Глава 28
— Ну вот, сразу всем всё понятно, да? — улыбнулась Урсула, кивнув на неподвижно лежащего Грегора. — Ваш ходящий по путям жив, это просто предупреждение, чтобы никому не пришло в голову артачиться. Если придет — второй удар отправит его следом за людьми, нашедшими покой в этом дворе. Вижу, Молот Ведьм не напрасно вошел в легенды со своей живучестью, однако во второй раз, милый, я бы на твоем месте на это не рассчитывала. Мне вы причинить вреда не сможете, это вы уже тоже проверили. А теперь я буду говорить, вы — слушать, а потом делать, что я скажу.
Мартин рядом сжал пальцы на прикладе, явно прикидывая, не попытаться ли выстрелить снова, Курт тоже остался стоять, направив арбалет на фигуру на крыше, и Урсула широко улыбнулась, снисходительно вздохнув:
— Кажется, мы все еще друг друга не понимаем… Как я вижу, гроза малефиков никак не может смириться с тем, что его знаменитая способность чувствовать врага затылком дала сбой. А посмотрите на его так называемого помощника, что за ошеломленный взгляд! Ты тоже меня не услышал и не учуял, милый, да? Так вот подумайте об этом. Я слежу за вами с той минуты, как вы вошли в глубину Предела. Я знала, что вы убили Йенса. Я видела, как вы вошли сюда, обследовали дом и запустили поводыря. Спасибо. Если вам станет от этого легче, мне тоже есть чего стыдиться: я не смогла этого сделать. Итак… — Урсула демонстративно помолчала, наблюдая за тем, как очнувшийся Грегор со стоном приподнимается и садится на камнях двора. — Осознали?
— Видела, что мы убили Йенса… — повторил Курт, отведя арбалет. — Но не помешала. Женщины. Вероломство — ваше имя.
— Молот Ведьм все еще считает себя великим хитрецом, — сухо рассмеялась Урсула, — и пытается вынудить меня проболтаться, отчего же я не помешала — не захотела или не смогла? Мог бы просто спросить.
— И отчего же?
— Вот вы здесь, — широко поведя рукой, пояснила она. — Помешай я вам тогда, вас бы здесь не было. А теперь хватит разговоров — и за дело. Я хочу, чтобы ты, — палец ткнул в сторону Харта, — разобрал поводыря и отсоединил камни. Мы люди взрослые, разумные, поэтому сразу оговорю вашу награду: можете после покинуть этот дом, покинуть Предел, и я не причиню вам вреда.
— То же самое я сказал твоему звероватому любовничку, — возразил Курт, и она фыркнула:
— В отличие от вас, мои милые, я могу себе позволить сдержать слово.
— Зачем?
— Затем, что могу, — с нажимом повторила Урсула. — Тебе это чувство не знакомо, никому из вас не знакомо.
— Приятно поиграть в Господа Бога? — неприязненно усмехнулся Мартин.
— Просто я — могу, — повторила она сухо. — Я могу убить вас. Я могу пощадить вас. И для меня — нет никакой разницы, ни то, ни другое не скажется на моем будущем никак.
— Твоему любовничку я уже напомнил об одном самоуверенном типе, который тоже думал так, оставив меня в живых, — напомнил Курт. — И вот он развеян в прах, а я все еще топчу землю.
— Вы меня хотите убедить прибить вас здесь, что ли? — раздраженно отозвалась Урсула. — Если для того, чтобы мне поверить, вам нужна более понятная причина, то вот: я хочу, чтобы там, за Пределом, узнали, что случилось. Чтобы ваша самонадеянная, великая и ужасающая Конгрегация узнала обо всем этом — о тысячах миров, в которые вам никогда не дотянуться, о тысячах, миллионах подобных мне, которых вам никогда не найти, о магистериуме, который был у вас в руках и который вы позорно прохлопали. Сбить с вас спесь — ради этого я готова поступиться мелким удовольствием раздавить кучку инквизиторов здесь и сейчас, а в будущем — в будущем вы все равно уже не сможете причинить вреда мне или кому-то еще. Ни вы сами, ни ваша Конгрегация. Ваша история скоро закончится, и я хочу, чтобы вы знали, что оставляете после себя. Тебя устроит такая причина, милый?
— Ты сумасшедшая! — гневно выпалил Грегор, вскочив на ноги, пошатнулся и оперся на подставленную руку отца.
— Пришел в себя, я смотрю? — улыбнулась Урсула. — Мальчик, ты влез не в свое дело, втянул в него отца, дело это могло окончиться для вас обоих смертью, и кто из нас не в своем уме?.. Я хотя бы достаточно в разуме, чтобы понимать главное. Какими бы фанатиками вы ни были — а все же сохранность собственной жизни и для вас тоже не менее ценна, чем для любого крестьянина или торговца. И я достаточно знаю людей, чтобы понимать: именно рассчитывая получить возможность жить, вы скорее постараетесь и сделаете все, что нужно, если не из жажды жизни — то из желания когда-то в будущем отомстить, расквитаться… ну или изловить еще десяток малефиков или наделать десяток других добрых дел, дабы искупить собственную промашку. Поэтому мне проще эту жизнь вам дать, все равно мне это ничего не будет стоить, а от вас, быть может, и другие узнают, что с нами вполне можно договориться.
— С кем — «с вами»?
— Ну не надо искать скрытые смыслы там, где их нет, — поморщилась Урсула. — С такими, как я. Если я дам вам уйти — об этом узнают. Даже если ты уберешь свой отчет начальству в самый тайный сундук — об этом узнают рано или поздно, и я расскажу тем, кому смогу, и ваши новые приятели, господа следователи, тоже расскажут, даже если вы им запретите и пригрозите. Я хочу, чтобы ваша propaganda оказалась перед фактами, которые ей противоречат. Чтобы люди это знали, слышали и видели.
— Что значит «наша история закончится»? — уточнил Курт, и она нарочито укоризненно улыбнулась:
— Серьезно? Ты, что ли, тоже решил, что я спятила и буду болтать без умолку, лишь дай повод? Вскоре сам всё увидишь, а я и так сказала слишком много. Что поделать, — наигранно вздохнула Урсула, — поддалась чувствам, ох уж эта слабость женской натуры…
— Кусок камня, — твердо сказал Харт, и та запнулась, глядя на бауэра удивленно. — Кусок камня, — повторил он. — Мне за труды. Я намеревался уничтожить его, да, но если у кого-то будет целый мешок магистериума — я хочу хотя бы один кристалл. Ты с этого не обеднеешь.
— Нет, — сухо ответила Урсула, согнав с лица наигранную улыбку. — Довольно и того, что я не размажу вас по этим камням. Берите, что дают, и не торгуйтесь, иначе я могу счесть, что моя доброта чрезмерна, а насладиться падением вашего града земного я смогу и без вас.
— Ладно, а на один вопрос ответишь? Что? — пожал плечами Курт, когда колдунья вперила в него удивленный взгляд, явно растерявшись от подобной наглости. — Я инквизитор, задавать вопросы — моя работа. И если ты в самом деле позволишь мне выйти отсюда живым, с меня снимет голову начальство — за то, что я хотя бы не попытался. Ответишь — хорошо, нет — стало быть, нет, заставить тебя я, к моему величайшему сожалению, не могу.
— Ну? — нетерпеливо подстегнула она. — Что еще?
— Дания, Норвегия, Швеция?
Урсула помедлила, зачем-то обернувшись через плечо на лес за стенами дома, и, наконец, коротко ответила:
— Дания.
— И так легко говоришь по-немецки?
— Это уже второй вопрос.
— Ответишь?
— Немецкий я просто знаю. А произношение… Милый, в практике, где от любого неверно возглашенного звука зависит всё, быстро научаешься не плошать. Другие тут не выживают.
— И давно ты в этой практике?
— Это третий вопрос.
— А с немецкими пословицами у тебя как? Знаешь ведь, два — недостаточно хорошо.
— У меня и с латинскими неплохо, — уже не пытаясь изображать ложное дружелюбие, хмуро отозвалась Урсула. — Inutilis quaestio solvitur silentio. Хорошо побеседовали, но время вышло; теперь — камень. Я жду. Как вы понимаете, я слышала, что вы намеревались делать, посему имейте в виду: если мне покажется, что происходит что-то не то, все свои обещания я беру назад.
— Ты находила какие-то записи в той библиотеке? — махнув рукой через плечо в сторону выхода, спросил Харт. — Мы нашли дневник, но в нем не было никаких технических описаний. Если какие-то записи подобного рода, схемы, чертежи у тебя есть, это бы сильно помогло.
— Нет. Судя по всему, жители дома сбежали, прихватив с собой все, о чем не забыли. Но ты же умный, да? Ты сможешь, я верю.
— Польщен, — мрачно отозвался бауэр и, переглянувшись с сыном, снова приблизился к конструкции на тумбе. — Но если я испорчу магистериум, не жалуйся.
— Не стану, — улыбнулась Урсула, — я просто убью всех вас.
— Хватит меня раздражать, — отрезал Харт, подойдя к «поводырю» вплотную и оглядывая его со всех сторон. — Чтобы понять, как это устроено, мне надо сосредоточиться и почувствовать камни, а это довольно сложно, когда тебе зудят в уши, угрожая смертью. Если камни тебе нужны — заткнись, женщина, и дай мне работать.
— У-у, какой суровый мужчина, — игриво протянула Урсула и показательно вскинула руки. — Молчу-молчу. Действуй.
Харт медленно перевел дыхание, прикрыв глаза, и тихо бросил:
— Вы тоже. Молчите и не отвлекайте. С советами не лезть.
— Слушаюсь, — почти серьезно кивнул Мартин, однако на шаг ближе все-таки подошел.
Бауэр положил ладони на основание конструкции, обхватив основание друзы пальцами, помедлил, снова прикрыл глаза и склонил набок голову — точь-в-точь как Грегор, когда вслушивался в возмущения Предела. В неподвижности и тишине прошло несколько мгновений, потом минута, потом вторая… Урсула на крыше переступила с ноги на ногу и сжала губы, явно с трудом удерживая себя от того, чтобы подстегнуть.
Бауэр выдохнул, открыв глаза, и медленно, точно лекарь, обследующий живот пациента, ощупал потемневшие кристаллы друзы. Потом пальцы поднялись выше, осторожно касаясь красных камней, и, наконец, застыли, обхватив центральные ярко-зеленые. И снова потекли минуты — одна, вторая, третья…
Курт скосил глаза на фон Вегерхофа, и тот, перехватив его взгляд, едва заметно пожал плечами и качнул головой, давая понять, что не ощущает ничего. Грегор подступил ближе и чуть слышно шепнул:
— Отец пытается почувствовать магистериум. Иначе не поймет, как разобрать поводыря.
— Зачем вообще его разбирать? — так же еле слышно спросил Курт, и Урсула громко ответила:
— Затем, чтобы успокоить камень. Иначе его невозможно будет извлечь.
— Заткнитесь! — рявкнул Харт, не оборачиваясь, и чародейка снова подняла руки, всем видом изображая глубочайшее раскаяние и смирение.
Грегор приложил палец к губам, и Курт кивнул, тоже смолкнув.
Бауэр убрал ладони от друзы, все так же осторожно и медленно коснулся одного из колец, провел пальцем по кромке и наклонился, ощупывая две больших шестеренки у основания конструкции.
— Где-то здесь… — чуть слышно пробормотал он и, подумав, поднял один из рычажков рядом.
Внутри щелкнуло, Харт замер неподвижно, отняв руки от механизма. Ничего не изменилось — кристаллы в центре не засияли внутренним светом, зеленые не покраснели, темные не рассыпались в труху, кольца не пришли в движение и больше ни единого звука не донеслось.
— Так… — тихо проронил бауэр, кашлянув, и подался вперед, запустив пальцы куда-то под шестерни.
Его спина скрыла почти весь механизм, и Мартин сделал два шага в сторону, вытянув шею, чтобы увидеть происходящее, а Грегор, напротив, медленно отступил на шаг назад, нервно облизнув губы.
— Есть контакт, — сообщил он шепотом, и Курт молча кивнул.
Внутри «поводыря» снова что-то громко клацнуло, потом захрустело, как сухой снег под подошвой, Харт приподнялся на цыпочки, нажав на что-то в глубине шестерней, и одно из колец лязгнуло, покосившись.
— Иди к папочке, — удовлетворенно выдохнул он, потянув кольцо на себя, и бронзовая деталь, мгновение посопротивлявшись, с громким клацаньем выскочила из гнезда.
— Молодец! — одобрительно воскликнула Урсула, не сумев или не став скрывать нетерпение. — А теперь придумай, как достать камни из него.
— Нечего тут придумывать, — отмахнулся Харт.
Бауэр, перевернув кольцо тыльной стороной к себе, подцепил у основания крепления широкую шайбу и легко разъединил деталь на плоский обруч с ложбиной и полоз с кристаллами. Полоз тоже распался на две части, и укрепленные в нем камни выпали на землю у тумбы.
Фон Вегерхоф подался вперед, и чародейка на крыше крикнула остерегающе:
— Стоять! Не трогай, — выразительно пояснила она, когда стриг замер на месте. — Когда он разберет поводыря, вы уйдете, и тогда я подберу камни. А сейчас, умелец, просто аккуратно отодвинь их ногой в сторонку и продолжай.
Харт молча пожал плечами, носком башмака отпихнув три кристалла подальше от себя, отбросил разобранные кольца в другую сторону и опять подступил к тумбе, разминая пальцы.
У механизма он снова замер, опять взявшись за зеленые кристаллы друзы, и Курту показалось, что два камня в поврежденном кольце с их утерянным собратом словно стали ярче. А быть может, просто спустившееся к горизонту солнце так отразилось в них…
— Эй! — остерегающе окликнула Урсула. — Камень пульсирует и напрягся еще больше. Ты же не намереваешься сделать что-то нехорошее?
— А ты не напряглась бы, если б тебя разбирали на части? — угрюмо отозвался Харт, к ней даже не обернувшись, и ощупал кольцо с двумя кристаллами. — Не мешай.
Чародейка нетерпеливо шагнула ближе к краю, и на мгновение показалось, что сейчас она не сдержится, спрыгнет вниз (почему-то не возникало сомнений, что Урсула легко проделает это, оставшись целой и невредимой), оттолкнет потомка древних алхимиков и сама примется отдирать оставшиеся части.
— У меня есть кристалл, — громко и четко проговорила она, коснувшись груди, где на толстом шнурке висел крохотный матерчатый мешочек. — И я чувствую, как он пульсирует и горит.
— Боишься — сожжет? — без улыбки уточнил Харт, все-таки приподняв голову и посмотрев на нее, и кивнул: — Сними и отложи в сторону, если так боязно. Как закончу, наденешь снова.
— Считаешь себя очень умным, да? — холодно спросила она и крепко сжала мешочек в кулаке. — Продолжай. И не вздумай сделать глупость.
Бауэр молча пожал плечами с подчеркнутым равнодушием и снова отвернулся к «поводырю».
— Обычно все устройства после извлечения первого фрагмента разбираются легче, — негромко произнес он, обошел тумбу, встал с другой стороны и осторожно повернул одно из колец, перекрестив его со вторым. — Но это… Здесь все по-другому. Каждый раз надо искать какой-то предохранитель, который не дает так просто взять и вынуть все части. И эта женщина права, магистериум действительно чувствует, что я делаю, и протестует.
— Если ты его погубишь…
— Не суетись, — оборвал бауэр, раздраженно отмахнувшись. — Коли уж мне не достанется камень, я хочу, чтобы удалось хотя бы потешить собственное самолюбие тем фактом, что я разобрался в работе древних. Я разберу этот клятый механизм до последней шестеренки хотя бы ради того, чтобы потом об этом рассказать!
Харт натужно крякнул, вместе с последним словом вдавив что-то в основании колец внутрь, вновь раздался щелчок, и он удовлетворенно улыбнулся, отерев выступившую на лбу испарину.
— А теперь это, — уверенно сказал он, переключив не видимые Курту рычаги, снова коснулся ладонями живых кристаллов, точно хозяйка, проверяющая, насколько горяч котел с водой, провернул две шестеренки слева и, подумав, аккуратно сдвинул полоз с двумя камнями внутри кольца.
Зеленые кристаллы в центре стали ярче, но сейчас сложно было понять, отчего — оттого, что манипуляции Харта пробудили нечто внутри магистериума, или это спустившееся ниже к горизонту солнце стало иначе преломляться в гранях. Урсула сделала еще шаг к краю крыши и, кажется, крепче стиснула в кулаке мешочек со своим кристаллом.
— Давай, малыш, поговори со мной… — тихо пробормотал Харт, сделав шаг в сторону и зайдя с другой стороны конструкции.
Щелкнув еще одним рычажком, он взялся за крепление оставшихся двух колец и медленно, с заметным усилием, повернул его вокруг своей оси. Кольцо с двумя камнями неторопливо крутанулось, а спустя два мгновения так же неспешно завертелось второе — в противоположную сторону.
— Что ты делаешь?! — напряженно крикнула Урсула, и Харт, торопливо переключив соседний рычаг, отозвался так же громко и уже с откровенной злостью:
— Спускайся и делай сама или заткнись!
— Он же пытается успокоить камень! — звонко крикнул Грегор с явственной дрожью в голосе. — Ради какого угодно Бога, не отвлекай его! Поводырь поврежден, — добавил он уже тише, переглянувшись с Куртом. — Одного кольца нет, нет трех кристаллов, и если сейчас отец где-то ошибется или не сумеет совладать с камнем, поводырь может запуститься и выбросить нас неведомо куда, он уже пытается это сделать.
— «Совладать с камнем»? — уточнил фон Вегерхоф, не скрывая нервозности, и тот кивнул:
— Камень. Он ведь здесь самая главная, самая прочная и одновременно самая хрупкая деталь. Конструкция уже неполноценна и почти неуправляема, посему сейчас отец пытается не столько разобраться в самой технике, сколько… как же вам объяснить… старается соединиться с магистериумом, чтобы управлять механизмом через камень, а не камнем через механизм.
Харт снова взялся за центральные кристаллы ладонями, закрыв глаза и сжав губы в тонкую бледную полоску; на лбу и висках выступили крупные капли пота, а дыхание, казалось, остановилось вовсе. Два кольца над друзой закрутились быстрее, и теперь стало видно, что в зеленом нутре магистериума действительно пробуждается сияние — все ярче и ярче…
— Стой!
От крика Урсулы Курт и Мартин вздрогнули и отступили, а Грегор подпрыгнул на месте, тихо пискнув, точно придушенный щенок — настолько крик этот был не женским и почти не человеческим. Чародейка выгнулась, сжав зубы, и рука ее, сжимающая мешочек с кристаллом, распрямилась, сорвав шнурок с напрягшейся шеи. Харт остался стоять, как стоял, не шевелясь, не открывая глаз, и происходящее вокруг то ли не воспринимал, то ли игнорировал. В креплении колец что-то хрустнуло, и оба они завращались так, что почти слились в шар, мельтешащий огнями сияющих кристаллов.
Урсула закричала снова — уже без слов, просто злобно и болезненно, вскинув обе руки перед собой в знакомом до боли жесте. Курт рефлекторно пригнулся, понимая вместе с тем, что это не поможет и не спасет, и увидел, как темно-алая волна, похожая на свет затухающего костра, разбилась о невидимую сферу, укрывающую тумбу с камнем и стоящих вокруг людей. Мартин издал нечленораздельный звук, отшатнувшись, стриг коротко ругнулся и отступил назад, а Харт громко, с хрипом, вдохнул и сжал кристаллы так, что на миг показалось — неразрушимый магистериум сейчас не выдержит и треснет в его ладонях.
Урсула содрогалась в конвульсиях, крича сквозь сжатые зубы уже беспрерывно и оглушительно, срываясь на визг, и беспорядочно колошматила ударами куда придется — снова алая волна разбилась о защиту магистериума, потом разлетелся в куски мраморный Плутон, от третьего удара огромным фонтаном взвилась к небу вода в бассейне и рухнул наземь еще один расколотый купидон…
Кольца вращались с низким гудением и так стремительно, что даже огоньки кристаллов уже казались не размытыми пятнами, а извилистыми полосами, и центральная друза засияла ярко, густо, пронзительно, но словно бы весь свой свет удерживая внутри и не изливая вовне, не освещая пространство вокруг ни на йоту. Харт сипло выдохнул, сухожилия на его шее напряглись, словно он пытался оторвать от земли мраморную тумбу, и кристаллы в центре вспыхнули еще ярче, почти слившись в единый горящий монолит.
Урсула уже не визжала, а лишь громко хрипела, изогнувшись и окаменев, точно в столбняке, и перекосившееся лицо вдруг как-то будто обвисло, искривилось, смялось. Тело ее исказилось, каждый сустав вывернуло под невероятным углом, и плоть, как растопленный воск, медленно, вязко потекла с костей.
— Господь Иисус… — испуганно пробормотал Грегор.
Курт торопливо зарядил арбалет, видя, что Мартин уже вскидывает готовое к выстрелу оружие, и в этот момент чародейка, в последний раз всхрипнув, покачнулась и рухнула с крыши вниз. Тело ударилось о землю с громким хлюпом, буквально размазавшись в отвратительную розово-желтую массу и разлетевшись в клочья и брызги; сплющившийся череп приподнялся, беззвучно шевельнув челюстью, упал обратно в грязное месиво и стремительно, словно снежный комок в костре, начал истаивать и растекаться…
— Господи… — сдавленно повторил Грегор, подавившись на последних звуках, и шарахнулся назад, налетев спиной на стрига.
Фон Вегерхоф что-то сказал, но его слова потонули в оглушительном гуле — кольца «поводыря» слились в движении совершенно, центральная друза словно потерялась в собственном сиянии, опоры и крепления деталей задребезжали и, кажется, плюнули искрами. Харт отшатнулся, вскинув руки и распахнув глаза, почти отпрыгнул на два шага прочь от механизма и хрипло, с явным усилием крикнул:
— Вон!
Стриг сорвался с места, очутившись у двери за какой-то миг и столь же молниеносно отпер ее, едва не сорвав один из ликов Януса, распахнул створку и отступил в сторону, пропуская вперед остальных. Харт выбежал первым, таща бледного спотыкающегося сына за руку, хотя и сам выглядел немногим лучше и заметно пошатывался на ходу. Мартин замялся у двери, явно пытаясь пропустить Курта вперед; стриг, непотребно рявкнув, с силой толкнул его в спину, выпихнув в проем, следом подтолкнул майстера инквизитора первого ранга и выбежал из каведиума последним.
Гудение «поводыря» заполонило весь дом, и казалось — дом отзывается ему, и стены, пол и сам воздух гудят в ответ, все громче, все пронзительней и выше, переходя в металлический пронизывающий визг. Позади, в глубине каведиума, что-то рухнуло и загремело, и визг врезался в уши, став одновременно беззвучным и оглушающим, и показалось — мозг вот-вот вскипит и лопнет…
Еще одна заминка случилась у главного выхода — Харт споткнулся о порог, едва не упав, и теперь уже Грегор подхватил его и потащил дальше, к краю каменной площади. Курт припустил следом, видя краем глаза, что стриг придерживает шаг, чтобы не уйти вперед, и отметил краем сознания, что как и не бывало ни ломоты в суставах, ни привычной боли в правой ноге, словно тело попросту решило забыть о них или само себе велело не чувствовать…
Гудение и высокий визг неслись следом, а за спиной, внутри ослепительно-белых стен, грохотало и гремело что-то, как в корзине с гвоздями, упавшей на пол. Камни под ногами пошли трещинами и начали вздыбливаться, как поднятые плугом комья земли, совсем рядом один из них вылетел с треском, взвившись в воздух и рухнув позади. До края площади оставалось совсем чуть-чуть, и лишь сейчас Курт подумал, что понятия не имеет, как быть — бежать ли дальше или там, за пределами обрезанной ровным кругом брусчатки, уже можно остановиться.
— Майстер Бекер!
Крик Грегора прозвучал испуганно и надрывно, и Курт на ходу развернулся, уже понимая, что Мартина рядом нет, нет позади, его вообще здесь нет…
Инквизитор был далеко в стороне — бросив на камни тяжелый арбалет, он бежал к противоположному краю площади, где в нескольких шагах от смятого леса по-прежнему неподвижно стояла фигура expertus’а Йонаса Фёллера.
— Не успеет… — пробормотал бауэр и крикнул зло и отчаянно: — Бекер, назад, дубина!
Тот даже не обернулся, Курт рванулся за ним, и рука стрига железной хваткой уцепила его за локоть.
— Нет, — сухо отрезал фон Вегерхоф и подтолкнул его в сторону леса. — Погибнем все.
Тело развернулось само, ноги понесли сами — механически, безотчетно, почти рефлекторно, и какая-то часть сознания безрадостно и сдержанно отметила, что стриг прав: судя по тому, как все выше дыбилась и шла волнами брусчатка, догнать Мартина он не успеет и просто физически не сможет, а лишь попросту переломает себе ноги на этих каменных валах. А вторая часть разума не говорила ничего, она забилась в угол и зажмурилась, не видя, не слыша, просто безмолвно ожидая своего часа, чтобы снова взглянуть вокруг и увидеть то, что видеть не захочет…
— Дальше, дальше! — перекрывая шум и треск, крикнул Харт, когда кончилась площадь, и рванул вперед, поразительно ловко перемахивая через поваленные деревья.
Все так же бездумно и само собою тело продолжило делать то, что от него требовалось — руки упирались в высохшие стволы, ноги отталкивались от земли или обегали вокруг покосившихся сосен и несли вперед, все дальше и дальше, прочь от того, что осталось позади…
Позади возникла тишина. Просто разом, вдруг — смолк пронзительный визг, стихли грохот и гул; полная, беспросветная, плотная тишь обрушилась настолько внезапно, что Курту сначала показалось — перепонки просто не выдержали, лопнули, и он оглох.
Это длилось мгновение, а быть может, и меньше, а потом далеко за спиной раздался оглушительный свист, точно великан приоткрыл чердачное окошко в своем исполинском доме, и бушующий за его стенами ураган ворвался в щель. Ураган ударил в спину, швырнув тело вперед, на поваленные стволы, и едва не расплющив, над лесом разнесся громоподобный короткий хлопок — словно все тот же великан щелкнул пастушеским хлыстом — и тело вдруг потащило назад, будто всасывая в воронку этого внезапного вихря.
Курт вслепую, не видя ничего за цветными звездами в глазах, схватился за первое, что подвернулось под руки, так и не поняв, за что; пальцы соскользнули, не удержавшись, он схватился снова, чувствуя, что ничего не выходит, тело кувыркнулось, как безвольная кукла, снова ударившись о ствол, над головой одна за другой сухо и громко затрещали молнии — одна, другая, третья — и все стихло.
На этот раз тишина осталась, не нарушаемая больше ничем. Сквозь эту тишину Курт услышал шорох, кряхтение и слабые стоны рядом, потом тихо и болезненно снова помянул Господа голос Грегора, хрустнули ветки под чьим-то телом… Он открыл глаза, с трудом проморгавшись — на лицо налипла земля, трава и сухая изломанная листва. Фон Вегерхоф стоял на четвереньках, оглушенно встряхивая головой и тупо глядя в землю под руками, бауэр замер у накренившегося ствола высохшей сосны, о который его явно приложило весьма ощутительно — на щеке алела широкая ссадина, в волосах застряла кора, и голову Харт придерживал так, словно она вот-вот отвалится и укатится в кусты. Грегор сидел чуть дальше, упершись одной рукой в землю, а рукавом второй растерянно размазывая кровь из разбитого носа.
Осторожно нащупав землю под собою, Курт уперся в нее ладонью и медленно сел, прислушиваясь к телу и ожидая боли в каком-нибудь сломанном суставе или кости, а то и в том и другом сразу. Боль с готовностью отозвалась, но лишь в ушибленных мышцах и ребрах, да еще неглубокая царапина осталась на подбородке…
Курт поднялся, покачнулся, оперся о попавшееся под руку дерево, восстанавливая равновесие, и медленно, тяжело побрел назад, запинаясь о корни и натыкаясь на лежащие стволы, все еще плохо видя сквозь муть и звезды в глазах. Он остановился через минуту, глядя вперед и слыша, как за спиною тяжело дышит Харт, догоняя его, и громко хлюпает носом Грегор.
На месте каменной площади с белоснежным домом осталось ровное, идеально круглое пятно голой земли.
