София проснулась от того, что Беньямин сел в постели и посмотрел на свой пейджер. Когда она спросила, в чем дело, он только что-то пробормотал, отложил пейджер и снова заснул.
Когда она проснулась в следующий раз, Беньямин уже ушел. «Он ведь мог сбежать один, – подумала она, и ее бросило в жар. – Просто скрыться на материке. Все равно он поможет мне перелезть через заграждение».
Когда София встала с постели, в животе у нее плясали бабочки и по коже бежали мурашки. Она задумалась, как ей продержаться день, чтобы Освальд ничего не заметил. Решила побегать по поместью. Сказать ему, мол, нужно удостовериться, что все работают над его проектами в преддверии весны. Она так нервничала, что начала сомневаться в задуманном; ей лишь хотелось положить конец страданию и непокою. Подумалось, что, пожалуй, лучше немного подождать, свыкнуться с мыслью о побеге. Возможно, существуют другие способы покинуть это место. Возникла навязчивая идея броситься со второго этажа, чтобы ее пришлось отправить в больницу и сбежать оттуда. Она принялась всерьез взвешивать такую возможность, но все-таки вырвала себя из этих мыслей и решила, что вместе с Беньямином все получится хорошо. Сжав зубы, София сосредоточилась на утренних процедурах: приняла душ, оделась и постаралась настроиться на позитив.
Все будет хорошо. Мы справимся.
Еще один день, единственный день, и все останется позади.
Ощущение, что все идет как-то не так, возникло, когда она поднималась по лестнице в офис. Ничего конкретного, просто неприятное предчувствие. Затем появился импульс развернуться и спуститься обратно. Но София решила, что это наверняка связано с Освальдом, что с такой огромной тайной в душе она не отважится встретиться с ним взглядом. «Он не умеет читать мои мысли, – подумала она. – Только язык жестов. Надо просто выглядеть веселой и беззаботной. Или, возможно, слегка недовольной. Тогда он точно ничего не поймет».
Когда она открыла дверь офиса, Освальд сидел за письменным столом.
Справа от него стояли Буссе и его приспешники.
А слева от него – Беньямин с глуповатой улыбкой на губах.
* * *
От маленького пляжа озеро тянется примерно на полкилометра.
Чтобы добраться сюда, мы долго ехали.
Надеюсь, она меня не разочарует. Она стоит на мостках в страшненьком купальнике. Уже дрожит, поскольку сейчас весна и холодно.
Мы здесь одни. Не видно ни души.
Я почему-то перестал на нее злиться.
Она теперь моя ученица.
Примерно в ста метрах от мостков находится маленький островок. Холмик с одиноким, истерзанным ветрами кипарисом.
– Видишь этот островок? – спрашиваю я, показывая в его сторону. – Ты должна доплыть туда под водой. Если вынырнешь, чтобы набрать воздуха, я увижу. Тогда тебе придется плыть снова.
– Я не смогу!
Эти слова прямо-таки вылетели у нее изо рта. Я вижу, что она сразу о них пожалела.
– Ну, тогда сегодня ты умрешь здесь. Под водой.
– Что?!
– Я просто пошутил. Ты справишься. Прыгай!
Я сажусь на мостки и макаю пальцы в воду. Она дико холодная.
Однако Сара с плеском прыгает и скрывается под водой.
Это пойдет ей на пользу.
Я понимаю, что ей ни за что не справиться. Это – часть испытания.
Маленькая головка появляется над водой. Опять и опять.
Островка ей не достичь.
Я начинаю смеяться, поскольку она выглядит, как скачущая в воде утка.
– Давай сюда!
Сара послушно подплывает к мосткам. Лицо у нее совершенно белое, губы уже слегка посинели.
Я стягиваю штаны и снимаю часы.
Кладу их на мостках маленькой кучкой.
Опускаюсь в холодную воду, достигающую мне до края трусов.
Внезапно хватаю ее за волосы так, что она теряет равновесие, и утаскиваю ее под воду, поворачивая на спину.
Ее лицо приобретает растерянное и испуганное выражение. В прозрачной воде отчетливо видны глаза.
Я кладу одну руку на туловище и крепко держу за волосы второй, а она плещется и отбивается.
Пузыри от ее рта поднимаются к поверхности воды, как маленькие шарики.
Потом она улавливает правила игры. Расслабляется и лежит совершенно неподвижно.
Вытаращенные глаза наводят на мысль о покойнике. Я держу ее под водой и жду. Долго.
Жду, пока не вижу в ее взгляде панику, и вытаскиваю ее на поверхность прямо перед роковым вдохом.
Она тяжело дышит и отплевывается, кашляет и шипит.
Уже и без того мокрые глаза заливают слезы. Я просто стою и смотрю на нее, пока она не приходит в себя.
– Теперь я понимаю, – говорит она под конец. – Надо тянуть до последнего.
– Точно!
Я глажу ее по мокрой голове, а она смотрит на меня, как послушный щенок.