Книга: Бремя империи
Назад: Бейрут, район Ашрафех Улица эль-Салам Ночь на 30 июня 1992 года
Дальше: Средиземное море, литораль Десять морских миль от берега Поздний вечер 30 июня 1992 года

Бейрут, район Ашрафех
Стоянка, переулок аль-Шарб
Ночь на 30 июня 1992 года

— Стойте здесь, эфенди! Я проверю.
Облава оказалась неожиданной — об обычной облаве их бы предупредили сразу, как только департамент жандармерии додумался бы до такого. Но факт оставался фактом — их предупредили только тогда, когда боевые вертолеты уже зависли над кварталом, а по тросам скользили морские десантники. Стало понятно, что надо уходить. И как можно быстрее…
Эвакуация была отработана до мелочей, боевиков из Аль-Каиды и Исламского джихада консультировали лучшие специалисты из британской разведки и двадцать второго полка особого назначения. В любом подземном убежище, которыми изобиловал Бейрут еще со времени сопротивления, был как минимум один тайный выход. Был он и здесь, в убежище под лавкой старьевщика Али — извилистый подземный ход вел в соседний переулок аль-Шарб. Там, на трехэтажной подземной стоянке, закрытый пледом стоял самый настоящий полицейский автомобиль «Рено» — и его стоянка всегда оплачивалась на год вперед. В нем были документы, позволяющие в случае необходимости выскочить из кольца.
Сейчас начальник охраны Пророка по кличке «Абу Интикваб», осторожно придерживая автомат, подошел к стальной двери, ведущей на стоянку. Она была замаскирована под дверь, ведущую в распределительный шкаф. Там даже было оборудование и источник шума, удачно имитирующий звуком гудение настоящего электрического трансформатора. Но в нем почти не было необходимости — многозначительные череп и кости на двери надежно избавляли от любопытства.
Начальник охраны осторожно отодвинул в сторону панель с фальшивым электрооборудованием, прислушался. Одной из проблем было то, что в этой проклятой двери нельзя было сделать глазок — распределительных щитов с глазком в двери не бывает. Если их предали — то с той стороны их ждут полицейские и жандармы, а на дверь направлено не меньше десятка стволов. Что же, будь что будет, Аллах велик — с этой мыслью Абу Интикваб осторожно толкнул дверь с черепом и костями…
Но за ней никого не было. Ни жандармов, ни полицейских, ни автоматов, ни криков «стоять!». Только тусклый свет ночного, дежурного освещения, ровные ряды машин, в таком освещении кажущихся все как один черными…
— Чисто! — обернувшись, сказал он.

 

«Рено» завелся «с полтычка» — специально отряженный для этого дела человек каждый месяц проверял состояние машины и делал короткую поездку на ней. Он не знал, для чего здесь стоит эта машина, просто получал неплохие деньги и делал то, за что ему было уплачено. Сейчас все эти вложения — можете себе представить, как дорого делать все эти лазы в каменистой почве побережья, да еще тайно, — все эти вложения окупились сторицей…
Абу Интикваб приготовил пистолет с глушителем — на всякий случай. Там, наверху, на выезде, в будке перед шлагбаумом, сидел один дежурный охранник. Его стоило убить — никто не должен был видеть машину. Пока во всем разберутся, пока найдут подземный ход — они уже будут за городом…
Машина выехала на крутую, ведущую вверх спираль. Паркинг был большой — пять этажей вверх и три — вниз, под землю. Машины перемещались с этажа на этаж по крутой, отлитой из бетона спирали, где могли разъехаться, хоть и с трудом, две машины…
Минус третий этаж. Минус второй этаж. Минус первый…
Аллах всемогущий!!!
Ночного охранника в освещенной будке — прекрасная цель, как в тире — на месте не было. А вместо него там стоял человек, целящийся в машину из какого-то уродливого, странно выглядящего оружия. Абу Интикваб осознал, что происходит, но не успел даже крикнуть — свинцовая плеть стегнула по машине…

 

Отложив в сторону замолкший автомат, я подошел к расстрелянной машине. Исхлестанный пулями «Рено» по инерции врезался бампером в шлагбаум, но пробить его не смог. Все стекла были разбиты пулями, лобового стекла не было вообще. Преодолевая отвращение, открыл заднюю дверь, сунулся в салон, повернул к себе прибитого пулями к сиденью высокого, одетого в длинную белую галабию человека. Запомнил его лицо, затем проверил остальных, тех, что сидели впереди. И у того и у другого было оружие.
В этой машине на сиденьях распластались три человека, чьи жизни оборвались в одну и ту же секунду. Оборвались моей волей — волей судьи и палача. Еще три жертвы на залитом кровью алтаре беспощадной многолетней войны. Но все правильно, все — справедливо.
Тот, кто убивает женщин и детей, тот, кто взрывает и жжет, тот, кто отринул человеческие законы и живет по законам беспредела, — тот и сам в любой момент может стать жертвой беспредела.
И пусть кто-нибудь скажет, что это — несправедливо…

 

— Сдавайтесь! Шансов нет, при оказании сопротивления будете уничтожены!
— Аллаху Акбар!!!
Внизу, в темном лазе, ведущем в тоннель, полыхнул огонек выстрела, противно визгнул рикошет. Старший лейтенант Али Халеми отпрянул от черной дыры в земле, досадливо выругался…
— Не хотят по-хорошему, — констатировал он. — Дмитрий, готово?
Во время боевых операций ни у кого из спецназовцев на униформе не было никаких знаков различия, обращались они друг к другу только по именам, исключая звания. К командиру обращались так же, как и к остальным. Если за ними наблюдает, к примеру, снайпер — он не должен понять, кто командует.
Дмитрию, саперу из вертолета, уже спустили подрывные заряды — на всякий случай два. Сейчас он затащил их в лавку, последний раз проверил.
— Готово, — коротко доложил он.
Подрывные заряды изобрел русский сапер, подполковник Борщевский, еще давно, в конце двадцатых годов, когда встал вопрос — что делать с боевиками, скрывающимися в подземных лабиринтах. Просто бросить туда гранату — этого было мало, даже мощности «Ф-1» не хватало. Опустить туда саперный заряд — тоже было не то, да и взрывчатки в этом случае требовалось много. А большая часть энергии саперного заряда уходила вверх, по лазу — то есть впустую.
Решение оказалось простым. Два заряда, связанные одной подрывной цепью. Вверху — граната с электрическим запалом, внизу — саперный заряд вдвое уменьшенной против обычного мощности. Идея была в том, что граната взрывалась на долю секунды раньше саперного заряда — и взрывная волна образовывала своего рода пробку из газов. Эта самая пробка мешала энергии взрыва саперного заряда уходить вверх, в лаз, как бы закупоривала этот лаз на доли секунды. И вся энергия взрыва уходила в тоннель, убивая его защитников смертельным избыточным давлением. И в то же время мощность саперного заряда не разрушала тоннель, так что по нему можно было пройти штурмовой группе. Проверив заряд, Дмитрий подтащил его к самому краю лаза, готовый сбросить его вниз…
Бойцы надели маски, взяли на изготовку оружие. Спускаться предполагалось по тросу — для этого в лавку втащили один из сброшенных с вертолета тросов, по которому флотские десантники спускались на землю, закрепили его как смогли. Должен был выдержать.
— Можно, — кивнул Али.
Длинный шланг с двумя утолщениями на нем, внизу побольше, вверху поменьше, полетел в лаз. Оттуда, из темной, словно ведущей в преисподнюю дыры, снова визгливо застучал автомат. Те, кто там был, понимали, что проживают последние секунды своей жизни, но предпочитали бессмысленное сопротивление и смерть. Впрочем, живыми их взять никто и не надеялся.
— Бойся!
Гулко хлопнул первый заряд — и почти сразу дрогнула под ногами земля, с потолка старой лавки посыпалась пыль. В какой-то момент показалось, что сейчас обрушится лаз, потом и лавка, похоронив под своими руинами спецназовцев. Внизу взорвался второй, основной, заряд. — Чисто! Заряды сработали штатно!
— Спуск!
Воздух внизу был обжигающим, пыльным, мерзким. Пахло сгоревшей взрывчаткой, поджаренным мясом, порохом. В любой момент лаз мог рухнуть — но десантники шли до конца. Надо было зачистить внизу и убедиться, что там никого не осталось в живых. Никого и не могло остаться — после подрыва пещер никто не выживал — но надо было в том убедиться.
Почувствовав под ногами пол — командир группы у русских всегда шел первым, это было шиком, демонстративным пренебрежением к смерти, — Али отпустил толстый канат, перехватил автомат, включил фонарик. Луч света тонул в какой-то мутной мгле, видно было метра на три, не больше. Халеми сместился вперед, держась по центру тоннеля, — если прижиматься к стенам, больше шансов, что заденет рикошетом. Сзади почти бесшумно на пол соскользнул второй боец, продвинулся вперед, освобождая место следующему, хлопнул Али по плечу, подтверждая, что рядом. За спиной уже спускался третий боец, затем четвертый…
Пол был завален — хотя потолок и стены лаза были укреплены, не выдержали даже они. Осыпавшиеся угловатые камни соседствовали с чем-то мягким — ударная волна буквально раздавила оборонявшихся, не оставляя им никаких шансов. Пыль в воздухе мешалась с пеплом и какой-то мерзкой мутью.
Коридор. Бронированная плита, за которой прятался пулеметный расчет, была вмята в землю и едва держалась — такой силы был взрыв. Слева зияет дыра — выбитая дверь?
Рисковать или не рисковать?
Черная дыра — явно это вход в помещение, дверь частично самортизировала ударную волну, и там, внутри, могут быть живые. Можно, перед тем как войти, бросить гранату — но никто не сможет поручиться, что еще один взрыв просто не обрушит земную твердь тебе на голову. А можно заходить без гранаты — но тогда есть шанс словить случайную пулю.
И решение надо принимать быстро.
Али сорвал с пояса гранату, дававшую при взрыве мгновенную вспышку в миллионы свечей. Тот, кто не успел отвернуться при взрыве, рисковал сжечь сетчатку глаза.
— Бойся!
Черный цилиндр летит в проем — и через секунду взрывается нереальным, голубоватым, режущим глаза светом. Адский свет, словно рентген, на мгновение высвечивает все подземелье — и снесенную дверь, и разрушенную, опаленную пламенем мебель, и черные кучи на полу…
— За мной! Контроль!
Лучи фонариков мечутся по стенам, по полу, освещая картину хаоса и разрушения. Иногда они останавливаются на лежащих на полу кучах — когда-то это были люди, сейчас они мало похожи на людей, взрыв изломал и опалил их. И тогда гремят одиночные выстрелы — никто не идет дальше без контроля, в этой адской норе у каждого может быть пояс шахида или граната, каждый, представься ему такая возможность, умрет, утащив с собой на тот свет хотя бы одного русского. Здесь нет людей — здесь есть взбесившиеся звери, которых нужно уничтожить и не пострадать при этом самому.
— Господин лейтенант, здесь ход!
Подземный ход обнаруживается во второй, отделенной от первой комнаты. Это не дверь — это ослабленный кусок стены, который надо выбить при эвакуации, — и тогда перед тобой открывается новая, узкая, извилистая и ничем не освещенная крысиная нора. Куча кирпичей — и темный зев дыры за ним.
— Трое, за мной!
Из всех только командир группы, старший лейтенант Али Халеми знает истинную цель налета. И не потому, что ему сказали об этом, — просто он знал, что где-то здесь находится Воронцов, и знал, чем он занимается. Потому что сам занимался тем же самым.
— Идем тихо, все команды подаю рукой!
Разумная предосторожность — очень часто террористы на пути отхода оставляют заслон — одного или двух шахидов с автоматами, чьей единственной задачей является полоснуть из автомата длинной очередью по преследователям, а потом умереть от ответного огня.
Этот лаз намного хуже первого — щербатые стены, полтора метра высотой, узкий — едва протискиваешься. Пол тоже неровный — того и гляди упадешь. А идти надо осторожно — под любой камень могли подложить гранату, стронешь камень — и в таком ограниченном пространстве взрыв убьет всех.
— Дверь! Всем стоп!
Прикрытая стальная дверь — четкие прямые линии в мире неровностей. Что за дверью — непонятно. Видимо, выход — в какое-то здание, или подвал, или куда-то еще. Старший лейтенант Халеми прислушался — с той стороны доносился какой-то неясный шум, но что это за шум — понять было невозможно. Осторожно, стволом автомата начал открывать дверь, готовый в любой момент отпрянуть, нырнуть назад во тьму и понимая, что это не поможет.
Автостоянка. Длинные ряды машин, дежурное тусклое освещение. Ни души!
— Вперед!
Вчетвером по стоянке можно было пройти — четыре человека как раз на четыре сектора огня по девяносто градусов каждый. Зачистить вчетвером огромное помещение, где за каждой оставленной на ночь машиной может скрываться стрелок — невозможно. Али огляделся, увидел выезд — идущую вверх бетонную спираль. Те, кто ушел, ушли именно этим путем, здесь они задерживаться не стали бы.
Минус второй этаж. Минус первый этаж…
— Не двигаться! — Шедший первым Али вскинул автомат — и тут же понял, что сделал глупость. Стоявшие у расстрелянной машины люди моментально вскинули свое оружие.
— Не стрелять! Мы из флота, не стрелять!
— Представьтесь! — крикнули от машины, не опуская оружие.
— Старший лейтенант Халеми, военно-морской флот! Я опускаю оружие, со мной еще трое!
— Выходите, и без резких движений!
— Не стреляйте! Перестреляться не хватало, придурки синепогонные, вашу в якорь мать!
— Кажись, и вправду с флота, — громко сказал кто-то из жандармов, — только там так выражаются.
Уже не обращая внимания на столпившихся жандармов, Али подошел к машине, заглянул внутрь. Изорванные пулями тела, забрызганный кровью салон — но ему нужно было увидеть.
— Он там… — за спиной раздался знакомый, до боли знакомый голос. Старший лейтенант Халеми обернулся.
— Он действительно там. Мы сделали это — ты, я — мы все. Больше ничего не будет.
Возможно, те, кто стоял у расстрелянной машины — и князь Воронцов, и старший лейтенант Халеми, и жандармы, — они все думали, что война кончилась, кончилась со смертью человека, которого называли Пророк. Но все они ошибались — война только начиналась…
Назад: Бейрут, район Ашрафех Улица эль-Салам Ночь на 30 июня 1992 года
Дальше: Средиземное море, литораль Десять морских миль от берега Поздний вечер 30 июня 1992 года