Чем более неизбежной становилась война, тем чаще на встречах с учениками Успенскому задавали вопросы о присходящих событиях. Ответы Успенского звучали вполне в духе учения. Человек не способен ничего “делать”, с ним все “случается”. Нет справедливых и несправедливых войн, нет правды и лжи, а есть только частички того и другого в понимании спящего человека. Фашизм был необходимым следствием неспособности Запада в свое время противостоять большевизму. Коммунизм и фашизм – оба представляют собой власть шудр. Однако если в 1914 году можно было говорить о начале конца, то теперь наступает заключительный акт данной фазы мировой истории, после которой от старой западной цивилизации ничего не останется.
В 1939 году началась война. Жизнь в Англии становилась все труднее. В условиях бомбежек Лондона и всеобщей подозрительности вести “работу” стало почти невозможно. Это и зафиксировал Успенский на одной из последних встреч с учениками. В январе 1941 года в Америку эмигрировала Софья Григорьевна, а летом за ней последовал Успенский. Уезжая, он сказал им: работа в Англии должна продолжаться. И работа продолжалась, не развиваясь, по тем моделям, которые были выработаны за двадцать лет Успенским. Лин плейс, куда, убегая от бомбежек, переселились некоторые семьи последователей Успенского, стал оплотом его оставшихся в Англии учеников. Во главе разных групп оставшихся учеников стояли Джонн Беннетт, Кеннет Волкер, Морис Николл и д-р Френсис Ролс. Некоторые из учеников Успенского последовали за ним в Америку, среди них был журналист лорд Пентланд и новый, но энергичный последователь Успенского Родни Коллин-Смит, больше известный по его книгам как Родни Коллин.
Джон Беннетт был тем молодым работником английских спецслужб (увы – довольно обычная и грустная подробность любой современной – не только эмигрантской – среды обитания), который встретил Успенского и Гурджиева в Константинополе в 1921 году и увлекся учением Гурджиева, сделав его стрежнем и основным содержанием своей жизни. Он помог Успенскому с получением английской визы и в 1922 году безуспешно пытался помочь Гурджиеву, когда тот приезжал в Лондон для встречи с учениками Успенского, в получении права на жительство в Англии. Еще в 1931 году с молчаливого согласия Успенского он начал вести свои собственные группы “четвертого пути”, соединяя идеи Гурджиева и Успенского со своей концепцией “Драматической вселенной”. Отъезд Успенского в Америку в 1941 году дал Беннетту возможность развернуть в Англии свою собственную деятельность, которая по окончании войны приобрела значительно большие масштабы. Среди консервативных последователей Успенского он считался человеком, отклоняющимся от канонов, установленных учителем. Сам он видел себя человеком искренним и был убежден в том, что идеи должны развиваться. К концу войны в связи с публикациями Беннетта, раскрывающими публике некоторые аспекты учения, он был осужден Успенским, приславшим ему из Америки требование вернуть в Лин плейс все материалы и записи, что означало полное отлучение от системы. Позже, после смерти Успенского и Гурджиева, Джон Беннетт стал одним из основных проводников движения Субуд, а также немало сделал для укоренения в Англии суфийской школы Идриса Шаха.
Кеннет Волкер, хирург, автор философских эссе, в частности книги “Самозванец, незаконченный автопортрет”, в которой он раскрыл свою биографию на основе концепции множества “я”, был также одним из старейших учеников Успенского.
Лорд Пентланд, или Джон Пентланд, один из наиболее доверенных учеников Успенского, пришел к нему в середине 1920-х годов. Отец его был губернатором штата Мадрас в Индии, а сам Джон Пентланд был талантливым английским журналистом, пока встреча с Успенским не изменила всю его жизнь. Вслед за Успенским он приехал в Америку в начале войны и устроился там для того, чтобы находиться рядом с учителем, облегчая ему тяготы эмиграции.
Родни Коллин был человеком беспокойным и страстным, путешественником, журналистом, философом, основателем пацифистского журнала “Рюкзак”, автором книги путевых заметок по Андалузии “Пальмы и дворики”. В 1930 году он встретил свою будущую жену Жаннет Бакли, оказавшую сильное влияние на дальнейшее направление его интересов. В 1932 году он обратил на себя внимание читателей статьей в журнале “Арийский путь”, в которой вполне в духе идей Успенского писал о необходимости установления мирового правления аристократии. В 1935 году он начал посещать лекции Мориса Николла, а затем лекции Успенского. После встречи с Успенским Родни Коллин и Жаннет Бакли целиком посвятили себя “работе”. Они поселились рядом с Лин плейс и проводили там все свое свободное время. Здесь у Родни Коллина явно проявились черты, которые позже сделали его одной из ярких фигур движения: максимализм, аскетизм, одержимость идеями учения.
По случайному совпадению Родни Коллин оказался вместе с Успенским на одном пароходе, направляющемся из Ливерпуля в Нью-Йорк. С парохода Успенский был привезен в имение Франклин фармс в штате Нью-Джерси, бывший дом губернатора штата, купленный для Успенского женой Родни Коллина Жаннет Бакли. Родни Коллин определился на службу в Британскую торговую комиссию и был откомандирован в Мексику и на Бермудские острова, а позже переведен в Нью-Йорк. Успенский читал лекции в Нью-Йорке и вечерами возвращался домой в Нью-Джерси в купленный для него дом. Жена Родни Коллина вспоминает: “Он проводил все больше времени с г-ном Успенским, отвозил его в Нью-Йорк и назад в Франклин фарм, обычно проводя с ним вечера в ресторане или в кабинете Успенского. Он был глубоко привязан к г-ну Успенскому привязанностью, основанной на личной симпатии и уважении, но не ограниченной этим. Если раньше он был сконцентрирован на учении Успенского, то теперь внимание Родни было сосредоточено на учителе…” Родни Коллин все еще испытывал робость рядом с Успенским. Как-то ночью, в порыве отчаяния, Родни Коллин влетел на кухню, где Успенский сидел за столом со стаканом виски, с криком: “Почему я вас боюсь?”, на что Успенский невозмутимо отпарировал: “Почему вы говорите “я”?” Лед был сломан, и между ними установилось тесное сотрудничество, продолжавшееся до смерти Успенского.
Кроме лорда Пентланда и Родни Коллина, в Америку вслед за Успенским прибыло еще несколько его бывших учеников, и среди них Ч. С. Нотт. На Франклин фармс была воссоздана ситуация Лин плейс, и мадам Успенская снова играла ведущую роль “Гурджиева в миниатюре”, возникая там, где ее меньше всего ждали, высмеивая, командуя и не давая никому пощады. После смерти Успенского мадам Успенская осталась в имении Франклин фармс и продолжала вести там работу со своими учениками.
Приезд Успенского в Америку пришелся на время, когда еще не была забыта его нашумевшая в 1921 году книга Tertium Organum и еще свежи были следы многолетней работы с группами Оража и Джина Тумера. Многие рассеянные члены этих старых групп и стали первыми посетителями лекций Успенского в Нью-Йорке. Вот как вспоминал первую встречу с Успенским один из его новых американских учеников Имрис Попов:
“Март 1941 года. Петр Демьянович Успенский только что приехал в Нью-Йорк. Был устроен прием в его честь в квартире мисс Скотт, и Джордж Рубисов пригласил меня на этот прием. Я ничего не слышал о почетном госте и не знал о существовании его учителя Георгия Ивановича Гурджиева, но я интересовался лекциями о “системах саморазвития”. Кроме того, прием есть прием, а Рубисов обещал, что будет интересно. Собралось много народа. Леня Савицкий читал в этот вечер отрывки из книги, с которой мы познакомились значительно позднее, “Психология возможного развития человека”. Чтение не произвело на меня большого впечатления, но когда кто-то спросил: “Г-н Успенский, правильно ли я понял, что, по вашему утверждению, добро и зло не играют важной роли в вашей системе и что все, что человек должен развивать, это память себя?” После короткой паузы Успенский ответил: “Да, это так. Добро и зло относительны. Человек, который помнит себя, может стать сознательным. Сознательный человек свободен и может поступать так, как он хочет. Это все, что нужно”. Я запротестовал: “Однако Оскар Уайльд сказал: что толку, если человек завоюет весь мир и потеряет свою душу?” Он был очень близорук. Он посадил свои очки на нос и, разглядывая меня, спросил: “Кто, простите, сказал?” “Оскар Уайльд”, – повторил я твердо. “А-а-а!” – сказал он с улыбкой и перешел к другому вопросу”.
В тот же вечер Имрис Попов получил приглашение на частную встречу с Успенским, на которой Успенский дал ему поручение прочитать Новый Завет. Прочитав его, он нашел в 16-й главе Евангелия от Матфея слова, приписанные им Оскару Уайльду. Так началось увлечение Имриса Попова учением “четвертого пути”.
Тот же ученик вспоминает содержание первых лекций Успенского. Есть два вида психологических учений, – говорил Успенский своим новым ученикам, – одни из них рассматривают человека таким, какой он есть. Другие исследуют возможности его дальнейшей эволюции. Те, кто обращается к психологическим идеям второго рода, вскоре обнаруживают, что человек – это машина и что в нем все происходит автоматически и механически, без участия сознания, совести и воли. И первая задача, которую решает такой человек, это задача освобождения от своей механичности и обретение сознания и памяти себя.
Как и в Англии, в Америке наметилось определенное различие между учениками мадам Успенской и учениками Успенского. Мадам несла с собой зловещие и демонические энергии, Успенский был олицетворением такта и шарма. Все чаще Успенский уходил в себя и избегал общения с людьми. Ученики, разделявшие с Успенским его прогулки, обеды и особенно долгие ночные посиделки с непременными крепкими напитками, вспоминали о нем как о человеке, который все еще “не нашел” и “находится в поиске”. Часто ночные сидения за стаканом крепкого напитка проходили в полном молчании. Многие отмечали в Успенском черты усталости, раздражения и безнадежности. Ч.С. Нотт, навестивший его в Франклин фармс, заметил, что крепкие напитки стали для Успенского настоящим пристрастием.
В 1945 году Успенский, поддерживавший связи с английскими учениками из Лин плейс, узнал от них, что Джон Беннетт в своих публикациях широко опирается на лекции Успенского и открыто пишет о том, о чем Успенский запретил даже упоминать. Раздражение Успенского по этому поводу достигло предела. По его требованию верные последователи Успенского вызвали Беннетта в Лин плейс и, передав ему реакцию Успенского, прервали с ним общение. Беннетт оправдывался тем, что материал, полученный им от Успенского, был фрагментарен и требовал осмысления и организации. Кроме того, он ссылался на мадам Успенскую, которая неоднократно говорила ему, что он должен не подражать Успенскому, а пытаться быть собой. Те же претезии Успенского в адрес Мориса Николла и охлаждение Успенского в отношении к нему создали аналогию прецедента его отношений с Гурджиевым, который также был неудовлетворен тем, как Успенский преподносит его учение. У “Иуды”-Успенского (“Иудами” Гурджиев называл незрелых учеников, торопившихся начать самостоятельную работу) появились свои собственные “Иуды”, копирующие его методы и транслирующие его идеи другим.
Летом 1946 года на последней лекции в Нью-Йорке Успенский сообщил своим американским ученикам о своем решении вернуться в Англию. Он предложил им либо продолжать работу с мадам Успенской либо искать себе “свою собственную точку опоры”.