Кто-то говорит, что сложнее всего — наступать. Ты бежишь прямо на противника, навстречу ливню пуль — ну или ведешь свой корабль на прорыв выстроенного в оборонительном порядке ордера противника. Но это не так. Сложнее всего — обороняться. Когда ты не можешь действовать сам и ждешь действий противника, а когда противник начинает действовать — ты должен ответить, причем ответить — опередив и перехитрив его. Нет, сложнее — обороняться.

Рассвет вставал и над русской эскадрой, вытянувшейся широким фронтом и перекрывавшей вход в Красное море. Возможности для маневра не было совсем, за спиной, всего в десяти милях, берег — но контр-адмирал выбрал эту позицию как лучшую из возможных. Другой подходящей для выполнения поставленной задачи не было.

— Господин контр-адмирал, британская эскадра начала движение!

Контр-адмирал Константин Павлович Нетесов вздрогнул всем телом, поднял голову. Он не спал уже двое суток, но по-прежнему отказывался уходить из рубки даже на час. Просто сел в одно из боковых кресел, погрузившись в какое-то оцепенение, странное состояние между сном и явью. Находившиеся в рубке офицеры, видя такое состояние адмирала, старались разговаривать как можно тише, шепотом…

— Пеленг?

— Триста пятьдесят. Прямо нам в лоб. Сигналят, открытым текстом шпарят, что находятся на международной трассе судоходства, не пропустить их мы не имеем права.

— Связь с «Нептуном».

— «Нептун» уже связался с нами.

— И?

— Они следят за ситуацией со спутника. Приказано пропустить.

— Что? Там транспорты с войсками, они же высадятся у нас за спиной.

— Извините, господин контр-адмирал…

Нетесов тяжело, опираясь руками о стену — было видно невооруженным глазом, как он постарел и осунулся буквально за день, — прошел к пульту связи, сам по памяти набрал номер дежурного по штабу ВМФ.

— Нептун вызывает Море — сорок один…

— Нептун на связи, переключаю вас… — Контрадмирал внезапно понял, что ответил ему не дежурный офицер как положено, а всего лишь оператор. Такое могло быть только в одном случае — если Адмиралтейство эвакуировано.

Соединения пришлось ждать долго — по меркам спутниковой связи, около двадцати секунд. Ответил сам адмирал Воронцов, начальник главного оперативного управления штаба ВМФ. Офицеры знали друг друга не один десяток лет — поэтому адмирал Воронцов без экивоков и околичностей перешел сразу к делу.

— Все понимаю, Костя… — эти два человека обращались друг к другу по имени, — но приказ есть приказ. Это приказ не мой — ставки; мне, как и тебе, остается только подчиниться. Вооружение использовать нельзя, а без оружия ты их не остановишь. Придется пропустить.

— Вы прекрасно знаете, господин адмирал, что я их не пропущу, — перешел на официальный тон Нетесов, — мы не для того здесь стоим, чтобы их пропустить.

— Ты их не остановишь, Константин, — строго сказал Воронцов, — ты принимаешь решения, многого не зная. Захвачен ядерный центр в Искендеруне, террористы требуют от нас прекратить все активные действия, угрожая взорвать реакторы. У нас до сих пор нет подтверждения того, что террористы на станции обезврежены, — а до получения подтверждения о том, что станция в безопасности, мы ничего не сможем сделать.

— В таком случае их тем более нельзя пропускать! — взорвался Нетесов. — Они готовят высадку на берег, до них меньше тридцати миль! Если мы пропустим их через Красное море — потом мы их не остановим! Их нельзя пропускать!

— Твою мать! — закричал в трубку и Воронцов. — Ты один умный такой?! Ты забыл, что такое приказ?! Стой на месте, ничего не предпринимай! Разрешено применять оружие только в ответ, это приказ штаба и ставки!

— Я помню, что такое честь русского офицера, — после нескольких секунд гулкого, пронзительного молчания сказал в трубку Нетесов, — а кое-кто об этом забыл. Конец связи!

Офицеры старались не смотреть на командовавшего ими контр-адмирала. Пойти против приказа — серьезное решение, но пойти против совести — решение еще более серьезное. Каждый принимал решение для себя сам…

— Отключить все системы дальней связи, полное радиомолчание! Мы под контролем противника! — положив трубку спецсвязи, приказал Нетесов. — Я перехожу на «Александра Второго». Капитан Соловей, примите управление судном.

— Капитан Соловей управление принял! — по-уставному отозвался каперанг, командовавший авианосцем.

— Господин контр-адмирал, связь с «Маркграфом Гессенским» установлена.

Командор фон Белов, несмотря на ранний час, уже был в рубке «Маркграфа Гессенского». Потомственный прусский военный, он испытывал некое… неудобство в душе, что ему приходится подчиняться приказам русского, пусть и старшего по званию, но для немца приказ — это все, это — необсуждаемо.

— Господин командор, вы видите, что происходит? — напрямую спросил Нетесов.

— Да… — Германский капитан знал русский и разговаривал на нем чисто, почти без акцента, лишь иногда запинаясь и экономя слова. — Я увидел.

— Господин командор, я перехожу на «Александра Второго». Примите управление объединенной эскадрой, перенесите штаб на «Маркграфа Гессенского». Соответствующие распоряжения мною уже отданы.

— Но…

— Мы не должны их пропустить, командор. Это наше море. С севера оно наше, с юга — ваше. Им тут делать нечего, вы поняли меня…

— Да… но какой будет приказ?

— Приказ… не пропустить. Любой ценой.

Горячий, какой-то сухой, совсем не морской ветерок гулял над палубой огромного авианосца, противно свистел, обтекая стремительные корпуса выстроенных в ряд боевых машин. Несмотря на совсем неподходящее для полетов время — раннее утро, когда небо сливается с водной гладью и не видно линии горизонта, — полеты продолжались. И русские, и германцы, и британцы подняли в воздух все авиакрылья, которые у них были на авианосцах, полеты продолжались даже ночью. Самолеты приземлялись только на дозаправку и короткий отдых летного состава, потом — снова в небо. На крошечном, по меркам авиации, пространстве в воздухе находилось более ста машин, каждый держал палец на гашетке, каждый хотел опередить противника с выстрелом, понимая, что первый же выстрел будет смертельным. Все понимали, что рано или поздно у кого-то сдадут нервы — без приказа…

Вертолет уже раскручивал лопасти, экипаж вертолета поприветствовал вышедшего на палубу контр-адмирала, отдав ему честь. Необычным было уже то, что контрадмирала никто не сопровождал — он шел один, шел спокойно и уверенно по стальной палубе авианосца, как по плацу, ветер трепал его волосы. Увидев идущего адмирала, летные техники прекращали работу, выпрямлялись, неосознанно вставали в строевую стойку.

Ни слова не говоря, контр-адмирал подошел к вертолету — обернулся, осмотрел родной ему корабль, будто прощаясь с ним. Махнул рукой, полез в салон вертолета. Проехавшись по направляющим, в десантном отсеке с глухим металлическим стуком закрылся люк. Словно крышка гроба…