26

Всех собрали в столовой перед телевизором Освальда, который уже был включен с приглушенным звуком. Они ожидали начала программы, главный гость которой – Альвин – собирался рассказывать о «Виа Терра». Им даже разрешили надеть гражданскую одежду, и все слегка принарядились в честь этого вечера.

София сидела в первом ряду возле Анны, сладко пахнущей духами и покачивающей большими серьгами. В каком-то смысле этот миг тщеславия перед телевизором производил комичное впечатление. Будто Альвин мог видеть их и чувствовать сквозь экран телевизора их ароматы.

– Обладай вы хоть частицей целеустремленности Альвина, мы успевали бы делать больше, – сказал Освальд. – Так что извлекайте из этой программы урок.

В этот момент началась нужная часть программы, и Освальд велел Буссе прибавить звук. Сначала все шло хорошо. Казалось, Альвин знает ответы на любые вопросы. Он употреблял такие слова, как «присутствие» и «спокойствие», которые в его устах звучали несколько странно. Впрочем, это, наверное, и было главным: такой шалопай обрел на острове покой.

София покосилась на Освальда. Тот стоял поблизости от телевизора со скрещенными на груди руками и периодически довольно кивал.

Но вдруг магия нарушилась; произошло нечто неожиданное. Ведущий программы достал пустой лист и показал его Альвину.

– Значит, это и есть тайна «Виа Терра», за которую люди платят сотни тысяч крон?

Альвин совершенно онемел. Потом захихикал. Попытался что-то сказать, но сбился и снова захихикал.

– Но это же прикольно, – собравшись, произнес он. – Это связано с мечтами, что можно достичь в жизни всего, что пожелаешь.

София нервно завертелась на стуле и покосилась на Освальда, который слегка помрачнел. Она молча молилась о том, чтобы ведущий оставил эту тему, – и тот, слава богу, оставил.

Но вот прозвучал заключительный вопрос:

– Так что же было самым незабываемым на Туманном острове?

Альвин задумался. Ненадолго отвел взгляд от камеры. Снова сбился – и, когда открыл рот, раздались лишь короткие невнятные звуки.

«Соберись! – думала София. – Это ведь простой вопрос. Только ответь, и все закончится благополучно».

Наконец его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Пожалуй, девчонки. У них там работает масса классных телок.

Публика в студии разразилась смехом, присоединился к ней и сам Альвин. Камера показала крупным планом двух парней в первом ряду которые со слезами на глазах согнулись пополам. Контраст между происходившим по телевизору и подавленным настроением в столовой был настолько велик, что София почувствовала, как внутри у нее все опускается. «Наверное, это не так уж страшно, – подумала она. – Альвин просто верен себе».

Однако лицо Освальда совершенно почернело. Он подошел и выключил телевизор. Программа еще не закончилась.

Воцарилась невыносимая тишина.

Все ждали, что Освальд что-нибудь скажет, но он просто пошел и встал перед человеком, сидевшим с краю первого ряда, а затем направился вдоль стульев, вглядываясь в каждое лицо. Прошел мимо Софии и остановился перед Анной.

– Ты! – выкрикнул он. – Встань!

Анна вскочила так поспешно, что ее стул перевернулся, и его поймал сидевший позади нее Эскил. Перепуганная, она стояла с покачивающимися серьгами в ожидании, что скажет Освальд, но тот просто пошел дальше. Мимо парней из команды Буссе, мимо Моны, удостоив ее презрительным взглядом, к следующему ряду, где остановился перед Мирой, которая была куратором Альвина.

– Определенно ты! – произнес он.

Мира продолжала сидеть, глядя на него.

– Вставай! – крикнул Освальд так громко, что кто-то в заднем ряду пискнул от испуга.

Мира вскочила, чуть не плача, нижняя губа у нее дрожала.

Освальд двинулся дальше, и София поняла, что он делает. Выбирает самых красивых, «классных телок». Мадлен, разумеется, и Катарина. Он остановился перед Эльвирой, но потом покачал головой.

– Ты слишком молода.

Когда Освальд закончил выбирать, стояли уже двенадцать девушек.

– Вот они, перед вами, – сказал он. – Можно приступать. Я хочу знать всё, чем они занимались с Альвином. Всё! Ясно? Вы ведь не настолько глупы, чтобы считать, что он просто выдумывает? Говоря серьезно, никто из вас не уйдет спать, пока вы не выдавите из них правду. Это настолько омерзительно, что, думаю, я должен уйти, иначе меня вырвет прямо здесь.

Он уже собрался уходить, но тут заметил Софию. Раньше она словно оставалась для него невидимой. Освальд медленно подошел к ней. Сначала у нее возник импульс встать, но она прижала дрожащие ноги к полу.

Он сел перед ней на корточки и пристально посмотрел в глаза. София уставилась в ответ. Его лицо было совсем близко. Вся комната стерлась, и в приглушенном освещении остались только его глаза, черные, как угольная шахта. Картинка была настолько резкой, что София различала мелкие красные линии там, где у него на белках полопались сосуды. Вероятно, подумала она, это происходит, когда человек всерьез злится. Почувствовала, как на ладонях выступает пот, не понимая, почему так нервничает, если не совершала никаких ошибок.

– Тобой я займусь позже, – наконец проговорил Освальд.

Потом он поднялся и пошел к выходу.

Буссе встал, и все взгляды обратились к нему. Он повернулся к Софии за поддержкой, поэтому она тоже поднялась.

– Бенни, сбегай за бумагой и ручками, – велел Буссе, – чтобы они смогли написать все, чем занимались с Альвином.

Из дальнего угла столовой донесся смех – там стоял Освальд, который вовсе не покинул помещение.

– Ты что, дурак? Писать, чем они занимались? Сейчас я покажу вам, что надо делать.

Он вернулся и принялся вытаскивать один из столов, которые рядами стояли вдоль стены. Дергал и тянул за стол, но отмахнулся от Буссе, когда тот захотел помочь. Потом поставил с каждой стороны стола по стулу.

– Садись сюда! – велел он Буссе, указывая на один из стульев.

Тот поспешно сел.

– София, дай мне свой блокнот и ручку.

Она протянула их ему и Освальд положил блокнот и ручку на стол перед Буссе.

– Будешь записывать. Все дерьмо, которым они занимались, должно найти отражение на бумаге. Потом пусть подпишут признание. Мира, начнем с тебя. Иди, садись на второй стул.

Мира подбежала к ним и села. На этот вечер она надела белую блузку с воланами, а волосы уложила в высокую прическу. «Прямо кукла Барби на допросе», – подумала София.

Освальд взмахом руки подозвал к себе Софию и пособников Буссе.

– Вы встанете здесь, позади Буссе. Если она начнет изворачиваться, подключайтесь.

Допрос начал он сам.

– Чем ты занималась с Альвином?

Мира откашлялась.

– Я… хм… ничего особенного не делала. Немножко шутила и смеялась. Но мы не касались друг друга, честное слово.

Освальд ударил кулаком по столу.

– Не ври! – закричал он. – Выкладывай!

Мира углубилась в себя. Какая-то мысль, словно тень, время от времени накрывала ее взгляд. Будто Мира чего-то касалась, но не хотела это видеть.

– Вот это! – закричал Освальд. – О чем ты там думаешь?

Он охотился за этой мыслью, которая постоянно возвращалась, теперь быстрее и с такой силой, что у Миры на лбу выступил пот.

– Это! Это!

Но она не хотела раскрывать своей тайны.

– Отвечай, черт возьми! – Освальд снова ударил кулаком по столу.

– Ну… однажды, когда мы говорили о его программе, его ноги под столом коснулись моих. Только коснулись. Но, думаю, с его стороны это было намеренно. – Щеки у нее горели, взгляд блуждал.

– Ерунда! Меня не интересует, что делал он. Я хочу знать, что делала ты.

– Ну, я, наверное, тоже чуть-чуть… Мы как бы потирали друг другу ноги. Но всего лишь несколько секунд.

Освальд торжествующе посмотрел на всех.

– Вот, видите, какая она чертова выдумщица. Я уверен, что и сексом с ним тоже занималась. Пожалуйста, теперь можете задавать ей вопросы. И не щадите ее. Такие, как она, реагируют только на угрозы и жесткость.

Вскоре Миру засыпали вопросами. Как только она сомневалась или вроде бы пыталась уклониться, Буссе ударял кулаком по столу, в точности как Освальд.

Признание словно выплескивалось толчками. Текли слезы. Да, случались объятия, да, и ласки. Его руки под ее футболкой. Накануне его отъезда с острова они целовались. Никакого секса, заверяла Мира, но Освальд казался все равно удовлетворенным. Он велел ей встать и обратился к Бенни.

– Отправь ее проходить «Покаяние», только под круглосуточным надзором. Иначе ей может прийти в голову сбежать.

Слегка ошеломленный от внимания Освальда, Бенни закивал и сглотнул.

– Если вдуматься, вы должны создать для нее особое «Покаяние», – сказал Освальд. – Иначе она испортит тех, кто уже проходит его. А теперь поступайте так же со всеми остальными. Мне нужно подумать о более важных вещах. Но до того, как вы отправитесь спать, каждое признание должно быть подписано.

Закончили они только к шести часам утра. Поначалу дело шло туго, но потом в зал словно просочился некий вирус, распространившийся среди двенадцати девушек.

Возможно, они устали от криков и угроз – но стали признаваться с головокружительной быстротой: «Я с ним флиртовала», «Я его касалась», «Я ему подмигивала». Если девушка ничего не совершала, она всегда могла признаться, что мастурбировала, думая об Альвине, и рассказать об этом в мельчайших подробностях. Софии быстро надоело слушать, как они ласкали сами себя. Неужели эти девицы настолько тупы, что не понимают, какими будут последствия?

Когда они закончили, на столе перед Буссе лежала гора признаний.

София посмотрела на стоящих вдоль стены девушек. Внезапно ей стало жаль их. «Наверное, у меня в голове не хватает винтиков, – думала она. – Ведь они же устроили настоящий скандал». Тем не менее отчего-то она ощущала боль. Возможно, дело было в нарядной одежде и слезах… Или в том, что у них безжалостно отняли миг опьянения от близости к звезде. Отняли краденый взгляд или ласку, которыми те могли согреваться, когда за колючей проволокой становилось холодно и одиноко…

«Я делаюсь сентиментальной, – подумала она. – И это отнюдь не хорошо».

– Что будем делать дальше? – спросил Буссе, посмотрев на Софию и на стоящих вряд у стены девушек.

– Вы можете идти спать, – сказала она людям, продолжавшим сидеть на стульях, как приклеенные. По группе распространилось слабое бормотание. София не была уверена, испытывают они облегчение от того, что закончили, или разочарование от того, что представление подошло к концу, но все побрели прочь из столовой.

Буссе явно впал в эйфорию. Вторым дыханием его вырвало из усталости, и ей на смену пришел адреналин.

– Это будет новая программа, – сказал он. – Нечто вроде «Покаяния из покаяний». Ты должен проявить по отношению к ним настоящую жесткость, Бенни. Справишься?

– Безусловно!

София покинула Буссе и Бенни. В последний раз взглянув на девушек, она испытала искреннюю благодарность судьбе за то, что не стоит вместе с ними у стены.

Когда София пришла в офис, Освальд был уже там, свежевыбритый и выспавшийся. Она положила пачку бумаг с признаниями ему на письменный стол.

– Большинство флиртовали с ним. Некоторые занимались кое-чем похуже.

– Так я и знал, – сказал он, качая головой. – София, эту дрянь посмотрели почти миллион телезрителей. Понимаешь, какое это чертово предательство?

– Да, понимаю.

– А ты сама? Я видел, как Альвин присматривался к тебе в библиотеке.

– Я ничего с ним не делала.

София дерзко посмотрела ему в глаза, испытав при этом даже удовлетворение. Уж она-то не станет признаваться в том, чего не совершала. Он может кричать и скандалить. Не имеет значения, она все равно слишком устала и не способна ничего воспринимать.

Присутствовало и еще кое-что – дерзость, выросшая из того, что София слышала во время пребывания здесь Альвина. Из-за подслушанного ею негромкого разговора события вчерашнего вечера показались ей несправедливыми.

Дело было поздним вечером. Освальд, сидя с Альвином у себя в комнате, попросил ее принести несколько бутылок воды. Увидев, что дверь открыта, она остановилась. Задержалась перед тем, как войти. Возможно, почувствовала, что в комнате происходит личный разговор. Или ей просто стало любопытно…

– Но немного бондажа – это ведь совсем недурно? – послышался голос Альвина.

– Да ну, это старо. «Пятьдесят оттенков» и все такое, типа Ханса Шейке, хлеставшего девочек розгами. Представь себе лучше, что перед тобой классная телка, голая, с ремнем вокруг шеи. Ты затягиваешь ремень и гасишь в ее глазах жизнь, а потом возвращаешь ей жизнь, и все это в течение минуты, а сам тем временем… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Настала полная тишина, потом донесся слабый восхищенный свист. Наверняка от Альвина.

У стоявшей под дверью Софии мысли посыпались градом: это ведь только фантазии, не то, чем он реально занимается, он же имеет право на сексуальные предпочтения, возможно, он просто пошутил… Однако в этот момент ее восхищение им ослабло.

Перед тем как войти в комнату, София громко кашлянула, но не смогла заставить себя посмотреть мужчинам в глаза. Поспешно поставила бутылки с водой и снова удалилась.

Правда, теперь, стоя перед Освальдом, она думала, что содеянное девушками – просто пустяки по сравнению с его фантазиями.

– Ну что ж, видимо, придется поверить тебе, – сказал он.

София продолжала стоять, глядя ему в глаза. Возникла молчаливая борьба, которой она не понимала. Просто не могла оторвать взгляд. Ей казалось, что он смотрит на нее как-то странно, и у нее внутри все похолодело.

– Что ты так уставилась?

– Ничего, сэр, я просто устала.

Преувеличением это не было. Ноги у нее прямо подкашивались. Перед глазами промелькнуло видение мягкой подушки, и София, не удержавшись, зевнула.

Освальд посмотрел на нее возмущенно.

– Ты ведь не думаешь, что сейчас отправишься спать? День только начался.

В этот миг у нее впервые появилась мысль, которая, словно электрический разряд, выскочила откуда-то из живота и оформилась в мозгу:

«Это только начало».

Все, что происходило до сих пор, было лишь детской игрой; а жизнь на самом деле не имеет дна.