Глава двадцатая
Арран

– Нам пора, – позвал Арран, и его голос эхом прокатился сквозь мрак зала невесомости. – Мы опоздаем на обед!

Они занимались в библиотеке, но Дэш устал сидеть на месте и уговорил его пойти полетать в невесомости, чтобы «кровь прилила к мозгу».

Аррану предстояло еще подготовить на завтра большое задание по истории, но он не стал возражать.

С того момента, как Понд поделился с ним своими опасениями, ему сложно было расслабиться рядом с Дэшем, и в библиотеке он словно задыхался. Он понимал, что предостережение Понда – полнейшая нелепость, и все же оно посеяло в его душе зерно сомнения. Хотя на словах Дэш яростно отвергал взгляды своего отца, – возможно, в действительности уроки Ларца Мускатина не прошли для него даром. Это объясняет, почему, несмотря на все проведенное вместе время и несомненное влечение друг к другу, Дэш так и не сделал первый шаг.

– Еще пять минут! – крикнул в ответ Дэш.

Арран отпустил поручень и размял пальцы. Он начал было подталкивать себя вдоль стены в сторону выхода, но, судя по звуку, Дэш все еще парил где-то по центру темной комнаты.

– Я почти освоил четверное сальто!

Уже час они занимались тем, что пробовали различные трюки, заливаясь смехом каждый раз, когда врезались друг в друга или впечатывались в мягкие стены, но Арран уже проголодался, и ему хотелось уйти.

– Пойдем! Они забирают закуски, если не приходишь вовремя.

Он так и не смог понять, почему прислужников программировали выбрасывать еду, лишая ее опоздавших.

Дэш испустил радостный вопль, и сквозь полутьму Арран увидел, что он летит к нему, вращаясь в воздухе. Затем послышался глухой удар – Дэш врезался в стену рядом с ним. Со смехом он шарил по стене в поисках поручня, то и дело касаясь руки Аррана.

– Знаешь, есть вещи поважнее еды.

Обычно все, что Дэш говорил таким игривым тоном, вызывало у Аррана мурашки по всему телу, но в этот раз он отшатнулся от друга – перед глазами встала картинка: его мать, бледная и уставшая, уговаривает его съесть ее ужин: «Ну же, милый, я правда не голодна».

Дэш понял, что что-то не так, и положил свободную руку Аррану на плечо.

– Что такое? Я тебя чем-то обидел?

– Ничего страшного. – Арран покачал головой. – Просто… ты смеешься над тем, что я не хочу пропускать обед.

Даже в темноте он заметил, как Дэш изменился в лице.

– Прости. Я идиот, – произнес Дэш, сжимая его руку. – Ты прав. Пойдем поедим.

– Ты не идиот, – возразил Арран, чувствуя, как от прикосновения Дэша по спине пробежали мурашки. – Разве идиоту удалось бы сделать четверное сальто?

Однако попытка разрядить обстановку не увенчалась успехом.

– Знаешь, ты никогда не рассказывал мне о том, как жил на Шетире, – тихо сказал Дэш.

– Да, потому что это скука смертная. – Арран заставил себя улыбнуться. – Там холодно. Я много учился. У нас было мало денег, как и почти у всех вокруг. Но теперь все по-другому. Еще три года – и я начну получать зарплату от Флота Кватра, а маме даже увеличили кредит в местном магазине. Впервые ей тоже будет хватать еды.

Он ждал, что Дэш улыбнется, представив эту радужную картину, но он стал только еще серьезнее.

– Прости меня, Арран. Я ничего не знал об этом.

– Ты не виноват, – ответил тот. Но как только слова слетели с его губ, между ними повисло тягостное молчание. Он знал, что оба они думают об одном и том же. Будь воля Ларца Мускатина, Аррана никогда бы не приняли в академию. Всю свою жизнь он провел бы на Шетире, работая на износ и наблюдая, как медленно чахнет его мать.

– А как же твой отец? – осторожно спросил Дэш.

– Он погиб во время несчастного случая в шахте, когда я был еще маленьким. Туннель, в котором он находился, обрушился, и… – Арран умолк. Он так давно не говорил об отце, что не мог подобрать слова. – Его бригада работала слишком глубоко под землей. Их даже не пытались спасти. Просто оставили умирать.

Дэш долго молчал.

– Это ужасно, – проговорил он и снова сжал руку Аррана. – Мне жаль, мне так жаль.

– Так случается на Шетире время от времени. Половина ребят из моей школы потеряли кого-то из родителей.

– Какой ужас. – Дэш покачал головой. – Не могу поверить, что у нас на Три никогда не говорят об этом. Только «напишите эссе о важности экспорта с Шетира», вместо «давайте обсудим, как жители Три наживаются на горе всех остальных в Солнечной системе».

– Видишь, что ты наделал? – шутливо спросил Арран, похлопывая его по руке. – Заставил меня рассказывать про детство, и я только испортил тебе настроение.

Дэш покачал головой.

– Ты не можешь ничего испортить, 223.

– Знаешь, – нерешительно проговорил Арран, – ты тоже ничего не рассказывал о своем детстве.

– Потому что там тоже скука смертная. Богатая семья. Хорошая погода. Папаша-говнюк. Вот, в общем-то, и всё.

Впервые с момента их разговора в день вечеринки Дэш упомянул отца.

– Ты говорил, что почти с ним не разговариваешь. Как давно?

– Несколько месяцев. Отец хотел, чтобы я начал выступать на его митингах, стал «голосом своего поколения» или что-то вроде этой бредятины. А я сказал, что не могу. Даже не в том смысле, что не хочу, а просто физически не в состоянии стоять на сцене и распространять тошнотворную ложь. Как ты можешь догадаться, разговор получился не очень дружелюбным.

– Что произошло? – мягко спросил Арран, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце выскакивало из груди.

– Он назвал меня предателем с промытыми мозгами и заявил, что больше не желает меня видеть.

Голос Дэша звучал бесстрастно, однако было в его лице что-то такое, от чего сердце Аррана сжалось. Он попытался представить, как звучали бы эти слова из уст его матери, но не смог.

– Он тебя выгнал?

– К тому времени меня уже приняли в академию, так что до моего отъезда мы по большей части просто игнорировали друг друга. Отец сказал, что, если я уеду, это будет последняя капля – он никогда больше не заговорит со мной.

– Разве он не гордился, что тебя приняли? – в замешательстве спросил Арран. Насколько он знал, большинство тридианцев в академии готовились к вступительным экзаменам с самого детства.

– Гордился, пока не узнал о новой интеграционной политике академии. Он не хотел, чтобы его сын участвовал в каком-то «бредовом социальном эксперименте», как он выразился.

Наконец Арран задал вопрос, от которого пытался отмахнуться последние несколько недель.

– Что бы твой отец сказал, если бы узнал о нашей дружбе?

Лицо Дэша расплылось в озорной улыбке.

– Он пришел бы в ярость.

– Разве тебя это не волнует? – Арран знал, что Дэш не разделял взгляды Ларца Мускатина, но ведь тот оставался его отцом.

– Нисколько, – с прежней серьезностью ответил Дэш.

– Почему?

Дэш отпустил поручень и, паря в воздухе, приблизился к Аррану так, что их головы почти соприкасались.

– Потому что… – Он замолчал, дыхание его щекотало лицо Аррана. Затем Дэш потянулся к нему, и их губы соприкоснулись.

Арран представлял, как это случится, бесконечное количество раз, но произошедшее все равно застало его врасплох, мозг его словно замкнуло, и какое-то время он не мог шелохнуться. Аррана словно пронзило током, выжигая все мысли, оставляя лишь ощущение губ Дэша, прижатых к его губам. Одной рукой он все так же держался за поручень, а другой обнимал Дэша, прижимаясь к нему в ответном поцелуе. Каждый раз, когда их губы соприкасались, – новый удар сотрясал его тело. Ничего подобного он никогда еще не испытывал. Внезапно Арран понял, что стена начинает удаляться, и покрепче обхватил поручень и талию Дэша, впиваясь пальцами в кожу между брюками и краем рубашки. Дэш, порывисто вдохнул, и дыхание его защекотало лицо Аррана.

Спустя минуту они плыли по воздуху, все так же прижимаясь друг к другу и слившись в поцелуе. В голове у Аррана остались лишь две мысли: ничегошеньки сержант Понд не смыслил, и это лучший момент в его, Аррана, жизни.