Наташка

На второй год работы в школе к моему пятому и шестому добавилась литература в десятом классе. «Война и мир», «Преступление и наказание», «Отцы и дети» и прочие шедевры, изучаемые именно на десятый год обучения в школе, и так не всегда легко даются ученикам, но в данном классе ситуация была просто плачевная.

Каждый раз, когда я задавал какой-нибудь вопрос по прочитанному тексту или интересовался, что школьники думают о том или ином герое, создавалось ощущение, что дети с трудом сдерживаются, чтобы не ответить:

– Ничего! Ничего мы не думаем.

Уроки с десятиклассниками отлично описывают строчки из песни Аллы Борисовны Пугачевой: «Крикну, а в ответ тишина!» Только у окна плакала не женщина, а я.

Любой, даже самый маленький ответ приходилось буквально щипцами вытаскивать изо рта. Какие уж там развернутые высказывания и суждения, «да» и «нет» уже были настоящим праздником. А уж если в процессе занятия возникал вопрос «почему?», можно было спокойно выходить из кабинета и выключать свет.

Зачем зря электроэнергию тратить, ответа все равно не дождешься.

Создавалось ощущение, что в девятом классе их указкой по пальцам били за неправильный ответ. Никакой попытки самостоятельно мыслить, начинаем копаться в записях, листать учебник в надежде найти нужный ответ.

Пришлось работать над тем, чтобы доказать, что свое мнение в учебнике найти нельзя, на то оно и свое. И процитировать высказывание умного дяди, жившего в девятнадцатом веке, конечно, бывает полезно, но раскинуть своими мозгами и попытаться самому проанализировать тот или иной эпизод и сделать собственные выводы все же гораздо интереснее.

Когда класс привык к тому, что я готов выслушивать ИХ мнение и не пытаюсь навязать свою точку зрения, с неизменными «Пушкин считал», «Достоевский утверждал» и прочими ультимативными суждениями, дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Они заговорили. Не все, конечно. Но ощущение, что разговариваешь с экспонатами греческого зала пушкинского музея, пропало. Стали даже споры возникать, дебаты с отстаиванием своей позиции.

– Пока вы можете доказать свою точку зрения примерами из текста, она имеет право на жизнь, – неизменно повторял я, пытаясь сподвигнуть старшеклассников на участие в обсуждении. – Даже если я с ней не согласен.

Как доказал один случай, кусок с «примерами из текста» некоторые особо увлеченные спорщики пропустили мимо ушей.

«Война и мир». Один из последних уроков по произведению. С дубом уже встретились, на небо Аустерлица полюбовались, начинаем набирать материал к сочинению. Обсуждаем образ Наташи Ростовой.

Кто-то рассказал про детство, другой сконцентрировался на поведении героини в Москве во время войны 1812 года, третья негодует из-за финала романа, в котором Наташа, по мнению ученицы, растеряла все свое очарование.

– А можно мне сказать? – поднимает руку Алена, почти до самого конца урока не принимавшая участия в дискуссии, что для нее было совершенно не характерно, так как с самых первых уроков она была одной из немногих, кто всегда был готов ответить. – Я считаю, что Наташа Ростова – дура! – ошарашила всех присутствующих девушка.

У нас, конечно, были резкие высказывания и в адрес Обломова, и Раскольникова, но «дураками» до сегодняшнего дня еще никто не разбрасывался.

– Да, самая натуральная дура, – завладев всеобщим вниманием, повторяет Алена и впивается в меня дерзким взглядом, наверное, ожидая, что я начну возмущаться и тут же брошусь на поддержку героини Толстова.

– Отлично. И почему? – буднично интересуюсь я.

– Ну… – похоже, она рассчитывала на несколько иную реакцию. – Просто считаю, что она ведет себя, как дура, – голос звучит уже не так по-боевому.

– В каких конкретно моментах? – не отстаю я.

– Ну… не знаю. Я просто не читала.

– А-а-а, тогда все понятно, – улыбаюсь я.

– Но это мое мнение, я так считаю, – попыталась возмутиться Алена, но это у нее не очень хорошо получилось.

– Правильно, не читал, но осуждаю.

– Вы же сами говорили, что мы можем высказывать свою точку зрения.

– Да, на прочитанный текст. Вот как для тебя он таковым станет, можно будет еще раз обсудить умственные способности Наташи Ростовой, а пока это не мнение…

– А пук в воду, – тихо, но достаточно четко, для того чтобы все услышали, хмыкнул сосед Алены по парте.

– Сначала просят говорить, как думаешь, а потом еще и осуждают…

Вот так, поверишь учителю, раскроешь душу, а он не оценит твоего душевного порыва. Мораль – не верьте учителям.

Денег много не бывает

Обойти в этой книге финансовый вопрос я никак не мог. Потому что, чтобы мы ни говорили о призвании, любви к детям, душевных порывах и прочих высоких субстанциях, есть хочется всем. Даже учителям. А некоторые еще и одеться хотят прилично, а кто-то, как бы это удивительно ни звучало, еще и отдыхать хочет не только в ближайшем парке.

Честно говоря, долгое время я был уверен, что практически каждый россиянин знает, что в реалиях нашей страны означает словосочетание «средняя зарплата».

Сам не знаю, почему, дожив до тридцати двух лет, я продолжаю хорошо думать о людях…

Вплоть до того момента, как я начал вести свой блог. Под каждым роликом, в котором хотя бы вскользь упоминаются учителя, находится как минимум парочка мамкиных экономистов, заявляющих что-нибудь из серии:

– Зарплата у них в районе шестидесяти тысяч!

– У моей подруги мама – учитель, и она получает за семьдесят.

– У учителя моего сына новый iPhone и шестикомнатная квартира.

Ну, возможно, с шестью комнатами я слегка погорячился, но смысл вы поняли.

Большинство комментаторов всегда сходятся в одном: в Москве зарплата педагогов уже давно приблизилась к ста тысячам, а они все ноют и требуют больше.

Только вот ключевое слово здесь – Москва. А Москва не равно Россия. Совсем. И средняя зарплата по стране, если выкинуть столицу и Питер, будет очень сильно отличаться от тех цифр, которыми так любит щеголять телевидение.

Я получаю сто тысяч, ты – двадцать, а вот в среднем мы получаем шестьдесят. Вот такая веселая арифметика. Про среднюю температуру по больнице и голубцы, я думаю, тоже все помнят.

Когда очередной житель столицы, обожающий считать чужие деньги, начинает что-то там возмущенно верещать о баснословных зарплатах бюджетников, так и хочется его взять и в условный Воронеж на месяцок перенести. Вот разрыв шаблона-то будет.

Да, безусловно, глупо отрицать, что московские учителя и врачи имеют возможность найти место с приличной зарплатой. И рассказы об этих пресловутых шестидесяти тысячах являются правдой. Работая в московской школе, я и сам неплохо получал, правда, не шестьдесят тысяч, но все же. Жаловаться не приходилось. До сих пор мне на электронную почту приходят вакансии с весьма красивыми числами в заголовке.

Но, во-первых, далеко не каждая московская школа предлагает такие зарплаты, а во-вторых, и это главное, основная масса людей живет не в Москве и не в Питере, а в провинции доходы не идут ни в какое сравнение со столичными. Москва, Питер и пара северных городов являются теми самыми локомотивами, которые и позволяют рисовать в отчетах те самые красивые цифры. Но об этом по причине удивительного выборочного склероза забывают журналисты, телевизионщики и политики, рапортующие о новом повышении благосостояния населения. А когда на очередной прямой линии с президентом или премьером какой-нибудь учитель или санитар «Скорой помощи» озвучит свою настоящую зарплату, все вокруг сделают удивленные глазки, начнут недоверчиво озираться и размахивать бумагами, а потом, все же собравшись с силами, выдадут:

– Здесь что-то неправильно. Такого просто быть не может. Это у вас, наверное, просто директор деньги ворует.

И буквально на следующий месяц телевизор продолжит петь знакомую песню об очередном повышении зарплаты. Красота!

И ладно, когда в эти старые песни о главном верят жители столиц, которые на самом деле знают, что бюджетники в их городах живут неплохо. Но когда родители в какой-нибудь сельской школе в Сибири начинают доказывать учителю, что он получает просто баснословные деньги, – это уже финиш. И не сомневайтесь, школьники и их родители будут верить именно телевизору, а не растерянному преподавателю.

С понятием «средняя зарплата» мне пришлось столкнуться лично. Первые пять лет, как я уже рассказывал, я проработал в подмосковной школе, и денег на мой банковский счет приходило настолько много и в таком невообразимом объеме, что мне даже пришлось устроиться на вторую работу, чтобы иметь возможность покупать себе не только методички и бумагу для принтера.

И вот один из моих наиболее политически подкованных коллег все никак не мог понять, куда же я свои миллионы складирую и зачем мне в принципе нужна вторая работа, неужели настолько жадный. Потому что он-то точно знал, что в школе меньше шестидесяти тысяч

У меня скоро от этих слов глаз дергаться начнет.

вообще невозможно получить. При этом на все мои доводы он приводил примеры своих знакомых учителей из Москвы. Успокоился товарищ и утер пену с губ только тогда, когда я показал ему свой квиток с зарплатой. Восемнадцать тысяч.

До сих пор не понимаю, почему я в те годы на такие деньжищи так в кругосветное путешествие и не отправился.

Что самое удивительное: в этой же школе работало несколько преподавателей из Смоленской области, и вот они уже были безумно довольны этим суммам, потому что в школах своего города они о таких деньгах даже мечтать не могли.

Стоило мне распрощаться с Подмосковьем, сесть в электричку, проехать два часа и добраться до московской школы, как моя зарплата увеличилась практически в три раза. Можно, конечно, подумать: «Хочешь нормальные деньги – отправляйся в столицу. Кто мешает?» Только вот она не резиновая, да и в принципе ситуация, когда ты живешь в самой большой стране на планете, а адекватные деньги за свой труд могут получать жители двух с половиной городов, не вселяет особого энтузиазма.

И самое главное – эти самые московские финансы отбирают у жителей других городов даже моральное право заикаться о своих проблемах. Апелляции к московским зарплатам отлично помогают замалчивать социальные проблемы: средняя зарплата же высокая! А если тебе все еще мало, загребущая ты душонка, – топай в бизнес.