Книга: Бремя империи
Назад: Искендерун Ночь на 01 июля 1992 года
Дальше: Казань Утро 01 июля 1992 года

Искендерун, воздушное пространство

Сам по себе Искендерун расположен необычно, как нельзя лучше подходя для туризма, — если бы не станция. Отступая от берега моря на пять-десять километров, здесь проходит горный хребет. Горные гряды резко обрываются к морю — и вот в промежутке между горами и морем и была построена и АЭС, и новый Искендерун — небольшой, но современный город атомщиков. В скалах прорубили взрывами два прохода — по одному пустили четырехполосную дорогу, по другому — несколько громадных трубопроводов с опреснительной станции, по которым вода днем и ночью под огромным давлением подавалась в глубь материка, в систему водоснабжения и в опреснительную систему. Сначала воды этой боялись — мол, радиоактивная, — но потом привыкли. Да и радиоактивности там никакой не было, просто электроэнергия, вырабатываемая АЭС, подается на огромные испарительные установки, где из морской воды выпаривается соль. Никакой радиоактивности тут нет и быть не может…
Больше двух десятков вертолетов — и больших транспортно-боевых, и десантно-штурмовых «Ястребов», и штурмовых типа «Оборотень» — после получения приказа отделились от основной «стаи» и ушли ниже и правее — до Искендеруна было всего километров шестьдесят. Первый батальон первого разведывательного полка шестьдесят шестой ДШД — скорее всего самый подготовленный батальон десантников — горных стрелков. В армии РИ отдельных подразделений «горных егерей», как, к примеру, в германской армии, не было, существовали десантные подразделения, обученные действиям в горах. Ну а от обычного альпинизма до альпинизма городского — один шаг. В итоге, первый батальон прошел, помимо прочего, полный курс антитеррористической борьбы в особом учебном центре в ближнем Подмосковье, в Балашихе. Таким образом, в отсутствие бойцов КСО лучшего подразделения для ликвидации захвативших атомную станцию террористов найти было сложно. Вот только точной информации о захвате пока не было.
Стая вертолетов подходила со стороны горного хребта, а он хорошо экранирует звуки. У самой верхней точки хребта вертолеты зависли.
— Оборотням — один и два — разведать обстановку и доложить!
— Оборотень-один, выполняю!
— Оборотень-два, понял!
Две уродливые двухместные тяжелобронированные стрекозы отделились от общего строя и ринулись вперед. Остальные вертолеты продолжали висеть на высоте метров двадцать над каменистым склоном в ожидании результатов разведки…

 

Первым за острый гребень горы нырнул Оборотень-один, он шел по показаниям приборов на небольшой высоте, соблюдая скрытность. Следом, правее и чуть выше, за склон перевалился его ведомый Оборотень-два. Вообще тут больше бы помог маленький разведывательный «Воробей» — он переделан из гражданского, а у гражданских машин более жесткие ограничения по шумности. Но «Воробья» не было — он не мог дозаправляться в воздухе, не мог лететь с той же скоростью, что и армейские вертолеты — поэтому в стае такого вертолета не было. И выполнять работу разведчиков пришлось штурмовым «Оборотням».
Только одного взгляда на то, что творилось внизу — разрушенные укрепления по периметру, догорающие развалины казарм, развороченные ангары с техникой, — хватило, чтобы понять — произошла чрезвычайная ситуация.
— Барс-один, я Оборотень-один. Наблюдаю значительные разрушения на объекте, несколько зданий разрушены и горят, периметр прорван. Персонал станции, спасателей не наблюдаю, как поняли, прием?
— Оборотень-один, вас понял, повторите — есть ли признаки активности на объекте?
Ответить пилот головного вертолета не успел — с крыши одного из зданий, выглядевшего неповрежденным, сорвалось что-то напоминающее шаровую молнию, и, описав дугу, ринулось к вертолетам. Одновременно тревожно заверещала система предупреждения об облучении вертолета системой наведения…
— Выпущена ракета!
Первым делом предупредить остальных об опасности, вторым — уходить за гребень. За горой ракета вполне может потерять цель.
Головной вертолет рванулся вперед и вправо, закладывая вираж и разворачиваясь, синхронно с ним ведомый стал уходить влево. Зенитная ракета дернулась, словно выбирая, на какой из вертолетов наводиться. Перед ней были две одинаковые по рисунку теплового излучения и одинаковые по приоритету цели — два боевых вертолета. Но компьютер решил задачу за миллисекунду, рули коррекции довернулись, наводя ракету на тот вертолет, который ближе — на головной. Он уже почти успел нырнуть за спасительный гребень, когда «шаровая молния» догнала его, лопнула облаком осколков и раскаленных газов в области одного из двигателей…
И вот тут дала о себе знать конструкторская школа. Вертолет, прозванный «Оборотнем» — на самом деле его название было «М-40» — разрабатывался русскими конструкторами, а русская оружейная конструкторская школа во многом отличалась от других. На нее большое влияние оказала длительная, шедшая более сорока лет вялотекущая война по замирению Восточных территорий. Вертолеты появились к самому ее концу, возможно, они, еще тогда несовершенные, сыграли одну из ключевых ролей в окончательном замирении Востока. С тех самых времен русская техника отличалась мощным бронированием и повышенной стойкостью к огневому поражению противником. Если в тех же САСШ больше внимания уделяли электронике и информационным технологиям — то русская техника была более простой, Дешевой, неприхотливой и вместе с тем обладала мощным вооружением и более серьезным бронированием.
Вот и на этом вертолете спаренную пилотскую кабину защищало вдвое большее количество брони, чем на американском аналоге, титаном были прикрыты и уязвимые места вертолета — двигатели и хвостовой винт. Но этого оказалось недостаточным.
Приборная панель пораженного вертолета вспыхнула красным разноцветьем контрольных ламп, вертолет повело в сторону и вниз. Это было опасно — до земли было метров тридцать. Но вертолет создавался в том числе и в расчете на такие ситуации. Сейчас аварийные системы сработали как надо.
Осколки ракеты изрешетили левый двигатель, несколько осколков перебили лопатки турбины. Несущему винту тоже досталось — но композитные лопасти выдерживали даже попадание снарядов мелкокалиберной пушки, осколки боеголовки ракеты сколь-либо существенного вреда им причинить не смогли. Пораженный двигатель пошел вразнос, калеча разлетающимися лопатками турбины сам себя и другие агрегаты вертолета. Второй рабочий двигатель располагался на другом боку вертолета, система управления вертолетом автоматически распознала чрезвычайную ситуацию и начала, не дожидаясь команд летчика, бороться за живучесть вертолета. Поврежденный двигатель был остановлен в аварийном режиме, сразу же сработала система пожаротушения, выбросив во внутренности искалеченного двигателя белый порошок, погасивший разгорающийся пожар. Одновременно правый двигатель вышел на чрезвычайную мощность и удержал-таки тяжелую машину от смертельного контакта с землей.
— Первый, я Второй. На связь!
— На связи! — Пилот Оборотня-один боролся с рычагами, выравнивая машину.
— Оборотень-два всем! Оборотень-один подбит ракетой! Наблюдаю дым в области левого двигателя!
— Барс-один, Оборотням садиться на любой удобной площадке!
Еще бы найти эту самую, удобную, площадку в горах.
— Барс-один Оборотням! По карте в километре отсюда на юг есть автострада, ширины должно хватить. Если сможете дотянуть — садитесь там!
— Дотянем…
— Барсу-четыре разведать и обозначить посадочную площадку!
— Принял!

 

Древние валуны, многие из которых лежали тут на протяжении сотен лет, безмолвно наблюдали за разворачивающейся драмой. Люди, армии, страны и империи приходили и уходили в небытие — а они были вечны, как вечна эта земля, они были безмолвными стражами самой истории. Они видели и людей — разных людей. Глупых и мудрецов, трусов и храбрецов, правдивых и лжецов, они видели всяких. За время, пока тут жил человек, эти валуны не раз окропляла горячая кровь — и сейчас они не прочь были вновь ее попробовать…

 

Сели на удивление нормально, если учитывать обстоятельства. Ночью по этой трассе почти не ездили машины, а экипаж первого вертолета, убедившись в том, что посадочная площадка безопасна и пригодна для посадки, пролетел над выбранным участком трассы и обозначил его зелеными химическими источниками света. Так и садились — один вертолет за другим, благо уклон трассы тут не был крутым. Последним сел вертолет с Барсом-один, командиром первого батальона майором Мадаевым.
— Капитан Куришвили, боевое охранение! Первая рота остается у вертолетов, остальные занимают господствующие высоты, обеспечивают периметр! Связь с Рубином. Быстрее!
Для связи на батальонном уровне использовались спутниковые телефоны, для их работы на орбите были развернуты спутники системы «Гонец».
Петербург, оперативный дежурный Генерального штаба, работавший под позывным «Рубин», ответил почти сразу, потому что все станции, работающие под позывным «Барс», стояли в приоритете.
— Рубин, я Барс-один. Нахожусь в заданном квадрате, разведку объекта произвел. Объект частично разрушен, периметр прорван. На объекте находятся агрессоры, обстрелян из ПЗРК, поврежден один вертолет. Потерь в личном составе не имею. Прошу разрешения на проведение операции по освобождению объекта! Прием!
— Барс-один отрицательно, операцию по освобождению проводить запрещено. Приказано скрытно занять наблюдательные позиции, приступить к наблюдению, выяснить численность и вооружение захватившей объект группы. Докладывать каждый час! К объекту ближе чем на пятьсот метров не приближаться! Как поняли, подтвердите! Прием!
Майор Мадаев не мог поверить услышанному. Российская империя никогда не торговалась с террористами и никогда не шла ни на какие уступки. Сейчас наверняка группа террористов еще не успела как следует укрепиться на объекте и все заминировать. Поэтому штурмовать надо было прямо сейчас, с ходу, потом будет намного сложнее. Но приказ есть приказ.
— Вас понял, Рубин, к объекту не приближаюсь более чем на пятьсот метров, веду наблюдение, докладываю каждый час. Прием!
— Верно, конец связи.
Совсем наверху охренели…
Назад: Искендерун Ночь на 01 июля 1992 года
Дальше: Казань Утро 01 июля 1992 года