Доктор

– «Меркнущие высоты».

– Да?

– «Меркнущие высоты»!!!

– Да?.. Ах да. Это вроде уже было?

– То были «Ревущие вершины». Всё тот же «Грозовой перевал».

– Похоже, эта книга пользуется популярностью.

– У английских авторов, да. Но не у наших переводчиков.

– …Очень хорошо.

– Что же в этом хорошего?

– …

– «В раннем грегорианском стиле».

– Да?

– Что такое грегорианский, оставляю на совести этого негодяя. Григорианским может быть календарь или хорал. А архитектурный стиль эпохи Георгов в Англии называется георгианским. Неужели так сложно?

– Просто у этого бедняги эрудиция не такая широкая, как у вас.

– Для людей с неширокой эрудицией существуют энциклопедии. И множество других профессий. «Почтовые лошади просвещения»! На таких клячах мы уедем прямиком в каменный век.

– Мы уже в каменном веке. А откуда вы столько знаете про английскую архитектуру?

– Читаю поздневикторианские и эдвардианские романы из великосветской жизни. Их милости, их светлости, милорды, высокородные и младшие сыновья герцогов. Полдюжины герцогинь в день – моя норма. Загородные дома, георгианская архитектура, лисья охота, крикет, розовые казакины и фамильные портреты. И все полицейские говорят тебе «сэр», и все проститутки говорят тебе «сэр», и к чаю подают горы всякой всячины. Когда я вот так начитаюсь, то ловлю себя на том, что и разговариваю как они, а когда я так разговариваю, то успокаиваюсь. You are such a brick, old pal. Ну ты молоток.

– Это герцогини так говорят?

– Когда они передразнивают своих младших сыновей, то да. …Кирпич можно заменить молотком ради целостности идиомы, как вы считаете?

– Я этого выражения с детства не слышал.

– Оно же от этого не перестало существовать, верно? Ах, poor old dear!

– Это вы кому сейчас сказали?

– …«Психиатрические заболевания».

– Психиатрические?

– Понимаете, да? Относящийся к психике – это психический, а психиатрический – относящийся к психиатрии. Психиатрические заболевания, строго говоря, это заболевания психиатров.

– …Может быть, это и имелось в виду?

– «Власти предержащие».

– Да?

– Власть предержащие. Это винительный падеж, а не именительный множественного числа. Не власти, которые что-то предержат, а кто-то, кто предержит власть.

– …Привычнее думать, что предержит не кто-то, а именно наши власти. И не что-то, а кого.

– …Я продолжаю?

– Да, пожалуйста.

– «Надела подвязки и шёлковые шорты».

– По-моему, всё правильно. Надеть-одеть?..

– Не думаю, что это были шорты. Думаю, что это были панталоны. Ну или иная разновидность женского белья. Тем более что до этого героиня принимала ванну, а сразу после – заворачивается в халат.

– …

– Максим Александрович?

– …Опять трусы. Вы не допускаете, что словом шорты здесь обозначается крой? Знаете, есть такие… именно что шёлковые. Или атласные.

– Нет, не знаю. Я наведу, конечно, справки, но «Словарь иностранных слов» определяет шорты как род коротких брюк.

– И какого года у вас словарь?

– Семьдесят девятого. О, только, пожалуйста, не надо рассказывать, каким убогим было советское бельё. В этих трусах выиграли войну, построили социализм и полетели в космос.

– В космос-то вряд ли…

– Весь вопрос в том, можно ли женские шёлковые трусы, скроенные как шорты, называть шортами. Я думаю, что нельзя.

– О господи.

– Strong predilections are rather a blessing; they're simplifying.

– Я рад, что не понял. Тоже что-то… эдвардианское?

– Генри Джеймс. В этом феврале было сто лет со дня смерти. Хоть кто-нибудь в России, по-вашему, обратил внимание?

– Очень хорошо.

– Ещё раз не соглашусь. Это плохо, и даже весьма. Как можно забыть о Генри Джеймсе? Кого же тогда помнить?

– А я уж было подумал, что вы патриот.

– …Никогда не считал, что быть патриотом означает умалять, высмеивать или игнорировать всё иностранное.

– Да, но почему вы расстроились из-за Генри Джеймса, когда у нас полно своих в том же положении?

– И того же уровня? Нет, вряд ли. Хотя не удивлюсь, если в следующем году забудут про Сумарокова. Триста лет со дня рождения. Знаете, всегда считал его трагической фигурой. Как по-вашему?

– …А мне нравится, когда персонажи восклицают, заламывают руки и говорят ах!..

– Вы сами-то ах! когда-нибудь говорите?

– Ну да. Когда кончаю.

– …Мне кажется, это совсем другое ах. Не то, которое имеет в виду литература.

– А что она имеет в виду?

– Жаль, что вы сегодня разминулись с Вячеславом Германовичем, он бы вам точно сказал.

– Как он?

– Сорок минут говорил о Сумарокове.

– И чего ты после этого такой дёрганый? Славика послушать – это лучше любых транквилизаторов.

– Я не…

– Перестань, доктор. Я думаю быстрее, чем ты врёшь.

– …

– Кстати о транках. Повтори мне то же самое.

– Вы не слишком налегаете?

– Живу на ветер. Как всё прошло со Станиславом Игоревичем?

– Я бы никогда не поверил, что такой человек пойдёт к психотерапевту добровольно. Как вы его заставили?

– Никак. Что его было, с ружья припугивать? Представь себе, ему это действительно нужно. Полежать вот на такой кушетке. Из Москвы свою не повезёшь, в Москву не наездишься. А здесь ему порекомендовали тебя. Надёжные лица.

– ?..

– У меня есть связи в кругу психопатов.

– Неужели вы думаете, что он не знает? Не догадается?

– Пусть догадывается. Это ни о чём не значит.

– Да как же не значит? Он ни за что не скажет мне правды, если будет подозревать…

– А так, по-твоему, он её говорит? Твои клиенты говорят? …И знаешь что, доктор? Ты не слишком ли озаботился достоверностью информации, которую получают органы? Разве это твоя проблема?

– Нет, это ваша проблема. …Вы в каком звании, Олег Георгиевич?

– Полковник.

– Почему-то я так и думал. Вы сможете поверить, что я не тревожусь, с чего это меня осчастливили полковником взамен майора?

– Я опальный полковник.

– То есть нам обоим конец?

– Что плохого в том, чтобы благородно погибнуть?

– Это не «благородно погибнуть», это «пасть жертвой внутриведомственных интриг». Благородно погибать тоже не хочу.

– Не дрейфь.

– …У этого человека нет слабых мест. То есть слабостей полно, но слабыми местами они не становятся. Вы понимаете, я говорю об уязвимости.

– А мы не будем его уязвлять. Мы будем наблюдать и копить информацию. И в конце концов он уязвит себя сам. Это просто, ты увидишь.

– Но сколько для такого нужно времени?

– Тебя что, поджимает? Что-то личное? Лучше расскажи дяде Олегу сразу. Мало ли, натравить меня на него хочешь. Мало ли, он тебе дорогу перешёл. …Что насчёт бухла?

– Вот, во фляжке. Нет, с этим не надо. У меня есть другие… сейчас достану… Очень хорошее сочетание.

– …А вот как было бы хорошо, окажись он шпионом.

– Да, сэр. В смысле, да, полковник. Хорошо. Но маловероятно. Если только агент влияния…

– Кому они сдались, эти агенты. Весь телевизор забит. …Всё-таки есть у тебя свой интерес.

– Разумеется. Не нужны мне такие клиенты, за которыми спецслужбы ходят как привязанные. Чем скорее он куда-нибудь исчезнет, тем мне спокойнее.

– Исчезнуть можно по-разному. Можно так исчезнуть, что всей страной искать кинутся.

– Это зависит от того, кто исчезает.

– От этого всегда всё зависит. Ну-ка скажи мне, о чём я сейчас думаю?

– Не знаю.

– А кто знает, доктор?

– Что ж вы такой невесёлый, доктор? Совесть мучит или родные органы?

– Я весёлый, Нестор. Это вы ненаблюдательный.

– А дерзить будете, когда вас вызовут в Комиссию по люстрации.

– Закона о люстрации ещё нет, а комиссию уже собрали? Камертоны совести… И вы там, конечно, при кресле?

– Ожидаю войти, так что поаккуратнее с шуточками. Рассказывайте про нового клиента.

– Станислава Игоревича? Что именно вас интересует?

– Изложите всё по порядку, а я уж разберусь.

– По порядку…

– Вы меня бесите сегодня, доктор, по-настоящему бесите. Ну что вы как варёная рыба? Гражданский долг исполнять не нравится?

– Нравится… не нравится… Подождите, сейчас я начну. Станислав Игоревич… Он боится летать… боится пауков и змей… Ни черта он не боится. В девяносто восьмом зачем-то загадил чем-то вроде кетчупа пиджак кого-то вроде Березовского и до сих пор вспоминает. Но и на это ему наплевать. Почему бы вам просто не послушать запись?

– Я и послушал! Но мне нужны… комментарии.

– А, вы тоже заметили… Как по-вашему, он теперь настоящий реакционер?

– Настоящих реакционеров не существует. Только на зарплате или по принуждению. Эти взгляды противны человеческой природе! Человеку свойственно идти вперёд и развиваться!

– Человеку и гетеросексуальность свойственна… Вы же говорите, что у незначительного процента гомосексуализм заложен природой. Почему бы и реакционности не быть чем-то генетическим?

– Гомосексуализм – биологический вариант, а реакционность – сознательное извращение! И прекратите наконец заговаривать мне зубы. Давайте отчёт!

– Нестор… Отчёт у вас в руках. Вы его только что со стола схватили.

– Взял, а не схватил. Хватают менты народ на митингах.

– …Почему этот человек так вас интересует?

– Сейчас я всё и выболтаю! Потому что принято решение за ним приглядывать.

– Хотите извлечь пользу из ренегата… Или знаете, что он не ренегат. «Всё смешалось: ваши доносы, доносы на вас…»

– Какие ещё доносы? Доктор? Вы хорошо себя чувствуете?

– Четыре – это был перебор. Или тогда уж не запивать.

– Чего не запивать?

– Я бы сказал чем. А этот парень просто железный. Ни в одном глазу.

– Какой парень? Станислав Игоревич? Нашли тоже парня. Вам, может быть, «скорую»?

– Нестор, вам бывает страшно?

– Вот прямо сейчас. Вы не собираетесь умереть у меня на руках?