Разительный контраст с теми, кто готов сразу же даровать поверхностное прощение, являют люди, практикующие радикальное непрощение. Моя тетушка Энни, старшая сестра отца, именно такова. Она прекратила со мной всякое общение, когда я не поблагодарила ее за подарок, присланный по поводу поступления в университет Висконсина. Став взрослой, я изо всех сил пыталась извиниться и восстановить нашу связь, но все мои усилия пропадали втуне.
Мои открытки и посылки возвращались невскрытыми. Я дважды пыталась позвонить ей в Лос-Анджелес, но, узнав меня, она сразу же бросала трубку. Она ответила только на приглашение на свадьбу – прислала едкое письмо с сообщением, что не приедет. Тетушка Энни не общалась и с моей сестрой Сьюзен. Прощение было ей несвойственно. Она никогда не прощала оскорблений – ни истинных, ни воображаемых.
Подобное поведение было характерно для семьи моего отца. Мы, млекопитающие, привыкли в условиях стресса либо драться, либо бежать. Тетушка Энни и другие родственники по отцовской линии всегда выбирали бегство. Бабушка Тилли не общалась ни с кем из своей семьи. К моменту своей смерти она не разговаривала даже с Энни, своей единственной дочерью. Они не разговаривали почти двадцать лет, хотя жили по соседству.
Мои родители были детьми русских евреев. Их родителям пришлось перенести огромные трудности и утраты, они были вынуждены покинуть родную страну. В семье матери родственные узы были превыше всего. Чем тяжелее были обстоятельства, тем сильнее сплачивалась эта семья.
А вот семья отца пережила тяжелые последствия эмиграции и утрат совершенно иначе. За любую провинность, реальную или мнимую, человека вычеркивали из родственного круга, словно его никогда и не было. Стоило поссориться с кем-то из родственников или чем-то его обидеть, прощения можно было не ждать. Ты просто переставал существовать для этого человека. Я долго не могла понять, что не способна сделать или сказать что-то, что заставило бы тетушку Энни снова заговорить со мной. Это было очень печально, хотя я понимала, что не должна принимать это на свой счет.
В каждой семье и культуре есть собственные традиции предложения и принятия оливковой ветви мира. Семейный терапевт Моника Макголдрик писала об ирландской традиции непрощения. Она вспоминала анекдот про ирландскую болезнь Альцгеймера («Забываешь все, кроме старых обид»). А вот в еврейской культуре прощению придается большое значение. Конечно, как при любом обобщении, из этого правила есть множество исключений. Мои родственники по отцовской линии не прощают никого и никогда. Моника, хранящая верность своим ирландским корням, – женщина очень открытая и готовая помочь людям сохранить связь, несмотря на глубокие различия. Ее книга «Ты можешь вернуться домой» помогает читателям воспринимать непростых родственников спокойно и сочувственно. Тетушка Энни выбросила бы эту книгу в мусорное ведро!
Когда после нанесенной обиды не следуют извинения, полезно вспомнить, как ваши родственники проявляют сочувствие и прощение. Такие размышления помогут вам лучше понять свою привычную реакцию на оскорбления и травмы. Немногие захотели бы быть похожими на тетушку Энни. Но мы вовсе не обязаны жать руку тем, кто причинил нам боль, и распевать вместе с ними «Аллилуйя». Крайности до добра не доводят.
Я много лет работала с людьми, которым было трудно разобраться в концепции прощения. За эти годы мне открылась одна истина: вы не обязаны прощать обидчика, чтобы освободиться от боли негативных эмоций. Вы можете испытывать любовь и сочувствие к обидчику, не прощая каких-то его действий или бездействия. Вы не станете менее любящим и цельным человеком, если чего-то не простите и кого-то предпочтете больше не видеть. Возможно, вы даже станете сильнее и смелее, если сохраните свой гнев на какие-то серьезные или множество несерьезных поступков.
А самое главное, никто – ни ваш психотерапевт, ни мать, ни раввин, ни священник, ни учитель, ни духовный наставник, ни лучший друг, ни специалист по отношениям – не вправе диктовать вам, должны ли вы простить или не прощать.
Чем меньше обидчик осознает свои негативные поступки, чем спокойнее он живет, тем сильнее гнев, горечь и боль обиженной стороны. Что же делать, если обидчик не собирается искренне извиняться, не раскаивается в своих поступках и даже не осознает своей вины? Что удерживает нас в наших страданиях, а что может освободить от них?
Всем нам хочется не страдать, но мы рефлексивно сохраняем такой образ мыслей, который не позволяет решить проблему и избавиться от негативных чувств. Жажда справедливости, чисто человеческое желание понять поведение другого человека и склонность все принимать на свой счет – вот те факторы, которые не позволяют нам спокойно жить дальше. А стимулом к этим чувствам может быть что угодно – от мелкой обиды со стороны незнакомого человека до чудовищного предательства в самых важных отношениях.
Мое детство прошло в Бруклине. Именно там я получила важнейший урок от матери. Когда кто-то говорил или делал что-то неприятное (например, грубая кассирша в супермаркете), мама всегда произносила: «Наверное, это очень несчастный человек». Эти слова не были оправданием. Это было спокойное наблюдение, из которого я извлекла полезный совет: «Не стоит принимать все на свой счет. Несчастье и неуверенность порой заставляют людей говорить глупости. Когда кто-то ведет себя неправильно и недопустимо, это его проблема – не твоя».
Мамины слова помогли мне не так остро реагировать на неприятные события, видеть в людях нечто более сложное, чем их дурные поступки, развить в себе сочувствие и искренний интерес к людям и мотивам их поступков. Такой подход помогает мне в работе психотерапевта, но за стенами кабинета я не всегда живу в соответствии со столь высоким уровнем зрелости.