10

Пленные сарацины и воины Рено до темноты растаскивали завалы из мертвых тел и конских трупов, собирали оружие, сгоняли в табун уцелевших лошадей. Сносили раненых. Только к концу этой тяжкой работы пришло осознание размеров резни, случившейся в Масличном ущелье. Из франков, примкнувших к Роджеру в греческом селении, пали почти все; уцелели только Гуго и Бруно. Погибли трое из семерых туркополов (один скончался от ран). Из сотни Ярукташа чуть более десятка попали в плен, еще столько лежали ранеными, двое или трое, воспользовавшись суматохой, успели убежать. Никто их не преследовал — было не до того. Остальные сарацины лежали недвижимо на холодных камнях, скорчившись или вытянувшись во всю длину тела, лицом вниз или обратив неподвижный взор к усыпавшим небо равнодушным звездам.

Козма, еще не остыв от битвы, занялся ранеными. Сначала осмотрел Роджера. Ему стоило большого труда заставить рыцаря отложить тяжелую седельную сумку, которую принесли туркополы, и снять одежду. Роджер уступил только после долгих уговоров, но и после них лежал, сжимая правой рукой поклажу. С него осторожно, предварительно обломав древки стрел, стащили панцирь и кольчугу, затем мокрые от крови полукафтан и рубашку. Большинство ран на теле рыцаря оказались неопасными — стрелы, попадая в промежутки между стальными пластинами панциря, теряли силу и входили в тело неглубоко. Но Роджер потерял много крови. Одна стрела, войдя в слабое место панциря, едва не стала роковой — вонзилась меж ребер почти на длину острия. Вытащить ее рывком Козма не решился: помнил про обломок наконечника, погубивший руку Ги. Сунув в зубы Роджера рукоять его же кинжала-мизекордии, Козма достал короткий нож с толстым лезвием, резким ударом всадил его между ребер рыцаря, рядом с наконечником. Следивший за его действиями Сеиф, охнул и покачал головой. Козма нажал на рукоять ножа, раздвигая затрещавшие ребра (Рождер замычал и задергался), и только затем осторожно вытащил левой рукой ослабший в ране наконечник.

— Якши! — зацокал языком Сеиф.

Он придержал обмякшее тело Роджера, помогая Козме зашивать и бинтовать раны. Затем они прикрыли потерявшего сознание рыцаря одеждами, после чего Козма занялся туркополами. Ран у тех тоже оказалось много, но все мелкие. У Гуго и Бруно стрелы зацепили лишь мякоть икр; после того как Козма, сломав древки у наконечников, достал стрелы и перебинтовал ноги, оба оруженосца, прихрамывая, бодро отправились собирать добычу. Предводительствовал ими Иоаким. Он вообще отказался от помощи Козмы, самостоятельно повытаскивав неглубоко застрявшие в его могучем теле стрелы.

Ждавших помощи лекаря сарацин оказалось куда больше, да и раны у них оказались тяжелыми. Сеиф, видя, что Козма вознамерился лечить врагов, зароптал, но случившийся рядом Рено прикрикнул на туркопола. Тот нахмурился, но подчинился. Однако наотрез отказался содействовать Козме в раздевании беспомощных врагов. Сердито сплюнул, но остался рядом. К удивлению Козмы, помогать вызвался Ярукташ. Стащив с себя серебряный панцирь (его, как ценную добычу, сразу унесли воины Рено), он остался в шелковом халате и таких же шароварах, которые не побоялся запятнать обильно вытекавшей из ран кровью. Тенью следуя за Козмой, он безропотно снимал одежды с раненых, приподнимал и переворачивал их, повинуясь малейшему знаку лекаря.

Удары мечей всадников Рено оказались ужасны. Отрубленные руки, распоротые животы, из которых вываливались сизые внутренности, колотые раны груди… Осмотрев очередного несчастного мамлюка, Козма только вздыхал и качал головой.

— Правоверного нужно хоронить до заката солнца! — вздыхал Ярукташ, смиренно складывая на груди руки.

После этих слов к обреченному подходил Сеиф и точным ударом шилом в ухо превращал живого в покойника. Козма морщился, но не возражал. Лишь четверо из одиннадцати сарацин подавали надежды на жизнь; ими Козма и занялся. Евнух внимательно смотрел, как лекарь обмывает тела уксусом, зашивает раны, затем бинтует их. Подносил куски полотна и шелка, которые сам же находил в горе сваленной добычи, пыхтя, помогал закреплять бинты и одевать раненых.

— Что так стараешься? — спросил Козма, когда они закончили работу. — Дружбы ищешь? Так я не начальник.

— Дружить надо не с самым главным, а самым умным, — смиренно ответил Ярукташ, пряча лукавые искорки в глазах.

— Льстец! — усмехнулся Козма. — Научился во дворце эмира.

— Похвала приятна даже мудрым, — не стал спорить евнух. — Но ты действительно умен — я понял это еще в Иерусалиме. Очень переживал, что после того, как эмир отпустил вас с другом на волю, ты не захотел остаться. Мы б ладили. Ты лучший лекарь из всех, кого я видел. Хотел бы стать твоим учеником.

— Не поздно?

— Учиться всегда не поздно, — возразил Ярукташ. — Никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни.

— Ты такой сладкий — хоть к ране прикладывай! — хмыкнул Козма. — Днем хотел нас убить.

— Как раз не хотел, думать решить дело миром, — заторопился евнух, но Козма, отмахнувшись, пошел к костру, пылавшему рядом с раненым Роджером. Над огнем уже кипел котел, от которого тянуло аппетитным парком, на углях шипело и скворчало нечто вкусное. Оба оруженосца суетились рядом. С помощью их Козма переодел все еще пребывавшего в беспамятстве рыцаря в чистую одежду, уложил его на кошму, примостив под голову дорогую сердцу Роджера седельную сумку. Затем все же заставил Иоакима стащить с себя рубаху и обработал его раны. Уксус лился на живое мясо, Иоаким шипел от боли, но не ругался. Терпел, и когда Козма зашивал раны.

— Мясник! — буркнул Иоаким по-русски, когда лечение закончилось. — Садист! Когда-нибудь не выдержу…

— На себя посмотри! — засмеялся Козма, пряча иголку в сумку с инструментами. — Кто кромсал бедных сарацин, как маньяк?

— Некоторые чистюли убили из арбалета втрое больше, — ехидно отозвался Иоаким. — С безопасного расстояния, без всякого вреда для здоровья. В отличие от честных воинов, не жалевших живота своего в передовых рядах…

— Наливай! — прервал его Козма, извлекая из горы трофеев серебряный кубок. — Знаю ведь, что нашел…

Иоаким без долгих уговоров достал сосуд и наполнил кубок друга. Щедро набухал напитка и себе. Вопросительно глянул на Гуго с Бруно. Те засуетились, роясь в добыче, но отыскали какие-то чаши. Робко протянули господину. Тот демократично напустил оруженосцам влаги до краев. Встал.

— Помянем братьев наших, погибших на этом поле! — сказал Иоаким по-латыни. — Да сотворит им Господь вечную память и упокоит в царствии своем!

— Аминь! — подтвердил Козма.

— Амен! — повторили оруженосцы.

Все четверо осушили кубки и расселись на кошмах. Гуго расторопно подал на трофейном серебряном блюде куски жареного мяса, которые успел приготовить на углях.

— Вкусно! — оценил Козма, прожевав. — Это что?

— Конская печень, — пояснил Иоаким. — Битых лошадок много, но мясо их жесткое, да и воняет потом. Печень — в самый раз!

— Хорошо, что не человечья! — отозвался Козма. — С вас станется, добытчики.

— Обижаешь! — надулся Иоаким.

— Зато выпивка хороша! — продолжил Козма. — Это сикер?

— Возможно. Какая-то водка. Или спирт. В сарацинских сумках нашли. Может, евнух твой прикладывался — ишь, издалека посматривает! Только фиг ему обломится! А водка славная — в голову ударило. Не знаю, как будет поутру, но сейчас хорошо.

— Не забудь закусить!

Друзья принялись за еду. Гуго ловко выхватывал из котла кинжалом огромные куски вареного легкого и печени, бросал их на блюдо. Каждый из четверых у костра брал понравившийся кусок на лепешку и жевал, хукая на горячее и слизывая с губ вкусный мясной сок.

— Повторим! — предложил Козма, протягивая кубок.

Иоаким молча потянулся за баклагой. Пока он наливал, Гуго с Бруно смотрели на друзей с нескрываемым обожанием.

— Что это вы? — удивился Козма.

— Можно мы будем служить вам всегда! — выпалил Гуго.

— Почему?

— Вы добрые люди. Рыцари, но не гнушаетесь делить стол с простыми воинами. Вас любит Господь.

— С чего взял?

— Вы уцелели в жестокой сече, где погибло столько воинов! На тебе, господин, даже ран нет, хотя мы видели, как стрелы летели в тебя роем! И падали бессильные под ноги… Из всех наших остались живы только мы — потому что стояли рядом с вами. Это милость господня…

— Говорил я тебе, что здесь люд наблюдательный! — сказал Козма Иоакиму по-русски. — Все подмечают. Это не у нас: бежишь утром на работу на автопилоте, по сторонам не смотришь… Кстати, почему, Аким, на тебе раны есть, а на мне — ни царапинки? Почему стрелы, летевшие в меня, падали бессильные?

— Будет тебе! — ответил Иоаким, притворно роясь в сумке.

— Свой блок на меня повесил?

— Ты ж стоял со своим арбалетом, как телеграфный столб в чистом поле. Чудо, а не мишень! Я хоть за щитом прятался…

— Скотина!.. А если б выглянул из-за щита — и тебе в глаз?!

— Если бы да кабы… — пожал плечами Иоаким. — Что сейчас считаться? Подержал немного блок, когда рядом стояли, потом уже сил не было. Сам знаешь, долго не могу. Когда ты с дубиной на сарацин набросился, я еле шевелился…

— Собирался хоть раз тебя спасти. Надоело быть обязанным жизнью. Скоро пальцев на руках не хватит все случаи пересчитать.

— Ты свой счет оплатил и закрыл.

— Не припомню.

— Когда вышел в то утро на дорогу.

— А ты бы не вышел?

— Не знаю…

— Может, и вправду следовало остаться в лесу и позволить сарацинам тебя увести, — задумчиво сказал Козма. — Вызвал бы затем по рации Диму Колбина, тот прилетел на автожире, и мы бы этих козлов из автомата…

— Хорошая мысля приходит апосля?

— Просто побоялся, что они тебя на месте прирежут. Ты ж у нас в языках не силен. Сказал бы не то…

— Знал я, что сказать. Но все равно спасибо. Без тебя не выбрались бы.

— Рано благодарить! — заметил Козма, оглядываясь на мрачные холмы из конских и людских трупов (языки пламени выхватывали их темноты). — Не дошли пока…

Он вдруг заметил, как оба оруженосца с напряженным вниманием следят за их беседой, переводя взоры с лица Козмы на лицо Иоакима — и наоборот.

— О людях забыли! Они, наверное, думают: из-за них спорим!

— Вы будете с нами все время, что мы останемся в Леванте, — сказал Иоаким оруженосцам по-латыни.

— Это долго? — поинтересовался Гуго.

Иоаким в ответ только пожал плечами. Оруженосцы понурились.

— Дай им денег! — посоветовал Козма. — Здесь это главная награда. Награбил, ведь? Мародерствовал?

— Здесь нет мародерства, — спокойно ответил Иоаким, — Только добыча. Ее мы собирали по древнему праву и в полном согласии с другими победителями. Договорились. Сеиф забирает обратно коней, что продал нам в греческом селении, а также оружие и снаряжение павшей пехоты. Возвращает свое, короче. Рено приватизирует лошадей убитых сарацин, их снаряжение. Нам с тобой и оруженосцам выделяют десять коней на всех по нашему выбору. Что каждый нашел на мертвых телах, принадлежит только ему.

— А Роджеру?

— Ему ничего не надо. Он святой.

— Кто так решил?

— Ты не заметил? Мы бились дважды до Масличного ущелья, он не взял себе даже гвоздя.

— Если вдруг возмутится вашим дележом?

— Каждый отдаст ему треть добычи.

— Все предусмотрели… Так есть деньги?

Иоаким полез в кошель, высыпал на ладонь груду монет и стал двигать их на ладони, пытаясь рассмотреть достоинство при свете костра. Козма молча сгреб все и высыпал на одежду, прикрывавшую колени Гуго.

— Поделите поровну! — сказал на лингва-франка. — Это вам за хорошую службу!

Оруженосцы кинулись целовать руки друзей. Затем увлеченно занялись дележом.

— Лихо! — мрачно прокомментировал Иоаким по-русски. — Сами-то с чем останемся?

— Только не говори, что отдал последнее!

— У нас, как у компьютера, есть защита от дурака, — согласился Иоаким. — Но тебе ничего не покажу. Опять раздашь. Ты у нас святой, вроде Роджера.

— Я справедливый. Где мы были бы, если б парни не прикрыли нам спины?

— Здесь это делают за меньшую плату, — вздохнул Иоаким. — Из верности к господину. К щедрости не привыкли. Разбалуешь мужиков! В следующий раз поленятся без денег.

— Наоборот — будут ревностнее в бою. Пусть радуются! Им тоже досталось. С такими ранами у нас лежали бы в клинике да охали. А они еще добычу собирали, еду готовили.

Друзья замолчали. Их размышления прервал окрик. Воин Рено, охранявший пленных, преграждал дорогу направлявшемуся к костру Ярукташу.

— Пусти его! — велел Иоаким.

Охранник отступил. Евнух подошел и склонился в поклоне.

— Господин, ты добрый человек, — сказал, глядя Козме в глаза. — Вели дать моим воинам хотя бы воды.

— А то есть хочется, аж переночевать негде! — хмыкнул Иоаким.

Козма глянул на оруженосцев: они уже закончили делить деньги.

— Дайте сарацинам воды и хлеба! Помогите им разжечь костер — ночи холодные.

Гуго с Бруно духом бросились исполнять приказ.

— Может, им еще спинку почесать? — ядовито осведомился Иоаким по-русски. — Я могу. Кистенем…

— Они ж пленные!

— Нас с тобой в плену не больно-то кормили! Забыл?

— Их не учили принципам гуманизма.

— Откроем курсы? Для аборигенов двенадцатого века?

— Будет тебе! — нахмурился Козма. — Что набросился?

— Не могу забыть лица, с какими они в меня копьями пыряли.

— Ты в ответ тоже не улыбался…

Козма посмотрел на евнуха. Тот стоял, прислушиваясь и внимательно поглядывая на друзей. Козма указал ему место на кошме рядом с собой. Ярукташ с готовностью присел.

— Не дам! — мрачно сказал Иоаким, убирая сосуд с водкой. — Самим мало!

— Ему нельзя — мусульманин.

— Видел я этих правоверных! В три горла хлещут! Ладно кормить, но еще и выпивка… Слишком много счастья гаду!

Козма придвинул евнуху блюдо с вареной конской требухой. Тот жадно набросился на мясо. Но ел аккуратно, подхватывая капавший с кусков сок ломтиком лепешки. Насытившись, запил ужин кубком воды и снова поклонился.

— Ты настоящий рыцарь, господин! Ешь за одним столом с побежденными. В Сахеле так поступает только Саладин, да продлит Аллах его дни!

— Прежде, чем сесть за стол после битвы, твой благородный господин велел зарезать три сотни пленных воинов-монахов, — сердито сказал Иоаким. — А одного зарубил лично — прямо у стола.

— Господин говорит о рыцаре Рено, известного также под именем Шатильон, — наклонил голову Ярукташ. — Саладин действительно убил его. Рыцарь был виноват перед султаном. Он много лет безжалостно грабил караваны правоверных, многих убил, нагло держал взаперти захваченную им сестру Саладина. Даже в плену он вел себя непочтительно: взял кубок с водой, который султан дал в руки королю франков.

— А чем провинились воины-монахи?

— Они столько досаждали султану! Грабили наши селенья, убивали людей… Не было у правоверных более ярых врагов. Султан поступил жестоко, но справедливо.

— А главное — мудро! Нет людей, нет и проблем…

— Осмелюсь спросить господина, — вновь склонился Ярукташ. — Что он намерен делать с нами?

— Резать не будем, не бойся! — хмыкнул Иоаким.

— Сарацин взяли в плен воины Рено, — сказал Козма. — Вы его трофей. Он и будет решать.

— Вы тоже сражались с нами, поэтому имеете право на свою часть добычи.

— Ты это к чему? — заинтересовался Иоаким.

— Возьми меня, господин, к себе, — поклонился Ярукташ Козме. — Поверь, я буду полезен.

— Конечно! Такое счастье! — развел руками Иоаким. — Это то, о чем мы мечтали всю сознательную жизнь.

— Вы чужие люди в Сахеле, — невозмутимо продолжил евнух. — Вы не знаете людей, обычаев, дорог… Я могу стать хорошим проводником и помощником.

— Дело говорит! — согласился, подумав, Козма. — Тебе-то какой интерес нам помогать? — спросил Ярукташа.

— Юный рыцарь посадит меня в подвал, где я буду долго ждать выкупа. Еще и цепью к стене прикуют. Вы путешествуете, с вами лучше.

— Рено не отдаст пленника, за которым стоит выкуп, — сказал Иоаким.

— У него мои доспехи и меч, — возразил Ярукташ, — он уже получил много. Выкуп за меня сейчас истребовать сложно. Эмиру Иерусалим проще направить к замку баронессы две сотни воинов, и Рено будет вынужден лично вывести меня за ворота. Объясни ему это, господин, и он не станет возражать. Особенно если ты присовокупишь к словам пару коней из своей добычи.

— Он и про коней знает! — всплеснул руками Иоким. — Вот лиса!

— Франки разговаривают громко, а у меня хороший слух, — ухмыльнулся евнух.

— Я поговорю с Рено, — сказал Козма.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Ты ему клятву на Коране дай! — посоветовал Иоаким. — Желательно на коленях.

— Он умный человек, — задумчиво произнес Козма.

— Тогда почему несчастный? Зачем полез с нами в драку?

— Я не знал, что у вас столько воинов, — смиренно сказал евнух.

— Вас было вдвое больше!

— Когда имеешь дело с Зародьяром, надо, чтоб больше было вдесятеро.

Иоаким несколько мгновений недоуменно смотрел на Ярукташа, затем сообразил:

— Это ты о Роджере?

— Здесь его зовут Зародьяр. У него еще есть прозвище: Волк Пустыни.

— Почему пустыни?

— Зародьяр двадцать лет был комтуром крепости на краю аравийской пустыни. Он много раз ходил в походы на сарацин, и всегда бил их. Однажды он схватился с войском Саладина; тогда тот еще не был султаном, и его звали просто Юсуф. У Юсуфа мамлюков было втрое больше, но Зародьяр разбил его войско, преследовал бегущих до ночи и едва не пленил будущего султана. Роджер, как вы его зовете, — лучший воин в Леванте. Одно имя его вызывает трепет у сарацин. Если бы под Тивериадой войском франков командовал Зародьяр, нас не спас бы даже Аллах. Но всемогущий вмешался, помрачив ум короля Иерусалима, и тот решил вести рыцарей сам. Зародьяра он отослал в отряд Раймунда Триполийского, дабы всю славу снискать самому. Раймунд выступил на Саладина первым, его пропустили вглубь войска, а затем окружили со всех сторон. Франки неминуемо должны были погибнуть, но среди них оказался Зародьяр… Раймунд с лучшими своими рыцарями пробился обратно, потому уцелел, а король попал в плен.

— Погоди… — медленно сказал Иоаким. — Комтур, начальник крепости?.. Это ж в рыцарских орденах! Роджер — монах?

— Госпитальер, их еще называют иоаннитами. Ты не знал?

— Мы присоединились к нему Иерусалиме, где он представился бароном.

— У него был чужой фирман. На самом деле Зародьяр — комтур приморской крепости Маргат в Антиохии. Это большая и очень важная крепость. Ее передали госпитальерам в прошлом году, и Зародьяра перевели туда из пустыни, так как лучшего комтура для Маргата невозможно найти. Зная, что он там повелевает, Саладин даже не приступал к Маргату. Зародьяр для султана — самый опасный враг в Сахеле.

— Вы так зло преследуете Роджера за его прошлые дела? — спросил Козма.

Ярукташ внимательно посмотрел на него и, не отвечая, склонился в поклоне.

— Угораздило нас связаться! — буркнул Иоаким по-русски. — Этот Роджер, насколько я понял, здесь как красная тряпка для быка.

— Не договаривает евнух, — покрутил головой Козма. — Темнит. Поймать или убить знаменитого воина — большая честь, но Саладину, думаю, не до Роджера. Королевство франков разбито, идет осада последних крепостей… Кому интересен одинокий герой с десятком воинов?

Ярукташ словно понял его слова. Встал и, поклонившись, пошел к своим. Никто его не удерживал. Тем временем, исполнившие поручение господина, Гуго и Бруно возвратились к костру, растянулись на кошмах. Захрапели.

— Возьми его! — раздался хриплый голос.

Друзья обернулись. Роджер полусидел, опираясь на локти, глядя на Козму лихорадочно блестевшими глазами.

— Возьми евнуха, если так решил, — повторил рыцарь. — Рено скажешь, что я беру его в счет своей добычи.

Козма глянул на друга, и тот без дополнительного приглашения наполнил чашу из баклаги.

— Что это? — спросил рыцарь.

— Будет не так больно, — успокоил Козма. — Выпей!

Роджер осушил кубок, сморщился. Козма взял у него чашу и зачерпнул из котла.

— Теперь бульончика!

Рыцарь послушно выпил.

— Еще?

Роджер покачал головой.

— Есть будешь?

— Не хочу.

— Ну и правильно! — одобрил Козма. — Пусть организм отдохнет. Ему силы для исцеления нужны.

— Думаешь, исцелюсь?

— Наконечник стрелы вошел неглубоко, но наверняка задел легкое. Кровь истекла тебе в грудь. Если ее немного, то поправишься. Если задело крупный сосуд… На все воля Божья.

— Я понимаю в ранах: я госпитальер. У меня небольшая лихорадка и слабость, это обычно, когда теряешь кровь. Но почему так больно?

— Наконечник задел нерв. Это не угрожает жизни, но придется терпеть. Я помогу.

Козма приложил ладонь к голове Роджера, несколько раз надавил пальцами в одному ему известных точках. Роджер вздохнул и обмяк.

— Бери евнуха, — сказал тихо. — Коней взамен не давай. Они нужны: наших ранили. Выбери хороших — Сеиф поможет.

— Считаешь, Ярукташ пригодится?

— Главное, как считаешь ты.

— Почему?

— Тогда, в башне, я не хотел, чтобы туркополы спускались по веревке, но ты убедил меня — и мы спаслись. В селении я не хотел брать воинов, но ты настоял. И спас нас во второй раз. Десять всадников сарацины растоптали б в миг, а моя голова сейчас лежала б в мешке. Теперь я понял Иоакима. Поступай, как знаешь, и пусть Господь ведет тебя путями своими! Он послал мне тебя по милости своей, и я принимаю его волю…

Роджер откинулся на кошму и прикрыл глаза.

— Дошло до старика, — тихо сказал Иоаким по-русски, когда рыцарь ровно задышал. — А то за меч хватался!..

— Говорил я, что люди здесь наблюдательные, — ответил Козма. — Телевизора нет, газет нет, радио — тоже. Свободного времени — навалом, проводят его в созерцании.

— Не прибедняйся! Ты и в родной земле не простой человек. Это беда для страны, что ты не президент.

— Хорошо, что настоящий президент не слышит.

— Я могу сказать ему по возвращении.

— Хвастун!

— И скажу! — заупрямился Иоаким. — Думаешь, струшу?! После того, что мы с тобой здесь пережили?

— Здесь смелым быть легко — отвечаешь лишь за себя. Там жены, дети, родители, братья и сестры… Взвешиваешь, как твой поступок скажется на них…

— Испугался? — сощурился Иоаким. — Слабо в президенты?

— Оно мне нужно? Чтобы вся моя жизнь и жизнь близких стала доступна всем? Чтобы каждый обсуждал фигуру и прическу жены, мою манеру, одеваться, ходить, разговаривать, сидеть за столом?..

— Все-таки трусишь…

— Послушал бы кто! — вздохнул Козма. — Сидят два больных на голову у костра в Палестине. Конец двенадцатого века, вокруг залитое кровью поле битвы, а они и делят президентский пост в двадцать первом веке… Шиза! Маразм в квадрате!

— Я буду твоим доверенным лицом.

— Лучше сразу премьером!

— Думаешь, не смогу?

— Сможешь. Но страна не переживет.

Иоаким надулся.

— Я б и в дворники пошел! — вздохнул Козма. — Лишь бы дома…

— Вернемся! — обнадежил Иоаким.

Козма обвел взглядом темневшие по обеим сторонам ущелья холмы из трупов людей и коней, и ничего не ответил…

Рено появился, когда друзья уже вознамерились спать. Иоаким завздыхал, узрев у костра рослого оруженосца, но баклага его осталась не потревоженной: Рено принес свою. В ней оказалось вино: густое, терпкое и сладкое; друзья с удовольствием поддержали компанию, хотя Козма и качал головой, представив, что будет с их головами следующим утром. В благодарность за угощение, Козма выловил из котла оставшиеся куски горячего мяса, и оруженосец покойного барона с удовольствием съел все, что навалили ему на блюдо.

Вино или еда подействовали, но Рено мгновенно согласился отдать евнуха в счет добычи Роджера. Уловив его благоговение перед знаменитым рыцарем Леванта, Иоаким тут же выпросил у оруженосца пять коней дополнительно к прежней добыче. Козма украдкой показал другу кулак, но тот, опять же за спиной гостя, продемонстрировал в ответ язык.

— Как вы забрели сюда? — спросил Козма, когда Рено насытился.

— Баронесса послала нас в греческое селение: дошел слух, что там прячутся воины из армии короля, — ответил Рено. — Мне велели принять их на службу: после битвы у Тивериады в замке осталось только десять моих воинов.

— Ты взял с собой всех? — удивился Иоаким. — Бросил госпожу без защиты?

— Десять ее тоже не защитят! — возразил оруженосец. — Приступ врага им все равно не отразить, а с ворами, случись им полезть на стены, справятся слуги.

— Продолжай! — попросил Козма, еще раз показав другу кулак.

— В селении мы узнали, что проходивший рыцарь забрал всех франков, а также подать, причитавшуюся баронессе. Решили вас догнать.

— Чтобы вернуть деньги?

— Деньги не важны. Баронесса велела приглашать в замок всех рыцарей, что встретятся на пути — мы нуждаемся в воинах. Поэтому я решил догнать ваш отряд. Не ожидал, что придется ввязаться в битву.

— Жалеешь?

— Сражаться рядом с комтуром Роджером — счастье для любого рыцаря Леванта! — воскликнул Рено. — Такая победа! Перебить почти всех сарацин, оставшихся взять в полон!.. Конечно, это победа Роджера, — спохватился оруженосец. — Мы прискакали к концу битвы.

— Зато как нельзя вовремя, — заметил Иоаким.

— Вы бы справились сами, — учтиво ответил Рено.

— Сомневаюсь! — вздохнул Козма.

— Кто в Леванте не мечтал ходить на сарацин вместе с Роджером?! — продолжил Рено. — Комтур не знает поражений. Десять всадников и три десятка пеших воинов против отборной сотни сарацин! Я никогда не видел таких битв!

— А под Тивериадой?

Оруженосец понурился.

— Язычники расстреляли хоругвь моего господина, барона д' Азни, из луков, — сказал неохотно. — Уцелел один из пяти. Барона ранили, мы отвезли его в замок, где он и умер. Погибли все рыцари д' Азни, никого не осталось.

— А ты?

— Барон обещал посвятить меня в рыцари после битвы. У меня и пояс был готов. Не понадобился.

— Пригодится! — утешил Козма. — За сегодняшнюю битву я возвел бы в рыцарский сан тебя, и всех твоих воинов.

— Ты вправду сделаешь это?! — просиял Рено.

— Я чужеземец и не знаю ваших обычаев, — сказал Козма, переглянувшись с Иоакимом. — Лучше Роджер.

— Комтур посвятит меня в рыцари?! — обомлел оруженосец. — Сам Роджер? Ты не шутишь?

— Мы уговорим его, если станет возражать. Но он не станет. Роджер вспомнит, кому обязан жизнью.

— Я… Я…

Рено так и не нашелся, что ответить, вскочил и убежал, радостный, в темноту.

— Как легко сделать человека счастливым! — вздохнул Иоаким.

— Ты не радовался, получив диплом? — возразил Козма. — Звание рыцаря здесь важнее.

— Под это дело можно было еще пяток коней содрать, — с сожалением заключил Иоаким. — За хлопоты.

— Хватит! — протянул ему Козма забытую оруженосцем баклагу.

— И то, — согласился друг, разливая по кубкам. — За новоиспеченного рыцаря Рено и его воинов! Дай Бог им здоровья, добычи побольше и поменьше ран.

— За нового друга в Леванте! — поднял свой кубок Козма.

Иоаким внимательно посмотрел на друга.

— Говорил же: беда стране без такого президента! И почему умные люди избегают власти, зато всякая шваль лезет на выборы?

— Сам и ответил, — сказал Козма, осушив кубок. — Или разъяснить?

— Оскорбительны мне ваши речи, рыцарь! — величественно ответил Иоким, нетвердо выговаривая слова. — Мне, воеводе княгини Ярославны, доблестному победителю сарацин в Леванте, кандидату исторических наук, горько слышать от какого-то лекаришки упреки в умственной неполноценности. Вызываю тебя, рыцарь, на бой: на мечах или копьях, верхом или пешими на утоптанной земле, на смерть или до первой раны! Жду на рассвете ваших секундантов!

— Они обязательно придут! — заверил Козма, отодвигая подальше баклагу с вином. — В белах халатах и с крылышками.

— Заметано! — кивнул Иоаким и повалился на кошму.

— Не навоевался! — вздохнул Козма, накрывая друга свободной кошмой. — Большой и сильный, а совсем ребенок…

Затем он сел у костра и долго смотрел на пляшущие перед ним языки пламени…