Крохотная кухня была наполнена дымом. На старенькой плите разом бурлило несколько кастрюль, а сковородка с зажаренными до углей кусками свинины яростно плевалась кипящим маслом. В эпицентре этого апокалипсиса в одной отдельно взятой квартире суетливо сновал Вика. Он то и дело ударялся об угол вжавшегося в стену обеденного стола, покрытого клеенчатой скатертью в крупную клетку. Дверцы настенных шкафов яростно хлопали, а с полок то и дело что-нибудь падало.

– Точно не надо ничем помочь? – в очередной раз спросил Андрей, стоя в проходе на безопасном расстоянии и наблюдая за кулинарными подвигами товарища.

– Точно, точно, расслабься. Сейчас все будет, – отозвался Вика, спешно засовывая под холодную воду руку, которой он только что схватился за горячую кастрюлю. – Минут пять еще – и будем ужинать.

Вика с грохотом прошелся по выдвижным ящикам, открывая их один за другим в поисках прихваток. Обнаружив их в самом последнем подпавшем под подозрение ящике, он с удвоенной осторожностью приблизился к кастрюле.

– Папа, иди есть! – прокричал он, пытаясь донести свое сообщение до соседней комнаты. – Ничего ведь не слышит, – пожаловался он Андрею. – Опять за свою рукопись засел. Ну, ты сам видел, в общем. Прибежал из универа как ошпаренный и прямиком в комнату. Ни здрасьте тебе, а только, можно сказать, до свидания.

Одолев кастрюлю и водрузив ее на стол, Вика бросил вызывающий взгляд на шипящую сковородку.

– Слушай, Андрей, пойди позови его, а? Впрок еда ему точно не пойдет, опять заглотит все за две минуты, но все же…

Андрей двинулся к комнате отца Вики через длинный узкий коридор, с опаской поглядывая на высокий стенной шкаф. С верхних полок торчали огромные пачки газет и журналов, готовые в любой момент обрушиться кому-нибудь на голову. Он подошел к белой двери со вставкой из непрозрачного рифленого стекла и постучал. Ответа не последовало. Андрей постучал еще раз и прислушался. Изнутри до него донеслось шуршание бумаги и отголоски задумчивого разговора, который отец Вики вел сам с собой. Подождав еще немного, Андрей приоткрыл дверь и вошел внутрь. Небольшая комната с цветастыми пожелтевшими обоями на стенах носила гордое название рабочего кабинета.

– Алексей Степанович, простите, что отвлекаю, там это… ужин готов. Вика есть зовет.

Андрей обвел взглядом комнату, которой, возможно, позавидовали бы многие библиотеки. Все стены были заставлены шкафами и полками, на которых плотными рядами стояла самая настоящая армия книг. Переплеты пестрили названиями на самых разных европейских и восточных языках. Арабская вязь здесь соседствовала с латиницей, а массивные буквы иврита – со старорусским кириллическим алфавитом. Невысокий шкаф, примостившийся под подоконником, был полностью забит двуязычными и толковыми словарями.

За большим письменным столом, спиной к входу, восседал пожилой, но крепкий мужчина с густой, но уже начинающей седеть шевелюрой. На столе перед ним лежала та самая рукопись, о которой столько говорил Вика. Оставшаяся поверхность стола была завалена раскрытыми словарями и листами с рукописными пометками. Алексей Степанович внезапно обернулся и удивленно уставился на Андрея отсутствующим взглядом.

– А, Андрей, привет. Не слышал, как ты вошел, – сказал он, разворачиваясь на стуле.

– Там Вика есть зовет, готово все почти, подходите, – вставил Андрей и развернулся, чтобы уйти.

– Андрей, это просто невероятно! – отозвался вдруг Алексей Степанович, и Андрей остановился. – Иди сюда, вот, посмотри, – указал он на манускрипт на столе, испещренный мелкими беспорядочными черточками. – Такого науке еще не известно! Этот манускрипт написан, по сути, на некоем варианте древнеперсидской клинописи. Клинопись эта, как известно, была расшифрована англичанином Генри Роулинсоном еще в конце девятнадцатого века на основе Бехистунской надписи. Знаки в моем манускрипте лишь слегка отличаются, это скорее варианты написания, нежели принципиально иные графемы.

Андрей прикинул, являлось только что сказанное уже само по себе «невероятным», или же к этому стоит пока относиться как к вводной части. Не приняв окончательного решения, он просто кивнул, попытавшись придать своему лицу понимающий вид.

– Так вот, – продолжил Алексей Степанович, – я пока только начал работу над этим манускриптом, но у меня уже больше вопросов, чем ответов. Но вопросов интереснейших! Во-первых, как ты видишь, надписи эти сделаны на пергаменте, а клинописное письмо так и выглядело главным образом потому, что изначальным материалом для нанесения надписей выступал камень или же глиняные таблички. Отсюда, собственно, и название «клинопись», так как писали при помощи специального колышка, выдавливая знаки на поверхности. Клинописных надписей на пергаменте я за всю свою долгую научную карьеру не только не встречал, но и даже не слышал про такое!

Более того, сам пергамент как материал начал широко использоваться примерно во втором веке до нашей эры. А к этому времени клинопись уже практически не использовалась в этом регионе как метод письма! То есть опять какая-то загадка получается! Ведь во втором-то веке до нашей эры уже вовсю в ходу было сирийское письмо на буквенной основе, которое было, несомненно, намного более удобным для записи на пергаменте. То есть данный манускрипт может перевернуть наши представления об истории, о датировках, понимаешь, Андрей?

Андрей взглянул на древнюю рукопись на столе ученого с невольным уважением.

– И ведь эти все загадки и вопросы нам ставит уже сам факт существования данной рукописи! – продолжил Алексей Степанович оживленно. В его глазах горел огонь первооткрывателя. – Уже датировка этого труда потянет не на одну научную статью в самых авторитетных международных изданиях. Но ведь это еще не все! Я здесь уже несколько недель голову ломаю над расшифровкой. И сегодня наконец-то получилось! Но сам факт возможности расшифровки ставит перед нами только новые вопросы! – Алексей Степанович довольно улыбнулся и закатил глаза, уже предвкушая, как он будет искать на них ответы. – Судя по всему, эта рукопись написана на диалекте фарси!

Алексей Степанович поднял палец вверх для усиления эффекта от сказанного и уставился на Андрея, ожидая увидеть в его глазах как минимум восторг.

Андрей неловко замялся, явно не осознав важности сказанного, и не без колебания решился на вопрос:

– На фарси? Это же персидский, так? А что в этом, собственно, удивительного? – спросил он и невольно зажмурился, как будто ожидая удара по голове за такой дилетантский вопрос. Удара, однако, не последовало.

– Так я же говорю, – начал Алексей Степанович говорить медленнее, как будто проблема в понимании состояла лишь в акустическом восприятии его слов, – рукопись-то ведь клинописная. Клинопись эту, по всем известным науке данным, перестали использовать самое позднее веке в четвертом до нашей эры. А как я уже сказал, пергамент появился предположительно веке во втором.

Алексей Степанович сделал небольшую паузу, соображая, до каких деталей нужно все разъяснять своему собеседнику. Остановившись, по-видимому, на режиме максимальной понятности, он добавил: – До нашей эры, разумеется. Это нестыковка номер один. А номер два еще интереснее. Если я все правильно дешифровал и язык этой рукописи действительно фарси, а не древнеперсидский, что для этого временного промежутка было бы намного логичнее, то это означает, что рукопись была сделана гораздо позднее. Ведь как самостоятельный язык фарси сформировался веке в девятом нашей эры, и для его записи использовалась, разумеется, арабская вязь. Кроме этого, в десятом веке в Персии уже и бумага была не просто известна, но Самарканд был одним из главных центров по ее производству в тогдашнем мире. Хотя, как я уже сказал, это не чистый фарси, а диалект, и, скорее всего, предшествующий четко оформленной литературной норме.

Он посмотрел на Андрея и продолжил:

– Однако более поздний период создания этого манускрипта не делает его менее значимым. Ведь логически возникает вопрос: кто и зачем написал этот текст? Является ли он попыткой фальсификации, чтобы задним числом доказать что-то, чего на самом деле не было? Небольшой кусочек мне удалось расшифровать. И это опять-таки только добавило вопросов. Те имена и названия мест, которые в нем упоминаются… Я не могу их ни с чем сопоставить. Не было таких городов и правителей в тех местах. Конечно, здесь немалую роль играет и тот факт, что в такого рода письменности записываются только согласные звуки, гласные же опускаются полностью, что, в общем, не помогает докопаться до истинного происхождения топонимов. Нет, тут работать и работать. Этот текст, несомненно, сделает меня известным.

– Широко известным в узких кругах, – сказал Вика, появившийся в дверном проеме. – Есть пошли. Поедим – и можешь дальше расшифровывать.

Алексей Степанович взглянул на сына со смесью грусти и разочарования.

– Эх, Вика, Вика… – протянул он и побрел на кухню. – Пойдем, Андрей, – сказал он, выходя из комнаты.

Андрей посмотрел им вслед и, вдохновленный непомерной важностью данного труда, сути которой он так до конца и не понял, но на уровне ощущений все же осознавал, не удержался и подошел ближе к столу, заглядывая в рукописные пометки Алексея Степановича. На столе лежал расчерченный в клетку блокнот с широкими полями, где крупным разборчивым почерком был записан небольшой фрагмент рукописи, который Алексею Степановичу уже удалось перевести.

«47-го дня месяца такамата (?) 4139 года (что это за летосчисление?!) царь Тарид (персидская династия Тахридов? Маловероятно, «х» обычно не опускается…) достиг города Ондара. И было с ним наездников более двух десятков (?? не очень-то внушительная цифра), и вели они за собой полчища несметные одержимых бесами. И осталась пуста земля, где они прошли. Войско его темное жгло огнем мирные деревни и рвало в клочья жителей их невинных.

[Нечитаемый текст]

И интересен для упоминания вот еще какой случай. Когда темная армия шла через город Бебу, укрылись жители его в большом замке, который не был никогда взят. И пошел тогда Тарид на хитрость. Пришел он к замку и сказал: «Простые жители Бебы, нет у меня с вами вражды. Пришел я только за вашим господином, деджем Вубе. Откройте ворота и выдайте мне его, и сможете тогда вернуться в дома свои и остаться там, а я пойду дальше». И поддались жители Бебы на хитрость эту дьявольскую и открыли ночью ворота и выдали деджа Вубе и семью его. И порвали одержимые бесами их в клочья.

Люди сказали: «Мы тебе Вубе дали, теперь пусти нас по домам». Тарид же: «Слово царское – это закон. Идите по домам». И только они разошлись по домам, как окружили их хижины бесноватые и подожгли. И никому не давали они выйти из этого пекла. А Тарид, довольный, отправился дальше, хитростью этой злобной слова царского не нарушив, – ведь пошел он дальше, а жители Бебы навсегда остались в домах своих. (Спросить коллег, не знает ли кто подобного события.)

Но вернемся к прежнему. Встало войско Тарида под неприступными стенами славного города Ондара. Жители города взглянули на войско его, и проник в их сердца страх. И даже воины опытные испугались. Но неоткуда было ждать им помощи. И вышел тогда начальник города доблестный дедж Афеворк к народу своему и молвил: «В радости мы были вместе, в горе мы были вместе, сегодня большая битва грядет с армией темною. Так останемся же вместе в победе или в поражении, в жизни или в смерти». И хотели они биться до конца и не сдаваться Тариду, хоть боялись они сильно и на победу не надеялись, а надеялись лишь на чудо.

Да только чудо и случилось. Наутро войско Тарида развернулось и спешно ушло. И не могли понять люди, почему минула их судьба страшная, и даже ликовать и радоваться боялись. А дело же вот в чем. Получил царь Тарид ночью послание, что вошли на Огму (???) в районе долины Омо печатники врат из верхних миров (из северных стран???), и вел их некий Зартушт/Зартшти (Заратустра??!!). И отправился Тарид им навстречу, и шли всадники его денно и нощно».

Андрей невольно передернул плечами. Чертовщина какая-то. Кругом у меня какие-то средневековые воины и кровавые бойни в последнее время. Он медленно отправился на кухню, где Вика уже выдвинул обеденный стол на середину и шумно выставлял тарелки. Андрей протиснулся в узкий проход между столом и холодильником и занял место у окна, поближе к открытой форточке.

– Андрей, присаживайся. – Алексей Степанович уже вовсю продолжал свой рассказ. – Я вот что Вике говорю. Тут надо работать над расшифровкой, не покладая рук. Пока что на основе того небольшого фрагмента, который мне удалось перевести, сказать, на какие исторические события ссылается эта рукопись, практически невозможно. Названий этих мест я никогда раньше не слышал. Да и звучат они совершенно нехарактерно для данного региона. Время описываемых событий тоже пока что однозначной трактовке не поддается. Какая-то странная система летосчисления там используется. Опять-таки загадка получается, – многозначительно поднял брови Алексей Степанович и поджал нижнюю губу. – Этот царь Тарид… Ну нет на него ссылок нигде, никаких упоминаний. Я уж везде, где только можно, посмотрел, перепроверил – ну, может, там забыл я что-то или не знаю, – но нет.

Алексей Степанович цокнул языком и методично обвел взглядом кухню, как будто пытаясь найти упоминания Тарида среди надписей на пачках с продуктами.

– И что это за «бесноватые» такие с ним? Единственная ниточка пока – этот «Зартшти» или «Зартушт». Гласные-то не пишутся, огласовок нет, поэтому установить точное произношение имени не представляется возможным. Но фонетически это, конечно, очень близко к персидскому произношению имени Заратустры. А если действительно упоминание Заратустры, то это может стать сенсацией! По некоторым оценкам Заратустра… – При этом Алексей Степанович внимательно посмотрел на Андрея, пытаясь убедиться, требуются ли дополнительные пояснения, и решив, что требуются, продолжил: – Так вот, Заратустра, основатель широко распространенной в древнем Иране религии зороастризма, жил где-то в седьмом веке до нашей эры. Рукопись, как мы уже убедились, скорее всего, относится к гораздо более позднему периоду. Тогда это может быть попыткой придать больший вес этой религии, что называется, задним числом, фальсифицировать, так сказать, исторические данные и укрепить авторитет зороастризма, переживающего часто достаточно сложные времена с идеологической точки зрения, например, во время первичного натиска ислама.

На столе перед Андреем очутилась тарелка с разварившейся картошкой и подгорелым куском свинины, обильно политыми сверху кетчупом. Он принялся методично поглощать Викин кулинарный шедевр, мысленно уносясь все дальше от противостояний древних религий.