Я бросился к матери. Ее тело застыло в неестественной позе, синее платье и лицо были перепачканы влажным песком. Ветер с моря усиливался и гнал над пляжем пряди тумана.

– Матушка!

– Это твоя мать? – спросила Риа, подбегая ко мне. – Твоя родная мать?

– Да, верно, – слабым голосом ответила Элен, переворачиваясь на спину. Взгляд ее синих глаз был прикован к моему лицу. – С тобой все в порядке, сынок?

Я смахнул песок с ее щеки.

– В порядке? – воскликнул я. – В порядке? Мне конец. Моя жизнь кончена. Я привел тебя сюда только для того, чтобы ты здесь отравилась ароматом ядовитого цветка!

Ее сотряс ужасный приступ кашля, словно она пыталась изгнать из себя зловещую тень. Но кашель не помог – ее лицо исказилось от боли и страха.

Я обернулся к Рии.

– Почему ты не спасла ее вместо меня!

Она подергала за одну из лиан, скреплявших ее одежду.

– Прости, что пришла так поздно. Я всюду искала тебя. В конце концов я напала на твой след в Каэр Нейтан, но лишь через несколько часов после того, как ты оттуда ушел. Когда Каирпре рассказал мне, что ты намерен сделать, я последовала за тобой так быстро, как только могла. – Она печально взглянула на Элен. – Должно быть, это ужасно. Как будто внутри тебя поселился кошмарный сон.

– Я… со мной все хорошо, – ответила мама, хотя выражение ее лица говорило о нестерпимых мучениях. Она попыталась сесть, но снова рухнула на песок.

За моей спиной зазвенели бубенчики, и знакомый голос прогнусавил:

– Я чувствую приближение смерти.

Я резко обернулся.

– Убирайся прочь, ты! Ты хуже этого ядовитого цветка!

Мрачный шут опустил голову.

– Я разделяю твое горе. Истинная правда. Возможно, я смогу облегчить твое бремя при помощи одной из забавных песен Бамбелви Весельчака?

– Нет!

– Тогда как насчет загадки? Моей знаменитой загадки о бубенчиках?

– Нет!

– Ну ладно, – резко ответил он. – В таком случае я ничего не скажу тебе. Не скажу, что ее отравил вовсе не цветок. – Он наморщил лоб. – И уж, разумеется, не скажу тебе, что это был Рита Гавр.

Сердце словно сжала ледяная рука, а мать ахнула. Я вцепился в широкий рукав шутовского плаща и несколько раз дернул, отчего бубенцы на его колпаке загремели.

– Откуда ты знаешь?

– Тень смерти. Я слышал, как ее описывали, причем не единожды. Слишком много раз я слышал эти рассказы, и даже такому дурачку, как я, удалось их запомнить. Это один из излюбленных способов мести Рита Гавра.

Элен содрогнулась всем телом, и с ее губ сорвался болезненный стон.

– Этот человек говорит правду, сынок. Если бы злые чары не лишили меня рассудка, я бы тоже об этом вспомнила. – Ее лицо снова исказилось, а ветер с моря усилился, словно сам океан тяжело вздыхал. – Но я не понимаю, почему я? Почему он захотел отомстить мне?

Я почувствовал смертельную слабость. Я понял, что тень смерти была послана вовсе не Элен. Она предназначалась мне. Но из-за меня – из-за моей глупости, легкомыслия, опрометчивости – неизлечимый недуг поразил мою мать. Я должен был послушать Каирпре! Ни за что на свете не следовало приводить ее на этот остров.

– Рита Гавр приберегает эту штуку для тех, чья смерть должна доставить ему особенное удовольствие, – нараспев гудел Бамбелви. – Потому что это смерть медленная, мучительно медленная. И ужасная. Настолько, что не описать словами. Человек, пораженный тенью, страдает целый месяц, в течение четырех фаз луны, прежде чем, наконец, умрет. Но я слышал, что последние минуты перед смертью доставляют жертве больше мук и терзаний, больше невыносимой, нестерпимой боли, чем весь предыдущий месяц.

И снова Элен застонала, скорчившись, поджав колени к груди.

– Хватит! – я замахал руками на зловещего шута. – Прекрати! Ты хочешь, чтобы она прямо сейчас умерла от страха? Лучше придержи язык – если тебе, конечно, не известно противоядие или лекарство.

Бамбелви отвернулся, качая головой.

– От этой напасти нет лекарства.

Я начал развязывать мешочек с травами.

– Может быть, здесь найдется что-нибудь…

– От тени смерти нет спасения, – мрачно повторил шут.

– Нет, лекарство должно быть, – возразила Риа, опустившись на колени рядом с матерью и погладив ее по голове. – От любой болезни есть лекарство, какой бы страшной она ни была. Нужно просто разгадать загадку раны.

На краткое мгновение лицо Элен просветлело.

– Она права. Возможно, есть способ исцелить меня. – Она некоторое время внимательно смотрела на Рию, потом слабыл голосом спросила:

– Как тебя зовут, девочка? И откуда тебе известно так много об искусстве врачевания?

Риа похлопала по своей одежде из листьев и лиан.

– Деревья Друмы научили меня. Они – моя семья.

– А как тебя зовут?

– Большинство людей называют меня Риа. Только лесные эльфы еще помнят мое полное имя – Рианнон.

На лице матери отразилась боль – но мне показалось, что это была не физическая боль, а душевная. Может быть, она вспомнила о горе, испытанном давным-давно, в прошлой жизни. Но она ничего не сказала. Лишь отвернулась и взглянула на туман, клубившийся над побережьем.

Риа склонилась над ней.

– Прошу, скажи мне свое имя.

– Элен. – Она взглянула в мою сторону. – Хотя меня также называют Матушкой.

Я почувствовал себя так, словно в сердце мне вонзилась отравленная игла. Она до сих пор не понимала, что несчастье произошло по моей вине. Что я позволил ей появиться здесь, не послушавшись настоятельных предупреждений Каирпре. Что я пытался в своей гордыне и невежестве вести себя как волшебник, хотя на самом деле был всего лишь глупым, самонадеянным мальчишкой.

Риа продолжала гладить Элен.

– У тебя начинается лихорадка. Мне кажется, скоро тебе станет хуже.

– Обязательно станет, – заявил Бамбелви. – Все всегда со временем становится только хуже. Намного хуже.

Риа бросила на меня озабоченный взгляд.

– Мы должны как можно скорее найти способ исцелить ее, не то будет поздно.

Бамбелви начал расхаживать взад-вперед по песку, со свистом размахивая широкими рукавами.

– Слишком поздно. Когда имеешь дело с такой гадостью, даже слишком рано – это все равно уже слишком поздно.

– А может, лекарство есть, просто его никто еще не нашел, – возразила Риа. – Мы должны попробовать.

– Пробуйте что угодно и сколько угодно. Ей ничто не поможет. Все бесполезно и безнадежно. Все кончено.

Я совершенно растерялся и, не зная, что думать, метался от уверенности и оптимизма Рии к мрачному унынию Бамбелви. Нет, она ошибается, но и он тоже, лихорадочно размышлял я. И все же это было возможно, и то и другое, и смерть, и спасение… Мне хотелось верить в спасение, но я не мог избавиться от страха, что угрюмый шут прав. В небе пронзительно кричали чайки. Две птицы, описав над нами круг, приземлились на песок среди морских звезд и ракушек. Я прикусил губу. Даже если способ спасти мою мать действительно существует, мы не сможем найти его вовремя. Здесь, на пустынном пляже, в безлюдной части острова, где нет ничего, кроме песчаных дюн и вечного прибоя, нам не к кому обратиться. Никто не поможет.

Внезапно промелькнувшая мысль заставила меня поднять голову. Здесь есть одно существо, к которому можно обратиться, подумал я. Я вскочил на ноги и побежал через пляж к каменистому полуострову, наполовину скрытому в тумане. Волны накатывали на камни. Несколько раз я едва не упал, скользя по мокрому песку. Но хуже всего было то, что среди клубившейся белой мглы я не видел кучки плавника, где оставил старую мудрую раковину. Неужели очередная могучая волна смыла ее в море? Сердце упало. Теперь мне никогда не найти ее!

Я резко опустился на колени и, не обращая внимания на боль, принялся обшаривать нагромождение влажных камней с острыми краями. Я переворачивал скользких медуз, заглядывал в лужи. Наконец, когда одежда промокла, а волосы слиплись от соленых брызг, я заметил серый обломок дерева. И там, в трещине, виднелась раковинка песчаного цвета. Я не понял, та ли она самая или нет, но быстро вытащил крошечный конус из укрытия и прижал к уху.

– Вашамбалла, это ты?

Нет ответа.

– Вашамбалла, – взмолился я. – Ответь мне, если это ты! Существует ли средство спастись от тени смерти? Должен же быть какой-то способ!

Наконец я услышал долгий, странный вздох – словно волна очень, очень медленно разбивалась о берег.

– Ты получил, ш-ш-шлеп, самый болезненный урок из всех.

– Да, да! Но что теперь делать, ты можешь мне помочь? Скажи мне, как можно избавиться от этой напасти. Моя мать умирает.

– У тебя по-прежнему, плюх-х-х, при себе Галатор?

Я с досадой нахмурился.

– Нет. Я… отдал его кое-кому.

– Ты можешь вернуть его, ш-ш-шлеп, вернуть как можно быстрее?

– Нет. Он сейчас у Домну.

Мне почудилось, что моллюск испустил вздох, полный отчаяния.

– Значит, помочь нельзя. Плюх-х-х. Противоядие существует. Но для того, чтобы найти его, ш-ш-шлеп, ты должен отправиться в Мир Иной.

– В Мир Иной? В страну духов? Единственный способ туда попасть – это смерть! – Я тряхнул головой, и капли воды полетели во все стороны с моих черных волос. – Ничего, я готов пойти на это, если таким образом смогу ее спасти, – поверь мне, я отдам за нее жизнь! Но моя смерть будет напрасной: даже если я пройду этот Долгий Путь, о котором слышал, путь, ведущий в Мир Иной, я не смогу вернуться сюда с лекарством.

– Верно. Долгий Путь ведет мертвых, плюх-х-х, в загробное царство, но назад в мир живых дороги нет.

Новая мысль пронеслась в мозгу.

– Погоди! Туата – мой дед – нашел какой-то способ, позволявший ему посещать Мир Иной и возвращаться оттуда живым. По-моему, чтобы советоваться с великим Дагдой. Может быть, у меня получится пройти дорогой Туаты?

– Именно это открытие в конце концов и послужило причиной его смерти. Плюх-х-х. Не забывай об этом. Его убил Балор, одноглазый огр, который подчиняется только Рита Гавру. Балор до сих пор стережет тайный вход в потусторонний мир, место, которое называется, ш-ш-шлеп, Лестницей в Мир Иной. И он поклялся не пропустить через эти магические врата ни одного приверженца Дагды.

– Лестница в Мир Иной? Это что, какие-то ступени, ведущие на небеса, в царство бесплотных духов?

– Чем бы это ни было, – услышал я из раковины голос, подобный плеску воды, – это, плюх-х-х, твоя единственная надежда. Лекарство, которое тебе нужно, называется Эликсир Дагды, и лишь сам Дагда может дать его тебе.

Ледяная волна захлестнула полуостров, намочила обувь и штаны до колен. Я почувствовал жжение – это соль попала в царапины, полученные во время падений и ударов о камни. Но я не обращал внимания на холод и боль.

– Эликсир Дагды, – медленно повторил я. – Ну что ж, пусть все огры мира сторожат его, я должен его достать. Как мне найти эту Лестницу в Мир Иной?

И снова из раковины донесся вздох, полный безнадежного отчаяния.

– Для того чтобы найти ее, ты должен научиться слышать неизвестную тебе доселе музыку, музыку чар. Плюх-х. Музыку волшебства, Мерлин.

– Волшебства? – От неожиданности я едва не выронил раковину. – Вряд ли у меня получится.

– Значит, ты действительно не можешь помочь матери. Единственный способ найти путь Туаты – это познакомиться, плюх-х-х, с Семью Песнями Волшебства.

– Что это за песни такие, ради всего святого?

Ветер с моря развевал мои волосы, играл подолом туники. Несколько томительно долгих минут я дожидался ответа раковины, и вот наконец до моего уха снова донесся тоненький голосок:

– Даже я, самая мудрая раковина, не знаю этого. Я могу лишь сказать тебе, ш-ш-леп, что Семь Песен были вырезаны самим Туатой на каком-то огромном дереве в Лесу Друма.

– А это дерево, случайно… не… Арбасса?

– Да.

– Я знаю это дерево, я там даже жил! Это дом Рии. – Я наморщил лоб, вспоминая странные надписи, которые видел внутри, на стенах. – Но эти письмена мне незнакомы! Я ни слова не смог прочесть!

– Значит, ты должен попытаться сделать это еще раз, Мерлин. Это единственный шанс, плюх-х-х, спасти жизнь твоей матери. Хотя и этот шанс очень-очень мал.

Я подумал о маме, в тело которой вселился чудовищный призрак: она лежала в тени дюны, и дышать ей становилось все труднее и труднее. Это произошло с ней по моей вине, и теперь я должен любым способом исправить то, что натворил, рискнуть, если понадобится, собственной жизнью. Несмотря на решимость, я внутренне содрогнулся, вспоминая разговор с Каирпре, слова, какими он описывал настоящего волшебника. Я прекрасно понимал, что не обладаю нужными качествами. У меня не было никакой надежды прочесть Семь Песен и проникнуть в их смысл, по крайней мере, за то краткое время, которое оставалось до гибели Элен.

– Это слишком, – подавленно произнес я. – Я вовсе не маг! Даже если у меня каким-то образом получится прочесть Семь Песен, как я смогу найти эту загробную лестницу, проскочить мимо Балора и взобраться в царство Дагды – и все это в течение четырех фаз луны?

– Мне не следовало, ни за что не следовало, ш-ш-леп, помогать тебе.

Я вспомнил, что вчера ночью заметил на небе молодую луну. Это был лишь тоненький, едва видимый серебристый серп, и я с большим трудом различил его при помощи «второго зрения». Итак, у меня оставалось совсем немного времени, чтобы раздобыть Эликсир Дагды – до того как состарится эта луна, и ни днем больше. В тот день, когда луна исчезнет с небосклона, моей матери не станет.

Полнолуние будет означать, что половина отпущенного времени истекла.

Затем луна начнет стареть, и мое время будет подходить к концу. И когда она, наконец, растает, вместе с ней растают и надежды.

– Я желаю тебе удачи, плюх-х-х, и да пребудет с тобой все везение, какое только существует на Финкайре, – сказал моллюск. – Оно тебе понадобится, ш-ш-шлеп, но потом тебе понадобится много больше.