К зиме Эткинд из 6 «А» окончательно отбился от рук.
Жалобы на него учителя писали пачками, обеспокоенные родители донимали Фирузу Галиакбаровну и директора, требуя выгнать хулигана из школы. Ашер беспрерывно болтал, не делал домашнюю и издевался над одноклассниками. Ради потехи он запихал коробку из-под сока и шоколадные обертки в портфель Хаирзянова и спустил в унитаз его пенал. Пущенный Эткиндом железный транспортир просвистел в считаных сантиметрах над курчавой головой Сафиуллиной, отказавшейся одолжить на урок учебник. Старого Габбаса Юнусовича, добродушного физрука, без проблем ладившего с шантрапой десятки лет, Ашер без стеснения отправил по известному адресу на три буквы за незачет по прыжкам в длину, чем оскорбил всеми уважаемого педагога до глубины души.
Уборщица, мывшая полы в кабинете у Романа, тоже была возмущена шестиклашкой.
– Выжимаю тряпку, а в эту минуту проходит мимо меня и плюет на пол, бесстыжий, – сказала она. – Я прикрикнула на него и добавила тихо: «Вот паразит». В сторону, почти про себя. А он услышал и говорит: «Вы не имеете права нас такими словами называть, мы еще дети».
Ирина Ивановна в беседе с молодым специалистом предположила следующее:
– Как хотите, но есть в этом что-то национальное. Чувство превосходства над остальными.
На следующий день, когда Роману надоело раз за разом одергивать неугомонного Ашера, учитель ударил кулаком по столу.
– Тебя не тошнит от самого себя? Тебя же все ненавидят. Как ты жить собираешься дальше, раз тебя все ненавидят?
Лицо Эткинда расплылось в наглой улыбке.
– Я хитрый, – сказал он. – Я же еврей.
Все шло к тому, что Ирина Ивановна в умозаключениях недалека от истины. Тем не менее Роман, проведший бок о бок с евреями годы в школе и в университете, не замечал за ними гнусных черт, сосредоточенных в Ашере. Получается, они мастерски скрывали чувство собственного превосходства?
Случай с физруком переполнил чашу директорского терпения, и Марат Тулпарович устроил после традиционного пятничного совещания суд на Эткиндом. Помимо директора и обвиняемого, присутствовали завуч по воспитательной части Элина Фаритовна, учителя-предметники и мама Ашера, дородная женщина, компенсирующая бесцветность облика броской помадой и тушью. Марат Тулпарович, взявший слово, предстал в новом амплуа едкого обличителя.
– Все мы здесь сегодня собрались, чтобы обсудить плохого мальчика, – с ледяным сарказмом начал директор. – Плохого мальчика Ашера, который считает, будто достоин особого внимания. Мама нашего почетного гостя по неясным причинам не научила его хорошим манерам. Мама не довела до ума, что нужно уважать учителей и других ребят. Теперь мы видим бесконечные жалобы на ее сына. – Директор потряс в воздухе пачкой докладных, которых накопилось изрядно.
Роман настолько привык, что Марат Тулпарович изъясняется сухим языком, на казенный лад, что чуть не прыснул.
Директор произнес сокрушительную уничижительную речь, вкрапляя в нее выразительные цитаты из докладных родителей и учителей. Адвокатский спич матери уступил директорскому по накалу и яркости. Мама оправдалась тем, что отец живет в Израиле, а она работает до глубокой ночи и не в состоянии контролировать сына в течение целого дня.
Затем выступили учителя. Роман обнаружил, что другие, как и он, тушуются неизвестно почему и не выдают всего, что накипело. То ли вид подростка, вжимавшегося в стул, то ли тяжелая доля матери-одиночки, то ли сама нарочитость обстановки – что-то определенно давило. Габбас Юнусович нетвердым голосом рассказал, как он обижен и как ему грустно теперь перешагивать порог спортзала и школы вообще. Фания Гиниятовна по математике и Вера Семеновна по географии сместили акцент на неуспеваемость, отделавшись общими фразами, как важно образование и почему нельзя запускать учебный процесс. Роман, к своему стыду, почти повторил за ними.
– Что вы скажете, Максим Максимович? – спросил директор.
– Много мы с ним возимся, – отозвался англичанин. – Слишком много. Мягкие мы. Из ребенка растет настоящий бандит, в то время как мы всерьез разглагольствуем о неусвоенных темах и тетрадях без обложек. У мальчика срывает крышу от собственной безнаказанности. Сегодня он унизил одноклассника и послал педагога. Что завтра? Готова ли его мать к тому, что сын станет преступником, который никого в грош не ставит? Включая ее саму. Или она думает, что все образуется и школа подкрутит гайки где надо?
– Спасибо, Максим Максимович, – вмешался директор.
Эткинд-старшая не отреагировала.
– Не образуется, милочка, – добавил англичанин. – Мальчика воспитывать необходимо. У Елисеевых восемь детей – все порядочные. У вас один и уже упырь полный.
– Довольно, Максим Максимыч, – сказал директор жестче.
– Я закончил.
По итогам было постановлено, что при рецидиве Эткинда ставят на учет в полицию и школьная администрация пишет заявление в органы опеки. Мать Ашера обещала следить за сыном и заняться поведением и оценками.
Направляясь в тот день домой, Роман столкнулся с Максимом Максимычем, нервно курящим во дворе школы.
– Поверь, Павлович, будь моя воля, застрелил бы упыря хоть сейчас, – сказал Максим Максимыч. – Рука бы не дрогнула. Навидался я таких. Как взрослеют, либо сбиваются в стаю, либо превращаются в аморальных типов. То есть при любом исходе отравляют существование всех, кто вокруг.
– Как с ними бороться? Без расстрелов, имею в виду.
– Я бы в одиночную камеру сажал пожизненно. С одной стороны, накладно для государства, а с другой – сигнал для всех, кто плохо себя ведет. Еще вариант: прятать в дурку и колоть препаратами до овощного состояния.
– Жестоко, – сказал Роман. – Я имею в виду легальные методы. Как законно с такими бороться?
– Да никак. – Максим Максимыч вдавил окурок в кирпичную стену. – Механизмов нет. Учет в полиции – фигня. Более хлопотно для школы, чем для ученика. Отчеты регулярные, характеристики. С органами опеки тоже возня. В вечернюю школу берут с пятнадцати, и сбагрить туда паршивца – целое искусство. Без подписи родителей в вечерку не примут. Мать может запросто заявить, что ее сокровище имеет право учиться с остальными детьми, и все будут вынуждены терпеть негодяя до конца девятого класса.
– И никаких лазеек?
– Колония. Если совершит ощутимое преступление. Машину угонит или подрежет кого-нибудь. Только из колони он выйдет отпетым отморозком. Так называемые исправительные учреждения, детские и взрослые, ведь не исправляют. В тюрьмах и колониях бандитская шваль обучается злодейским премудростям и набирается опыта. Поэтому я за одиночные камеры и смертную казнь.
Заполняя вечером электронный журнал, Роман ударился в размышления. В идеале учитель должен обладать недюжинным педагогическим талантом, чтобы раз за разом доходчиво доводить до каждого учебный материал и заставлять заниматься закоренелых двоечников. Быть благожелательным, так как ребенок – существо с хрупкой психикой.
Как реагировать Роману, если кто-нибудь его пошлет или плюнет в его кабинете? Писать докладную? Проще приобрести муляжный маузер и носить его в кобуре за поясом.
Шутки шутками, а решения вопроса Роман не придумал.