Глава шестая
Театр невероятного
Для нас тогда настанет покой, когда запоют над нами «Со святыми упокой»
Преподобный Амвросий Оптинский
Смеркалось, когда к лесопарковой зоне подъехал большой джип. Любители вечерних пробежек предпочитали более освещенные места. Если это были они, то оказались явно не в том месте. Но, как говорится, на вкус и цвет…
Двое немолодых супругов, взявшись за руки, в хорошем расположении духа, сразу видно подтянутые и знакомые со спортом, направились в глубь массива по лесной дорожке. Прогулка длилась не больше получаса. К этому времени ночь полностью погрузила лес в непроглядную тьму.
Это не были молодые бесшабашные люди, ищущие приключения от скуки. Мужчина в годах, спортивного телосложения с аккуратно уложенными седыми волосами. Он носил жесткие коротко стриженые усы, которые не доверял никому, обслуживая их полностью самостоятельно. Его добрые глаза, отороченные сверху светлыми, под цвет усов бровями, внимательно пробегая по окружающим подробностям парка, постоянно возвращались к супруге, выглядевшей моложе и строже его.
Как только их взгляды встречались, их лица озаряли молодые задорные улыбки с проблесками нежности и готовности пожертвовать чем угодно, ради предмета любви и обожания. Такое выражения чувств, взаимной притягательности, обаяния и совместного существования одной на двоих жизнью, с глубоко распространенным объединенным внутренним миром в сердцах каждого из них, встречается очень редко, как дар Божий, который оба оценили еще при первой встрече много лет назад, сразу начав совместно его беречь и преумножать.
Что касается взглядов, то подобных я замечал всего лишь несколько раз в жизни, и то только в самом начале отношений между противоположными полами. Почему-то в большинстве своем искрящаяся нить, соединяющая влюбленных, вскоре блекнет, в лучшем случае замещаясь шершавой нитью привычки, дружбы и полового влечения.
Да, эти мужчина и женщина смогли не только сохранить свою любовь, но и воспитать ее достойный плод — дочь Марину. Ольга была от прежнего брака отца, и была любима не меньше, хоть и была старше.
Именно по просьбе младшей оказались они здесь, выполняя, казалось бы, странную просьбу, граничащую с сумасшествием. Говоря о своих родителях, дочь иногда характеризовала их как друзей, произнося несколько странную фразу: «И из избы вынесут, и труп спрятать помогут». Шутка оказалась пророческой, но почему-то маму с папой нисколько не удивила.
Интересные подробности отношений между родителями и чадом носили характер удивительный, но правдивый. Мама всегда знала, что дочь будет счастлива, добьется поставленных перед собой целей, и в своем глубоко скрытом материнском чувстве любила дочь безмерно, никогда не показывая этого, напротив, всегда занижая ее заслуги и успехи, выговаривая это прямо в глаза — так зарождалось упорство.
Обидой подобное никогда не оборачивалось, подстегивало и заставляло доказывать, что Марина ничуть не глупее и не слабее своих родителей. Мать оказалась прозорливой и, узнав кого полюбил единственный ребенок, даже обрадовалась, понимая, что только такой человек способен справиться с буйным, ищущим девичьим нравом. Именно поэтому Наталья ничуть не задумываясь согласилась участвовать в ночном рейде, спасения ради двух существ, нуждавшихся в помощи. Ну не убивать же, в конце концов, их просили, а доставить два трупа в нужное место… Всего-то дел! Да и их мир с мужем только выиграет участием в этом приключении, еще больше сплотив не столько самим действом, сколько тайной, выходящей из него.
Никита, решительный, удивительно порядочный и всегда миротворчески настроенный к каждому встречному человек, обладал способностью находить из любого положения выход, делая это просто не только в жизни, но и в отношениях с людьми, ища в них прежде хорошее, совсем не замечая недостатков.
Программист по призванию, как и любимая супруга, селекционер по увлечению — одно из редких несовпадений с ней, спортсмен и борец по духу, как и жена, он никогда не уступал нажиму снаружи и помогал без всяких просьб любому, в ком замечал настоящую потребность, всегда при этом испытывая на себе одобрение и восторг любимого человека.
Сложно сказать, кто больше наставлял своим примером дочь, однако мечтая всю жизнь о сыне, папа подходил к воспитанию ребенка как к воспитанию мальчика — так казалось девочке. Впрочем, она охотно сопровождала его везде, куда он ее брал, за что получала одобрения в виде констатации, что и не всякий мальчишка справился бы с такими задачами.
Конечно, папа помнил, что ребенок женского пола, а потому считал нужным давать наставления на будущее. К примеру: «Мосечка, помни, что грудь для женщины это ничто. Ногииии!». Или: «Не думай, что твои девичьи прелести сыграют важную роль в твоей жизни. Мужчина, которому требуется только это в своей второй половине, скорее всего, воспринимает ее одной сотой от своего целого! Только голова и интеллект — если клюнет на них, то твои прелестные передние дополнения и соблазнительная задница станут прекрасными бонусами… но и только!»…
Вернувшись, вместо того, чтобы развернуться и отправиться домой, пара немолодых, но поюношески влюбленных людей отправилась в глубь леса на машине, даже не включая фар, соблюдая, таким образом, полную конспирацию.
Никита старался жать аккуратно только на газ, помня, что любое касание педали тормоза зажигает фонари-стопы.
Он достаточно неплохо видел в темноте, а потому очень быстро добрался до среза болота. Не доезжая метров семьдесят, чтобы не оставить следов протектора рядом с местом будущей «гибели» другой машины, водитель остановился и, взяв руку жены, поцеловал глубоко и пронзительно:
— Люблю тебя!
— Я знаю! Любишь, так же сильно и так же давно, как и я тебя!
— Кто бы мог подумать, что можно оставаться счастливым даже в такую нервозную ночь, с двумя трупами за плечами, сопереживая несчастье нашей девочки, и это уже в восемьдесят-то лет!
— Прекрати, иначе я изнасилую тебя прямо здесь! Ты ведь знаешь, что время нас не коснется! Случись чего, мы просто расстанемся на время… ненадолго…
— Да… Это так! Эх, жаль мы не сможем заниматься там сексом…
— Почему?
— Нууу, ведь в раю «не женятся и не выходят замуж», а значит…
— Это потому, что мы там еще не были!
Тащить было нелегко. Помогая вкладывать оба пока еще не разморозившихся тела в прорезиненный пакет, Наталья, произнесла мысль вслух:
— А почему она одета, а он нет?
— Любовь моя, ну, наверное, она более стеснительная, и поэтому ему пришлось начинать…
— Никита! Ну что ты говоришь?! Хотя, это так романтично — остаться вместе и после смерти…, и душами, и телами…
* * *
Через несколько часов, после сцены на болоте, уже в самом городе, по известному нам адресу, мальчишка лет десяти, совсем маленький для своего возраста, невероятно худой и такой же необыкновенно ловкий, раздумывал, как выполнить одну простенькую для него, задачу. По всему видно, жизнь научила его не столько профессиональному подходу к выживанию, сколько к самой привычке выживать любыми методами и способами.
Просьба, с которой обратилась к нему вечером высокая красивая женщина, не показалась странной. Скорее наоборот, совершенно обычная. Он не требовал объяснений, она не говорила зачем. Да и всего-то дел — надежно закрепить прозрачный твердый канатик к решетке окна на третьем этаже не особенно приветливого здания, о котором ходили разные слухи, в том числе и об опытах над такими же как он детьми-беспризорниками.
Уже слезая по пожарной лестнице, вплотную подходящей к этому окну, он поинтересовался об этом. Красноречивым ответом стала добрая и светящаяся благодарностью улыбка. Получив гонорар и дав слово молчать хотя бы день, парнишка побежал в сторону, известную только ему одному и навсегда пропал для нашего повествования.
Отойдя немного поодаль, Марина взглянула на свешивающийся конец сплетенного жгута. Почти невидимым, свисал он, заканчиваясь свитым в кольцо запасом, которого должно было хватить, что бы дотянуться до нужного места: «Пойдет!».
С утра шеф Сосненко по телефону сообщил ей о доставке к одиннадцати часам того, кого она очень ждет. Все было готово, если не считать еще не состоявшегося разговора с заведующим реанимационного отделения клиники. Но поскольку профессиональная этика врачей этого заведения развила, почти в каждом, привычку не вмешиваться в действия коллег, она была уверена, что ей молча помогут, а при озвученной просьбе сделают нужное, даже если это покажется подозрительным, правда об этом сразу узнает главврач.
Припарковавшись сегодня, не в пример обыкновенному, в заброшенном тупике, куда сваливались больничные отходы и где оставляли свои машины только два человека: заместитель Стражника, по одной ему только известной причине и выработанной привычке всегда и везде оставаться в тени, и тот самый начальник безопасности Валера Симурин, ее бывший любовник, бесследно пропавший вот уже как две недели назад.
Осмотревшись и не найдя ничего подозрительного, военврач подошла к спускающейся пожарной лестнице, взяла конец свешивающегося тонкого, но крепкого на разрыв троса и, пройдя к своей машине, привязала намертво к фаркопфу. Посмотрев и оценив странность картины, улыбнулась и, заглянув в салон BMW, несколькими движениями подготовила к работе установленный механизм и автоматику дистанционного управления автомобилем. Затем, закрепив рулевое колесо в положении «прямо», запустила руку под сиденье и вынула небольшой сверток.
Давно ей хотелось по-настоящему испытать свои знания по химии в области взрывчатых веществ. Сегодня, соединив свое изделие со штатным запалом от гранаты, пронесенным на работу днем ранее, она планировала его использовать как запасной вариант, на случай, если с машиной не получится.
Упаковав сверток в термос с двойным дном и заполнив колбу горячим, только купленным в кафетерии кофе, эксперт направилась в сторону проходной…
Прямо на входе, повстречался Юрий Борисович Марков, тот самый заведующий реанимационного отделения, называемый в шутку эвтаназиологом — такая вот черная сатира медиков!
— Привет, Борисыч!
— Мааарииина Никииитична… и как всегда, роскошна и прекрасна, как смерть в расцвете сил! — Кожа его оголенного черепа сверкнула блеском свежести и чистотой намерений в хранящимся под ним мозге. Широченная улыбка этого здоровяка с огромными руками, способными на любые чудеса проявления физической силы и материализации знаний, способных оживить и мертвого, желающего ускользнуть от его возмездия.
— И тебе сил и своевременно упокаювающихся пациентов…
— Ну ты прямо скажешь… Говорят, сегодня привозят какого-то страшного типа…
— Да не страшнее моих подопечных…
— Я имею в виду Зигфрида-Алексея… Соболезную, мало того, ничего плохого, ни как человек, ни как врач сказать о нем не могу.
— Спасибо, Юр… Он, кстати, в предынфарктном состоянии… — буквально на границе жизни и смерти… Совсем эта жизнь рядом со смертью его вымотала… ему укольчик поставят еще «на централе» (тюрьме), но ты же знаешь, как там к этому относится. Так что, на всякий случай, будь готов…
— Ну, ты же знаешь, как у нас реаниматологов: «Не успели мы спасти одного больного, как тут же не успели спасти другого!»…
— Хм…
— Если хочешь, я могу послать… хотя могу и сам прийти с наборчиком наших коктейльчиков — проколим, будет, как Бэтмен…
— После таких испытаний как бы он… Не по себе мне что-то…
— Понимаю… про тебя с ним разные слухи-то ходят…
— Да я уже привыкла…
— Ну… ты держись, если что, телеграфируй.
— Спасибо тебе! У меня, кстати, один пациент совсем на подходе, уже не выживает, что не удивительно — восьмой раз у нас…
— Это тот, что после каждого освобождения насилует и убивает по новому ребенку, а потом опять к вам… потом его опять освобождают, а потом…
— Нууу… у нас же заботятся прежде о внешнем гуманизме, и прежде всего к умалишенным, а потом уже о нормальных гражданах…
— Не удивительно — нормальных-то вон сколько, а твоих один на сто тысяч… Сумасшествие! О чем они там думают?!!!
— О себе и своем имидже… Да разве по-другому когда-нибудь и где-нибудь было?
Кабинет казался особенно холодным, хотя на улице зависла непривычная для Санкт-Петербурга безветренная, густая, душащая влажностью жара. На второй, выкуренной Мариной «в затяг» сигарете зашел Виктор Дмитриевич.
— Марина Никитична, ты хоть скажи, с документацией-то проблем у меня через неделю с этой комиссией не будет? А то ведь, кто знает, чем сегодняшний день обернется, а я потом расхлебывай!
— Чем-тооо… да обернется… не переживайте, Виктор Дмитриевич, дорогой, все подготовлено, мой заместитель о всем предупрежден…
— О чем… предупрежден? Гм…
— Вот заявление…
— Кааакое? Марин, не чуди!.. Ну-ка…
— Да все нормально… — это так, на всякий случай…
— Какой? Ааа… по беременности… — Посмотрев на совершенно плоский, очень симпатичный животик подчиненной, он с улыбочкой констатировал: — По мнимой беременности… Понятненько… И на сколько? Ах, да… На два месяца, в связи с угрозой выкидыша… Ну ты как придумаешь чего… Чего хоть ждать-то?
— Не переживайте, во всем полицейские виноваты будут…
— А от меня чего-нибудь хочешь?
— Пожалуй… Появится одна тварь… Он у вас уже был… собака страшная…
— «Дисней» этот, что ли?
— Он… Пусть гавкает всю оставшуюся жизнь…
— Хм… Ну это и понятно… — наш пациент… Ну что ж, что бы ты не задумала — с Богом! Держись девочка!.. — Он подошел, как-то по-отцовски поцеловал в лоб и молча вышел…
Алексея привезли ровно к одиннадцати. Идя по коридору, пристегнутый к руке своего друга Еремея Бобра, «Солдат» выглядел хоть и изможденным, но веселым. Введя его в комнату предварительного осмотра, «Бобр» отстегнулся от сопровождаемого и, оставив арестованного в наручниках, удалился, предварительно пообещав быть неподалеку и, если что, пусть дадут знать.
Сосненко кивнула. Вся дрожа, перестав замечать окружающий мир, она смотрела только на арестованного. Так прошло в молчании несколько минут. Комната если не горела, то светилась и благоухала.
Нарастающую уверенность влюбленных в приближении для них рая прервал санитар:
— Марина Никитична, делать-то чего будем, время-то идет…
— Сейчас, сейчас, конечно… — Начались вопросы, следующие один за другим, соответствующие такому случаю. Неожиданно она встала, загородив своим телом, висящую в углу видеокамеру, делая вид, что достает необходимые бумаги и документы. Когда она разворачивала, Лелик почувствовал прикосновение ее руки до своей щеки. Пробежавшая дрожь вызвала бурный прилив сил. Внезапная мысль пойти на все ради попытки освободиться толкала на отчаянный и безнадежный шаг. Он поджал под себя ноги, собираясь распрямиться, сбить с ног санитара, а дальше будь, что будет.
В самый пиковый момент, резким коротким движением Марина, как ни в чем не бывало, нанесла незаметный удар в шею возлюбленного. Он и не почувствовал его совсем, ибо это было легким прикосновением, если бы не явное ощущение укола тонкой иглой.
Мужчину словно окатило ледяной водой.
— Верь мне… верь любящей тебя!
— Что-то… Любимая… — Санитар подошел вплотную к обоим, и ничего не поняв, посмотрел на врача, от которой услышал:
— Так, Ваня… У него может быть сердечный приступ… — В это время арестант стал глубже дышать, всем своим видом выражая сильное беспокойство. После двух минут диалога у опрашиваемого появился легкий триммер, губы приняли сероватый оттенок, затем резко посинев.
— Доктор, что-то поплохело…
— Что такое?! У вас с сердцем проблемы были?
— Они… кажется… и не переставали… Часа два назад укол сделали… оооооххх… Что-то тошнит и в голове все…
— Сейчас! Иван! За охраной!..Быыыстро!
— Да им по барабану…
— Ну хоть предупреди… Я пока позвоню… Дааа, ёёё моё, держи его… падает!
Через две минуты с третьего этажа примчался Юра Марков:
— Да откуда ты знаешь-то все?!.. — Напомнил о состоявшемся с утра разговоре.
— Он сердечник, ему с утра укол поставили, а че укололи он не знает… Давай к тебе, не дай Бог «доской накроется»… — Юрий Борисович посмотрел на Марину. Никогда он не видел такого взгляда! В нем сконцентрировалось все силы мира, вся его воля и вся любовь. Казалось, она прожжет его своими глазами, если он на секундочку задержится.
Каталку везли так быстро и аккуратно, словно спасали императора Священной Римской империи, пролетая мимо спецназовцем, доставивших Алексея, Сосненко задержалась:
— Так… у него сердечный приступ, кто-нибудь…
— Да, доктор… вы же доктор, ну и спасайте… Нам-то что, теперь вы за него в ответе!.. — После этих слов, прозвучавших с неприкрытой интонацией легкого испуга, в голове пронеслось: «Слава Богу! Как хорошо, когда люди привыкли выполнять приказы не думая!». Марков несся впереди, понимая, что каталка, остановись он, проедет по нему, даже не остановившись. Два санитара тащили ее за ручки спереди, она подталкивала сзади. Заняв нарочно это место, судмедэксперт оставалась вне поля зрения, чем и воспользовалась. Вынув, шприц, с уже набранным заранее составом антидота, сорвала зубами колпачок с иглы и, не раздумывая, всадила снова в шею.
Как раз сразу после этого, Юрий Борисович обернулся, пытаясь показать в какой именно бокс завозить. Свободным был только крайний, как правильно и рассчитала Марина. «Умирающего» быстро переложили на кушетку, сразу облепив датчиками, которые показали сердечный приступ и предынфарктное состояние:
— Никитична, побудь здесь, мы сейчас… — Подмигнув, Марков показал раскрытую пятерню, что значило: «пять минут наедине у вас есть». Как только дверь захлопнулась, майор достала пульт величиной с ладонь и быстро начала нажимать какие-то кнопочки и тумблерки. Где-то за окном взревел двигатель, еще через мгновение раздался звук с усилием трущейся об асфальт резины, обороты и визг увеличивались. Большой палец, зависший на мгновение над голубой мигающей клавишей, резко опустился. Раздался звук разрезающего воздух натянутого каната, женщина неожиданно для себя интуитивно пригнулась, закрыв собой лежавшего у окна на кушетке почти пришедшего в себя любимого от летящих осколков разбившегося стекла.
Какой-то хруст чего-то вырываемого и скрежещущего металлом по камню, сменился визгом тормозов, которые вовремя успела инициировать возлюбленная «Солдата». В заключение последовал грохот падающего на что-то твердое кованого железа, похоже решетки.
— Гоу, гоу, гоу — давай, Солдат! Любимый, у нас минута, от силы две — выход свободен… — Лелик не совсем еще ориентировался в том, что происходит, но дважды повторять не пришлось. Он первый вскочил на подоконник, увидел лестницу, сразу все поняв, спустился на три ступени вниз. В его протянутую руку легла рука Марины, кисти и пальцы сжали друг друга до боли!
Быстро спускаясь, мужчина посматривал за следовавшей за ним Мариной. Он готов был поймать ее, если она оступится, старательно перебирая ногами и руками. Преодолев полтора этажа, он поднял голову и подбадривающе крикнул:
— Я не выдержу этого возбуждающего прекрасного вида снизу!
— Что, любимый?
— Зная, что мы так будем уходить, и что я увижу тебя под юбкой, могла бы не одевать нижнего белья!
— Еще немного, и я тебе обещаю, я вообще никогда его одевать не буду… — Что-то резануло по пальцам, схватившим очередную перекладину лестницы, и еще не окрепшие руки мужчины разомкнулись. Почувствовав, что падает, он оттолкнулся от поперечной перекладины, на которую опиралась опорная нога. Приземление было не очень удачным, немного подвернулась ступня, из-за чего Лелик довольно сильно ударился затылком. Сознание осталось при нем, думая, что она упадет так же, он вскочил, но все обошлось.
Пробегая мимо, она крикнула:
— Не фига засматриваться до свадьбы!.. — Скальпель полоснул по канатику, так замечательно выполнившим свою задачу, и через тридцать секунд, оставляя следы жженой резины на поверхности дороги, пара влюбленных вырвалась на набережную, несомые счастьем, надеждой и джипом, подаренным отцом Марины.
В это время в опустевшем боксе раздался возглас о помощи, требующий оповестить все и вся о побеге! Марков голосил в открытое окно, даже не думая воспользоваться телефоном или сигнализацией. Охвативший его восторг от, хоть и негласного, но участия в таком крутом предприятии, просто сносил с ног. Наверное, выиграй он миллион, восторга было бы меньше. «Выпустив» криком в никуда пар за пару-тройку минут, он повернувшись к врачам и санитарам, важно и размеренно произнес:
— Ну безобразие же! Что вы стоите, немееедленно оповестите, кого положено… Миру мы уже все сообщили…
— Борисович, может ты сам… нам-то голову снесут.
— Ааа!.. Моя голова дороже! Но что для вас не сделаешь! — И уже удаляясь в сторону лифта: — Дармоеееедыыыыы…
* * *
— От этой улицы до «Озерков» минуть пятнадцать-двадцать, если нет пробок…
— Если объявят план «перехват», то неважно сколько… давай сменим транспорт…
— Нельзя! То есть это логично, но это собьет весь план…
— Рискуем, Малыш!
— Но ты же мне веришь?!
— Я тебя люблю!
— Невозможно любить и не верить…
— Хм… Ну после того, как ты меня чуть было не убила — я, кстати, так и подумал в первые мгновения…
— Ты так подумал?! Ах ты!.. — Педаль тормоза резко «ушла в пол», Лелик еле удержался, чтобы не треснуться лбом о лобовое стекло — «Ах вот почему оно «лобовое»!»:
— Что? Ты хочешь вернуться?!
— Неужели ты сомневался?!.. — Мужчина повернул голову в сторону. Потом в другую. Машина стояла посреди дороги, ее объезжали другие. Водители в недоумении смотрели, некоторые крутили пальцем у виска.
— Я тебя обожаю, и изнасилую прямо здесь! Какая у меня женщина!
— Я ответа не услышала… — Она говорила с улыбкой, упиваясь моментом и крутизной риска. Когда их губы впились друг в друга, раздался визг покрышек тормозящего автомобиля. Средней силы удар в задний бампер, оборвал приятное и долгожданное занятие. Гнев вырвался наружу и стал неуправляем. Оба выскочили на проезжую часть и кинулись к задней машине.
Из нее выползали ругающиеся и матерящиеся: двухметровая женщина с водительского места, и такого же роста мужчина с пассажирского. Не говоря ни слова, Марина, не впечатлившись громоздкостью противницы, приблизившись к ней, влепила кулаком в нос. Громадина не шелохнулась. Алексей хотел было остановить надвигавшееся сражение, но увидел не ожидаемый испуг в глазах любимой, а азарт от предстоящего:
— Ну что, милый, мы одно целое?!
— Малыш, осторожно!.. — Марина вовремя убрала корпус тела в сторону, кулак верзилы пролетел мимо, и бьющая «провалилась», подставив печень, куда и получила резкий удар и следом еще два: прямой и боковой:
— Папины уроки, дорогой!
— А кто у нас папа?.. — «Солдат» пока только уворачивался, в том числе и от захватов совершенно точно понимая, что разница в весе, тем более, после «сердечного приступа», сыграет свою роль.
— Папочка мастер спорта по боксу и по совместительству кандидат наук…
— Ну и семейка — угораздило меня!
— Не слышу, любимый…
— Я тебя люблю! — Внутренний лоу-кик в опорную ногу и удар в челюсть с левой успокоил мужа гиганта…
Парочка вновь соединилась в салоне и, хлопнув в ладоши, продолжила движение.
— Ты так и не ответил…
— Чтооо ты, чтооо ты…. Милииицииияяя! Теплышко мое, я верю, и даже не сомневался, мало того, я знаю, что все, что ты делаешь — идеально. Идеально от минета до вскрытие трупа, хотя, честно говоря, первое мне нравится больше!..
Проскочив незамеченные новостройки и станцию Шувалово, возлюбленные влетели в лесопарковую зону «Озерки».
— Малышик, и где мы? Каков план? Я не очень-то понимаю, хотя, безусловно, верю. Пока то, что мы делаем на твоей машине, опасно. Спалимся к едрене фене! Хотя с тобой я и умру счастливым!..
— А я не хочу умирать, я только, можно сказать, вкус к жизни почувствовала…
— Обожаю тебя! Как мне тебя не хватало все это время! Вкратце… что нас ждет?
— Сначала ищем болото, потом большой сверток, потом все топим к чертям собачьим и валим, пока не изнасиловали друг друга прилюдно!
— Идет!.. — Специально купленное для этого устройство GPRS, показало, что они уже на месте. Болото просматривалось в десяти метрах. Оба выскочили и принялись искать большой черный мешок.
— Нашел! И чего тут ты припрятала? Да что это?!!! — В раскрывшуюся щель расстегнутой молнии выглянуло закрытыми глазами желтовато-восковое лицо трупа.
— Уф! Ну, здравствуй! Девочка моя, и что мы будем с этим… Аааа! Неужели!
— Люблю тебя, какой ты умный!..
— Умный, но пока не быстрый, думаю нужно раздеваться, и надевать свои вещи на этих… Давай вдвоем, а то не успеем.
— Ну, моя-то уже одета, а вот твой…
— Что-то у него мордочка знакомая. Хм… и… Что это между ног?! Да ну! Такого не бывает!!!..
— Бывает! Не обращай внимания! Они же тоже люди — в одном мешке вдвоем оказались. Думаешь, легко сдерживаться! Конечно, знакомая! Должна же я была за нас отомстить!
— Так… в нашей семье убиваю только я! В смысле убивал — все, конец! Что ж ты с ним сделала-то? По ходу, он помучился…
— Потом расскажу… — Переодевание заняло пятнадцать минут. Забальзамированные, к этому времени уже разморозившиеся трупы загрузили в джип, открыли окна и, выбрав наиболее открытое от плавней место, направили автомобиль прямиком в «преисподнюю».
Вынутые прежде из багажника туго набитые рюкзаки перекочевали за спины. Пятидесятилетний мужчина и тридцатидвухлетняя женщина, взявшись за руки, отправились «по мокрому» навстречу своему счастью.
За час преодолев болото, они выбрались на сухой, заросший сосновым лесом, участок и спешно направились вдоль трассы «Скандинавия».
— Сколько идти и куда, радость моя? Да, и скажи пожалуйста твой план рассчитан до какого места?
— До нашей свадьбы, но ты можешь вносить в него коррективы… Еще немного, любимый, десяточек километров, и все переходит в твои руки.
— Почему нас не ищут?
— Ищут, еще как ищут! Твой друг уже, наверное, со своим спецназом все подметки сбил…
— Не понял… Дааа… твоему холоднокровию позавидовать можно. Если они на хвосте, то скоро…
— Именно, что на хвосте… Только хвост от тела далековато…
— Неужели «Бобер» поддался на твои уловки, не уж-то ты направила его…
— Он сказал, что сам и выберет, и обоснует направления поисков, которые приведут, в конце концов, к болоту… только через сутки, причем сделает это так, что постоянно все будут убеждены, будто действительно преследуют нас…
— Нууу… он мастер подобного рода спектаклей… Ну какой же человечище!.. Да, он ведь отказался…
— Я знаю, он рассказал, что ему тебя заказывали…
— Ужас! У него дочь умирает — моя крестница, а я сделать ничего не могу!
— Да сделал ты все уже!..
— Угу, этим побегом лишил его единственного шанса… Если бы не ты, наверное ради Лизоньки сам застрелился…
— Ты не слышал об «Онколиге»?
— И что это?
— Фонд помощи онкологическим больным. Так вот, моя подруга Танечка Ермакова — его президент и основатель. Лизе уже делают операцию по пересадке костного мозга, может уже и сделали.
— Не понял… а как…
— Очень просто, мы ведь встречались постоянно с «Бобриком». Он классный, что и не удивительно. Рядом с таким как ты не могут быть плохие люди…
— Это рядом с тобой всегда светит солнце. Ты просто… я не знаю! что и как ты сделала?!
— Это не я — это Татьяна. Она очень светлый человек. Я там только волонтером, все на ней держится, и вот такими как я делается. Это необычные люди, умеющие пропускать все сквозь свое сердце. Сейчас так мало тех, кто пропускает через себя чужое горе, сострадающих, любящих и жаждущих помочь… это… эээтооо просто невероятные люди, они могут отдать даже последнее…
— Ну и что же ты там делаешь?
— Все, что скажут, в чем нуждаются эти люди, и конечно, бесплатно…
— И я тебя от этого оторвал! И это вместо того, что бы присоединиться…
— Зато мы есть друг у друга!
— Я тебе обещаю, что рано или поздно мы сможем присоединиться к ним…
— Я знаю, что так и будет, потому, что ты самый лучший…
— Не-а… Я самый любимый, причем самой замечательной женщиной во Вселенной, а остальное, в виде меня, прикладывается… Кстати, что это ты мне такое вколола, что меня так весело тряхануло?
— Да… два с половиной куба к**** … — такой психфарм препарат…
— Надеюсь, больше… ты ведь сама…
* * *
Пройдя в течении нескольких часов вдоль трассы, дождавшись темноты, пара пересекла шоссе и, ориентируясь по карте и компасу, к полуночи вышла к берегу небольшого озерка.
Здесь, в лесной чаще, должны были стоять кони. Те самые два Брабансона, преподнесенные Владыкой. Некоторые волнения у Марины были. Всетаки отченьке шел седьмой десяток, да и лошадей он в глаза до этого не видел.
Здесь был небольшой скит, где в молитвенном уединении обретались в схиме три монаха. Они и взяли под свое покровительство гужевой транспорт на некоторое время.
Сруб, совсем крохотный и рядом такая же по размерам часовенка, нашлись быстро.
— Надо же! Всего-то двадцать км от Питера и такая глухомань!
— Любимый, это не совсем «глухомань», просто эти земли выкуплены Патриархией…
— Все равно, вдалеке от суеты и благодать! Я бы пожил здесь! Конечно, в уединении с тобой… Только, боюсь, монахи разбегутся или анафему нам с тобой объявят…
— Не объявят, они смиренные. Скорее мы смиримся… Они хорошие и светлые люди, но вряд ли выйдут… — Усталость от физического перенапряжения, и нервной нагрузки исчерпали последние ее силы. Он чувствовал это в каждом ее слове.
Но столько любви и нежности, несмотря на бессилие, было в каждой буковке, что было понятно — единственным ее переживанием было испытываемое ей счастье:
— Я тоже счастлив! Только счастлив… и больше ничего!.. — Наконец показались в темноте силуэты животных. Алексей, осознав их размеры, встал, как вкопанный:
— Господи милостивый! Малыш, это же слоны!
— Это Брабансончики…
— Эти брррабанннсончики просто монстры какие-то. Какие мышцы! Чем их кормят-то?!
— Это порода тяжеловесов…, милые коняшки, смотри какие козырные детки…
— Девочка моя, я никогда на них не сидел, даже не знаю, что из этого выйдет…
— Они очень спокойные, у них самая спокойная, надежная и крепкая нервная система… Вот увидишь, они тебе понравятся… — Передвигаться дальше разумнее было только ночью, в темноте, лошади только способствовали скрытности. Шли где шагом, где на рысях, лишь иногда останавливаясь, что бы подкормиться самим, покормить животных и сверить по карте маршрут.
Полчаса сна в седле и неведомый по составу укольчик придали достаточно сил, чтобы преодолеть за ночь еще сорок километров. Оставалось до границы с Финляндией, с учетом пройденных пятнадцати, еще не больше ста двадцати.
— Ну что, еще двое суток, любимая? Топать придется только с вечера, торопиться некуда. Через пару верст смешанный лесок, там и тормознемся, а то в этом сосновом все за километр просматривается.
— Представляешь, я ничего не чувствую, кроме счастья, даже усталости нет!
— А я чувствую!
— Что же?
— Не делай так…
— Как?
— Не двигай так попой!
— Но так и надо, иначе…
— Иначе я сейчас тебя изнасилую!..
Брабансоны спокойно шагали бок о бок, казалось, они дремали, не замечая ни мира, ни всадников, ни времени. Их могучие спины заставляли наездников очень широко раздвигать ноги и делать движения сродни тем, что неизбежны на ложе любви. Всё вместе не могло не возбудить мужчину, ярко проявляющееся в красных лучах восходящего солнца.
— Как же ты хороша! Иди ко мне… — Он перетащил ее на своего коня, посадил лицом к себе, себе на ноги и, не сдерживаясь в порывах, сначала обнял, потом заерзал руками по ее телу.
Раздевать в седле было, наверное, особым искусством, поэтому получалось не быстро и совсем не полностью. Комбинезон начал разочаровывать, пока она не перевернулась к нему спиной, совершив нечто неповторимое.
Сзади от поясницы до верха бедер оказался большой отстегивающийся клапан, держащийся на «липучем замке». Лелик не поверил своим глазам. Конь шел спокойно, будто происходящее, даже увеличившаяся тяжесть несомого груза, не касались его. Не сбавляя ни темпа, ни амплитуды шагов, животное приближало спасение, о котором люди на спине совсем и не думали.
Почему-то не было в движениях «Солдата» нарочитой грубости и резкости. Каждая клеточка недоверчиво ощущала прикосновение желанного тела, изучала и наслаждалась родным, жадно впитываемым запахом и генетическим кодом.
Мир растений просыпался, мир животных напротив, почти полностью затихал, и только эти двое, не замечая этих изменений, преодолевали границы ночи и дня, сливаясь телами, сердцами, судьбами…
Долгое воздержание обоих выстрелило скоротечным окончанием, последовавшим через несколько минут после прелюдии бурных ласк, горячих поцелуев и вжимания друг в друга.
Теперь глаза влюбленных неотрывно всматривались в глубины душ, уста шептали слова чувственной нежности и любви. Восторг, овладев единожды, не давал ослабевать своим путам, держа беглецов в плену оргазмирующего счастья, так гармонично и естественно сливавшегося с окружающей средой…
Карта показывала, что они находятся в самом центре расположенных как мурашки на теле замерзшего человека озер и небольших болот. Суша, почти вся покрыта растительностью или россыпью камней. Солнце второй день грело, быстро согревая замерзшие за ночь безлюдные просторы.
Населенных пунктов вблизи не наблюдалось, безопасность виделась в каждой кочке и любом деревце. Солнце, счастье и любовь перемежались с соитиями везде, где настигало влюбленных желание. Казалось, что так будет всегда, пока лошадь неожиданно не провалилась в незамеченную людьми и не обозначенную на карте топь.
И мужчина, и женщина, вместе с оставшемся конем, борясь за жизнь животного, ставшего уже родным, через два с небольшим часа смогли победить природную ловушку, упав в бессилии неподалеку от трясины.
Понимая, что видны как вишенка на белой тарелке для любого летательного аппарата, переползли под сень небольшого лесочка, где, привязав к рукам брабансонов, заснули мертвым сном.
Пробудившись только к вечеру от жестких и мокрых языков благородных животных, облизывающих их лица, уже отдохнувшими поднялись и продолжили свой путь. К утру следующего дня их ждал последний рывок под водной гладью. Предстояло пройти под водой чуть больше двадцати километров, после чего встретиться с друзьями Марины. Прогулка обещала быть несложной, а присутствие обоих почти супругов рядом друг с другом уменьшало в размерах любые препятствия и трудности.
Как раз к этому времени «Бобер» должен был вывести свою группу к месту утопления машины Сосненко, что означало окончание поисков, поскольку внешне опровергнуть принадлежность трупов ей и Алексею было невозможно.
Телевидение, активно освещавшее события и ход поисков, предоставило уставшим, но довольным торжеством справедливости сыскарям слово на всех возможных каналах, где в помпезных речах было доложено о бесславном конце киллера, «державшего в страхе» весь Санкт-Петербург последние десять, а может и больше, лет. В одну минуту были списаны три десятка нераскрытых убийств и полетели наградные листы и представления на внеочередные звания…
Операция дочери Еремея Бобра прошла успешно, сомнений в выздоровлении девочки не возникало, прогнозы были самые лучшие. Родители, Татьяна Ермакова и волонтеры фонда не отходили от оперированной ни на минуту. Это стало главной в жизни майора Бобра наградой, за которую он подался в фонд, прося взять его кем угодно, хоть пожизненно, чему совсем не было препятствий…
«Дисней» на фоне обнаружения «тел беглецов» разыграл свою карту и пошел на повышение, метя на место спикера городской думы. Только он и начальник оперативного отдела УВД еще имели сомнения в принадлежности трупов их врагам. Именно они пожелали моментальной судебно-криминологической экспертизы, ради чего был вызван из дома, в виду важности события, Виктор Дмитриевич Стражник, уже предвкушавший целое театральное действие, главными действующими лицами которого станут он и созданные Мариной «копии».
Он сразу понял по полученному сообщению об их обнаружении, о чем просила его ученица и зачем дала две маленьких пряди волос, для подмены в генетической экспертизе. С еле скрываемым азартом и с должным энтузиазмом он решительно приступил к заключительной фазе в цепи событий последнего месяца. Но даже такой прозорливый человек не мог предположить, не окончится ли экспертиза его заключением, возможно, даруя спокойствие, неприкосновенность и полную жизнь Алексею и Марине, готовящимся в это время к последнему, как им кажется, испытанию в лесах недалеко от границы Российской Федерации и Финляндии… Но человек располагает, а Господь предполагает!
