Глава 25
Ночь была похожа на затяжное забытье. Часовых не назначали — до самого утра наблюдателем оставался фон Вегерхоф, однако толком Курту выспаться так и не удалось, и судя по помятым и осунувшимся лицам спутников, не только ему. Засыпая, он слышал, как ровно, слишком ровно для спящего дышит Мартин, пристроившийся рядом, как вертится, пытаясь найти удобное положение, Грегор, как время от времени тяжело вздыхает Харт… Сам Курт задремал поздней ночью, так и не сумев уснуть по-настоящему, и в разум настырно лезли смутные видения — исполинское дерево, огромные ветви, которые обращались вдруг бесконечно ветвящимися тропами и дорогами, неслись по ним огни и тени, слышался шум в раскинувшейся по всей вселенной кроне, голоса, шепот, вой ветра и тихий шелест…
Шелест листьев и хруст сухих ветвей и выволок его из мутных видений, уже настоящий и близкий — проснувшийся Харт сидя разминал руки и ноги, сгибал и разгибал спину и, кряхтя, массировал затылок. За тем, как к этой разминке присоединился майстер инквизитор, вяло жующий что-то из своих запасов Грегор наблюдал исподволь, с настолько отстраненным и подчеркнуто невозмутимым лицом, что Курт, не сдержавшись, усмехнулся.
Этим утром вчерашний разговор не стал вспоминать никто, лишь все тот же Грегор продолжал коситься на господ дознавателей, всматриваясь в их лица, когда был уверен, что этого не замечают.
— Маска на месте, — не выдержал, наконец, Мартин и выразительно провел ладонью по лицу, состроив нарочито равнодушное выражение. — Вот, видишь? Самоуверенная.
— Ага, — согласился тот, заметно смутившись. — Прошу прощения, майстер Бекер. Просто… мне было бы неприятно осознавать, что наши с отцом слова стали причиной утраты вами веры или что-то такое…
— Об этом можешь не тревожиться, — серьезно возразил фон Вегерхоф. — Веры этих двоих и, главное, уверенности в ней — хватило бы на всю Германию.
— Это хорошо, — так же без улыбки кивнул проводник. — Можете смеяться, но я все-таки считаю, что инквизиторская династия Гессе это надежда… — он запнулся, встретившись с Куртом взглядом, бросил взгляд на светлеющее небо, еле видное сквозь ветви, вздохнул и неловко махнул рукой: — Как только все будут готовы, готов и я. Сегодня будем на месте, чувствую.
— Меня вот что смущает, — заметил Мартин спустя пару часов, когда Грегор запросил первого привала. — Мы идем вторые сутки. Ты говорил, что чувствовал, как от Урсулы «разит магистериумом», стало быть, она уже ходила к камню и выходила обратно или с его фрагментом, или что-то совершив с ним на месте. Но еще ни разу не было такого, чтобы она не появилась в вашем лагере вечером, так?
— Время… — произнес Курт тихо, и тот кивнул:
— Да. Выходит, такие серьезные игры со временем начались только сейчас, и… Из-за чего это может быть?
— Я не знаю, — вздохнул проводник уныло. — Возможно, так Предел отзывается на нас самих, слишком много в нем людей разом. А возможно… но это не точно… просто я предполагаю…
— Возможно, эта женщина пытается достучаться до камня, — договорил Харт мрачно.
— И это — отдача?
— Не стал бы исключать такой вероятности.
— У нее вообще есть на это шанс? Я разумею, — уточнил Курт, — допустима ли возможность, что она с ее способностями, знаниями, талантом неизвестного происхождения и уровня сможет совершить с его помощью что-то серьезное?
Харт вздохнул.
— Давайте продолжим аналогиями, майстер Гессе, — предложил он, помолчав. — Представьте себе идеальное оружие. Меч. Пусть будет меч. Совершенная работа. Безупречный баланс. Сталь, прорубающая все от шелка до камня. По сути, сейчас вы спросили, способен ли талантливый боец-самоучка причинить окружающим вред таким мечом…
— Учитывая, — договорил Мартин мрачно, — что у окружающих оружия нет вовсе.
— Да.
— C’est formidable, — с чувством проговорил стриг. — Впрочем, чего-то такого мы и ожидали, n'est-ce pas?
— Решите для начала, зачем мы идем туда, — мягко произнес Харт. — Уничтожить камень или эту женщину? На то и другое у нас вряд ли достанет сил и попыток.
Курт не ответил, лишь коротко переглянувшись с Мартином, и бауэр тоже смолкнул, не проронив больше ни слова.
Их маленький отряд двинулся в путь все так же в молчании, следуя, как и прежде, немым указаниям проводника, и судя по тому, каким напряженным он был и как часто озирался и останавливался, выбирать путь Грегору было все сложнее.
— Быть может, снова привал? — спросил Курт, когда тот опять остановился, оглядываясь и прислушиваясь. — Тебе явно нелегко и…
— Нет, наоборот, — с заметной нервозностью возразил Грегор. — Ловушек нет. Вообще. Вот уж с сотню шагов я их не ощущаю.
— Их нет или не ощущаешь? — уточнил Мартин.
— Я не ощущаю, потому что их нет, — чуть раздраженно отозвался тот. — Ни одной, уже давно.
— А камень?
— Рядом. Совсем рядом.
— Возможно, в этом и дело, — проговорил Харт задумчиво. — Центр водоворота. Сердце бури. Вокруг шторм, сумятица и хаос, а в центре — тишина… Великоват выходит центр, скажу я вам.
— Тишина, — повторил Курт, вскинув руку и прислушавшись. — Тишина. Птицы молчат, слышите?
— В самом деле, — пробормотал Мартин настороженно. — Ни единого писка.
— Птица, — тихо проронил фон Вегерхоф, и все смолкли, обернувшись к нему. — Птица, — повторил он ровно, и Курт с удивлением услышал что-то похожее на опаску в голосе стрига.
— Где? — непонимающе пробормотал Грегор и, проследив взглядом за его указующей рукой, запнулся и шумно сглотнул.
Птица — большая, серая, с ярко-рыжими лапами и темными волнами на пепельном брюшке — сидела на низкой ветви неподалеку, неподвижная и молчаливая.
— Это же кукушка… — прошептал Мартин. — Они же не показываются никогда. И она не может нас не слышать.
— Там точно нет ловушек? — спросил стриг и, когда проводник отрицательно мотнул головой, медленно прошагал к дереву, протянул руку и, сняв птицу с ветки, так же неспешно возвратился назад.
— Труп?
— Нет, — разглядывая кукушку со всех сторон, ровно ответил фон Вегерхоф. — Жива. Сердце бьется. Дыхание есть. Голова не виснет. Теплая.
— И моргает… — чуть слышно шепнул Грегор, опасливо приблизившись. — Только очень редко… Что с ней?
— Я думал — expertus’ы по шуточкам Предела тут вы с отцом.
— Я не знаю, что с ней… Пап? — беспомощно обернувшись к Харту, уточнил тот, и бауэр лишь растерянно пожал плечами.
— Быть может, Предел изменил для нее время, — неуверенно предположил он. — Она не отощала, не выглядит изможденной, словно застряла в каком-то моменте… Нет, это слишком. Или какие-то силы камня подпитывают ее, погасив разум вместе со всеми чувствами и желаниями. Нам ведь очень мало известно о том, на что способен магистериум…
— Урсула, как мы знаем, добиралась до него и пыталась с его помощью совершать какие-то манипуляции, — сказал Мартин с расстановкой. — Также мы знаем, что у нее серьезный пунктик на правильном питании и вообще единении с Господним миром и созданной Им природой. Не вышло ли так, что из-за ее неумелых действий из магистериума выплеснулось нечто, что отчасти исполнило ее желание? Вот птица. Ей, судя по ее виду, вообще ничего есть не требуется… да и ничего не требуется. Она просто живет, и все. Технически, так сказать. А Урсула… Либо она себя как-то защитила, либо камень ударил по площади, но не задел ее, стоящую рядом, либо… Не знаю. Но чем не версия?
— Версия любопытная, — хмуро согласился Курт. — И еще любопытней будет, если она сумеет это повторить, когда мы до нее доберемся. Мы будем стоять на месте, как эта кукушка, а сия дамочка будет переходить от одного к другому и взрезать глотки. Или начнет ставить свои эксперименты по превращению людей в коров.
— Учтем это, — подытожил стриг и, подумав, положил кукушку на траву. — И будем предельно внимательны. Идемте-ка дальше.
— Да, — с готовностью согласился Грегор и, мельком бросив взгляд на лежащую в траве птицу, торопливо зашагал вперед.
Такую же недвижимую, но живую и с виду здоровую мышь стриг заметил в траве спустя несколько минут. Потом снова была птица, на этот раз прямо на земле, лежащая на боку и смотрящая перед собой невидящим взглядом, потом еще одна и еще несколько, и снова мышь… А потом внезапно, так, что Грегор тонко вскрикнул, из-за кустарника возник медведь. Зверь стоял на всех четырех лапах, опустив морду к земле, и на очутившихся прямо перед ним людей даже не обернулся.
— Я не знаю, почему это происходит и что значит, — не дожидаясь вопросов, сказал Харт чуть слышно, на всякий случай сделав шаг назад и в сторону. — Но если это и впрямь действие камня, нам стоит закончить с ним побыстрее.
Фон Вегерхоф, помедлив, неторопливо приблизился к медведю, зайдя сбоку, осторожно протянул руку и коснулся ладонью огромной бурой головы. Зверь шевельнул ушами, отстраненно, словно в задумчивости, моргнул и повернул голову к коснувшейся его руке. Он не обнюхал отстранившуюся ладонь, не сместил взгляд на стоящего рядом, лишь снова застыл, не издав ни звука, не сделав ни шага и ни движения.
— Он тоже жив, — сказал стриг, возвратившись. — Он дышит, я слышу его. Бьется сердце. И я бы даже не сказал, что бьется редко или слишком медленно — это просто сердце существа в полном покое.
— В задницу такой покой… — пробормотал Курт, покосившись на огромную пасть, и кивнул вперед: — Давайте-ка, в самом деле, поторопимся.
Животные попадались еще несколько раз, но снова мелкие — мыши или белки, такие же застывшие, словно неживые, и множество птиц, от мелких певчих до хищных; они сидели на ветвях, на земле, лежали в траве, иногда уже присыпанные прошлогодней листвой и пылью…
Проводник вдруг остановился — так внезапно, что идущий следом Курт едва не налетел на него, и было слышно, как он глубоко и с тихим хрипом, точно больной, втянул в себя воздух. Мартин и фон Вегерхоф сделали несколько торопливых шагов вперед, Курт принял наизготовку уже давно заряженный арбалет — и все замерли на месте, глядя перед собою.
Впереди царил хаос. Деревья словно перемешал кто-то исполинской рукой — часть была выворочена с корнем или переломлена у самой земли, и необъятные стволы рухнули, подмяв под себя редкий низкорослый кустарник, часть накренилась и повалилась на более стойких собратьев, часть стояла с голыми ветвями или без ветвей вовсе. Лесовал громоздился всюду, сколько хватало глаз — изгибаясь заметной дугой по обе руки и уходя далеко вперед, в пологий овраг.
— Это что? — тихо спросил Мартин, и Харт так же чуть слышно ответил:
— Я говорил, что мы торопились унести ноги?
— И… что там случилось?
— Мы не знаем. Нам, выжившим, посчастливилось оказаться далеко от тех, кто сошелся у самого магистериума.
— И сколько еще идти?
— Он рядом, — тихо ответил Грегор. — Осталось чуть-чуть.
— Рядом, — повторил Мартин нарочито бодро. — У тебя, я смотрю, как у Господа Бога — один день как тысяча лет… Ловушек по-прежнему нет?
— Ни одной. И больше не будет, в этом я уже уверен.
— В таком случае, теперь впереди я, — кивнул Курт и, окинув взглядом вал древесных стволов, двинулся вперед, обойдя первый из них и перешагнув верхушку второго.
Фон Вегерхоф догнал его, молча пойдя рядом, а оба Харта и Мартин двинулись следом, тоже в полной тишине. Тишина была абсолютной, той редкой степени, когда приходило понимание, что определение «могильная» — действительно может не быть иносказанием; совершенное, беспросветное безмолвие распростерлось над изувеченным лесом с редкими уцелевшими деревьями и ринувшимся в рост кустарником, освобожденным от ига древесных крон. Птиц и зверей, впавших в это неведомое оцепенение, уже не встречалось, но теперь там и тут попадались в высокой траве кости — мелкие, выбеленные солнцем, и крупные, еще покрытые полусгнившей, подсушенной солнечным жаром, темной шкурой.
С каждым шагом идти становилось все тяжелее — поваленные деревья попадались чаще, нагромождение стволов теснилось плотнее, и где-то приходилось не огибать завалы стороной, а перебираться поверх, страхуя друг друга. Теперь попадались деревья и пни, опаленные ударами молний, дважды повстречались и темные пятна на земле — трава и почва были не просто обуглены, а прожжены столь глубоко, что до сих пор ни единой зеленой травинки не проклюнулось, и под ногами хрустело грязное земляное стекло.
— Похоже, здесь и впрямь было жарко, — пробормотал Мартин. — В самом что ни на есть дословном смысле…
— Тихо!
Грегор выпалил это громким сдавленным шепотом, и Курт остановился, сжав приклад арбалета и сделав шаг назад.
Несколько секунд протекли в тишине; он вглядывался вперед и вслушивался, ничего не видя и не слыша, а застывший, как статуя, Мартин, кажется, вовсе забыл дышать.
— Камень тут, — чуть слышно сообщил Грегор. — Прямо вот тут, рядом совсем.
— Пришли, стало быть, — удовлетворенно констатировал Мартин и, помявшись, нетерпеливо уточнил: — Двигаемся?
— Предлагаю так, — решительно сказал фон Вегерхоф. — Ловушек и искажений больше нет, стало быть, если один из нас уйдет вперед — он не рискует после разминуться с оставшимися на месте из-за шуток Предела. В свете чего считаю самым разумным поступить так: я пойду один и проверю, что впереди, а вы подождете здесь.
— Один? — растерянно переспросил Грегор. — Нет, так нельзя, зачем разделяться? Из этого ничего хорошего никогда не выходит! Я читал такие истории, так всегда бывает, группа разделяется, и все идет наперекосяк!
— Жизнь не похожа на истории в шпигелях, — мягко возразил Курт и кивнул стригу: — Иди. Только уж будь любезен придерживаться тобою же озвученного плана: что бы там ни было — просто осмотрись и вернись сюда.
— Каково оно, быть на месте начальства, а, Гессе? — хмыкнул тот и, посерьезнев, кивнул: — Tu n'as plus à te soucier, я не стремлюсь в герои. Оценю обстановку и возвращусь.
— Cum Deo, — отозвался он. — И не задерживайся.
Вслед стригу, неуловимо быстро и неслышно растворившемуся в переломанной лесной чаще, оба Харта взглянули с нескрываемым интересом, но если во взгляде бауэра читалось любопытство исследователя, то глаза Грегора выражали откровенные зависть и восторг.
— Вот это я понимаю — таланты! — восхищенно пробормотал он, и Курт вздохнул:
— Только к этому таланту нераздельно прилагается множество не слишком приятных довесков.
— Почему неприятных? Он же высший. Это же точно как человек, только лучше и удобней. Или… — неуверенно предположил Грегор, не услышав ответа, — вы о чем?
— Потеряешь парочку друзей — узнаешь, — хмуро отозвался Харт, все так же глядя вослед ушедшему. — Сейчас и я ощущаю магистериум поблизости… Он просто пышет. Либо с той ночи напряжение копится и растет, либо она все-таки сумела с ним что-то сделать. Либо то и другое вместе.
— Одно мы знаем точно: Урсула хотя бы не контролирует подступы к камню, — сказал Мартин уверенно. — Иначе мы бы здесь не стояли и не беседовали так спокойно.
Курт не ответил, и больше никто не произнес ни слова до того мгновения, когда в пяти шагах впереди точно ниоткуда возникла знакомая высокая фигура.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Грегор и осекся, увидев лицо стрига.
Фон Вегерхоф был бледнее обычного, и во взгляде поселилась растерянность пополам с тем, чего в этом лице Курт не замечал уже много лет — самым настоящим страхом.
— Там живые, — ответил он не сразу, с заметным усилием разомкнув губы, и, присев на завалившийся древесный ствол, отер лицо ладонью, будто пытаясь стереть с него что-то липкое. — Только… не совсем и не все.
***
Месиво лесовала закончилось внезапно. Деревья, кусты, лесная низкорослая трава, пересохший валежник — все обрывалось разом, будто кто-то прочертил гигантский круг посреди леса, а потом просто вынул все, что было внутри этого круга, и вставил вместо него кусок из иной части сущего. Там, где кончался лес, начиналась идеально круглая площадка, почти площадь не менее сотни шагов от края до края, мощеная гладкими плотно пригнанными камнями, и в самом ее центре утвердился одноэтажный домус, сияющий белизной. Стена, видимая от кромки леса, была глухой, без единого окна и двери, и на фоне камня площади и потемневшего леса казалась блистающей, слепяще-белой, как свежий снег.
— Одуреть… — восторженно прошептал Грегор сиплым шепотом, и бауэр пихнул его в плечо, призывая к молчанию.
Курт медленно сделал несколько шагов вперед, к границе поваленного леса, ближе к каменной площади. Теперь они стали видны — те, кого фон Вегерхоф назвал живыми. Около полутора дюжин человек сидели на брусчатке или стояли неподвижно, глядя себе под ноги или в небо. Поодаль, у самой стены домуса, была хорошо различима фигура в монашеской рясе, а шагах в десяти прямо напротив, устремив взор в осиянное весенним солнцем небо, застыла фигура в полевом священническом облачении. Мартин торопливо шагнул вперед, запнулся на месте, до побеления сжав пальцы на прикладе арбалета, и с усилием отступил назад.
— Фёллер, — коротко шепнул он.
Курт молча кивнул. Итак, конгрегатский expertus был найден, и найден живым… Впрочем, вряд ли он теперь будет способен порадоваться своему спасению, даже если их маленький отряд сумеет совладать с малефичкой, уничтожить камень и закончить это затянувшееся безумие.
Кое-где на мощеной площадке виднелись грязные кляксы, похожие на растекшиеся кучи сгнившего мусора, и лежащие в неестественных позах тела, вспухшие, потемневшие и покрытые пятнами, словно выловленные из реки старые трупы. Курт сощурился, всмотревшись, переглянулся со стригом, и тот молча кивнул.
— Урсулы, похоже, здесь нет, — дрожащим голосом заметил Грегор, вытянув шею и всматриваясь в пространство за деревьями. — Но камень глушит всё собою, и я не поручусь за свои ощущения… Боюсь, здесь я ее не замечу, она сольется с общим фоном.
— В любом случае, стоять тут вечно нет смысла, — сказал Мартин решительно, и Курт, кивнув, сделал три шага вперед, выйдя из лесного завала на камень площади.
Никто из застывших впереди людей не обернулся и даже не шевельнулся, оставшись стоять и сидеть, как прежде. Курт услышал позади шаги бауэра, подошли и встали рядом Мартин и стриг, а в его локоть вцепились чьи-то дрожащие пальцы.
— Простите, — неловко пробормотал Грегор, торопливо убрав руку, когда он обернулся, и указал на домус: — Камень там. Нам туда.
— Быть может, стоит взять Фёллера? — тихо предложил стриг. — Думаю, если его повести за собой, он пойдет.
— Нельзя, — возразил Курт твердо. — И он будет нам мешать, и мы его подставим. Если все кончится хорошо — выведем. Если нет — ему и нам все равно конец.
Фон Вегерхоф бросил взгляд на неподвижную фигуру expertus’а и молча вздохнул.
— Вперед, — скомандовал Мартин и первым двинулся к домусу.
Вокруг висела все та же кромешная тишина, гнетущая, теснящая со всех сторон, и звуки шагов, шелест одежды, даже собственное дыхание казались громоподобными. Неподвижные человеческие фигуры вокруг так и стояли, не обращая никакого внимания на пришельцев, оцепеневшие, застывшие, и было сложно отделаться от мысли, что их маленький отряд идет по владениям какого-то безумного чучельника, вздумавшего украсить подступы к жилищу своими творениями.
Проходя мимо одной из мусорных куч, Грегор глухо подавился, зажав ладонью рот: в расплывшейся жиже и рваных остатках грязной ткани явственно были видны глазные яблоки, фрагмент челюсти, лишь отдаленно напоминавшей человеческую, и клок длинных волос. В нескольких шагах дальше, расточая зловоние, смотрело в небо пустыми глазницами невообразимое существо, наполовину разложившееся и начавшее распадаться на части, похожее разом на свинью и человека, словно кто-то вознамерился лепить новое создание, но посреди этого занятия передумал и смял свое произведение в комок.
— Похоже, времени она зря не теряла, — заметил Мартин шепотом. — Эксперименты по сотворению нового существа шли полным ходом, благо подопытных скопилось предостаточно.
— И творец из нее по-прежнему хреновый, — подытожил Курт.
— Будем надеяться, — так же чуть слышно сказал Харт, — это означает, что с силою магистериума эта женщина не сладила.
— О Господи… — глухо пробормотал Грегор, по-прежнему зажимая рот ладонью, и когда до мраморной стены домуса оставалось два шага, почти упал вперед, привалившись к холодному камню и едва не сползя по нему наземь. — Она сумасшедшая… Она что ж, привела всех их сюда? Чтобы делать вот это?
— Любопытно, — не ответив, сказал Курт, озираясь и пытаясь услышать в этой гробовой тишине хоть один звук, увидеть хоть какое-то движение, — не вышло ли так, что мы разминулись с нею, и сейчас Урсула на полпути к лагерю… Не может же быть, чтоб она была все еще не в курсе того, что у нее гости.
— Никого не слышу, — качнул головой фон Вегерхоф, когда взгляды обратились к нему. — Впрочем, не стоит меня переоценивать, нас слишком много, и ваши дыхание, сердцебиение и запах наверняка помешают мне услышать ее, пока она не окажется слишком близко. Обычный охранный пес вместо меня сейчас был бы стократ полезней.
— Камень тут, внутри? — уточнил Мартин и, увидев кивки Хартов, переглянулся с Куртом. — Идем прямо к нему или осмотрим дом?
— Здание небольшое… Осмотрим, дабы не оставить внезапностей у себя за спиной.
— Вдруг нам повезет, и она просто спит в одной из комнат, — с заметной нервозностью хмыкнул Мартин и, перехватив поудобней арбалет, двинулся вдоль стены. — Надеюсь, дверь здесь есть…
Двери не обнаружилось ни в этой стене, ни в следующей, и при очередном повороте за угол Курт уже был готов к тому, что ее не найдется вовсе, и уже начал посматривать вверх, на двускатную крышу, и присматриваться к брусчатке под ногами в поисках замаскированного люка.
— Есть, — сказал бауэр с облегчением, когда отряд повернул снова.
Вход был здесь — небольшой портик с фронтоном, странным образом не заметным ни с одной из боковых сторон. На фоне почти идеально белого камня створка из темного мореного дерева, окованного бронзой, казалась черным провалом.
— Надеюсь, не заперто… — пробормотал Мартин и, помедлив, осторожно толкнул ее носком сапога.
Дверь растворилась медленно, без единого звука, открыв взглядам неширокую пустую комнату, всю в ярких, разноцветных пятнах света. Тишина все так же парила рядом, не нарушаемая ничем, кроме их дыхания, и Мартин медленно, ступая осторожно и чуть слышно, прошел внутрь. Курт просочился следом, пытаясь держать на прицеле вторую половину комнаты и уже видя, что она безлюдна.
— Боже мой… — чуть слышно проронил Грегор, войдя, и вдруг рухнул на четвереньки посреди комнаты, упершись ладонями в пол. — Боже!..
Мартин судорожно сжал приклад, рывком обернулся, шагнув к проводнику, и остановился, глядя на то, как тот поглаживает пальцами мозаику пола. Каменные осколки складывались в фигуру звезды, чьи многочисленные лучи были заполнены изображениями трав, цветов и животных, невероятно детальные и искусные, а в самом центре красовался гордый, как чествуемый правитель, павлин.
— Как будто вчера положили… — восхищенно пробормотал Грегор и, вскинув голову, оглядел стоящих вокруг, словно призывая вместе с ним припасть к этому памятнику искусства. — Посмотрите! Смотрите, как каждая тессера заполирована, а ведь они здесь с детский ноготь!
— Дурак, — облегченно вздохнул Мартин и, повернувшись к нему спиной, сделал два осторожных шага вперед, оглядываясь.
— Мозаика не римская, — произнес фон Вегерхоф задумчиво. — Я бы сказал… Возможно, лидийская. Однако исполнение впечатляюще даже для нашего времени.
— Вот! — радостно подтвердил Грегор и, вскочив на ноги, бросил взгляд вверх, снова восторженно призвав: — Смотрите!
Курт поднял взгляд и на несколько мгновений замер, мысленно признав за парнишкой право на столь бурное выражение эмоций. От искусства он был далек, как Грегор Харт от мастерства ножевого боя, однако даже он не мог не оценить увиденное: потолок над комнатой был одним сплошным витражом, составленным из цветных, но удивительно прозрачных стекол, и каким неведомым образом удерживалась эта конструкция, оставалось только гадать.
— Матерь Божья… — проронил Харт чуть слышно. — Я даже примерно не скажу, какие умения и знания были у тех, кто строил этот дом…
— Давайте дальше! — нетерпеливо попросил Грегор.
Ушедший на несколько шагов вперед Мартин, не оборачиваясь, махнул рукой, негромко сообщив:
— Здесь труп.
— Был труп, — уточнил стриг, когда, приблизившись, теперь уже все разглядели у самой стены то, что когда-то представляло собой человеческое тело.
Сейчас это был почти рассыпавшийся в прах скелет в ошметках истлевшей одежды. Оружия или хоть чего-то похожего на него рядом не нашлось, и определить, кем являлся покойный при жизни, было уже невозможно.
Курт медленно двинулся дальше, к выходу из комнаты, и, осторожно переступив порог, снова остановился, дожидаясь остальных. Еще одно истлевшее тело явно когда-то покоилось тут, прямо посреди короткого коридора-перекрестка, ведущего к трем дверям — по обе руки и большой двустворчатой впереди, явно ведущей во внутренний дворик. Кто-то, чтобы освободить проход, сдвинул ветхий скелет в сторону, разворошив кости и раздавив часть из них в сухую крупу.
— Думаю, она здесь бывала, — заключил Мартин и, переглянувшись с Куртом, вопросительно кивнул на дверь, уводящую из коридора вправо.
Он молча кивнул в ответ, и инквизитор так же осторожно, как и на входе, толкнул створку ногой. Комната, обнаруженная за дверью, на сей раз оказалась жилой; по крайней мере такой она была когда-то — посреди небольшого помещения стоял небольшой круглый столик с тремя ножками в виде сидящих львов, рядом — низкий табурет из темного дерева, в стене справа устроилась довольно аскетичная ниша-кровать, а у окна притулилась коротенькая невысокая скамейка.
— Окно, — ровно произнес Мартин, остановившись.
— И я, должен заметить, вижу через него ту часть площади, по которой мы проходили, — столь же подчеркнуто невозмутимо добавил фон Вегерхоф.
— Не может быть… — шепнул Харт, вдруг утратив заметную часть своей выдержки и, явно сдерживая желание кинуться бегом, медленно приблизился к проему, забранному одноцветными прозрачными стеклами.
Грегор опередил его, метнувшись к окну и почти прижавшись к стеклу носом.
— Это точно то место, где мы были! — сообщил он с неуместной радостью. — Мы проходили эту стену!
— Мы проходили все стены, — возразил Курт, — и окон не было нигде. Открывается?
— Нет, вмуровано наглухо, и я на вашем месте не проверял бы, что будет, если его разбить, — предупредил Харт. — Сомневаюсь, что у вас это вообще получится, но на всякий случай — я бы даже не пробовал.
— Мы не станем, — заверил его Мартин, — тем паче, что необходимости это делать у нас нет. Идемте дальше.
Дверь в противоположной стене вела в следующую комнату, сестру-близнеца предыдущей, только столик здесь был каменным и прямоугольным, на двух плоских резных ножках, и несколько угловых стеклышек окна были цветными.
— Интересно, — заметил Мартин, войдя в уже пятую по счету и столь же полупустую комнату. — Они связаны только между собой. Насколько я понимаю по тому, что мы видели из коридора, за вот этой стеной находится каведиум, и по логике вещей комнаты должны иметь двери, ведущие в него. Но их нет. Только смежные.
— Находясь снаружи, мы были уверены, что здесь нет и окон, — возразил Курт. — Возможно, дверей мы просто не видим… Или обитатели этих комнат попадали в каведиум как-то иначе.
— Урсулы между тем не видно, — заметил стриг тихо. — И даже не знаю, порадоваться этому факту или насторожиться.
— Если она решила вернуться за своим любовником и мы разминулись в лесу — это даже к лучшему, — убежденно сказал Харт. — Тогда мы сможем спокойно покончить с камнем, а когда не станет его — не станет и Предела. Тогда в лагерь мы возвратимся за каких-то два-три часа и, быть может, даже обгоним ее или настигнем на последних шагах.
— Кухня, — сообщил Мартин, раскрывший следующую дверь, и прошел внутрь, оглядывая стены и продолжая держать арбалет наизготовку.
Грегор метнулся за ним следом, прежде чем Курт успел его удержать, и со все тем же восторгом кинулся к стенам, оглядывая огромный очаг, развешанную и расставленную утварь — ковши, лопатки, крюки, жаровни всех размеров, от крохотной, почти с ладонь, до тех, на которых можно было, наверное, зажарить целиком приличного поросенка. Фон Вегерхоф прошел к очагу, присел перед ним, осторожно коснувшись кончиками пальцем горки золы и углей.
— Я бы сказал, что этим пользовались недавно, с неделю назад или около того, — сказал он и, подумав, договорил: — Но в этом месте я ни за что не поручусь.
— Смотрите, вино! — радостно сообщил Грегор от дальней стены. — И солонина! Богом клянусь, настоящая солонина!
— Не вздумай, — строго предупредил Курт, и тот, обиженно наморщившись, отстранился от висящего на стене внушительного сухого ломтя, к которому только что с наслаждением принюхивался:
— Майстер Гессе, я не буду скрывать, что голова у меня идет кругом от всего, что вижу, но я все-таки не окончательно утратил рассудок. Хотя мне и кажется, что вряд ли здешняя пища ядовита…
— Не вздумай, — повторил Харт еще строже, и восторженный исследователь, тяжело вздохнув, отвернулся и двинулся вдоль стены дальше, что-то бормоча и продолжая ощупывать все, до чего мог дотянуться, будто паломник, нежданно-негаданно попавший в хранилище святых реликвий.
— Вряд ли эти запасы принесла сюда Урсула, — сказал стриг, поднявшись и отойдя от очага. — А стало быть, это пища, запасенная владельцами дома, и лично я не возьмусь сказать, как давно это могло быть.
— Как я понял, постигнуть течение времени в этом месте лучше даже и не пытаться, — вздохнул Мартин и, бросив последний взгляд вокруг, направился к следующей двери. — Надеюсь, что с пространством все не настолько плохо, и эти комнаты не окажутся бесконечными или ведущими куда-нибудь в клипот.
— Пресвятая Дева… — ахнул Грегор, когда дверь раскрылась, и Курт схватил его за плечо, не дав вбежать внутрь первым. — Господи! Пустите!
— Чисто, — кивнул Мартин, пройдя внутрь, и освобожденный философ устремился бегом, тут же остановившись посреди комнаты и явно не зная, к какой из стен кинуться первой.
— Логично, — отметил стриг, медленно пройдя следом и, тоже остановившись, оглядел ряды полок. — В таком месте — и без библиотеки?
— Чтоб мне на месте провалиться… — шепотом выдавил Харт. — Господи, дай мне выжить, я должен об этом рассказать!..
Курт вошел последним и тоже встал посреди просторного помещения, осматриваясь. Полки занимали все стены сплошь, от самого пола до потолка, в углу застыла покосившаяся библиотечная лесенка с треснувшим верхним креплением и двумя сломанными перекладинами. Впрочем, пользы от нее в любом случае не было бы никакой — все верхние полки были пусты, как и большинство ниже. Чуть поодаль, у окна, утвердились стол и широкая короткая скамья с тугой плоской подушкой, оба из темного красного дерева, заполированного до стеклянного блеска. Курт приблизился к столу, заваленному листами, и осторожно сдвинул в сторону верхние, убеждаясь, что все они пусты. Листы были соломенно-желтые, жесткие и словно сетчатые на ощупь.
— Как там говорит наш философ — «одуреть»? — тихо сказал Мартин, тоже подойдя к столу. — Это ведь не бумага и не пергамент.
— Папирус, — согласно кивнул Курт. — Я такой видел всего несколько раз, в макаритской библиотеке. Вообще его перестали использовать всего-то лет двести как, но этот… немного не такой. Мягче и при том плотнее. Не новодел.
— О Боже!
На задушенный шепот Харта оба обернулись уже спокойно, понимая, что вряд ли отец семейства падает в раскрывшуюся под ногами ловушку или наткнулся на ядовитую змею.
— «De re publica», — сообщил он, бережно приподняв внушительный свиток. — Издание Аттика, дохристовы времена! Он подлинный, но… почти как новый!
— Однако, — заметил стриг, приблизившись и осторожно коснувшись свитка кончиками пальцев, — если эти жалкие остатки на полках — подобного же рода произведения, на этом уже можно поднять неплохое состояние.
— «Institutio oratoria», — сообщил Мартин, подойдя к еще одной пустой полке с единственным, довольно потрепанным свитком. — Квинтилиан. Любопытно…
— Любопытно?! — выдавил Грегор. — Да это невероятно! Вы понимаете, ведь все это подлинное, не поздние списки!
— Он хочет сказать, — пояснил Курт, тоже подойдя к одной из полок и оглядев содержимое, — что библиотека в таком месте должна бы содержать нечто более приближенное к самому назначению этого места. Чертежи, заметки о строительстве, переписку членов этого… братства или семейства, какие-то трактаты или, на худой конец, дневниковые записи, но — как видим, полки практически пусты, осталось лишь то, чем живущие здесь некогда люди, если так можно выразиться, убивали время. Легкое чтиво.
— Хотелось бы знать, где они сейчас, — вздохнул Мартин, положив труд покойного ритора обратно на полку. — Ушли ли организованно, прихватив с собой все ценное, или были убиты, или просто вынужденно бежали, а этот дом так и мечется между мирами, и интересующие нас документы были попросту разграблены теми, кому удалось сюда попасть… Или, быть может, эти люди сейчас бродят где-то по просторам Империи, рассчитывая однажды вернуться и вновь исчезнуть вместе со своим жилищем… Мориц? Что скажешь?
— Ничего не скажу, — не оборачиваясь, ответил бауэр, продолжая обследовать полупустую полку и почти обнюхивая старое дерево. — Как там сказал ваш отец, майстер Бекер?.. Я раздавлен. Я… Не знаю. Ничего не знаю.
— «Graecum est, non legitur», — с усмешкой пробормотал Мартин, осторожно взяв со следующей полки уже не свиток, а стопку прошитых листов под деревянным окладом. — Аристофан, «Лисистрата», если не ошибаюсь, причем сшито из разрезанного свитка и довольно-таки варварски. Ничего святого.
— Пап… — дрожащим голосом позвал Грегор и, когда все обернулись к нему, он двумя руками, точно ковчежец со святыми мощами, бережно протянул сложенные вместе свитки, на сей раз пергаментные. — Посмотри сюда.
Харт торопливо подошел, осторожно приняв их, перенес на стол, расправил и склонился над строчками.
— Латынь, — сообщил он, аккуратно придерживая свитки ладонью. — Старая, сейчас так не говорят и не пишут. Здесь…
— Да? — поторопил Курт, когда бауэр запнулся, и тот продолжил чуть слышно:
— Это те самые заметки, о которых вы говорили, майстер Гессе. В основном философия… Древо, миры… человек во Вселенной, смысл рождения… здесь этого основная часть… А вот тут, слушайте: «Великое искушение для философа — Древо. Не знай я доподлинно о существовании Единого как Благого и Его призрении вступивших на пути познания, скажу, что путешествие по ветвям его могло бы иметь двоякое последствие. Можно, видя столь сложное устроение Вселенной, прийти к мысли о том, что без внимательного Создателя сие не могло бы зародиться и существовать, и быть, об этом равно возвещали и достигшие совершенства в созерцании и искушенные в теургии. Но боги, как же поражает оно человеческий разум! Как подавляет, как восхищает его! И как велик соблазн подумать: раз Древо существует и есть, раз Одно вмещает в себя Множество и являет собой Множество, как зримо, так и в уме, зачем тут Единый? И без Единого оно есть, и было, и может быть. Или, возможно, само Древо и есть Единый?»…
— Интересно, что он разумел под «знаю доподлинно», — произнес Курт и, ожидаемо не получив ответа, подвинул бауэра в сторону, открыв следующий свиток и пробежав строчки глазами. — Хм. А автор этих заметок и впрямь был слегка… в расстроенных чувствах. Вот любопытное, к слову. «Зачем, зачем я не остался там? Столько знаний, столько достижений человеческого разума! Но страх, страх, эта болезнь незрелого ума! А теперь не помню ни одной настройки, дабы возвратиться!».
— Это о чем? — заинтересованно уточнил Мартин, и Курт пожал плечами, убрав свиток и расправив следующий:
— Ни малейшего представления, обрывочная запись. Какой-то из посещенных автором миров его заинтересовал, но ему не хватило духу там остаться. По причине «страха». Лично мне страшно подумать, что это за мир, который с первых минут сумел напугать уровнем знаний человека, который владеет этим домом. Дальше снова обрывок… опять Древо, Вселенная, мощь, малость человеческая… Хм. А вот это совсем интересно. «Я обречён быть слепцом — созерцать смутные и манящие образы в истощённом разуме, но воочию видеть совсем не то, что всем сердцем желаешь узреть и с каждым днём терять остатки всякой надежды, всё равно что не видеть вообще… Порой мне думается, что следует свести настройки и дать камню умереть вместе со мною, поводырем и этим опустелым обиталищем. Время от времени я подхожу к нему, и уже руки тянутся к ключам, но останавливаю себя». Довольно депрессивно, должен заметить. Сдается мне, сей мыслитель попросту начал лишаться определенной здравости рассудка, ибо остался в этом доме в одиночестве наедине с собственными мыслями… и Древом с заключенными в нем мирами.
— Один на один со Вселенной… — чуть слышно проронил фон Вегерхоф. — Я бы тоже помешался.
— Что за dux… поводырь? — заинтересованно спросил Грегор, пытаясь тоже заглянуть в запись. — И ключи, и настройки, и камень… Они как-то управляли магистериумом, чтобы путешествовать по Древу Миров, вот что я думаю! Ключи и настройки — наверняка какой-то способ внутреннего воссоединения с эманациями камня, и… Наверное, бедолага хотел заставить его уничтожить себя, потому что перестал понимать, зачем живет и где хочет быть. Не приведи Господь так закончить жизнь…
— Если дукс — это магистериум, как он хотел дать поводырю уничтожить камень?
— Это… Не знаю, — сникнув, понуро передернул плечами Грегор. — Этого я не понимаю…
— А вот это еще любопытней, — заинтересованно сказал Мартин. — Почерк тот же, но все равно другой, глаже, уверенней. И запись, похоже, сделана с большим перерывом. «Решили, наконец, разобрать каталог путевых настроек. Боги, какой же в них беспорядок. Сам удивляюсь, как до сих пор нас не выбросило в какой-нибудь из бесчисленных тартарических доминиумов или в сферу одного из младших архонтов, чья тупость меня удивляет не меньше, чем откровенно пугает их могущество, или вовсе промеж ветвей. Дошло до смешного, Луция перепутала настройки двух объектов, списав их в единую таблицу, и страшно представить, куда нас могло бы занести».
— Боюсь, всецело оценить юмор ситуации мы не сможем, — произнес Курт задумчиво, — однако сама она относительно понятна. Либо наш мыслитель окончательно тронулся умом и придумал себе друзей, либо в своих скитаниях повстречал кого-то из таких же беглых путешественников и объединился с ними. И еще мы знаем, что где-то в этой библиотеке раньше был каталог неких «настроек», позволяющих с помощью какого-то «поводыря» отправлять этот дом в любой из миров Древа на выбор. Даже к «архонту», то есть к чёрту на рога, ad verbum. Полагаю, с помощью все того же магистериума.
— А вот это еще интересней, — заметил Мартин, постучав пальцем по строчкам, и с расстановкой зачитал: — «Все ж поводырь — полумеры. Он требует долгой настройки и не тотчас включается в работу. Мы с Марком считаем, что возможно управлять им напрямую, не производя физических действий, волей и сосредоточенным воображением оператора. Кажется, первые эксперименты прошли успешно».
Мартин приподнял свиток; увидев, что это последний лист, со вздохом свернул пергамент и, подумав, убрал в заплечный мешок.
— Звучит до крайности безумно, — подытожил он. — Но должен заметить, что за последние пару-тройку дней мои представления о безумном заметно поменялись.
— Звучит как раз логично, — хмуро возразил Харт. — Создатели этого дома решили, что некий поводырь, чем бы он ни был, слишком неудобен, и захотели упростить систему. Судя по тому, что эта запись — последняя, успешными их эксперименты были недолго. И это объясняет Предел.
— В самом деле? — с сомнением уточнил Курт, и Грегор ахнул, глядя на отца ошарашенно:
— Ты прав! Я понял!
— А можно толкование для простых oper’ов? — попросил Мартин нарочито смиренно.
— Ловушки Предела! — с горящими глазами пояснил Грегор и, увидев непонимание в направленных на него взглядах, нетерпеливо продолжил: — Они реагируют на мысль, внимание… на наблюдателя, помните? Творцы этого дома хотели добиться такой реакции от поводыря, это явно какой-то механизм, коли уж его надо «настраивать», а магистериум явно составляет его главную, рабочую часть, и они хотели… хотели настроить сам камень так, чтобы он просто отзывался на мысль оператора! Чтобы не приходилось тратить время на возню с теми самыми настройками. И они почти смогли, у них почти получилось… или получилось. И магистериум, когда до него добрались наши, был в том самом состоянии, которого они добивались, он был наготове, был… активен! И когда во время схватки он вспыхнул…
— …возник Предел с его ловушками, отзывающимися на невольную волю присутствующих в нем, — тихо договорил Курт, и Грегор закивал:
— Именно! Это… это как если бы кто-то разбил горшок с горячими углями, заготовленными для разведения костра. Они были предназначены для создания огня — и они создали огонь.
— Теперь мне еще больше интересно, куда подевались эти горе-экспериментаторы, — пробормотал Мартин, и Грегор удрученно развел руками, вздохнув:
— Куда угодно.
— На полках больше ничего, что могло бы нас заинтересовать, — сообщил фон Вегерхоф, закончив обход комнаты. — Точнее сказать, лично меня интересует все, что здесь есть, однако вынужден смириться с тем печальным фактом, что вынести это невозможно, посему я ограничился парой наиболее любопытных редкостей.
— Думаю, те два свитка, что почтенный бауэр спешно сунул за пазуху, думая, что мы этого не видим, все-таки будут представлять некоторый интерес, — возразил Курт, и тот попятился, когда взгляды обратились к нему.
— Я не знаю, что там написано, — огрызнулся Харт. — Это какой-то шифр, я даже не знаю, какой, и чтобы в нем разобраться, моих познаний не хватит, мне понадобится помощь и библиотека.
— Пап! — с искренним укором протянул Грегор, и тот нахмурился:
— Что? Я подписался помочь трем конкретным конгрегатам, но все еще не работаю на Конгрегацию. Я понятия не имею, что может быть в этих записях, но пройти мимо не мог.
— Отлично, — сказал Мартин благодушно, требовательно вытянув руку. — Поработаешь с нашими мастерами дешифровки, если будет желание.
Харт посмотрел на протянутую к нему ладонь тоскливо и неприязненно, словно на дохлую змею, и, помедлив, нехотя вынул из-за отворота куртки два примявшихся свитка.
— Стало быть, в библиотеке всё, — кивнул Мартин, убрав их в мешок, и, забросив его на плечи, снова взялся за арбалет. — Осталось, по моим прикидкам, осмотреть пару комнат и каведиум.
— Магистериум там, — сказал Грегор, напоследок одарив отца еще одним укоризненным взглядом. — Здесь он слишком сильно ощущается, и я не могу указать точное место, но, думаю, вряд ли он просто лежит на столе в одной из оставшихся комнат.
Тому, что он оказался прав, никто не удивился, да и осмотрены были последние две комнаты скорее для порядка, чем в надежде отыскать нечто особенное. Дверь из последнего обиталища исчезнувших хозяев дома вывела их в уже знакомый перекрестный коридор, и Мартин с подчеркнутой серьезностью констатировал:
— Все-таки не в клипот.
— Туда! — нетерпеливо призвал Грегор, указав на темную арку прохода, замкнутую двустворчатой дверью. — Он там, точно!
— Однако, — тихо заметил Мартин, сделав два шага под арку, и отступил назад, позволяя остальным рассмотреть еще одно тело, тоже истлевшее и небрежно сдвинутое к самой стене. — Не знаю, что здесь было, но искренне надеюсь, что это не работа охранной системы камня.
— Урсула же как-то к нему прошла, — возразил Харт, все еще хмуро и недовольно, и, когда Мартин легким толчком распахнул створки двери, двинулся следом за ним, пытаясь выглянуть из-за инквизиторской спины и рассмотреть то, что было впереди. — Возможно, здесь было… Господи…
Курт подвинул с дороги застывшего статуей Грегора, обошел Мартина, тоже остановившегося на выходе из арки, и окинул взглядом внутренний дворик.
— И в самом деле — «однако», — тихо произнес стриг, подойдя, и окинул взглядом каведиум с небольшим бассейном в центре. — Есть мысли?
