В “Вестнике грядущего добра” и во “Встречах с замечательными людьми” Гурджиев рассказывает о том, как в течение ряда лет он занимался гипнотическими опытами и публичными представлениями в качестве “факира”. Гипноз занимал особое место среди интересов Гурджиева, и со временем интерес к нему стал у Гурджиева доминирующим. Вопрос о том, как помочь людям освободиться от гипнотического состояния, в котором они пребывают всю свою жизнь, оттеснил на второй план даже его первоначальную непреодолимую манию: стремление найти среди современников забытое древнее знание, дающее ключ к загадкам человеческого существования. Опыт изучения человека, каким он предстает пытливому наблюдателю, привел Гурджиева к убеждению, что именно подсознание и является истинным сознанием человека, с которым современный человек утратил реальную связь. Подобным же образом истинной эмоциональностью человека является его совесть, которая у большинства людей пребывает в непробужденном состоянии. Только спящая совесть позволяет людям соединять в себе вопиюще несоединимые вещи: ложь и истину, добро и зло, красоту и уродство. Дело в том, что человек пользуется для такого самоусыпления системой психологических буферов, препятствующих пробуждению в человеке и сознания, и совести. “Если человек, – утверждает Гурджиев, – весь внутренний мир которого составлен из противоречий, сумел бы вдруг одновременно почувствовать в себе все эти противоречия, если бы он одновременно увидел, что он любит все, что он ненавидит, и ненавидит все, что он любит, что он лжет, когда говорит правду, и говорит правду, когда он лжет, и если бы он почувствовал ужас всего этого, это привело бы его к состоянию, которое называется совестью”. Но, по словам Гурджиева, человек не может этого услышать и почувствовать, ибо он спит. Это “засыпание” происходит у человека в юности, когда в результате давления на его психику со стороны окружающей среды он оказывается вынужденным спрятать свое сознание в подсознании. И Гурджиев ставит перед собой задачу исследовать механизм, удерживающий человечество в состоянии сна. Для решения этой задачи он принимает решение выступить в роли “профессора – инструктора оккультизма”, и лишь после трехлетней практики в этом амплуа и создания нескольких групп в нескольких городах Гурджиев приезжает в Россию и обосновывается в Петербурге. Это происходит в 1911–1913 годах, а через несколько лет происходит его имевшая серьезные последствия для обоих встреча с русским журналистом, путешественником и исследователем области “чудесного” П. Д. Успенским.
Не исключено, что реальные приключения, через которые прошел молодой Гурджиев, были не менее захватывающими, чем описанные им в псевдоавтобиографической книге “Встречи с замечательными людьми”, однако вовсе не они, так же как и не детективные истории из секретного арсенала Джеймса Вебба, являются главным предметом нашего интереса. Этим предметом, скорее, является тот внутренний водораздел 1892 года (Гурджиеву в это время 18 лет), о котором он пишет в другой своей работе, а именно в “Вестнике грядущего добра”. Если его юношеская мания до сих пор проявлялась в “неудержимом стремлении” понять “смысл жизненного процесса… и, особенно, цель человеческой жизни” и если до указанного года он был одержим поиском живых хранителей древнего знания, то, не достигнув успеха в объяснении терзавшей его загадки, Гурджиев пришел к выводу, что среди современников совершенно невозможно найти то, что он искал, и потому он “решил от всего отказаться и удалиться на определенный срок в полное одиночество, подальше от всех проявлений внешнего мира, и попытаться посредством активного размышления достичь искомое самому или продумать до конца некоторые новые пути для своих исследований”.
Этот внутренний кризис, по свидетельству Гурджиева, настиг его в Центральной Азии, где случай помог ему (“по рекомендации уличного парикмахера, которого я встретил случайно и с которым мы стали большими друзьями, мне удалось получить доступ в монастырь, хорошо известный среди последователей магометанской религии”) обрести столь желанное уединение и продумать всю совокупность своих жизненных целей и установок, результатом чего значительно позже – после двадцатилетнего испытания плодов своих размышлений на практике – стала его вполне самостоятельная система идей и методов, призванных способствовать пробуждению человечества от сна массового гипноза, – та, которая была привезена им на Запад и произвела мощное впечатление на его современников.
А пока, “уйдя в тот же вечер в уединение, (он. – А.Р.)… привел себя в необходимое состояние и начал серьезно размышлять над своей ситуацией и будущим поведением”. Подобно принцу Гаутаме Сакьямуни, который две с половиной тысячи лет тому назад сел под дерево Бодхи с намерением либо найти ответ на мучившую его загадку, либо погибнуть, не сходя с этого места, восемнадцатилетний Гурджиев вошел в состояние созерцания, “воспоминания и обозрения всех существующих категорических убеждений”, “сопоставления различных фактов, гипотез и предположений авторитетных людей, обладавших действительно большим знанием”, и “достиг состояния бытия, соответствующего этому знанию”. После трех дней углубленных созерцаний Гурджиев убедился, что ответы, которые он искал, могут быть найдены в области “подсознательного процесса мышления человека”, а также в той области науки, “которая была высоко развита в древнее время и именовалась ‘мехкенесс’, название, означающее ‘снятие ответственности’, из которой современная цивилизация знает лишь незначительную часть под именем ‘гипнотизм’”.
Дальнейшие странствия, а также изучение устных и письменных источников по интересующему его вопросу, продлившиеся два года, по словам Гурджиева, привели его в другой суфийский монастырь, где он полностью посвятил себя изучению материалов, находившихся в его распоряжении. После двух лет теоретических исследований во втором монастыре возникла необходимость практически проверить некоторые детали механизма функционирования подсознательной сферы человека, еще недостаточно выясненные им в теории. Предположительно в 1896 году Гурджиев обращается к применению результатов своих теоретических исследований на практике в роли целителя или, как он выражается сам, “лекаря всякого рода пороков” (и, естественно, – гипнотизера), и на протяжении последующих четырех или пяти лет (т. е., очевидно, до 1901 года) целительство и гипноз становяться его исключительным занятием. Главным итогом его странствий и трудов было открытие им множества важных деталей изучаемого явления (человеческого подсознания), а также убеждение, “что окончательное решение этого вопроса надо искать не в сфере подсознательного процесса мышления, но и в различных аспектах проявления бодрствующего сознания”. С этим последним открытием Гурджиев продолжает свои странствия и лечебные (и, видимо, гипнотические) опыты еще в течение двух лет (вероятно, уже идет 1903 год) “по Азии, Европе и Африке”, после чего он принимает решение о смене амплуа.
Столкнувшись с феноменом массового увлечения оккультизмом, теософией и спиритуализмом (в годы его юности эта мода, очевидно, еще не стала массовой, а затронула только узкий круг интеллектуалов), Гурджиев, который к тому времени уже достиг тридцатилетнего возраста, входит в контакт “с одной из обширных организаций, где люди встречались в попытке достичь определенных результатов путем изучения той или другой из вышеупомянутых ‘наук’” – речь, прежде всего, может идти о Теософском обществе, которое после смерти Е. П. Блаватской и под руководством Анни Безант и Чарза Лидбитера действительно стало “обширной”, хотя и потерявшей глубину и пластичность организацией, и создает в нескольких городах три небольшие группы и приобретает солидный авторитет “профессора-инструктора” в области оккультизма. С этими группами Гурджиев работает еще по крайней мере два года, безжалостно разрушая все прежние иллюзии и ошибочные идеалы у тех из входивших в эти группы людей, “в ком еще не атрофировалось предрасположение к обретению реального Бытия”, после чего он основывает учреждение, которое впоследствии приобрело название “Институт гармонического развития человека согласно системе Г. Гурджиева” (предположительно, в 1905 году). “Что касается месторасположения Института, Гурджиев решает, что самым подходящим для него местом могла бы стать Россия, в то время мирная, спокойная и богатая страна. Гурджиеву понадобилось еще какое-то время на ликвидацию текущих дел на Востоке (дела эти, как отмечает Гурджиев, были разбросаны по разным странам Азии), и он переселяется в самое сердце России, в город Москву. Согласно одному источнику, небольшой статье, предположительно написанной одним из ранних учеников Гурджиева, под названием “Проблески истины”, это случилось в 1911 или 1912 году, согласно другому, статье Гурджиева, озаглавленной “Материальный вопрос” и датируемой 1924 годом, – в конце 1913 года.