В букваре, который получают современные школьники в первом классе, 33 буквы. А в древней кириллице – азбуке, составленной в середине IX века братьями-монахами Кириллом и Мефодием и их учениками, – букв было гораздо больше. Часть из них братья взяли из родного греческого языка (они родились в городе Фессалоники), а часть придумали сами, чтобы лучше передать особенности славянского языка.
А потом число букв стало меняться. Этот процесс продолжался до начала XX века, пока наконец их не осталось 33.
Куда же пропали буквы? Их украло… время. По мере того как славяне, а потом русские осваивали свои язык и письменность, они все яснее понимали: многие буквы просто не нужны.
Далеко не все из них уходили мирно, «без боя». И если узнать, почему некоторые были «сброшены с корабля современности», другие оставлены, а третьи – как твердый знак – получили «новую работу», мы, может быть, начнем лучше понимать наш родной язык. Давайте попробуем!
В начале ХХ века поэт Саша Черный написал для детей «Азбуку» в стихах. Она начиналась так:
Буквам очень надоело
В толстых книжках спать да спать…
В полночь – кучей угорелой
Слезли с полки на кровать.
А с кровати – на пол сразу,
Посмотрели – люди спят —
И затеяли проказу,
Превеселый маскарад.
А – стал аистом, Ц – цаплей,
Е – ежом… Прекрасный бал!
Я не спал и все до капли
Подсмотрел и записал…
А заканчивалась такими строками:
Мягкий знак и твердый знак,
Ы и Ять остались так.
То есть поэт не нашел слов, которые начинались бы с этих букв. Мягкий знак, твердый знак и буква «ы» нам всем хорошо знакомы. А что за буква – «ять»?
Она была похожа на мягкий знак, вертикальную палочку которого перечеркнули коротким штрихом – Ѣ. Прописная ять – уменьшенная копия заглавной, а в курсивном начертании напоминает букву «п» с длинным хвостиком-колечком, как у лайки, – ѣ. Появилась она в нашем алфавите благодаря все тем же Кириллу и Мефодию, взявшим за основу своей кириллицы греческие буквы и приспособившие их к звукам славянских языков. Один из которых позже превратился в русский литературный, «утащив» с собою несколько букв из старославянской азбуки.
В частности, здесь можно вспомнить о двух буквах, обозначавших звук «йэ», – о хорошо знакомой нам «е» и загадочной «ять». Стояла она не рядом с «е», а ближе к концу алфавита – после мягкого знака и перед «ю» («э» тогда еще не было).
Понятно, что лучше всего сохранял их язык церковных книг, вообще не склонный к новшествам. «Толковый словарь живого великорусского языка» рассказывает:
Смысл и значение буквы этой до того утрачены, что правописание через нее стало шатко, и прибегали для установления правила то к малорусскому языку, то к особому списку слов. Вообще «ять» произносится мягче, ближе к «э», или к немецкому «ое», но изъятий (то есть исключений. – Е. П.) слишком много. Принято, например писать «свѣдѣния», потому будто бы, что так пишет церковный язык, а между тем пишут «рѣчь», хотя церковный пишет «речь» и «рещи». С помощью других славянских наречий можно бы разобрать эту путаницу и установить правило или же остаться при одном «е», помня, однако, что эта буква и ныне произносится на шесть ладов.
Что имеется в виду? Даль объясняет: в разных словах буква «е» может означать разные звуки и произноситься по-разному: «э» – «время», «ие» – «еловый», «о» – «черный», «ио» – «ёлка» (букву «ё» Даль считает разновидностью буквы «о») и… «ять» – например, в словах «надежда» и «мел» – то есть более мягко, чем «э», но без ясно слышимого звука «й», как в слове «ель».
Кстати, Даль приводит и несколько слов, начинающихся с буквы «ять». Самые важные среди них: «Ѣхать» и «Ѣсть» в значении «принимать пищу», «кушать». Но, наверное, этим глаголам было очень сложно придумать маскарадный костюм, чтобы явиться на карнавал, описанный в стихах Саши Черного.
Итак, словарь Даля признает, что «ять» в некоторых случаях звучит как «е», а «е» – как «ять». Путаница эта началась еще с XVII века. И бедным школьникам приходилось заучивать длинные ряды слов, в которых следовало писать «ять», потому что ясного и четкого правила не существовало.
Например, в слове «беркут» пишется буква «е», а с слове «бѣлка» – «ять», в «береге» – «е», а в «обѣщании» – «ять», в «белене» (растение) – «е», а в «бѣлуге» (рыба) – «ять». Всего школьникам нужно было запомнить около 130 слов с буквой «ять». Настоящая беда! Подозреваю, они просто бесились от злости! Кстати, слова «беда» и «беситься» нужно было писать так: «бѣда» и «бѣситься». Чтобы как-то справится с этой напастью, известный педагог и методист-русист профессор Н. К. Кульман сочинял для учеников специальные стишки. Начинались они так:
Бѣлый, блѣдный, бѣдный бѣсъ
Убѣжалъ голодный въ лѣсъ.
Лѣшимъ по лѣсу онъ бѣгалъ,
Рѣдькой съ хрѣномъ пообѣдалъ
И за горькій тотъ обѣдъ
Далъ обѣтъ надѣлать бѣдъ.
Стихотворение получилось довольно длинным, но включить в него все 130 слов-исключений Кульману оказалось не по силам. Впрочем, подобное не удалось никому.
И это злило не только школьников. С середины XIX века буква «ять» стала подвергаться гонениям и со стороны филологов. Об их попытках избавиться от «трудных» и «нелогичных» букв в еще 1862 году писал в своем шуточном стихотворении «Педагогический приговор, или Орфографическая легенда» поэт Дмитрий Минаев. В его стихах буква «ять» предстает перед судом филологов:
«Буква “Ять”!» —
И мерным шагом,
Глаз не смея вверх поднять,
Перед всем ареопагом
Появилась буква «ять».
Как преступница, поникла
И, предвидя свой позор,
От новейшего Перикла
Слышит смертный приговор:
«Буква жалкая! Бродягой
Ты явилась в наш язык,
Сам подьячий за бумагой
Проклинать тебя привык,
За тебя лишь называли
Нас безграмотными всех;
Там, где люди ять писали,
«Е» поставить было грех.
Даже избранную братью
Педагогов (крики: вон!)
Допекали буквой «ятью»
С незапамятных времен.
Так в тебе гермафродита
Мы признали, – и теперь
Выдти вон из алфавита
Приглашаем в эту дверь!»
Министерство просвещения в 1913 году даже вынуждено было издать специальный циркуляр о защите букв «ять».
Окончательный же приговор ей был вынесен в 1917–1918 годах: ее убрали из алфавита – вместе с «фитой» и «и десятичным» (совпадавшем с латинской буквой «i»). Школьники вздохнули свободней.
Как вам уже известно, в стихотворении «Педагогический приговор» филологи решили изгнать из алфавита все лишние буквы.
Посреди огромной залы,
Где скользит вечерний свет,
Грамотеи-радикалы
Собралися на совет.
Бродит мысль по лицам важным,
Хмуры брови, строгий вид, —
И лежал пред мужем каждым
Букв российских алфавит.
….
Двери настежь, и квартальный
Вводит связанную рать —
Букв российских ряд печальный
Счетом ровно тридцать пять.
Для позора, для допросов
Привели на стыд и срам
Буквы те, что Ломоносов
Завещал когда-то нам.
Не скрывайте ж тайных мук вы,
Не сжимайте бледных губ;
Не одной прекрасной буквы
Мы увидим хладный труп.
Сначала они жестоко расправились с буквой «ять». А затем настал черед следующей – «фиты».
Ниц склонясь, как хилый колос,
«Ять» уходит.
«На места!»
Раздается новый голос:
«Шаг вперед, мадам “Фита”!
Так как с русским человеком
Кровной связи нет у вас,
То ступайте к вашим грекам…»
Но «Фита» вдруг уперлась:
«Мир ко мне неблагодарен!»
Дама рвется, вся в поту:
«Даже сам Фаддей Булгарин
Век писался чрез “фиту”.
Вашу верную служанку
Не гоните ж…» (резкий звон).
И несчастную гречанку
На руках выносят вон.
Чем же провинилась «фита»? Или, точнее, «Ѳита», потому что именно так она писалась до 1918 года. Может быть, тем, что не следила за собой и набрала лишний вес? Но ведь она такая симпатичная толстушечка! Все дело в том, что у «фиты» был коварный сводный брат – «ферт», который очень любил стоять «руки в боки». В XIX веке даже говорили: «стоит фертом» – подбоченясь. «Ферт» – это хорошо нам знакомая буква «ф».
«Ферт», как и ныне, занимал в алфавите 23-е место – перед буквой «х». Считается, что он – сын греческой буквы «фи», которая писалась то так: φ, то так: φ.; Возможно, он также состоял в кровном родстве и с «фитой», ибо в старых книгах он писался вот так: , а «фита» вот так: .
«Фита» стояла в алфавите на предпоследнем месте, перед «ижицей» и после еще одной гречанки «Пси» (Ѱ).
До XVIII века никаких правил, касающихся «ферта» и «фиты», в русском языке не было – все ставили их так, как им нравилось. Например, новгородцы, писавшие берестяные грамоты в XIII веке, пользовались только «фитой», а «ферта», кажется, совсем не знали. Зато через 100 лет, наоборот, пошла мода на «ферта», и про «фиту» все позабыли.
Петр I поначалу симпатизировал «фите». Вводя гражданский шрифт, он даже отменил «ферт», и в 1707–1708 годах звук «ф» в русском алфавите обозначала только «фита». Но вскоре (в 1710-м) «ферт» восстановили в правах. А позже эта буква стала теснить «фиту», и вскоре место для нее осталось в основном лишь в именах древнегреческого происхождения: Ѳеодора, Ѳеодосий, ѲилоѲей, Ѳекла и т. д. Вот почему упомянутый в стихах Минаева Ѳаддей Булгарин – русский писатель, журналист, критик, недруг Пушкина и Лермонтова – писал свое имя через «Ѳ».
Но «Ѳ» употреблялась не только в именах. Например, Пушкин пишет друзьям из Кишинева, что «берет уроки чистого аѲеизма», то есть атеизма (это слово происходит от греческого «θεο» – бог, к которому прибавлена приставка-отрицание «а»).
Противостояние «ферта» и «фиты» не раз привлекало внимание литераторов. В «Мертвых душах» Гоголя грубый Ноздрев называет своего родича Ѳетюком (это устаревшее ругательство означало «простофиля»). Тот просит: «Нет, брат, ты не ругай меня Ѳетюком», и Гоголь тут же делает примечание: «Ѳетюк – слово, обидное для мужчины, происходит от “Ѳ”, буквы, почитаемой неприличною буквою». Как жаль, что Николай Васильевич не объяснил нам, почему «фита» «почиталась неприличной»!
В повести Николая Семеновича Лескова «Очарованный странник» герой рассказывает:
– Долго очень без места ходил, а потом на Ѳиту попал, и оттого стало еще хуже.
– Как на Ѳиту? Что это значит?
– Тот покровитель, к которому я насчет карьеры был прислан, в адресный стол справщиком определил, а там у всякого справщика своя буква есть, по какой кто справке заведует. Иные буквы есть очень хорошие, как, например, буки, или покой, или како: много на них фамилиев начинается, и справщику есть доход, а меня поставили на Ѳиту. Самая ничтожная буква, очень на нее мало пишется, и то еще из тех, кои по всем видам ей принадлежат, все от нее отлынивают и лукавят: кто чуть хочет благородиться, сейчас себя самовластно вместо Ѳиты через ферт ставит. Ищешь-ищешь его под Ѳитою – только пропащая работа, а он под фертом себя проименовал. Никакой пользы нет, а сиди на службе…
Здесь названо несколько букв дореволюционной азбуки: «буки» – «б», «покой» – «п», «како» – «к». И самой неудачливой из них снова оказалась наша бедняжка «фита». На сей раз ее, девушку из старинной греческой семьи, почему-то сочли недостаточно аристократичной.
А вот один из героев повести Владимира Ивановича Даля «Бедовик» придерживался другого мнения. (Да, да, Даль писал не только словарные статьи, но и повести, и рассказы, и сказки.) Этот персонаж – Стахей Онуфриевич, живший в провинции и трудившийся «секретарем в уездом магистрате», – старался всюду заменить «ферт» «фитою», «потому что ф была, по мнению Стахея, буква вовсе неблагопристойная».
Кстати, а что писал о «фите» Даль в своем словаре? А вот что:
Ѳ – буква Ѳита, 34-я в ряду, в церковном языке 41-я, пишется без нужды в греческих словах вместо Ф. В греческом произношении Ѳ напоминает английский th и некогда писалась у нас, так же как в греческих словах, вместо Т, например: Ѳеатръ, да и поныне буква эта на западных языках заменяет th, например Ѳеодор, Ѳома, Ѳеология.
Теперь нам понятно, почему некоторые имена в русском и английском языках произносятся и пишутся по-разному. Например: Федор – Theodore, Фома – Thomas. А вот Филипп и в XIX веке писался через «ферт», так как в греческом он – Φίλιππος, на латыни – Philippus, а в современном английском – Philip.
Словом, «фита» еще, оказывается, «школярный грамотей, дошлый писалка» – то есть тот, кого сейчас называют отличником, а завистники – «зубрилкой». Даль приводит несколько прибауток, сочиненных про «фиту» школьниками: «От Ѳиты подвело животы», «Ѳита, ижица – к розге близится». А когда кто-то очень удивлялся, люди говорили: «У него рот Ѳитой».
Окончательный приговор «фите» был вынесен в 1918 году. Она и в самом деле была уже не нужна. Но, может быть, кто-то все же тайком и вздыхал о симпатичной толстушке.
Вы уже знаете, что алфавит для славян придумали братья-монахи греческого происхождения Кирилл и Мефодий. Но придумывали они его не для восточных славян (в числе которых были и русские, говорившие на древнерусском), а для южных – тех, что жили по соседству с родной для братьев Византийской империей. Для них самих, а также для их учеников, обучавших южных славян новой грамоте, родным языком был греческий, и многие буквы они заимствовали оттуда. По этим двум причинам, придя на территории восточных славян, кириллица оказалась «не в пору» для их языка, поэтому ее пришлось «подгонять» под чужое наречие. Процесс этот длился много веков и закончился в 1918 году, когда филологи наконец очистили алфавит ото всех лишних букв и оставили только те, без которых уже никак не обойтись.
А до этого русский алфавит «тащил» много «сувениров из прошлого»: букв, постепенно выходивших из употребления, но продолжавших оставаться в языке. Вы уже знаете, что звук «е» до 1918 года обозначался двумя буквами – «е» и «ять», звук «ф» – буквами «ферт» и «фита». Ну, а у звука «и» было еще более богатое «приданое». В его распоряжении было сразу три буквы: знакомая нам «и», которая называлась «иже», знакомая из латинского алфавита «i» (так называемая «и-десятичная») и еще одна буква: Ѵ – «ижица». И каждая требовала к себе особого подхода.
Начнем с самой загадочной из них – с «ижицы». Она пришла в русский язык из греческого, была потомком буквы «Y» («ипсилон») и употреблялась в словах, заимствованных из греческого. По дороге на Русь она потеряла нижнюю палочку и обзавелась смешным «поросячьим хвостиком» – возможно, чтобы чем-то отличаться от буквы «V».
Сходство между «Ѵ» и «V» не случайно. Дело в том, что «V» также приходится «сыном» букве «Y», а значит – родным братом «ижице». Почему же такие похожие на письме буквы звучат так по-разному? Дело в том, что «Y», в свою очередь, является «потомком» финикийской буквы, называвшейся «вав» и произносившейся «уау». Позже в странах, где говорили на латинском языке, этот звук превратился в «ве», а в странах, где пользовались греческим, а потом и славянскими языками, – в «и».
Но, видимо, «ижица» все же не забывала брата, с которым рассталась. Не случайно В. И. Даль в своем «Словаре живого великорусского языка» пишет, что она «отвечает за И и за В», и приводит такие примеры старинных русских имен греческого происхождения: Ѵпат (Ипат), ЕѴфимiй (Евфимий) и ЕѴдокiя (Евдокия).
В алфавите «ижица» занимала самое последнее место – следом за «я» и «фитой». В связи с этим в русском языке появилось много замечательных поговорок. Например, когда кто-то изучил что-то от начала до конца, о нем говорили, что он знает науку «от Аза до Ижицы» («азом» называлась буква «а», которая и в те времена стояла первой в алфавите). А если кто-то только притворялся знатоком, тогда с насмешкой говорили, что он «сам ни Аза в глаза, а людям Ижицей тычет». Правда, тогда никто не мог напомнить зазнайке, что «я – последняя буква в алфавите», но зато лодырей предостерегали: «Фита, да Ижица, к ленивцу плеть близится!»
Судьба «ижицы» в русском алфавите была весьма непростой. Петр I то выкидывал ее для простоты, заменяя на «I» и «в», то вновь вставлял обратно. Так же поступали и его наследники. «Ижицу» отменяли в 1735 году, а в 1758-м возвращали. Отменяли в 1799-м, восстанавливали в 1802-м. Опять попытались отменить в 1857-м, но потом сменили гнев на милость. В конце концов, «ижица» исчезла из русского языка сама собой: авторы орфографической реформы 1918 года, убравшие из языка «ять», «фиту» и «и-десятичное», даже не стали упоминать об «ижице», решив, что ею и так никто не пользуется. Так что теперь «букву-призрак» можно было увидеть только… на паровозах серии Ѵ, выпускавшихся до 1931 года и ходивших по рельсам до 1950-х. Что ж, не самый худший конец. Можно сказать, «ижица» уехала в забвение лихо, с ветерком, сопровождаемая звуками паровозных гудков.
А вот букве «i» в историческом декрете все же нашлось место. Дело в том, что она играла в русской орфографии совершенно особую роль и отказываться от нее никак не желала. Но обо всем по порядку.
Родословная буквы «i» похожа на генеалогию «ижицы». Ее прародителем также была финикийская буква, которая называлась «йод» и была… согласным «й». От нее произошла греческая буква «йота» – «I», иногда использовавшаяся для счета и имевшая значение 10. Потому-то ее и стали называть «и-десятичным». Ее потомками в различных вариантах кириллицы, приспособленных для разных славянских языков, стали «I», «J» и «Ї», которые отражали разные способы произнесения гласного звука «и», согласного «й» и их сочетаний. Так буква «i» вошла во все языки восточных славян: и в русский, и в украинский, и в белорусский.
Буква «Ї», также попавшая в восточнославянские алфавиты, означала звук «йи». Она до сих пор используется в украинском языке (хлїб, дїд, Україна). В русский язык она тоже забредала, но быстро вышла из употребления, поскольку почти не нашлось слов, где ее можно было бы использовать.
А вот буква «i» осталась. Для нее нашлось свое, особое место: они стала использоваться в тех словах, где звук «и» должен произноситься перед гласными или перед «й» (исторія, русскій, Іерусалимъ и т. д.).
Была у нее и еще одна работа. Дело в том, что в русском языке существуют два омонима «мир». Один из них означает отсутствие войны, а другой – окружающий мир, мироздание и человеческое общество (так, в частности, «миром» называлась сельская община, собиравшаяся на «мирские сходы», решавшая дела «всем миром», а потом устраивавшая пиры «на весь крещеный мир»). Чтобы различить эти значения, в первом случае стали писать букву «и», а во втором «i» (мiрской сход, решить всем мiром).
Знаменитый роман Льва Николаевича Толстого в изданиях до 1917 года печатался под названием «Война и мiр» – то есть не «война и мирная жизнь», а «война и общество», что, конечно, соответствовало той идее, которую вкладывал в это произведение автор.
Как вы уже знаете, победительницей соревнования «трех и» стала буква «и». Именно она хорошо знакома нам со школьных лет. В XIX веке она называлась «иже» или «и-восьмеричная» (поскольку в древности при арифметических подсчетах могла заменять цифру 8).
До XVI века «и» означала сразу два звука – гласный «и» и согласный «й». Позже, для того чтобы различить их, там, где нужно было прочесть «й», над «и» стали ставить галочку. Так появилась еще одна хорошо нам знакомая буква – «й». На протяжении 300 лет она «поддерживала» букву «i», «требуя» ставить ее на письме перед собой, как перед гласными, и не давая ей исчезнуть из русского языка.
Но авторы реформы правописания 1918 года решили пожертвовать «и-десятичным»: они были уверены, что буква «и» будет прекрасно смотреться и перед гласными, и перед «й». Но, как нам уже известно, «в утешение» букву «i» оставили в украинском языке, а в белорусском она и вовсе «победила», полностью заменив «и».
Вы помните: язык – как река. То тихая и спокойная, текущая так плавно, что ее движение почти не заметно, то бурная, горная, с водопадами и водоворотами. Он никогда не останавливается, постоянно меняется, но одновременно и склонен долго тащить с собой то, что однажды попало в его поток. Сейчас букву «ять» вспоминают разве что дизайнеры, когда хотят придать вывеске архаичный вид, напомнить о «милой старине». Так появляется надпись на булочной «Свѣжий хлѣбъ» или вывеска «Рѣсторанъ «Елисѣй». Кстати, в обеих надписях допущены ошибки: слово «ресторан» и до 1918 года писалось через две «е», а в слове «свежий», по правилам дореволюционной орфографии, должно было писать не только «ѣ», но и «i».
Сегодня «дамоклов меч» навис над буквой «ё». Кто-то считает, что место ей только в детских книгах, поскольку взрослые сами могут прекрасно разобраться, что «елка» – это на самом деле «ёлка», а «ежик» – это «ёжик». Другие готовы до конца дней своих расставлять все точки над «ё» и завещать это своим детям и внукам. Кто прав – как всегда, покажет лишь время.