Оливье паркуется на одном из последних свободных мест у тротуара, выключает мотор и наблюдает за необычным оживлением у ворот: машины въезжают и выезжают, шлагбаум непрерывно поднимается и опускается, посетители – с продуктовыми сумками, цветами и детьми – огибают барьер и направляются к застекленным дверям больницы. Оживленное местечко, ничего не скажешь, народу не меньше, чем на Рождество в торговых галереях. Оливье вспоминаются плакаты былых времен:

А сегодня здесь шумно, как на ярмарке, плюс еще машины «скорой помощи» снуют туда-сюда: стоит замолкнуть одной сирене, как взвывает следующая. Оливье замечает в зеркале заднего вида синий маячок, он растет, растет, приближается, объезжает его «рено». Что это – очередная «скорая»? Но тут же с удивлением констатирует, что это полицейская машина, только без спецзнаков. Из нее выходят двое в штатском и исчезают за дверью главного входа больницы Биша.

Оливье провожает их взглядом и не сразу слышит, что кто-то стучит в боковое окно. Наконец оборачивается. Рядом с машиной стоит Лора, волосы забраны в пучок, в руке сигарета. Он никак не может свыкнуться с тем, что его дочь курит. Да и какой отец свыкся бы, пусть Лоре уже и двадцать шесть?! Оливье ужасно хочется вырвать у нее из пальцев эту мерзость и раздавить… Или хотя бы сделать выговор.

Он ограничивается тем, что открывает дверцу и целует дочь.

– Пап, ты что здесь делаешь?

– Да ничего, просто заехал на минутку – глянуть на тебя.

– Шутишь?

– У меня клиент неподалеку. На авеню Ваграм. Так что я сделал небольшой крюк.

А сирены продолжают завывать. Что это – «скорая помощь»? Полиция?

Лора нервно выдыхает дым, она спешит. Оливье знает, что у нее нет ни минуты свободной. Она часто рассказывает, что иногда сестры не успевают даже в туалет заскочить или сделать пару затяжек. Ну и слава богу – по крайней мере, этот адский больничный темп сберегает ее легкие.

– У тебя усталый вид, Лора.

– Еще бы! Скорей бы уж отпуск! – И она с заговорщицким видом подмигивает отцу.

Оливье не реагирует: он следит за одним из полицейских, который вышел из больницы и направляется к своему «рено мегану».

– Тут у вас суматоха, как в курятнике.

Лора торопливо делает последнюю затяжку, перед тем как ответить:

– Не то слово… Скоро нас заставят вскрытия делать. И носить «пушки» под халатами, чтобы защищать выживших пациентов от покушений. – Она затаптывает недокуренную сигарету и добавляет: – Или от киллеров.

– Ты права, пожалуй, можно обойтись и без полиции. На работе. Или дома.

«Обойтись без полиции…» Лоре не очень нравится этот намек. Ей известно, что отец не упускает случая поддеть Валентина, ее мужа-жандарма. Он ценит зятя как любителя регби, но терпеть его не может в качестве шефа полицейской бригады, круглые сутки пропадающего на работе. Сам он всю жизнь трудился дома, в мастерской, приспосабливаясь к распорядку дочерей, и никак не может смириться с безумным ритмом Лориных дежурств в Биша и ночных рейдов ее мужа в Сержи. А главное, он со страхом ждет того дня, когда Валентин объявит о своем повышении по службе, – иными словами, о переводе в другое место, может даже в сотнях километров отсюда, и они уедут, вместе с близнецами.

– Мне надо бежать, пап.

– Да, знаю.

Лора отходит от машины, потом возвращается:

– Мама ничего не заподозрила?

Если у Оливье и есть выдающееся достоинство, оно заключается в умении успокоить дочь.

– В Лос-Анджелесе? Меня бы это очень удивило!