Глава 44

Видение исчезло. Джонни упал на колени. Та же земля под руками. Тот же вкус во рту.

– Это был не я…

Но оно было в нем, в сердце и под кожей. Джонни стиснул ладонями голову и попытался провести черту между тем, жившим, и собой, живым.

Не убийца.

Остальное вспомнилось через минуту. Джонни представил черные глаза и узнал их. Он видел их в снах, в зеркалах и в снах с зеркалами.

– Джон! – крикнул он в ночь, и голос сорвался.

– Джон Мерримон, это ты?

Он увидел лес и небо, потом какое-то движение вдалеке, за деревьями, мелькнувший огонек.

Наверное, это и был ответ.

Наверное, ответом было «да».

Отвести Луану Фримантл к дочери оказалось не так-то просто. Она не сопротивлялась, но и почти не помогала.

– Можете переступить через бревно? Нет, нет. Вот так…

Джонни взял бы ее на руки, но каждый раз, когда пытался это сделать, женщина либо стонала, либо замирала, и у него ничего не получалось. В ее лице он видел Айну, слышал крики, когда на нее сыпалась земля.

Когда до фонаря оставалось уже немного, Джонни подал голос:

– Это я. Иду.

Он вышел в круг света, и Кри тут же бросилась к матери.

– Мама? Что случилось? Что ты здесь делаешь?

Луана моргнула и остановилась.

– Она видела что-то, – объяснил Джонни. – Что-то, что сильно ее напугало.

Вердина пристально посмотрела на него.

– Ты ведь тоже что-то видел, разве нет?

Но Джонни уже устал от снов, загадок и полуправды. Он хотел, чтобы Вердина разговорилась, и надеялся, что знает, как ее расколоть.

– Идемте. Я покажу вам могилу.

Шли, растянувшись неровной цепочкой: Джонни впереди, за ним – Леон с Вердиной, потом Кри с матерью. Двигались медленно, но целеустремленно. Даже Леон понимал, что они идут к кладбищу.

– А как же копы? – спросил он.

– В полумиле отсюда. Ничего не поделаешь, другого варианта нет.

Рисковать, похоже, не пришлось. Выйдя из леса, они растянулись по краю и замерли в благоговейном молчании. Само кладбище выглядело довольно непритязательно, но за его стенами и камнями заканчивался мир.

– О боже, – вырвалось у Джека.

Поднявшийся от земли туман застыл густой, ровной и совершенно белой стеной, плотной массой, возвышавшейся даже над деревьями. Вердина первой шагнула вперед.

– Такое впечатление, будто что-то не хочет, чтобы полиция вмешивалась.

Джонни кивнул в сторону кладбища.

– То, что вам нужно, там.

– Не может быть.

– Вы хотели правду Джона Мерримона. Здесь ее и найдете.

– Ну что ж, ладно. Леон…

Старуха постучала палкой в каменную стену, и Леон легко перенес ее на другую сторону. Остальные последовали за ними. У висельного дерева Джонни остановился. Три камня отмечали могилы повешенных. По настоянию Айны, они провисели несколько долгих месяцев, пока Айзек не предал их наконец земле. Джонни указал на первый.

– Здесь могила надсмотрщика.

– Да.

– То, что вам нужно, под ней.

– Самые ранние могилы проверяли восемьдесят лет назад.

– Вы взяли недостаточно глубоко. – Старуха с сомнением посмотрела на него. – Я был с Джоном Мерримоном и видел, как он закопал ее.

– Не просто закопал, – вмешалась Кри.

– Я не имел в виду…

– Ваш предок застрелил ее.

– Да, но…

– Он закопал ее заживо!

– Хватит!

– Я пережила это! Прочувствовала!

– Я сказала, хватит! – Вердина с размаху ударила Кри палкой по икрам. – Не твоего это ума дело!

Девушка вскрикнула от боли.

Стоявшая рядом с дочерью Луана промолчала и лишь сверкнула глазами.

– Покажи. – Старуха ткнула палкой в Джонни. – И ты, Леон, тоже. Копай.

Джонни взял кирку. Леон устроился рядом.

– Ты, случайно, не ошибаешься, друг мой?

– Она похоронена здесь.

– А ты понимаешь, в чем тут дело? Потому что я, по правде говоря, ничего не понимаю.

– Сказать могу только одно: твоя бабушка – опасная женщина. Неужели ты не видишь?

Леон осторожно посмотрел через плечо. Вердина стояла, опершись на палку, подтянув плечи к морщинистой шее.

– Ну же, мальчики. Поцелуйтесь, и покончим с этим, – или начинайте копать. – Она хлопнула в ладоши от нетерпения, подгоняя мужчин. – Ну же, вперед, черт возьми. Никто из нас моложе не становится.

– Давай уж, – сказал Леон.

– Там, внизу, ничего хорошего.

– Я выдержу.

Джонни выждал еще секунду, потом кивнул и размахнулся киркой. Через несколько минут они подстроились друг к другу и нашли нужный ритм. Джонни разбивал землю, Леон орудовал лопатой – бросал черную землю в чистый ночной воздух.

Наблюдая за всем происходящим у темницы сознания, Луана обнаружила, что постигла его суть так широко и глубоко, как никогда прежде. Она знала, что блуждает в лесу и чего оно боится. Знала, что нужно Вердине и на что способна старуха, чтобы получить желаемое. Когда могила будет открыта, Вердина убьет Луану и Кри. Луана пыталась помешать ей, но не смогла сдвинуться с места. Представляя лежащий в кармане револьвер, она напрягала все силы, чтобы заговорить, позвать дочь и сказать ей, чтобы взяла оружие.

Джонни точно знал, на какой глубине похоронен надсмотрщик. А значит, знал, когда нужно отложить кирку.

– Дай мне лопату. – Леон протянул лопату. – Можешь вылезти.

– Уверен?

– Положись на меня.

Леон выбрался из ямы, на дне которой остался теперь один Джонни. Выбросив кирку, он на секунду задержал взгляд на старухе. Почувствовать ее, понять полностью не удалось, но Джонни знал, что ей нужно. Жизнь! Камень! Это проступало в каждом взгляде и жесте. Теперь она стояла на краю могилы, и ее глаза походили на черные дыры с точками света.

– Уверены?

– А ты?

Ее губы дернулись в дерзкой усмешке, увидеть которую еще раз желания у него не возникло. Вскоре лопата ударилась об останки надсмотрщика, и Джонни, как и остальные, пережил несколько неприятных мгновений. От гроба осталось практически лишь темное пятно в земле, кости перемешались. Джонни увидел зубы, клочья волос…

– Ха. Я же говорила. Мы проверяли этот гроб, когда я была молодая.

– Вы его вскрывали?

– Да. То, что оставалось.

– А ниже смотрели? – Старуха резко выдохнула, и Джонни выпрямился и показал на шею. – Камень. Что он собой представляет?

– Ты его видел?

– Во сне. – Джонни не стал говорить, что вроде бы видел камень еще и в лесу. – Больше копать не буду, пока не расскажете всё.

– Леон… – Она показала на яму, но Джонни выставил лопату, как оружие.

– Ты же слышал, Леон. Сделка есть сделка. Она обещала ответить на все мои вопросы.

– Леон, вытащи его из чертовой ямы.

Джонни покачал головой.

– Камень. Что это такое?

– Леон! – рявкнула Вердина, но тот поднял руки и отступил в сторону. Старуха посмотрела на него так, будто хотела убить взглядом, но потом все же кивнула: – Это не камень.

– Вы лжете.

– Он полый и очень древний. И он не просто камень, а нечто большее.

– Хорошо. Продолжайте.

Вердина осклабилась, но ни на Джонни, ни на Леона это не произвело должного впечатления.

– На древнем языке камень называется фенги. Моя мать называла его камнем души.

– Что он делает?

– То самое и делает, глупый ты мальчишка. Хранит душу.

– Чью?

– Первого из нас.

– Первого из вашей семьи?

– Первой женщины. Массасси. Женщины в моей семье хранили его на протяжении тысячи жизней, передавали от матери к дочери, поддерживая непрерывную цепь.

– Камень принесла Айна?

– Не произноси ее имя так, будто знаешь ее.

Джонни попытался представить такое – и не смог.

Тысячи жизней…

– Здесь камня нет. Ты не найдешь его.

Джонни думал, что правда сломает ее, но ошибся – и понял свою ошибку по кривой ухмылке и злобному блеску в ее глазах.

– Выкопай мне ее, а твое невыносимое, оскорбительное невежество мы оставим без внимания.

Джонни взглянул на Джека, потом повернулся, взял лопату и начал копать. Нависнув над могилой, Вердина смотрела, как он убирает кости и зубы надсмотрщика. Углубившись дюймов на десять, Джонни отставил лопату и принялся разгребать землю руками. Пыль и комочки глины липли к коже, и в какой-то момент ему вспомнился сон: вкус и давление земли, ощущения погребенного заживо.

– Ну что?

Но душой и телом Джонни был там, в темном и тесном месте. Подгребая землю под себя, он уходил все глубже, пока не коснулся чего-то и от неожиданности отпрянул.

– Господи…

– Что такое?

– Тепло.

– Это она! Подними ее оттуда!

Джонни не шелохнулся. Присмотревшись, он увидел сустав пальца, сломанный ноготь.

– Леон, – подала голос Вердина.

– Нет, не надо. – Джонни поднял предостерегающе руку. – Вы можете нечаянно повредить ее.

– Она жива?

Джонни посмотрел на Кри, которая, обхватив себя руками, стояла на коленях у могилы. Судя по выражению лица, девушка чувствовала то же, что и он: панику, удушье, ужас. Он еще на секунду задержал на ней взгляд…

И в этот момент палец в земле пошевелился.

Для Кри это было уже чересчур. Сколько раз она переживала во сне этот запах земли во рту? Сколько раз видела это лицо и бездонную яму? Палец шевельнулся снова, и Кри поняла: да, это Айна, живая. Там, в этой теплой, склизкой красной земле.

Она отвернулась, и ее вырвало в траву.

– Как такое может быть?

Ее шепот никто не услышал. На нее никто не смотрел. До нее никому не было дела. Стоя на четвереньках, она рискнула бросить в яму еще один взгляд.

Сломанный ноготь.

И не один. Сломаны были все ногти.

Разделить останки и землю оказалось не так-то просто.

Тело, как он называл это для себя, напоминало пугало. Одежда сгнила. Волосы спутались в бесформенный комок, похожий на измазанный глиной и слизью корень. Осторожно, как горшечник, пользуясь только кончиками пальцев, Джонни очистил локоть, лопатку, ухо. Женщина лежала на боку, и он продолжил работу с той же осторожностью, потому что кожа могла порваться даже от легкого прикосновения. Того, что сохранилось, оказалось на удивление мало, так что даже фраза кожа да кости была бы в данном случае сильным преувеличением.

– Ну же! Поднимай ее!

Но Джонни не торопился. Откопав одну ногу, он пошел вдоль нее и обнаружил вторую, слегка согнутую в колене. Дальше проследовал по спине, перебираясь от позвонка к позвонку, и, очистив нижнюю руку, увидел, что пальцы ухватились за корень висельного дерева.

– Что она держит?

Джонни не ответил. Освободив с величайшей осторожностью все пять пальцев, он ощутил перемену даже раньше, чем понял ее.

Один глаз был открыт.

От неожиданности Джонни подался назад, глядя в безумный темный зрачок, окруженный пожелтевшим белком. Слепа она или зряча? В сознании или нет? Половина ее лица оставалась в земле, как и бо́льшая часть левой стороны тела.

– Господи… Боже мой… – выдохнул Джек, но Джонни даже не поднял головы. Налитый кровью, как будто слезящийся глаз смотрел на него в упор. Джонни снял рубашку и очистил от грязи губы, потом раскопал остальное и по мере возможности укрыл останки.

– Леон, давай поднимем ее.

Леон опустился на колени у края ямы. Джонни поднял тело.

Она была легкой, как пушинка.

Пучок хвороста.

Из темницы своего сознания Луана наблюдала за всем, что происходит: как достают из ямы жалкие останки, как вылезает сам Джонни. Айну положили на землю, и Луана увидела черный язык и пеньки зубов. Жившие в Пустоши женщины искали ее почти двести лет, и Луана считала их старыми дурами, запутавшимися в нелепых верованиях.

Оказалось, ошибались не они.

Пальцы шевелились. Желтый глаз закатился, потом остановился на Луане, и ее захлестнула сильнейшая волна ненависти и безумия. Она ненавидела все и всех, людей, жизнь и мир, обрекший ее на вечное заточение в земле. Ненависть шла волнами и шипом вонзалась Луане в мозг. Возможно ли, чтобы такая ненависть не поглотила себя саму? Возможно ли, что Айна выжила? Ответ на вопросы Луана слышала в голосе бабушки. Она носила камень долгие годы, на шее и в руке, а потом прятала в том месте, где может спрятать что-то только женщина. Все это Луана поняла в миг озарения. Айна держалась за счет камня, дерева, всей живности в земле вокруг нее. Она высасывала из мира соки… ради чего? Ненависти? Презрения? Безумия? Какая чудовищная сила так долго поддерживала эту жизнь? Или все это время Айна хотела умереть? Желала ли она покончить с таким существованием, но не могла достичь цели?

Жуткий глаз сосредоточился на Кри. Луана знала, что чувствует дочь. Кри стояла на четвереньках, но дергалась и стонала, как будто тот же самый шип раскалывал и ей череп.

– Нет, – бормотала она. – Нет…

Луана знала, сколь опасна Айна для своих прямых потомков, для самой Луаны и ее дочери, но знала она и то, что Вердина хочет покончить с Айной.

Для этого они и пришли сюда.

Для этого и выкопали Айну.

Луане казалось, что она наблюдает за всем через разбитое окно. Вердина напоминала ей сжатую пружину, но этого никто почему-то не замечал. Старуха опиралась на Леона, но руку держала у пояса, рядом с пистолетом. Она не хотела ни спасать Айну, ни облегчать ее страдания, ни завершать поиски, предпринимавшиеся многими женщинами на протяжении многих лет. Вердина хотела только камень, и к цели вела одна-единственная дорога. Женскую ветвь следовало обрезать. И это означало, что они – Айна, а за ней и Луана с Кри – должны умереть. После их смерти останется одна Вердина, последняя ветвь на единственном имеющем значение дереве. Ей достанется камень, а с ним – время, жизнь и власть.

Но только если умрут другие.

Девушка лежала плашмя на земле, прижав к вискам ладони и словно пытаясь закрыться от волн ненависти. Луана потянулась к дочери.

– Беги, – сказала она, но никто ее не услышал, а между тем револьвер уже лежал в руке Вердины. В следующий момент он оказался перед лицом Айны, грохнул и подпрыгнул. Как и похороны, смерть была быстрой и жестокой. Голова разлетелась на кусочки, и темная кровь растеклась небольшой лужицей.

Луана раскрылась, словно цветок. В неразрывной цепочке она была следующей и сейчас чувствовала душу Массасси далеко в ночи. Связь, мощная и прочная, установилась мгновенно, и Луана увидела всех, кто ушел раньше. Она была всеми ими одновременно, тысячей жизней.

– Я – Массасси…

Секунду она была ею. Была Массасси, и ее бабушкой, и всеми женщинами, оставшимися не более чем именами в памяти несчастного ребенка. Луана узнала, каково стоять под звездами Африки, быть с мужчинами, которых никогда не встречала, купаться в незнакомых морях. Столько всего – жизни, знаний, времени! Она и представить не могла, что в состоянии получить такое. Она была большой и маленькой, самоотверженной матерью, которой так и не стала. Взяв дочь за руку, Луана оторвалась от всех тех жизней, чтобы произнести одно по-настоящему важное слово.

– Беги.

Вердина повернулась и выстрелила ей в грудь.

Луана упала на колени, но не потеряла из виду Кри.

Беги, подумала она и улыбнулась – Кри побежала. Она всегда хорошо бегала: по тротуарам и дворам, по городу. По жизни, предназначенной не для нее. За ней не могли угнаться ни мальчишки, ни наркотики, ни те слабости, которые до сих пор управляли ее матерью.

– Креола! Креола, черт возьми! – кричала Вердина, посылая пули в лес.

Но Кри послушала мать и теперь убегала.

У дальней стены девушка нырнула в туман, и Луана обратилась наконец к звездам. Теперь она смотрела на них множеством глаз и через множество ночей.

Она почувствовала камень далеко в ночи и улыбнулась, зная, что Кри тоже почувствует его. Не сейчас, но скоро.

Вердина возвращалась, бормоча горькие слова своим холодным, сердитым голосом.

– Дрянь… паршивая дрянь…

Столько злости, ненависти, жадности… Но Луану это не трогало. Легкая, как перышко, она лежала на мокрой от крови траве. Жизнь заканчивалась, но Луана чувствовала дочь, легкую, быструю, проворную. Она чувствовала ее страх, но это было нормально. В той цепочке женщин таилась сила, которая достанется Кри.

Луана в последний раз коснулась дочери и отпустила; на траве рядом с ней уже стояла на коленях Вердина. От нее пахло по́том, землей и сырым хлопком; голос дрожал от жадности.

– Где он? Покажи.

Луана улыбнулась, чувствуя, как уходит из тела тепло.

– Кри – следующая после меня. Она найдет Массасси.

– Кри умрет, и камень достанется мне.

– Нет, если я умру первой.

– Ты не можешь умереть. Я этого не допущу.

– Тогда тебе не следовало стрелять в меня.

– У меня столько же прав, сколько и у тебя!

– Будь это так, кузина, тебе не обязательно нужно было бы убивать нас, чтобы найти камень.

– Отведи меня к Массасси! – Вердина ударила Луану по щеке. Раз, другой. – Отведи, черт бы тебя побрал! Отведи меня к Массасси!

Словно этого было мало, старуха схватила раненую за плечи и принялась трясти и бросать на землю. Это был настоящий приступ гнева, какие случаются у детей. При этой мысли Луана рассмеялась, и внутри у нее что-то лопнуло. В горле появилось жжение. Вердина сунула ей в лицо ствол револьвера, но сделать уже ничего не смогла. Кри стала последней в цепи.

– Ты опоздала, – сказала Луана и, по-детски улыбнувшись, умерла.

Когда это случилось, Кри лежала, свернувшись калачиком, под черным деревом. Смерть матери она ощутила как крик ястреба; сознание ее вдруг расширилось, охватив множество жизней с их памятью и мыслями. Кри будто увидела мир с огромной высоты, ощутила движение земли и неба, холмов и рек, ход времени, местоположение людей в Пустоши. Она познала огорчения и любовь матери, ее торжествующую предсмертную гордость. Познала безумие Айны и любовь Массасси, тьму войны, чудеса мира и семьи, стабильность империи. Кри была собой и другими, нитью, сплетающей тысячи жизней. Для начала она сосредоточилась на Массасси, ощутила ее тепло и готовность.

Дитя…

Она была словом. И слово было ею.

Приди ко мне.

Кри хотела этого, но голова шла кругом. Она коснулась земли под руками, а потом неба. Отыскав нужное место в вышине, направила туда мысленный посыл: молчание, перспектива, расстояние. Там, в тишине и покое высших пределов, она медленно раскрылась, ловя проблески прошлого и настоящего. Тысячи жизней и их память стали ее жизнями и памятью. Ее знанием и силой. Прокричал ястреб, и Кри была там.

Становилась им.

Кри излилась в птицу и ощутила чистоту ее цели. Ястреб крикнул второй раз, и этот звук был для Кри словами, обращенными к матери. Они означали «согласие», «понимание» и «любовь».

«Спасибо тебе за мою жизнь».

«Прощай».